Искупление Гренгуара

      Как только Гренгуар переступил порог мрачной комнаты во второй раз, маленькие ручки обвились вокруг его шеи, а уха коснулся нежный шепот:       — Так долго. Я думала, ты забыл.       — Ну что ты? — Пьер поцеловал Мари в висок. — Я думал о тебе в эти два дня.       — Правда? — радостно-недоверчивый взгляд черных глаз проник в самую душу.       —Конечно, правда. Смотри, что я принес, — поэт засунул руку за пазуху и извлек оттуда небольшой узелок.       — О-о, это же пирог, — восторженно прошептала Мари, разворачивая подарок. И от Гренгуара не укрылся голодный блеск, мелькнувший в ее глазах. — Откуда? Дорого.       — Да, пустяки, — уверил ее Пьер. — Пришлось нацарапать стишки для сына хозяина пекарни. Точнее для его зазнобы. Только не очень-то он свежий.       — Ничего, зато с клубникой, — улыбнулась девушка. — Сейчас мы устроим пир, — и она потянула поэта присесть.       — Вообще-то я для тебя принес, — возразил Гренгуар. — Здесь не так уж много.       — Одна я есть не стану. Ты добытчик, стало быть, заслужил свою долю. Так что прошу вас, мсье, — и Мари с улыбкой протянула поэту лучший кусок.       Клубничный пирог, да еще из нежных ручек… Пьер не устоял. И следующие полчаса, удобно разместившись на кровати, они дружно поглощали лакомство.       Исподволь наблюдая за девушкой, Гренгуар лишний раз убеждался, что она здесь чужая. В ее манерах полностью отсутствовала вульгарность. Спокойное достоинство сквозило в каждом ее жесте, в том, как бесшумно и аккуратно она ела. При том, что с голодом здесь она была явно знакома.       — А это доест Лизетта, — Мари сгребла в горсть оставшиеся крошки.       — Лизетта? — переспросил Пьер.       — Мышка, — пояснила девушка. — Она часто приходит.       — Удивительно, — пробормотал поэт. — Ты не боишься мышей.       — Какой вред может нанести крохотное существо? — грустно сказала Мари. — С недавних пор я поняла, что бояться нужно людей. И только людей.       — Может быть не всех, — Пьер осторожно привлек ее к себе.       — Разве только они будут похожи на тебя, — девушка закрыла глаза, наслаждаясь его теплом и нежностью. — Я расскажу тебе все. Времени у нас еще хватает.       — Если тебе тяжело… — начал было поэт, но к губам его прикоснулись тонкие пальчики:       — В прошлую нашу встречу ты проявил достаточно деликатности. Теперь имеешь право знать все. — Мари с минуту собиралась с мыслями, а потом начала свою печальную повесть:       — Мой отец был лекарем. Редким человеком. Мудрым и бескорыстным. Он мог бы быть богатым, стоило ему только завести клиентуру среди знатных и влиятельных. Однако отец считал, что предназначение лекаря лечить любого страждущего, вне зависимости от состояния его кошелька. И наживаться на людском несчастье это преступление. К нему мог обратиться за помощью самый последний бродяга в любое время дня и ночи. И отец делал все, что в его силах, чтобы спасти каждого. Однако, как водится, самоотверженность и бескорыстие не самые нужные качества на этой земле. Люди подобного склада долго не живут. Отец заразился какой-то тяжелой лихорадкой от пациента. Себя он спасти не смог. Мама осталась одна с двумя детьми. Моему брату Гийому исполнилось пятнадцать. Он уже два года помогал в лавке торговца тканями, мсье Традиво. Меня же мама учила хорошим манерам и вышиванию. Говорят, получалось неплохо. Кое-что даже удавалось продать. Жили мы небогато, зато дружно. Я часто вспоминаю тихие вечера втроем. Было так спокойно и уютно. Никогда больше этого не повторится.       Мари помолчала, погрузившись в воспоминания, а затем продолжила свой рассказ:       — Мама тоже не зажилась на свете. Ее унесла недавняя эпидемия холеры. И мы с братом остались вдвоем. К тому времени Гийом дослужился до приказчика в лавке. Однако Традиво был до крайности скуп. Платил мало. Иногда мне удавалось продать вышивку. Но это были крохи. Когда становилось совсем уж туго, я приходила убираться в дом Традиво. Хотя Гийом относился к этому крайне негативно. Из-за похотливых взглядов, которые бросал на меня его хозяин. Брат очень просил, чтобы я как можно реже посещала дом Традиво. Я обещала.       Однажды в лавку пришел большой заказ на ткани. Гийом должен был доставить их в замок и получить деньги. И случилось непоправимое. На них напали разбойники. Людей кого покалечили, кого убили. Деньги отобрали. Брат был еще жив, когда его привезли домой. "Прости, не уберег тебя", — последнее, что я слышала от него. Свет померк. Я осталась одна.       После похорон Традиво сказал, что ему необходимо обсудить со мной некоторые деловые вопросы. Мы пришли в его дом. Оглушенная горем, я плохо понимала, что происходит, и что он говорит. Однако слова: "Твой брат оставил после себя большой долг", — вернули меня к действительности.       — Я не привык терять деньги, — продолжил Традиво, нехорошо усмехаясь. — Тем более такие деньги. Итак, что будем делать?       — У меня остались некоторые вышивки, — пробормотала я.       — Что за них дадут? — махнул рукой торговец. — Какие-нибудь слезы.       — Уборка в вашем доме, — продолжила я лихорадочно искать выход. — Теперь я бы могла убираться ежедневно. А больше я ничего не могу предложить.       — Подумай, — Традиво наклонился ко мне. — Ты обладаешь большой ценностью, которой действительно могла бы расплатиться.       Мгновенно меня бросило в жар. По тону и сальному взгляду нетрудно было догадаться, к чему он клонит.       — Нет, — пересохшими губами пролепетала я и вскочила.       — Нет у тебя другого выхода, — нагло рассмеялся Традиво и схватил меня. Я билась в его лапищах, кусалась и царапалась, как дикая кошка. Но он был сильнее меня. И он получил то, что хотел.       — Негодяй! Подонок! — хрипло выкрикнул Гренгуар. До сих пор он не проронил ни слова. Но ужас этого момента в рассказе Мари заставил его содрогнуться. — Да как таких только земля носит?!       — По моим наблюдениям именно таким лучше всего живется на этой земле, — горько усмехнулась девушка. — Они не обременяют себя моральными принципами, им неведомы муки совести. Живут полной и успешной жизнью. И их потомки тоже. А лучшие сгорают слишком быстро. Ты можешь что-то возразить?       — Нет, — обескуражено пробормотал поэт. — Иногда я тоже думал, почему так происходит. Ответа нет. Ты можешь продолжать? — тихо спросил он.       — Да. Осталось немного. Три дня негодяй развлекался со мной, как хотел. Потом заявился со следующей речью:       — Ну что же, моя прелесть, — начал он с этой своей гаденькой ухмылкой, – будем решать твою дальнейшую судьбу. О замужестве теперь можешь забыть. Не возьмут. Побрезгуют надкушенным яблочком. Но есть одно чудное заведение, в котором тебя с восторгом примут и оценят. Долг на тебе еще висит. Там ты сможешь заработать достаточно, чтобы вернуть мне все до мелкой монеты.       Я почувствовала дурноту, в голове зашумело. Только этого не хватало. Грохнуться сейчас в обморок перед этим упырем. Доставить ему удовольствие. Собрав последние силы, я просто плюнула в лицо своего мучителя. Да к сожалению, промахнулась.       — Какой восхитительный темперамент, — расхохотался Традиво. — Это просто сводит меня с ума. Я буду навещать тебя на новом месте. Не хочу лишаться такого удовольствия.       Ты, может быть, спросишь, почему я не убила его или себя? Не знаю. Все свалилось так внезапно. Как снежный ком. Смерть брата оглушила меня. Все ощущалось будто в тумане, будто в страшном сне. Казалось, я вот-вот проснусь, и все закончится. Но, увы, эта проклятая комната и есть моя реальность. Два месяца прошло с тех пор. А кажется вечность. Целая вечность страшной жизни, горькой, как женская трава из запасов моего отца. Мама однажды доверила мне эту мрачную тайну.       "Я очень надеюсь, что ты никогда не прибегнешь к этому средству, —шепотом сказала она. — Однако никто не знает, что ждет за ближайшим поворотом. А жизнь так часто беспощадна к женщинам. Особенно таким прелестным, как ты, моя девочка".       И вот я оказалась в аду. Зато на особом положении. У меня бывают немногие избранные посетители. Из тех, кто получает наслаждение, покупая чистоту и скромность за деньги. Пока еще я гожусь на эту роль, — Мари засмеялась, но из глаз ее полились слезы.       — Ну все, все, моя девочка. Не надо больше, — Гренгуар обеими руками крепко-крепко прижал к себе Мари. Будто желая оградить ее от окружающего ужаса. — Я все понял. Тише, тише, моя хорошая. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Ты будешь свободна.       — Пьер, милый, — испуганно забормотала девушка, — не нужно. Ничего не нужно. Они страшные люди. Ни перед чем не остановятся. Я пережила слишком много потерь. Если потеряю еще и тебя… Обещай, что не станешь ничего предпринимать. Обещай.       — Да, конечно, я обещаю, — рассеянно кивал головой поэт, погруженный в свои мысли. Сейчас он мог пообещать ей Луну с неба. Только бы успокоить. В его душу входило что-то новое, незнакомое. Впервые в жизни мысли были заняты не только собственной персоной. Впервые он впустил в свое сердце чужую боль, чужое страдание. И это заставило позабыть собственные невзгоды. Может быть, это и есть любовь? Пьер не знал. Ему ясно было только одно: перед ним родная душа. Ей он поведал свою боль в первую встречу. И она разделила ее, без ненужных расспросов и упреков. Теперь его очередь помочь ей. Вырвать из этого паучьего угла, в котором она мечется, будто пойманная бабочка. И для начала он должен найти того паука, что запутал беззащитную девушку в своей страшной паутине.       И Гренгуар побежал искать Традиво сразу же после того, как расстался с Мари. У него не было плана действий. За эти несколько дней слишком многое изменилось. И впервые поэт позволил эмоциям преобладать над доводами рассудка. В кармане лежал нож, который Гренгуар недавно выиграл в кости у какого-то бродяги. Правда, он совершенно не умел им пользоваться. Однако в своем богатом поэтическом воображении, Пьер уже скрутил мерзавца, и, приставив нож к его горлу, требовал освободить девушку. Глупо и нелепо, как в дешевом романе. Эмоции – плохой советчик.       Весь кипя негодованием, Гренгуар заскочил на крыльцо дома Традиво и забарабанил в дверь. Стучать пришлось долго. Наконец, в проеме показалась массивная мужская фигура.       — Ну! Чего надо? — детина, по-видимому, охранник, сверлил недобрым взглядом нежеланного визитера.       — Я хочу видеть хозяина, — как можно более уверенным тоном заявил Гренгуар.       — А еще чего ты хочешь? — усмехнулся охранник. — Хозяина нет дома.       — Хорошо, я подожду. — Пьер уселся на крыльцо. — Время у меня есть. — И тут же почувствовал, как две здоровенные ручищи схватили его за шиворот и буквально вдавили в стену дома. А кожу горла едва не прокололо острие ножа.       — Хозяина нет дома, ты понял? — прохрипел детина.       — Понял, — выдавил из себя поэт, косясь на нож.       — Еще раз увижу здесь, считай ты покойник. Это тоже понял?       — Понял, — как заведенный повторил Гренгуар.       — А это, чтобы лучше запомнил, — последовал удар в самый низ живота. У Пьера потемнело в глазах от боли, и он мешком рухнул на мостовую. Третий удар пришелся куда-то под ребра.       — Совсем обнаглели, нищеброды, — проворчал охранник, удаляясь в дом.       Несколько минут Гренгуар только ловил ртом воздух, пытаясь привести в норму дыхание. С этой задачей он кое-как справился. Потом с трудом поднялся на четвереньки. Его шатало даже на четырех точках опоры. Наконец, поэту удалось принять вертикальное положение. Держась одной рукой за стену дома, а другой за ушибленный бок, Пьер медленно захромал прочь. В голове звенело, все тело ныло, однако чувство юмора вскоре взяло верх.       "Поздравляю вас, мсье, — саркастически обратился к себе поэт. — Вы сотворили первую в жизни глупость. И какую! Не описать словами. В рыцаря захотелось поиграть. Защитника угнетенных. Поборника справедливости. А самоотверженность и бескорыстие в этой жизни качества совершенно бесполезные. Так сказала Мари. И она была права. Я не герой. Ни на что я не способен. Так может бросить все и жить, как жил?"       Жить, как жил. Перед мысленным взором Гренгуара промелькнуло тело Эсмеральды на виселице. А затем он увидел Мари в петле в том мрачном притоне. Увидел так ярко, что сердце на минуту остановилось. Однажды он уже струсил. Судьба предоставила ему второй шанс. Не зря ведь девушки так похожи. Он должен спасти Мари. Спасти "Эсмеральду". Иначе он ничем не лучше Традиво. Он такой же, как этот упырь. Неужели такой же?       Гренгуару вдруг смертельно захотелось оказаться сейчас рядом с Мари. Прижать ее к себе, зарыться лицом в водопад ее черных волос, ощутить едва уловимый запах осенних листьев, исходящий от них. Увидеть свет нежности в ее глазах. Море нежности для него. Теперь он не сможет без этого жить. И он спасет ее. Непременно.       Вот только действовать нужно умно. И не в одиночку. Нужна помощь. И он знает, где искать эту самую помощь. В одном из самых жутких мест Парижа, именуемом "Адова кухня".