Лёгкий весенний ветерок ластиться к коже, приятно перебирая волосы. Чимин идёт по незнакомой дороге, даже не смотря по сторонам. Он чувствует, как мелкие камни впиваются в истоптанную за долгое время подошву кед. Он не обращает внимание на то, как нежная кожа ступней болезненно ноет из-за лёгкой постоянной боли. Он просто идёт.
Он переходит дорогу, отдалённо слыша то, как какой-то человек сигналит ему и кричит что-то о том, что Паку совсем жить надоело. На самом деле, да. Ему надоело.
Он сам не понимает, как приходит в смутно знакомое место. Он впервые вздыхает спокойно, когда свешивается с перил. Снизу веет речной свежестью. Река Хан предстаёт перед Чимином во всей своей ночной красоте. Его сердце почему-то сжимается, но ничего с этим он поделать не может. Его руки слегка подрагивают, когда он оглядывает простор реки. Мутный взгляд поднимается куда-то вверх, на тёмные облака, нависшие тяжёлым одеялом над ночным Сеулом. Где-то совсем рядом слышится гул проходящих людей. Краем уха Чимин улавливает разговор какой-то милой парочки, которая обсуждает их будущую свадьбу. Признаться честно, Чимин тоже хочет быть счастливым, гулять по магазинам, паркам, ходить в кино, университет, улыбаться милым девочкам, зависать с мальчишками на вечеринках, напиваться до отвалу, а потом просыпать первую пару и со всех ног нестись в универ, боясь испортить успеваемость. Хочет завести отношения с какой-нибудь милой весёлой девушкой, которая будет часто кормить его сладостями, ходить с ней на свидания, смущённо и нежно целоваться под дождём, а потом завести семью. Он просто хочет жить как обычный, среднестатистический, корейский подросток.
Он не хочет влачить жалкое существование в роли заправской шлюхи, которая раздвигает ноги по первому желанию хозяина. Не хочет того, чтобы какая-нибудь мерзкая, неотёсанная шавка якудзы приставляла к его виску пистолет, грозясь выстрелить, если Чимин не сделает ему хотя бы жалкое подобие минета.
Господи, вы бы знали, как Паку это всё надоело.
Разве так сложно вернуть время в самое беззаботное детство? До того момента, как всё перевернулось вверх дном. Ох, Чимин бы с радостью пережил те времена, как мамины нежные руки обнимали его и гладили по голове. Когда отец, будучи полностью трезвым, рассказывал ему интересные истории их молодости. Его жизнь была мечтой любого ребёнка. До того момента, пока его мать не узнала, что больна раком. До того момента, пока его отец не стал спиваться. А после похорон мамы Чимин и вовсе забыл определение слова «счастье». Он, толком не созрев ни физически, ни морально, уже переживал горе настолько сильное, что даже не каждый взрослый человек его выдержит.
Хуже было не куда. Так казалось Чимину, пока его отец не перешёл дорогу какому-то известному мафиози и не отдал своего единственного сына, как оплату за все совершённые грехи.
Если до этого жизнь Пака была не сладкой, то после переезда в поместье якудза он словно переживал все круги ада на земле. И дело даже не в ущемлении прав человека, а в том, что обращались с ним как с вещью, а ещё свободы у него не было совсем никакой. Вздохнуть лишний раз без вздохов хозяина нельзя было, что уж говорить о лишней прогулке. Для свободолюбивого Чимина такое ограничение в действиях было ужасной мукой.
Сейчас же всё кажется намного проще.
Действительно, всего лишь один шаг и он свободен.
Ему нужно только шагнуть. Он полетит. Как птица, как самое вольное создание.
Всего один шаг.
Свобода прячется за этим единственным шагом.
И Чимин уже был полностью готов полететь, но руку его перехватывает другая, и он падает не в тёмную глубину реки Хан, а в чужие тёплые объятия.
— Совсем из ума выжил? — чужой хриплый голос раздаётся прямо над его ухом. Чимин моргает несколько раз и смотрит шокированным взглядом в чужие тёмные глаза. Он осматривается и теперь трезвым сознанием понимает, где он находится. Это не закрытое помещение, не его комната в публичном доме первого этажа усадьбы Намджуна, даже не комната самого Кима.
Он сбежал.
То, чего он так долго хотел наконец-то свершилось.
Он на свободе.
— Малец, ты оглох? Я спрашиваю, откуда ты? Не пострадал? — мужчина, что всё еще крепко держал его за руку, обеспокоенным взглядом скользил по телу Чимина. Пак попробовал вырвать руку, но тот его не пустил, боясь того, что парень снова решит сделать что-то вроде попытки самоубийства.
— Я… Я в порядке. Можете отпустить меня, — его голос дрожал. Он растерянным взглядом осмотрел худощавого мужчину, снова пытаясь вырваться, но всё так же безуспешно.
— Нет уж. Сейчас я точно тебя не отпущу, — неизвестный вздохнул. Он провёл языком по внутренней стороне щеки и провёл языком по тонким губам, — пошли.
— Что? Куда?
— Ко мне, — Пак неожиданно напрягся. Мужчина засмеялся, — не бойся, ничего я с тобой не сделаю.
Непонятно почему, но Чимин пошёл следом за незнакомцем.
***
— Ну и чего ты такой надутый сидишь? — Чонгук сел рядом с Тэхёном на диван и потрепал его по волосам. Тот нахмурился, тут же отстраняясь от детектива, вызывая у того смешок, — можешь не разговаривать со мной сколько хочешь, я всё равно тебя не отпущу, и снаряжение тебе не выдам.
— Ты — детектив, который нарушает закон, — недовольно пробурчал Тэхён, откидываясь на спинку дивана.
— А ты знал, что за убийство в качестве самообороны дают меньший срок?
— А за превышения полномочий наоборот больший, — в ответ на это произносит Ким, смотря на Чонгука с вызовом во взгляде.
— Да что ты говоришь, — посмеивается Чон, поднимаясь с дивана, и наклоняясь к лицу Тэ, чтобы лучше видеть его эмоции, — откуда ты такой умный взялся вообще? — самурай молчит несколько секунд и с лёгкой ухмылкой смотрит в прямо в глубину тёмных глаз.
— Я имею право хранить молчание. Или всё сказанное мной, будет использовано против меня же.
Чон застывает взглядом на медленно движущихся губах и проводит языком по своим, замечая такой же взгляд Тэхёна. Но неожиданно резко отстраняется, усмехаясь, и отворачивается в сторону кухни.
— Хочешь перекусить?
— Почему бы и нет?
В очередной вечер, когда Чонгук снова оставил Тэхёна одного, тот лёг на небольшой диван и впервые начал думать о том, почему же он ещё здесь. На фоне тихо бурчал телеведущий, вновь и вновь рассказывая про какое-то убийство в каком-то там районе. Ким не особо заинтересованно наблюдал за меняющимися картинками в телевизоре, после и вовсе выключил его, поднимая взгляд в потолок.
Разве ему составит труда устроить с Чонгуком рукопашный, а потом найти своё снаряжение и наконец-то выполнить свой долг, уйдя отсюда с гордо поднятой головой?
Кажется, это не так сложно.
Но почему Тэхён ещё тут?
— Тэ, я дома. Угадай, что у нас сегодня на ужин.
Наверное, поэтому.
— Чего молчишь? — произносит Чон, заходя сначала на кухню, а потом в гостинную, — ох, так ты спал? Прости, я не хотел тебя будить.
— Что ещё можно ожидать от такой бестолочи как ты, — наигранно обиженно говорит Ким и закатывает глаза. Чонгук давит из себя широкую улыбку, — так что у нас там на ужин?
— Суши.
— И ты что правда целые дни проводил в тренировочном зале? — Чон несколько раз удивлённо моргает, смотря слегка удивлённым взглядом в чужие глаза. Тэ кивает, ничего не говоря, — подожди, это со скольки лет?
— Я занимался с дедушкой и братом с семи, но потом брат пропал. Тогда мне было четырнадцать и я стал заниматься каждый день без выходных, потому что кто-то же должен был занять место следующего самурая.
— Вау. Четырнадцать лет. То есть, когда все мальчишки твоего возраста гуляли и зажимались с девчонками, ты просто проводил это время с катаной в руке и луком за спиной? Ты вообще как-то с гормонами справлялся?
Ким сперва удивлённо вгибает бровь, а потом усмехается как-то горько и укладывает голову на подставленную руку. Он смотрит на Чона слегка с насмешкой и закусывает губу.
— Думаешь, я девственник?
— А разве это не так?
— Как ты уже понял, наши традиции почти не отличаются от тех, которые были несколько веков назад, — начинает Ким, делая небольшой глоток чая, — а если бы ты хорошо изучал историю Японии и самураев в частности, то понял бы, что отношения между ними были как в Спарте, — Тэхён усмехается наблюдая за тем, как Чон начинает кашлять из-за того, что подавился чаем, который он попивал, — вакасюдо. Это называется вакасюдо.
— То есть ты… стой, но ты же говорил, что у вас только два самурая. Ты и твой дедушка. И вы…
— Что? Фу, нет, конечно. Блин, Чонгук, — Тэхён поморщился из-за картинок, появившихся в его голове, — это не обязательно было делать с другим самураем. В любом случае, это не важно. Уже поздно, я иду спать.
Тэхён поднимается со своего места и уходит, слегка оборачиваясь.
— Молись, чтобы я не убил тебя этой ночью, детектив Чон.
— И тебе спокойной ночи, Тэ.
***
— Ты хочешь сказать, что всё это время жил в поместье самого опасного якудза Японии, а теперь сбежал?
Чимин слегка морщится из-за воспоминаний, но кивает. Юнги выдыхает, зарывшись в волосы.
— Чимин, ты просто не представляешь… ты не знаешь, насколько сильно ты можешь нам помочь. Всей Японии помочь.
А Чимин представляет. Но сейчас совершенно нет сил что-то делать.
Хочется спать.
