Everyone has a choice

— Что?! Ты хоть представляешь, что могло произойти?! – бесится Володя, узнав, что произошло прошлой ночью. – Егор, так нельзя!       Друг быстро пересекает комнату и бьет Его по лицу наотмашь. Егор лишь доворачивает голову, чтобы ладонь Володи не попала по носу. Потому что так нужно.       Вспышки ярости, которые Он не в силах контролировать, иногда доходят до крайностей, хотя последняя жертва определенно получила отличное наказание. Алкоголь превращает этого милого блондина в машину для убийств, а если обстоятельства складываются совсем удачно, то теплая земля получает еще один холодный, скользкий от крови, труп. — Спасибо. — хрипит Егор, проводя ладонью по следу на своей щеке. — Булаткин, это уже никуда не годится. Парни знают, что с тобой, поддерживают тебя. Я с тобой, ты знаешь это. Но на кону стоит не просто репутация группы, про нее молчу. Ты можешь представить, что сделают c тобой, если узнают?       У Него в голове пронеслись обрывки полуночных воспоминаний, и парень поморщился, вспомнив, что занимался сексом со своей жертвой. Что Он почти изнасиловал девушку, перед тем, как убить.       Он опустился до такого. Никогда Он не позволял себе заниматься этим, Он никогда не занимался насилием в сексуальном плане. Потому что это то, за что Он убивает. За что Он втаптывает в грязь снова и снова, наслаждаясь смертью этих ублюдков.       Он не слушает то, что говорит ему друг, потому что все одно и то же. Что нужно быть осторожнее, внимательнее. Что нужно более серьезно относиться к этому нездоровому увлечению. Что пора, наконец, рассказать Андрею про Его ночные похождения. Никто из парней не упоминает ничего, что хоть как-то касается полового влечения. Они знают, что это приносит боль Ему, настолько сильную, что Он срывается. И все происходит по расписанному сценарию. — Ну же, солнышко, давай. — шепчет Он на ухо.       Сладко-сладко, приторно, растягивая и смакуя каждую буковку, каждый звук, что слетает с Его губ. Он вновь наслаждается тем, что видит в ее глазах. Страх, отчаяние и безысходность. Они окутывают липкими нитями, затягивают в болото этого жалкого подобия страдания. — Ты не понимаешь, что я сделаю с тобой, если ты будешь молчать, верно? Думаешь, что это глупая шутка или игра? Даже и представить не могу, как сильно ты ошибаешься. Глупая, глупая-глупая девочка. — Он гладит ее по волосам. – Наивная до невероятности. Но такая искусственная. — Он водит по разгоряченному телу холодными пальцами, вырисовывая загадочные узоры, пуская мороз по коже и гусиные мурашки.       Он водит, задевая даже самый неприметный участок тонкой велюровой кожи. Она такая нежная и бархатистая, как свежий весенний цветок яркого тюльпана после долгой и суровой зимы. Он прикасается мягко, чуть дотрагиваясь, щекоча и маня к Его прикосновениям. — Скажешь, что нет? – Он медленно оттягивает ее за волосы, открывая доступ к шее.       Наклоняется и вдыхает запах. Глубоко, так, чтобы он заполнил Его прокуренные напрочь легкие. Запах корицы уносит его в воспоминания из детства, а это значит, что конец близок. Все эти злосчастные воспоминания заканчиваются вспышками гнева. То есть, очередным убийством. — Я разве неясно сказал, что ты не должна молчать! – начинает беситься Он и отрезает прядь длинных светлых волос.       Он держит их в руках, рассматривая, будто пытаясь что-то разглядеть в них. Он вдыхает их аромат, в котором быстро распознает запах героина и табака. — Не подобает девушке курить. — зло выдавливает Он через силу. – А про наркотики вообще молчу. — Чертов ублюдок. — слова растворяются в гулкой пустоте бетонных стен. – Чтоб ты сдох, падла. — девушка шумно набирает воздух в легкие и плюет в Него вязкой слюной. — Какие мы дерзкие. — Найл наклоняется к девушке и смотрит прямо в глаза. – Острый язычок? Мы можем это с легкостью исправить. — Он разгибается в спине и начинает играть с ножом, водя по нему пальцем. — Ты слабый. — девушка ухмыляется, ловя настороженный взгляд на себе. – Настолько, что ты пытаешься доставить боль другим за то, что однажды пережил ты сам. — Делаешь вид, что тебе все равно? Да ты же открытая книга! – она дергается со стула, но не может вырваться из крепких объятий веревки. – Тебя же можно с легкостью прочитать! — Заткнись, тварь— Он приставляет острие к скуле девушки, чуть надавливая. – Заткнись, иначе я зарежу тебя быстрее, чем ты успеешь что-нибудь вякнуть.       Он с любопытством наблюдает за тем, как она жмурится, терпя режущую боль на щеке. На шею скатывается тягучая капля бардовой жидкости, деля бледную кожу на две стороны ярко-красной полосой.       А она все так же молчит, не выдавая себя, с ее уст не сорвался даже самый приглушенный и сдержанный стон. — Как жаль убивать таких сильных людей. — в Его груди возится что-то, что действительно напоминает жалость. — Ты же считаешь себя слабым. — тихо говорит она. – Так почему ты не убьешь себя? – она поднимает на Него взгляд.       Странно. Они синие. Он замечает их цвет, сразу же вспомнив, что всегда первым делом видит в них только то, что Ему нужно. Но тут есть, за что можно ухватиться.       Они яркие, и в них нет того, что Он так любит. В них только бесконечное синее море, уходящее в промозглую черную пучину, канущую в небытие. — Я слаб не настолько, чтобы бросить все, к чему я стремился. И теперь мне нужно убить тебя, потому что ты слишком много знаешь. — с сожалением говорит Он. — Я знаю лишь то, что тебе самому нужна помощь, и ты сам бы не прочь оказаться на моем месте.       Он останавливается, перестав дышать. Он вглядывается в ее черты, пытаясь понять, что в ней такого, что она видит Его насквозь?       Оказаться на ее месте? Возможно. Он хочет тоже почувствовать ее, хочет насладиться жизнью, вбирая в себя даже боль. Все нужно попробовать в этой жизни, иначе не узнаешь ее истинного вкуса, не насладишься полнотой ее ощущения…       Он берет стул и, ставя его напротив девушки, садится. Просто сидит и смотрит за тем, как она скучающе изучает помещение, в котором находится. — У тебя не получится сделать это. — говорит он, улыбаясь. – От меня нельзя убежать. — Я не собиралась. Лучше сдохнуть в этой яме, чем корчиться от потери крови в грязной луже под этим вечным дождем. — она устало закатывает глаза. – Давай уже, сделай это, и моя покалеченная душа унесется в голубые дали, или как там говорится. — она скривила рожицу.       Она странная. Пожалуй, подходящее слово. Неординарная, цепляющая. Ее наплевательсвое отношение к жизни дает точно понять, что судьба ее помотала.       Но ее уже нельзя отпускать, потому что это изменит Его. Его принципы и устои, заложенные три года назад. — А может, я не буду тебя убивать? – Он наклоняет голову на бок, смотря на то, как меняется изгиб ее губ, как он превращается в гримасу, отдаленно напоминающую улыбку. – Может, я передумал. — Ты слабый, но не тупой. — она запрокинула голову назад, разминая ее. – Тебе не нужны проблемы с полицией. — включает дурочку и берет на слабо. — А ты пойдешь в полицию? – спрашивает Он, опять начиная играть с лезвием ножа. — Нет. Мне эти проблемы тоже не нужны. Наркотики, прочая бурда и всякая хуйня не для копов. — она сплевывает, громко харкая при этом. — Иди. — неожиданно говорит он. — Что? – теперь он видит, что в глазах что-то разгорается. — Ты слишком сильная, чтобы убивать тебя. Иди. — Он обходит ее и перерезает веревки, связывающие ее руки. — Ты не можешь просто так отпустить меня. — неверяще шепчет она и встает со стула. — Уйди, сука, пока я не передумал. — Он отворачивается и считает отдаляющиеся шаги.       Он отпустил ее. На собственный страх и риск. Но она не из тех, кому есть дело до Него.       Почему-то ему вспоминается эта история. Семь месяцев назад Он дал слабину эмоциям. Потому что поверил той незнакомке с синими глазами. Она заставила поверить его, что стоящие люди все еще ходят по земле. Об этом не знает никто. Даже Володя.       И вот, Он стоит, немного улыбаясь, совсем не слушая друга. — Я в душ. — бросает Егор и уходит, оставляя друга рвано глотать воздух.