Искупление Гренгуара

      Самым тяжким испытанием для Пьера в это утро было встретиться с глазами Тео и увидеть в них… Что же он увидит в глазах друга? Ясно, что неодобрение. Знает ли Тео? Ха! Да по лицу прочтет. Пьер никогда не умел скрывать своих чувств. А уж Жженый читал по его лицу, будто по открытой книге. И сейчас прочел все следы пережитой ночи. Каждую эмоцию, до малейших оттенков. Самое страшное, что он не сказал ничего. Вообще ни слова не проронил. Для Пьера было бы лучше, если бы друг рявкнул что-нибудь в его адрес, обозвал идиотом, припомнил, что предупреждал его о последствиях. Нет, Тео молчал. Выслушивал приказы по делу, четко их исполнял и все. Будто Пьера и не было на корабле. И это молчание добивало Гренгуара. И без того он чувствовал себя не лучшим образом. А тут друг, лучший друг, с которым они делили скамью и удары плети на галере, осуждает его. За что? За легкомыслие? Предательство? Да как ему объяснить, что все так запуталось, переплелось в клубок? Самому бы разобраться, выговориться. Но кому? В конце концов, какого черта? Он взрослый мужчина. И волен делать то, что считает нужным. И не перед кем не намерен отчитываться в своей личной жизни.       Напряжение между капитаном и его помощником довольно быстро передалось команде. На «Страннике» запахло грозой. Электрические разряды так и носились в воздухе и грозили вот-вот взорваться. В кубрике подрались два матроса. Жестоко. Один из них получил серьезную травму и выбыл из строя по крайней мере на несколько дней. Его работу пришлось поручить молодому матросу Франсуа. По неопытности юноша допустил серьезную ошибку. Копившееся все утро раздражение капитана излилось на Франсуа.       — Ты утопить нас всех надумал? — распекал юношу обычно спокойный и приветливый Пьер. — Тебе только в деревне гусей пасти, а не на корабле плавать. Зачем лезешь, если не соображаешь ничего?       Франсуа пытался исправить ситуацию, но от волнения все больше и больше запутывался.       — Кто тебя только сюда устроил? — продолжил разнос Пьер.       — Капитан, ветер усиливается, — Тео внезапно перебил разошедшегося Пьера. — Какого дьявола ты орешь на парня? — глухо пробормотал помощник капитана, когда Гренгуар подошел к нему. — Пар спустить понадобилось? Он ведь тебе ответить не может.       — А, господин помощник соизволил прервать обет молчания, — ядовито ответил Пьер. — Проповедь решил прочитать. Так это не твой жанр.       — Дурак, — прорычал Тео. — Ночку бессонную провел — так это дело твоей совести. А на людей кидаться не смей. Парень еще опыта не набрался. Не дави на него и все сделает. А ты…       — Что я?! Я тебе не мальчишка, которого воспитывать нужно. Я…       — Она сошла с ума! — вдруг выкрикнул Тео, и указал пальцем вверх. — Убьется к черту.       — Она? — Пьер обернулся и сердце чуть не выскочило у него из груди. По вантам с грацией дикой кошки карабкалась графиня. Пока они тут выясняли отношения, она успела забраться достаточно высоко.       — Жаклин! — выкрикнул Пьер и ринулся к вантам, на ходу сбрасывая робу.       — Позвольте мне, капитан, — Франсуа опередил его и быстро стал карабкаться вслед за женщиной. — Осторожнее, Ваше Сиятельство, — он быстро настиг ее. — Вы и так забрались высоко. Теперь мы вместе будем спускаться. — Юноша перебросил руку за спину Жаклин. — Старайтесь не смотреть вниз. И вместе. Очень осторожно. Иначе капитан мне оторвет голову.       — Не оторвет, — улыбнулась графиня, следуя за ним вниз. — Ваш капитан рычит, но не кусается. И я очень вас прошу, — добавила она шепотом, — сохраните в тайне, что у меня в конце концов закружилась голова.       — Я никому не скажу, — также тихо ответил ей Франсуа, преданно глядя в изумрудные глаза.       Внизу графиня была подхвачена руками Гренгура и посажена на бочонок.       — За каким… — начал было Пьер, но осекся под насмешливым взглядом Жаклин. — Зачем вы это сделали?       — Простите, — кротко ответила графиня, — но это была моя детская мечта: увидеть море с высоты. Я не смогла удержаться.       — Ведь убиться могли, графиня, — продолжил взволнованно Гренгуар. — Это же не игрушки. По вантам нельзя взбираться, не имея навыков.       — Я думаю, если есть желание, то все возможно. Умение приходит с опытом. Вы согласны, мсье Тео? — Жаклин многозначительно взглянула на Жженого.       — Вполне, — помощник капитана спрятал улыбку в бороде. Пьер же опустил глаза; он понял, что диалог касался его сегодняшней вспышки.       — Спасибо, Франсуа, — Гренгуар пожал руку матросу. — Я не забуду этот поступок.       — Позвольте, — Жаклин порылась в вышитом кошельке, висевшем у ее пояса, — если вы не откажетесь принять маленькую благодарность за мое спасение, — она протянула обалдевшему Франсуа золотую монету. — Это на всю команду.       Юноша нерешительно взглянул на капитана.       — Бери, коль дают, — кивнул с улыбкой Пьер. — Заслужил.       — Благодарствуйте, Ваше Сиятельство, — Франсуа, как завороженный смотрел на горящую в солнечном свете монету на своей ладони. — Пойду ребят обрадую.       — Ты ненормальная, чертовка, знаешь это? — глухо выдохнул Пьер, зарываясь губами в золотые локоны, когда Жаклин на минуту затащила его в каюту после рассказанных событий. — Ты смерти моей хочешь?       — Если бы ты видел свое перепуганное лицо, — тихо смеялась графиня. — Я, лично, получила огромное удовольствие.       — Конечно, я испугался. Репутация корабля для капитана это, знаешь ли…       — Ну я сделала вид, что поверила. А вообще я ведь дала тебе слово, что день будет спокойным. Вы ссорились. Должен же был кто-то вас остановить.       — Ты удивительная женщина, — прошептал Пьер и прижал ее к себе.       И этот длинный день в самом деле прошел спокойно. Установилась чудесная, солнечная погода. Яркая морская синева сливалась на горизонте с синевой небесной. Игривые волны мягко плескались о борт корабля. Команда «Странника» теперь вполне благожелательно относились к "женщине на корабле", считая, что это именно она принесла с собой такую легкую погоду. Жаклин мелькала на палубе то здесь, то там. Пыталась учиться у Пьера ориентироваться в море, изучала сложные приборы и уж конечно постояла у штурвала.       — Я никогда не была так счастлива, — шептала она Пьеру, когда они остались вдвоем. — Хочу, чтобы этот день длился вечность.       — По-моему твое настроение передалось всем на корабле, — улыбнулся Гренгуар. — Даже Тео. Честное слово, я не помню у него такого ясного, светлого лица.       — Тебе очень повезло с другом.       — Я знаю, — тихо сказал Пьер. Затем после паузы он решился задать вопрос, который волновал его давно: — Жаклин, за что ты так ненавидишь мужа?       — Ты употребил слово с очень сильной эмоциональной окраской, — медленно и не слишком охотно произнесла она.       — Прости, ты не обязана отвечать. Просто… ты не производишь впечатления счастливой женщины.       — Ценю твою деликатность, — Жаклин провела рукой по его лицу. — Ты ведь хотел сказать, что любящая жена не станет искать утешения в объятиях другого мужчины. И это правда. Я … расскажу тебе свою историю. Хотя бы ради того, чтобы ты не считал меня дурной женщиной.       — Не считал, и не буду считать, — Пьер коснулся губами ее теплой макушки. — Ты же знаешь.       — Знаю, — нежно сказала графиня. — Потому и потянулась к тебе. Не хочу говорить о себе слишком много. А если кратко… — она на минуту задумалась. — Итак, родители продали меня замуж, когда мне едва минуло четырнадцать лет.       — Продали, — тихо повторил Пьер.       — Я просто не могу подобрать более подходящего слова, характеризующего брак. Что есть наш брак по сути? Сделка. Родители продают, а будущий муж приобретает вещь, пригодную в хозяйстве, именуемую Женщина. Аристократы с ее помощью расширяют свои владения. Крестьяне приобретают дармовую рабочую силу. И те и другие — возможность размножаться. Самой женщине в этой сделке места нет. Она никто. Функция. Ей отказано в уме, праве любить, развиваться, иметь свои интересы. У нас на полном серьезе ведутся споры, а есть ли душа у женщины? Все ее интересы должны сводиться к размножению и угождению супругу. Что значит, младенцы и кухня не являются пределом ее мечтаний? Да она ведьма! На костер ее! Она тянется к книге, к знанию? Да она сумасшедшая!* — Жаклин перевела дух. — Прости, я отвлеклась. Это эмоции.       Итак, мне было четырнадцать. Моему супругу на тридцать лет больше. И у него начались серьезные проблемы по мужской части. Я была слишком красива, на свою беду. Он воспылал ко мне бешеной страстью. А заодно надеялся поднять свой боевой дух. Было это делом сложным и нуждалось в дополнительных ухищрениях, которые он заставил меня проделать в первую же ночь. Нисколько не считаясь ни с моим ужасом, ни со слезами. Помимо физической боли, в ту ночь была раздавлена, унижена и осквернена моя душа. Так повторялось каждый раз во время близости. Он говорил, что скоро я избавлюсь от девической застенчивости и привыкну. А в общем ему было плевать на мои чувства. Я никому не могла пожаловаться. Некому было меня защитить. Ибо в глазах света он был мой муж и господин. Что ж, он добился лишь моей дикой ненависти, а также того, что из моей жизни навсегда исчезло такое понятие, как "стыд". Я родила ему мёртвого ребёнка. Сама едва не отправилась на тот свет. Больше не рожала. Да может и к лучшему. Дети должны появляться от огромной любви. Иначе всю жизнь будут несчастными.        Жаклин снова сделала паузу, переводя дыхание. Пьер подождал, пока она сделает глоток вина, потом привлек ее голову к себе на грудь. Ему вспомнилось, что он уже слышал нечто похожее. Мари была девушкой простой. Жаклин богатой аристократкой. Но судьбы их сложились похоже. Только над одной надругался посторонний мерзавец. А над другой — собственный муж. Истории страшные своей обыденностью.       — Постараюсь еще короче, — заторопилась Жаклин. — Я боялась, что Бриссак сломает меня, как свою первую жену. Ее уделом было как раз размножение. И выбирали ее, как лошадь на базаре. Среди десятка других. Оценивали телосложение, в зубы заглядывали**. А как же. Должна произвести здоровых наследников. Ей было тоже четырнадцать, как мне. Никто не интересовался, готова ли она к этому? Как ей это дается? Не нужно ли сделать паузу хоть в пару лет, чтобы она отдохнула. Есть ли у нее мечта, талант? Каждый год она производила на свет по ребенку. Пятый убил ее. Несчастная была грамотной и вела дневник. Я прочла его. Незаурядная душа. К тому же она писала музыку. Там были нотные записи. Я попробовала воспроизвести эту музыку на лютне. И старый слуга вошел в мою комнату, обливаясь слезами. Он рассказал, как переворачивала его душу эта музыка, когда покойная хозяйка в редкий день играла. Чистая душа и огромный талант. Она могла бы дарить людям минуты красоты своей музыкой. Но увы, она всего лишь женщина. Не человек. Функция. Высосали все, что могли и зарыли на кладбище. Ей было только двадцать.       Я не хотела так. Я хотела унизить и растоптать драгоценного супруга так же, как он растоптал меня. Я не простила ему страшную первую ночь. Он любил показываться со мной на балах Герцога де Г***, своего синьора. Я привлекала восторженные взгляды. И сам Герцог не отворачивался, уделял свое внимание. Мне понравился один дворянин из свиты Герцога. Случилось то, что случается между мужчиной и женщиной. Бриссак, узнав об этом, грозно надулся, как жаба в брачный период, и попытался строить из себя оскорбленного мужа. Однако я напомнила, что за меня ему хорошо заплачено поместьями и двумя замками. Еще и моя верность в придачу? Не слишком ли много? «К тому же, — добавила я мимоходом, — вас должно заинтересовать, что на должность посланника в Испании претендуют еще три человека». Его это заинтересовало. И он оставил меня в покое, умчавшись решать деловые вопросы. Таким образом он смирился со своей участью. Я вращалась в самых высоких кругах и периодически приносила ему любопытные сплетни, которые касались его положения в свете. Одно время мной увлекся даже сам Герцог. Тогда уж Бриссак и пикнуть не смел. Он получил повышение за мой счет. Иногда, правда, у моего супруга взыгрывают собственнические чувства и он запирает меня в замке, дабы я поддерживала его боевой дух. Но это длится недолго. Ибо Герцог слишком часто желает видеть нас на своих приемах. Вот так я получила свободу и с особым удовольствием наставляю рога драгоценному супругу, — Жаклин тяжело вздохнула. — Ты… осуждаешь меня? Нет? Все это не имеет отношения к тебе, мой Пьер. Ты мое случайное счастье. Вот и все.       — Мы с тобой как маленький парусник в море, — он склонился близко-близко к ее лицу. — Игрушка волн. Пристанем ли к берегу, утонем, разобьемся о скалы — неизвестно. Да и неважно. — Пьер жадно прижался к ее губам своими, снова отчаянно желая погрузиться в жаркую пучину прошлой безумной ночи. И ее податливое тело тут же отозвалось, запылало, будто всю жизнь ожидало лишь его томящих прикосновений, страстных и утонченных ласк, его сводящей с ума нежности. «Сирена морская с глазами как два изумруда, А кудри твои будто солнца лучи в янтаре. Возникла ты в жизни моей неизвестно откуда, Виденьем бесплотным растаешь на ранней заре.»       Эти строчки Пьер шептал Жаклин, когда они прощались у двери его каюты. Совсем скоро Рошфор. На палубе они смогут прощаться лишь отстраненно, как капитан корабля и его случайная гостья.       — Ты все-таки сделал мне подарок, — Жаклин не могла сдержать слез. — Стихи. Я сохраню их здесь, — она указала на сердце. — Прощай, же. — Графиня взялась за ручку двери и уже открыла ее, прислушиваясь. Но внезапно вернулась, обняла Пьера, крепко прижалась к нему и зашептала: — Пойдем со мной. У меня есть небольшое имение. Мое собственное. Мы будем жить у моря, в Нормандии. Я брошу все. Не отвечай. Я знаю, ты скажешь: «Нет». — Она вырвалась из его рук и исчезла за дверью.       А Пьер остался, не в силах двинуться ни туда, ни сюда. Тоска вползла в его душу. Прав был Тео, следует жить с холодной головой и не бросаться сразу в омут. И ведь он берег себя от этого. Ждал, надеялся. А что теперь? Пустота. Забыть бы все, вырвать из сердца. Будто и не было. Его взгляд остановился на початой бутылке бургундского. Пьер плеснул себе в стакан, залпом выпил, налил еще. Он запутался. Ему нужна та, что далеко. Та, что рядом прекрасна, но не для него. Он просто идиот. Пьер стиснул стакан с такой силой, что раздавил его. Осколки впились в ладонь, и кровь смешалась с вином. Физическая боль, наконец, отрезвила его, заставила действовать и отвлекла на время от мыслей.       Позже они отыграли спектакль «Проводы знатной дамы». Жаклин, уже в своем роскошном платье, светская до кончиков пальцев, пожелала команде всегда только попутного ветра. Матросы в ответ пожелали ей «Счастливого пути». Пьер галантно подал руку, помогая спуститься по трапу. Глаза графини на миг затуманились, когда она увидела бинты на руке, что поддерживала ее.       — Ну что, боцман, — поинтересовался беспалый матрос, — кто пари выиграл?       — Никто не выиграл, — мрачно прогудел Кольбер, провожая глазами графиню и капитана. — Оба они проиграли.       — Надеюсь, дорога будет благоприятной, — Пьер тем временем помог Жаклин сесть в карету.       — Я благодарна вам за все, капитан Гренгуар, — она улыбнулась ему в последний раз. Лошади тронулись. Жаклин не смотрела в окно. Постепенно маска светской дамы исчезла с ее лица. Графиня закусила кончик батистового платка, но плечи ее все равно затряслись от беззвучных рыданий.       — Госпожа, госпожа, — испуганно причитала камеристка Флоранс, — ну не изводите себя. Так нельзя. Я сейчас найду ароматический уксус, виски вам протру. Вот так. Только успокойтесь. Не стоит он того. Ему солнце прямо в руки упало, а он ослеп от его света и совсем ума лишился. Глупец он.       — Не смей плохо говорить о нем, — глухо сказала Жаклин. — Он остался верен своей любви. И всегда был честен со мной. Пусть будет счастлив. А я … я переживу, я все переживу. Я привыкла.       «И все же он чурбан бесчувственный, — думала Флоранс, протирая лицо госпожи ароматической жидкостью. — Хотя и красавчик, конечно. Надо отдать ему должное».       Тео заглядывал уже в пятый кабак, и в нем, наконец, обнаружил Пьера. Жженый облегченно выдохнул: «Пьет, значит жив». Перед Гренгуаром стояла одна пустая бутылка. Вторую он только начал. Тео сел напротив, спросил себе тоже вина. Какое-то время оба молчали.       — Ну, — нарушил молчание Пьер, — не слышу душеспасительных бесед.       — Поздно тебе проповеди читать, — ответил Тео, — да и бесполезно. Наворотил, запутал все так, что вовек теперь не распутаешь.       — Да нет, — вздохнул Гренгуар, — наоборот, все стало слишком очевидно. До боли. Я понял, что никто мне не нужен, кроме Мари. Без нее пусто.       — Зачем тогда голову морочил Сиятельству? — проворчал Тео. — Тоже, поди, сердце ей надломил. А она ведь дама с пониманием.       — Ты все равно ничего не поймешь.       — Да где уж нам разобраться в тонкости ваших чувств, — резко сказал Жженый.       — Не обижайся, Тео, — извиняющимся тоном сказал Пьер. — Я и сам не знаю, как все это объяснить.       — Тоска вас друг к другу толкнула, — медленно, как бы размышляя, произнес Жженый и глотнул вина. — Да только дороги у вас разные. Не пересекаются.       — Ты философ прямо, — криво усмехнулся Пьер. — Но ты прав, разные мы. Жаклин… она великолепная женщина, но… наши отношения были бы ложью. Мне бы все время казалось, будто я продался за деньги. А Мари для меня родная, да вот только… — поэт поднял измученные глаза на друга. — Я больше не верю, понимаешь? Я надежду потерял, что найду ее когда-нибудь. Что она все еще ждет. Разве можно столько ждать? И я остался один. Совсем один.       Оба снова молча пили вино. Дальше говорить было бессмысленно. Тео всегда находил какие-то очень нужные и поддерживающие слова. А сейчас ничего не приходило ему в голову. О, мой любимый, где ты? В каком далеком краю? Я утонувшее ожидание Со дна опять достаю. Нет, не устала ждать я. Ветер, слезы мои утри! Невольника ночи Пьера Ждет белошвейка Мари. Неси эту песню, солнце! Шуми, могучий прибой! Я жду тебя днем и ночью, Я знаю — ты будешь со мной.       Свежий девичий голосок выводил за стенами кабака нехитрую песенку. Пьер сначала слушал рассеянно. Потом сильно побледнел и весь как-то подобрался. Еще не отзвучал последний куплет, как Гренгуар уже ринулся на улицу, искать певицу. Он нашел ее почти сразу: девочка лет шести подбирала мелкие монетки на мостовой.       — Милая, — Пьер сильно схватил ее за плечи и умоляюще заглянул в глаза, — скажи мне, что за песенку ты пела? Откуда ты ее знаешь?       — Мне больно, — вырывалась из его рук певица. — Отпусти меня.       — Эй ты! — подбежал к ним молодой мужчина, похоже отец девочки. — Отпусти немедленно ребенка.       — Простите, простите, — Пьер поднял руки в извиняющемся жесте. — Я не причиню вам зла. Я даже заплачу за представление. Вот, — он протянул девочке монету. — Я только хотел узнать, где ты услышала эту песенку?       — Вот малахольный, — проворчал мужчина, разглядывая монету. — Вроде не фальшивая. Ну встретили какого-то менестреля пару месяцев назад. Он пел. Дочке понравилось. Теперь она тоже поет.       — Где?! Где вы встретили этого менестреля?       — Вот привязался. Да разве я помню? В Лионе или в Льеже, кажется.       — Он сказал, что где-то живет девушка Мари, — важно вставила девочка. — Она потеряла возлюбленного. Но все равно ждет его, не переставая. Вот, даже песенку сочинила.       — Где она живет? — выкрикнул Пьер.       — Этого он не сказал. Не знаем мы.       — Послушай, милая девочка, — Гренгуар вытер испарину на лбу. — Я и есть тот самый Пьер, которого она ждет.       — Да ну? — недоверчиво пробуравили его любопытные глазенки. — Врешь небось.       — Да вот ей Богу! — Пьер перекрестился. — Я дам тебе еще монету, если ты запомнишь мою песенку и будешь петь ее в разных городах. Я ищу Мари. Может она услышит мою песню. И узнает, что я жив.       — Давай твою песенку, — кивнула девочка.       — Сейчас, я сейчас … — Гренгуар задумался на минуту: Солнечный теплый ветер Развеял мрачный туман Пьер уже не невольник, Пьер теперь капитан. Где ты, мой светлый ангел? Слезы скорее утри. Пьер повсюду ищет Свою белошвейку Мари       Дважды он повторил эти строчки, чтобы девочка лучше запомнила.       — Я буду петь в каждом городе, — пообещала юная певица. — И она обязательно услышит.       — Спасибо тебе, маленькая сестренка, — прошептал Пьер и поцеловал ее в розовую щечку. А потом долго махал вслед удаляющейся кибитке.       — Тео, ты слышал? Конечно, ты все слышал! — Пьер кинулся на шею другу, который все это время стоял в сторонке. — Она ждет меня! Ждет! — лицо его сияло.       — Уж эти мне стихоплеты, — проворчал Жженый. — Все до одного ненормальные. И угораздило же меня связаться с одним из них.