Искупление Гренгуара

      Однако, следя за перипетиями судьбы Пьера, мы совсем забыли о Мари. Нужно срочно исправлять эту досадную оплошность в нашем повествовании. Если читатель еще помнит, мы оставили возлюбленную Пьера в тот драматический момент, когда она, вместе с Жераром, Бернардом и малышом Биби вынуждена была срочно покинуть гостеприимную ферму Ленуар. Арман, сын хозяйки, вывез их из деревни. Дальше им предстояло добираться самим. Мари и ее спутникам повезло, большую часть дороги они проделали в повозке бродячих актеров, вместо того, чтобы тащиться пешком по пыльным и опасным дорогам Франции. И вот, наконец, город Тур, конечная цель путешествия.       Белошвейная мастерская мадам Гасьон, куда Мари направилась сразу же по приезде, была предприятием вполне процветающим. Под началом хозяйки, известной в Туре белошвейки, находились около двадцати девушек. Вышивальщицы, белошвейки, кружевницы никогда не сидели без работы. Самые знатные дамы делали заказы на тончайшее нательное белье. И сшито оно должно было быть столь безупречно, чтобы деликатная аристократическая плоть совершенно не ощущала грубых швов. Разумеется, все это великолепие должно было украшаться тончайшей вышивкой с монограммой владелицы. Кроме того заказывалось также изысканное белье постельное. Не забывались и предметы придающие уют интерьеру: роскошные шторы из парчи, шелковые покрывала, изящные подушечки. Ну и так, по мелочи: вышитые кошельки, перчатки, платочки, пояса, воротнички и манжеты. Словом все то, что так радует взыскательный женский глаз.       Мадам Гасьон, безусловно, знала свое дело. Безупречный вкус во всем — таков был ее девиз с детства. Маленькая Ирэн сама мастерила себе кукол из соломы, придумывала платья из тряпочек, украшая их цветами, ягодами рябины или листьями. Это было ее любимой игрой. Девочка росла, а вместе с ней росло и ее мастерство. Простенькие кукольные наряды и украшения к ним сменились изделиями из тонких тканей для подружек и сестричек. Игла так и мелькала в умелых пальцах Ирэн. Она превратилась в статную, привлекательную женщину, с густыми, темными косами и синими глазами. На момент встречи с Мари Ирэн уже сравнялось двадцать восемь. Несколько лет назад ее мужа забрали в солдаты, и он погиб где-то, в очередном походе. Ирэн осталась с малолетней дочкой. Положение крайне незавидное. Становиться лишним ртом в большой семье мужа ей не хотелось. Гордость не позволяла быть приживалкой. А энергичная, деятельная натура говорила, что она способна добывать себе и дочке на пропитание собственным трудом. У нее есть золотые руки, фантазия и здравый смысл. Вполне достаточно.       Сначала Ирэн работала одна. Потом ее изящное рукоделие вошло в моду. Появились богатые клиентки. Ирэн уже не справлялась с обилием заказов. Привлекла к работе бедную сироту из соседнего дома. А потом талантливые девушки сами стали находить дорогу к мадам Гасьон. Многие из них нуждались в работе и приюте. Ирэн наслушалась достаточно женских трагедий. И никому не отказывала. Также она приняла и Мари, которая однажды появилась в лавке с письмом от Мадлен. Ирэн лишь тяжело вздохнула, перечитывая очередную трагическую историю.       — Как они там? — Она подняла глаза от письма. — Все по-прежнему?       — Все здоровы, — слабо улыбнулась Мари. — Шлют вам поклон и молятся за вас и маленькую Сильви. А я очень скучаю по ним и по ферме.       — Надеюсь, здесь тебе тоже будет спокойно, — Ирэн приобняла девушку за плечи.       — Вы очень добры ко мне, сударыня, — Мари прижала обе руки к сердцу. — Работать я умею и не буду вам в тягость.       — Да я в этом и не сомневаюсь, — улыбнулась Ирэн. — Пойдем, я покажу тебе мастерскую.       На новом месте Мари как-то очень быстро почувствовала себя в своей стихии. Тоненькими пальчиками девушек-мастериц здесь создавалась удивительная красота. Белоснежные кружева, своим замысловатым, хрупким рисунком напоминали морозные узоры на стеклах либо ветви в инее. Множество коклюшек мелькало в умелых руках с такой быстротой, что кружилась голова. Девушки с улыбкой смотрели на слегка ошеломленную новенькую.       — Это просто непостижимо, — восторженно выдохнула Мари. — Вы все здесь волшебницы.       — Конечно, — задорно сверкнула глазами одна из кружевниц, — плетем нити судьбы. Всем. Захочешь — и тебе сплетем.       — Может быть, — Мари улыбнулась в ответ. — Когда-нибудь я непременно попрошу вас об этом.       — Счастья наплетем столько, сколько унести сможешь, — девушки засмеялись уже открыто.       В мастерской внезапно прозвенел колокольчик. Несколько девушек поднялись и с трудом распрямили спины, завертели шеей. Потом потянулись к выходу. Мари вопросительно взглянула на хозяйку.       — Вся эта красота, что ты видишь, создается очень тяжелым трудом, — вздохнула Ирэн. — От вечно согнутой позы сдвигаются позвонки, что приводит к болям в спине и шее. От недостатка света, утомляются глаза, и падает зрение. Я стараюсь хоть немного облегчить жизнь моим девочкам. Отправляю их по очереди на улицу размяться.       — Вы правы, безусловно, мадам, — Мари смотрела в окно на девушек. Затем перевела взгляд на мастерскую. Довольно просторное помещение в два этажа. На первом девочки создавали свои шедевры. Рабочие места располагались как можно ближе к окнам, к свету. Посередине был большой стол для раскройки белья, заваленный тончайшим батистом, льном, а также роскошной парчой и шелком для предметов декора. Что же до вышивальщиц, они помещались в другом доме, неподалеку. На нижнем этаже располагалась лавка, где продавались готовые изделия, а также мадам Гасьон принимала заказы от своих клиенток. На втором этаже была комната для четырех девушек-вышивальщиц. Также там проживала сама Ирэн вместе с маленькой Сильви. Мари получила здесь свой уголок, и не мешкая, приступила к работе.       Что же касается ее спутников, то впервые за долгое время они разделились. Жерар, порядком подустав от вынужденной кочевой жизни, длительных переходов и вечных опасностей, сдался на уговоры хозяйки и остался при мастерской в качестве наемной охраны. Как и любой другой средневековый город, Тур был переполнен ворами и бродягами, которые вечно шныряли в поисках добычи. Мастерская мадам Гасьон, представляла собой весьма лакомый кусок для этих темных личностей. Какое сопротивление могла им оказать горстка беззащитных женщин? А между тем, в лавке стоял большой, окованный железом сундук, в котором хранились деньги, заработанные тяжелым трудом девушек. А кроме того, там имелся запас дорогих тканей, золотых нитей, бисера и речного жемчуга. Все это также представляло интерес для воровского контингента.       Ирэн, конечно, держала во дворе огромного, свирепого пса по имени Милу и он честно исполнял свои обязанности, отпугивая слишком назойливых посетителей одним своим видом. Но быть окончательно спокойными за свои средства и жизни девушки конечно не могли. Время от времени, кто-то из родственников помогал в охране мастерской. Но у мужчин всегда находились какие-то дела, которые не позволяли им заниматься этим и в дальнейшем. Как вдруг, словно манна с неба, появился Жерар, еще крепкий мужчина, закаленный в трудностях жизни, и к тому же весьма устрашающей внешности. Он честно рассказал о том, чем занимался последние десять лет. Однако Ирэн поспешила закрыть на это глаза, понадеявшись на свою интуицию, которая говорила, что Жерар из тех людей, что могут быть преданы. А он, безусловно, был предан Мари. Стало быть, не захочет причинить ей вред. А вместе с ней и всей мастерской. В общем, Жерар остался.       Разместился он в сарае. И потихоньку стал осваивать оседлую жизнь. Прежде всего, нашел подход к Милу. А это было занятием непростым. Жерар прикармливал его, разговаривал, да и ночевали они рядом. Постепенно пес привык к нему, принял за своего и стал слушаться. Видимо где-то там, в своем собачьем сознании сообразил, что исполняют они одинаковую работу, опасную и требующую взаимопонимания. Что ж, Милу не возражал против напарника.       Жерар делал также кое-какую мужскую работу во дворе. Иногда возил хозяйку по делам. Но главное приглядывался, прислушивался, делал выводы. Словом, вникал в обстановку. Поначалу девочки ужасно его боялись и даже пеняли Ирэн на то, что приютила такого жуткого бродягу, при одном взгляде на которого кровь стынет в жилах.       — Прекратите ваши глупости, — оборвала захлебывающийся поток речей Ирэн. — С тех пор, как он здесь, мне стало гораздо спокойнее. Да и вы скоро это поймете.       Девушки затихли, но впоследствии ужасно донимали Мари расспросами о прошлом Жерара. Добились немного. И тогда в своем воображении они уж постарались придумать ему биографию, полную самых жутких подробностей, чем немало позабавили Мари, а потом и самого Жерара, когда до него дошли все эти разговоры. Но постепенно девушки привыкли к нему, и даже стали находить, что он не так уж и уродлив. Особенно после того, как дождливым темным вечером бывший бродяга с блеском прочел им несколько очень чувственных любовных монологов из своего далекого актерского прошлого.       — Знаешь, Полет, — прошептала подруге одна из кружевниц, украдкой утирая слезу после последнего монолога, — этот шрам… он не такой уж и большой. Особенно если смотреть слева.       — У него очень даже мужественное лицо, — Полет согласно кивнула. Актер вовремя пришел на помощь бывшему бандиту с большой дороги. Девушки приняли его.       Биби также остался при мастерской. Мари очень хотела, чтобы он жил в комнатах, учился грамоте и хорошим манерам. Но мальчик только скорчил презрительную гримасу: жить среди девчонок! Ну уж нет! Лучше он снова пойдет бродяжничать. Он будет жить в сарае, вместе с Жераром. Охранять мастерскую. Это занятие для мужчины. Мари оставалось только вздохнуть и согласиться. Но Биби немного лукавил. Жизнь в мастерской интересовала его. И он частенько с важным видом заходил к девушкам.       — Защитник наш пришел, — тихо хихикали мастерицы. И вот уже в руках у мальчишки оказывалось то яблоко, то кусочек пирога, то еще какое-то лакомство. Биби степенно жевал угощение, расхаживал среди девушек, следил за их ловкими пальцами, слушал их шутки, отвечал на них, вызывая взрывы смеха. Словом, посещение мастерской бывало весьма увлекательным занятием.       На маленькую Сильви Биби смотрел немного свысока. Что с нее взять, с девчонки? По заборам ей лазить не интересно, яблоки воровать в чужом саду не пойдет. Глупое создание. Только и умеет, что глазами хлопать да ленты перебирать. Иногда, правда, они играли, бегали по двору, случалось, и падали, шишки набивали. Но Сильви не ревела, как другие девчонки. Только губу закусит и все. И жаловаться к матери не бегала. За это Биби ее даже слегка уважал в глубине души. Хотя виду и не показывал.       В общем все было бы хорошо, если бы мальчишка время от времени не возвращался к пагубной привычке воровать. Что поделаешь, он вырос на улице. И вот так сразу отучиться брать чужое не мог. Иногда он воровал что-то с кухни. Иногда прихватывал какую-то блестящую безделушку у девушек с целью обменять ее на что-нибудь полезное для себя у других бродяг. А иногда и к соседям забирался, что было ужаснее всего.       Жерар, безусловно, проводил с ним воспитательную работу, путем раздачи подзатыльников, трепания за уши и грозных окриков.       — У тебя появился шанс стать честным человеком, — рычал «Красавчик», щедро раздавая затрещины. — Так не будь дураком, используй его. Или ты хочешь, чтобы Мари из-за твоих фокусов прогнали?       — Нет, не хочу, — Биби безуспешно пытался вырваться из крепких рук.       — Ты ведь охранять мастерскую обещал. А вместо этого грабишь слабых и беззащитных девушек. Это подло. Ты понял? Узнаю еще раз об том — ноги твоей здесь больше не будет. Здесь воров не надо.       — Я понял, понял, — угрюмо кивал мальчишка, потирая затылок. В его слишком живом и деятельном мозгу начинала оформляться мысль о том, что подло обижать слабых, что он сильный и должен их оберегать. Педагогика Жерара, хотя и грубоватая, все-таки приносила свои плоды. Но еще сильнее действовали на мальчика грустные глаза Мари после криминальных инцидентов. Она не кричала, не упрекала, просто просила больше так не делать, хотя бы ради того, чтобы не быть неблагодарным по отношению к добрейшей мадам и девочкам. И постепенно Биби стал понимать разницу между белым и черным, правильным и неправильным. Словом, становился человеком. И даже потихоньку учился читать вместе с Сильви.       Что же касается третьего спутника Мари, Бернарда, то он предпочел продолжить свое опасное ремесло карманника-одиночки. Промышлял на ярмарках, больших площадях и в темных переулках. Хотя Жерар отговаривал его. Здесь царили свои законы, достаточно жестокие для пришлого. Но Бернард был молод, и в нем все еще жил неистребимый дух гасконского авантюризма. Оседлая жизнь казалась ему невыносимой.       Мари же все это время упорно трудилась и вскоре стала лучшей вышивальщицей в мастерской. Безграничная фантазия позволяла ей создавать изумительные по красоте композиции с переплетающимися диковинными цветами и растениями, редкими пестрыми птицами, воздушными мотыльками и стрекозами. Или сложнейшие орнаменты из гроздьев винограда, яблок, экзотических фруктов. Подушки и шторы, расшитые такими узорами изумляли заказчиков мадам Гасьон. Мари покрывала перчатки причудливыми арабесками из маков и незабудок. Расшивала сверкающим бисером пояса. Творила чудеса золотым шитьем. Но самым любимым ее приемом была вышивка шелком по шелку. Здесь Мари создавала целые картины. И куда только не уносила ее фантазия.       Лучшей и самой дорогой работой Мари, и это признавали все, был небольшой портрет Пьера, выполненный в той же любимой технике, шелком по шелку. Наверное, любовь, неугасимым огнем горевшая в ее сердце, помогла создать столь совершенную работу, в которой удалось передать и чуть лукавый прищур возлюбленного, и его мягкую полуулыбку, и роскошные кудри. Жерар, единственный кто знал Пьера в лицо, увидев портрет, ничего не сказал, только задумчиво покачал головой. Он был потрясен. А девушки все шептались, что Пьер похож на Принца из сказки. Каждый раз, проходя мимо, они невольно бросали взгляд на стену и потихоньку вздыхали: «Вот это любовь». Портрет повесили в лавке, по просьбе Мари. Она все надеялась, вдруг однажды явится человек, который узнает того, кто на портрете и расскажет, где сейчас ее любимый. Девушка украшала его в зависимости от времени года, то цветами, то гроздьями рябины, то осенними листьями. Так ей казалось, что она держит с ним какую-то невидимую связь, чувствует его присутствие. Пусть даже и где-то очень далеко.       Рукоделие Мари вошло в моду. Богатые дамы хотели иметь побольше вещей, расшитых ее рукой. И платили хорошие деньги. Мари стала старшей над вышивальщицами. И все работала, работала. Ирэн беспокоила ее бледность и не слишком здоровый вид. И она насильно выгоняла Мари гулять, дышать.       — Ты должна беречь себя, понимаешь? — убеждала Ирэн. — Беречь глаза. Ослепнешь, что делать будешь? Да и Пьер твой вернется, а вместо возлюбленной обнаружит бледный призрак.       Мари лишь грустно улыбнулась и тихонько пожала ей руку. Погружаясь в работу, создавая свои миры, полные покоя и гармонии, она забывала о тяжелой реальности и печаль отступала. Правда, ненадолго. Но достаточно для того, чтобы продолжать жить дальше. И ждать. Терпеливо ждать встречи с возлюбленным. Даже если эта встреча станет единственной в ее жизни.       Ирэн все понимала и тревожилась за душевное здоровье девушки. За короткое время хозяйка мастерской успела сильно привязаться к ней, такой трогательной и молчаливой, вечно погруженной в работу. А вскоре трагический случай связал обеих женщин еще крепче.       Дело было тихим сентябрьским утром. Девушек-вышивальщиц слегка удивило, что мадам так долго не спускается в лавку из своей комнаты. А когда она, наконец, появилась, девушки даже испугались — такое бледное и изможденное лицо были у их хозяйки.       — Сильви заболела, — усталым, севшим голосом проговорила Ирэн. — Под утро. Горит вся. И кашель. Что я ни делала, ничего не помогает. В округе только один лекарь. А здесь только знахарка. Да и та мало что смыслит. Но все же я пошлю Жерара к ней. Утопающий хватается за соломинку. Анриет, тебе придется посидеть в лавке вместо меня.       — Да, мадам, — девушка была потрясена мрачным известием, как и все остальные в доме. — Но как же это? Сильви… Но она поправится, непременно поправится, верьте, мадам.       — Да, конечно, — безучастно ответила Ирэн, погруженная в свои думы. — Прочтите молитву Деве Марии, девочки, когда будет свободная минутка, прошу вас.       Знахарку Жерар привез, да толку от нее было мало. Она кое-как справлялась с тем, чтобы помочь младенцам появиться на свет. А как удержать их на этом свете, понимала уже совсем плохо. Сильви становилось все хуже. Девочка металась в бреду и никого не узнавала. Ее мучили кошмары. Ирэн не отходила от нее ни на шаг, все меняла уксусные полотенца, держала за руку. На нее было страшно смотреть. Жерар предложил объездить город и найти все-таки настоящего лекаря.       — Он один на всю округу, настоящий, — в отчаянии проговорила несчастная мать. — Его интересует только богатая клиентура. И дома его никогда не застанешь. Разве только в замке каком.       — А я все же попытаюсь, — Жерар решительно направился к выходу.       — Пресвятая Дева, заступница, не оставляй нас своей милостью, — прошептала отчаявшаяся женщина.       — Ирэн, — Мари присела перед ней и взяла за руку. — Ты веришь мне? Ты можешь доверить мне жизнь своего ребенка?       — А разве… — женщина задохнулась от неожиданности и прижала руку к колотящемуся сердцу. — А ты… Мари… Ты что-то понимаешь в этом?       — Отец рассказывал мне кое-что. Я должна попробовать. В конце концов, у нас нет другого выхода.       — Да! Да! — горячо зашептала Ирэн. — Я… верю тебе. Верю, Мари. Да поможет тебе Бог.       — Аминь, — Мари решительно поднялась. — У тебя есть… — последовал перечень ингредиентов для жаропонижающего настоя. Все в доме заметались по кладовым. Мари отправилась на кухню, готовить питье для малышки. Она установила дозировку и периодичность. Вместе с Ирэн они поили Сильви лекарством, меняли компрессы, делали растирания. Мари также приготовила настой от кашля, который разрывал грудь малышке. Так до вечера они вместе сражались с болезнью. И жар спал. Дыхание выровнялось. Сильви впервые за сутки открыла глаза и осмысленно оглядела окружавших ее усталых женщин.       — Мама, — прошептала она, — что со мной?       — Ты заболела, моя девочка, — Ирэн прижала к глазам платок, затем улыбнулась. — Но совсем немножко. Скоро ты поправишься, и будешь гулять.       — А почему же ты плачешь?       — Это ничего, это от радости, моя хорошая, — мать тихонько обняла свою девочку. — Все хорошо. Вот Мари, она тоже была с тобой здесь все время. Лечила.       — Мари, подойди, пожалуйста, — Сильви протянула ей руку.       — Я вышиваю пояс к твоему воскресному платью, — Мари тихонько гладила маленькую ручку. — Синим и зеленым бисером. Как ты хотела.       — А я и без пояса тебя люблю, — улыбнулась девочка, но тут же закашлялась и поморщилась от боли в груди. — Правда-правда.       — Я тебя тоже люблю, — Мари поцеловала нежную щечку. — А теперь ты будешь умницей, выпьешь лекарство, и уснешь хорошим сном. Чтобы скорее поправиться. Вот так, хорошо. Засыпай, моя милая.       Немного позже, когда дочка уснула, Ирэн прошла в комнату Мари и крепко обняла ее.       — Я никогда не смогу в должной степени отблагодарить тебя за спасение Сильви, — голос Ирэн дрожал от слез.       — Ну о чем ты, — Мари нежно погладила ее по спине. — Разве ты не приютила меня и моих друзей? Разве не была бесконечно добра к нам? Распорядись лучше приготовить бульон и подогреть молока с медом. Когда Сильви проснется, она захочет есть.       — Да, конечно, — Ирэн вытерла глаза и улыбнулась. — Ты никогда не теряешь головы, моя милая Мари.       К вечеру вернулся Жерар из своей бесплодной поездки, понося на разные лады всех на свете Эскулапов. Ему, конечно, рассказали, что все сложилось хорошо для Сильви. Жерар нахмурился.       — Мадам, — взволнованно обратился он к Ирэн, — я прошу вас, никому не рассказывайте о Мари и Сильви. В нашем обществе это опасно. Запросто могут в колдовстве обвинить.       — Да, да, вы правы, — испуганно согласилась хозяйка. — Мы все будем молчать.       С этого дня Мари стала для Ирэн практически членом семьи. Девушка была посвящена во все дела. Ирэн доверяла ей ключи и деньги, советовалась по разным деловым вопросам. Разумная и рассудительная Мари умела просчитать разные варианты, прежде чем принять единственно верное решение. Безусловно, она была надежным компаньоном. Ирэн спокойно оставляла ее в лавке, когда сама отправлялась по делам. С заказчиками Мари была неизменно приветлива, но несколько отстранена, без всякого желания нравиться. Она всегда носила темное глухое платье без украшений. Мало кто из посетителей мог увидеть улыбку на ее бледном лице. Однако, мужчины, которые иногда посещали лавку, довольно часто бросали на девушку заинтересованные взгляды. Некоторые проявляли настойчивость. Бесполезно.       — Мари, дорогая, — говорила ей в приватной беседе Ирэн. — Может быть, ты излишне строга к себе? Ты создаешь такую красоту, а себе не позволяешь даже кусочка кружев, даже маленькой брошки. И может быть следует обращать внимание и на других мужчин? Они ведь интересуются тобой.       — Мне никто не нужен, — Мари тихонько погладила колечко Пьера. — А им не нужна я. Они ищут жену. Узнай кто-то из них о моем прошлом, тут же с презрением отвернуться. Либо станут тащить развлечься на сеновал. А не соглашусь — объявят ведьмой. На роль жены я не подхожу. Не гожусь для «священной» миссии продления их рода. Как они любят говорить "порченная". Любовь и уважение к жене, родство душ, для них понятия лишние. А вот продление рода столь важно, будто каждый, по меньшей мере, Принц крови. А вот мой Пьер не такой. Он знает о моем прошлом и все равно любит меня. Разве кто-нибудь из тех, кто бывает в лавке, пошел бы ради меня на то, на что пошел Пьер? Никогда. И я никогда его не предам.       — Ну что ж, — прошептала Ирэн, — я могу только восхищаться такой верностью, и очень хотела бы увидеть тебя, наконец, счастливой.       В отношениях обеих женщин царило полное взаимопонимание. Сильви поправлялась. К ней уже пускали посетителей. Биби пришел сразу, как только ему разрешили. Он ужасно переживал за подружку, хотя виду не показывал.       — Держи, — протянул он девочке бисерный букетик. — Не бойся, я его не крал. Попросил Мари сделать для тебя. И даже заплатил из своего жалования.       — Какой чудесный! Спасибо, Биби, — Сильви слегка поморщилась. — У тебя есть настоящее имя? Ты его помнишь?       Мальчик шмыгнул носом и нахмурил лоб, явно что-то припоминая.       — Марин, — наконец неуверенно произнес он.       — Марин, — восторженно повторила Сильви. — Очень красиво. Я буду звать тебя так, если не возражаешь.       — Да нет, — пожал плечами мальчик. — Не возражаю.       В мастерской наступило спокойствие. Заказы все увеличивались, девушки работали. Никто не болел и не ссорился. И только Жерар ходил какой-то хмурый и озабоченный. На расспросы Мари и Ирэн он только отмахивался, мол хандра напала. Но по всему видно было, что дело вовсе не в хандре. Жерар что-то разъяснял Биби и тот тоже хмурился, но согласно кивал. Замки в воротах, крепость забора проверялись Жераром особенно тщательно. Иногда он уходил куда-то в город по таинственным делам. И все больше стал напоминать Милу, бесконечно к чему-то прислушивался, присматривался, тревожился. И как оказалось, не зря. Однажды ночью раздался тихий стук в ворота.       — Жерар, это я, Бернард, — раздался знакомый хриплый голос с улицы. — Открой.       Милу грозно зарычал.