День этот был одним из тех, которые согревают всю жизнь. В нем дороги не столько события, сколько ощущения, некая причудливая яркая мозаика, собранная из света, цвета, аромата, улыбок, прикосновений. Словом, вещей совершенно нематериальных, но заставляющих душу приятно трепетать.
В памяти Пьера осталось, прежде всего, солнце, много солнца, мелькавшего в листве деревьев по дороге к маленькой церквушке. Сверкающие зайчики, играющие в чаше со святой водой. Прикосновение руки Мари, когда он подал ей воду для окропления в своей ладони. А потом она с жаром шептала благодарственные молитвы, стоя на коленях перед изображением Пречистой Девы Марии, в ярком свете витражей, бросающих на ее фигурку свои цветные, сказочные тени. Пьер был почти равнодушен к религии, чем всегда вызывал недовольство Фроло, его учителя. Однако сейчас, вся обстановка, пронизанная светом и тихими звуками органа, огромные глаза любимой, устремленные к лику Пресвятой Девы, зажгли и в его душе какую-то теплую искорку. Он опустился на колени рядом с Мари, воскресив в памяти полузабытые слова самой искренней молитвы: «Miserere mei Deus». А потом они вместе присоединили кольцо к многочисленным дарам, принесенным Пречистой Деве от тех, кто уже получил от нее утешение ли, защиту, кто знает.
Звуки органа смолкли и к паре влюбленных неслышно ступая, подошел священник, невысокий человек самого аскетичного вида, чье изможденное лицо, однако, казалось, освещается откуда-то изнутри. Никогда прежде Пьеру не доводилось ни у кого видеть таких ясных глаз, излучающих любовь и мудрость одновременно. Пьер и Мари подошли под благословение, и наш поэт не без удовольствия отметил про себя, что к его возлюбленной священник относится с особой, почти отеческой заботой.
Однако просьба о столь быстром венчании заставила отца Гийома сильно нахмуриться. Все-таки он священник и обязан свято чтить все то, что предписано церковными правилами. Впоследствии Гренгуар, с некоторой долей самоуверенности, присущей всем поэтам, убеждал Мари, что это именно его красноречие, в конце концов, убедило святого отца принять их сторону. Мари неизменно соглашалась с возлюбленным, но сердце подсказывало ей, что мудрый священник просто сумел заглянуть в их души. И это было действительно так. Отец Гийом с улыбкой слушал горячие доводы Гренгурара, а смотрел при этом на Мари. Он помнил ее изможденной от горя и ожидания. А теперь перед ним стояла прекраснейшая девушка, с сияющими глазами, озаренная белым солнечным светом, будто уже невеста у алтаря. Чудесное преображение, которое совершил этот юноша, с таким жаром убеждающий совершить венчание как можно скорее. И так же, как вчера Марин, отец Гийом подумал про себя: «Стало быть, он стоит того, чтобы его ждать». Священник почувствовал себя добрым волшебником из сказки, когда, в конце концов, произнес: «Приходите завтра, после службы. Я обвенчаю вас». Нужно признать, на редкость приятное ощущение.
На улице Пьер заметил детей, явно из бродяг. Девочка лет десяти и двое малышей, очевидно, ее братья, играли возле маленького домика священника. Очередные приемыши неутомимого отца Гийома, о судьбе которых он должен был позаботиться. Для Мари это была привычная картина. Она подошла к детям и раздала им еду, принесенную из дома. А Пьер неловко протянул священнику деньги:
— Возьмите, святой отец. Для них или для других бедолаг. Такой человек, как вы, найдет благое применение этим монетам. Только вы не подумайте, что я плачу за вашу доброту, — поспешно добавил он. — Просто мы очень счастливы сейчас и хотим поделиться немножко нашим счастьем. Хотя бы таким вот образом.
— Я рад, что не ошибся в вас, — с доброй улыбкой сказал священник. — И рад вдвойне, что не ошиблась Мари. У вас благородное сердце, и оно верно подсказало, что счастье не должно быть эгоистичным. Счастье это свет, которым нужно делиться. Особенно с тем, кто слаб и беззащитен. Я принимаю ваш дар. И жду вас завтра.
О трижды благословенный день, полный солнечного света и сердечного ликования. Еще на подходе к мастерской, Пьер и Мари услышали звонкий женский и детский смех. Удивление наших влюбленных сменилось улыбкой, когда они увидели качели, на которых раскачивалась абсолютно счастливая Сильви. Новое сооружение во дворе было делом рук Тео. Не его одного, конечно. Жерар и Бернард ему в этом помогали. Но идея все-таки принадлежала помощнику капитана «Странника». Кое-кто из белошвеек уже оценил новые качели по достоинству. Бернард успел покатать Жилетту. Но работу ведь никто не отменял. И теперь качели были в полном владении Сильви, чему она была ужасно рада. Пьер предложил было опробовать новое сооружение возлюбленной, однако Мари отказалась и спешно ушла в лавку. Ей нужно было решать важнейший женский вопрос: «Где взять платье для венчания?»
— Я ведь не закончила то платье, что шила к приезду Пьера, — в отчаянии говорила она Ирэн. — Работы было много, ты ведь помнишь. А теперь все нужно на завтра. И я не знаю, что мне делать.
— Зато я знаю, моя дорогая, — загадочно улыбнулась Ирэн. Она молча взяла за руку Мари и ввела ее в комнату вышивальщиц. Затем отодвинула занавеску в самом дальнем углу комнаты, представив восхищенному взору подруги готовое платье.
— Оно великолепно, — воскликнула Мари. — И оно совсем готово. Но как? Когда?
— Мы готовили тебе сюрприз, — перебивая друг друга, затараторили вышивальщицы. — Мы были уверены, что свадьба скоро состоится. И каждая приложила руку к шитью. Это наш подарок.
— Девочки, вы… вы… — Мари едва не разрыдалась от нахлынувших чувств. — Вы такие… вы все чудесные.
— Надо примерить, — сказала Ирэн. — И поскорее.
Васильковый цвет необыкновенно подходил к черным косам Мари и ее смуглой коже. Тонкая шерсть подчеркивала хрупкость фигурки, а воротничок, пояс и рукава из переливающегося атласа придавали праздничный вид. Но главное, отделка: сверкающее золотое шитье, сеткой на рукавах и тоненькими цветущими веточками на поясе и воротничке. Это была почти королевская роскошь.
— Необыкновенно, — восторженно шептала Мари.
— Да, портной постарался на славу. Мы трудились над отделкой. Ты красавица, просто красавица. Но только отойди от окна, — предупредила Ирэн. — Хоть и второй этаж, но вдруг жених увидит. Дурная примета. Хотя, — засмеялась она, — он слишком занят. Сюда и не смотрит. Вокруг него уже Милу вертится и дети тоже.
В самом деле, Пьер не скучал. Он слегка трепал по холке пса и развлекал детей забавными историями из своей жизни. Ну, или не совсем из жизни. Да и какая разница, правда или нет, если дети смеются.
— Предатель, — проворчал Жерар, наблюдая, как Милу помахивает хвостом, глядя на Гренгуара преданными глазами. — Чары у этого поэта, что ли? — вздохнул он. — Или приворотное зелье. Ему мало, что Мари о нем только слезы лила. Так и пес от него без ума уже. И дети. А злиться на него совершенно невозможно.
— Это ты прав, — пробормотал Тео. — Он такое может выкинуть, что поколотить хочется. А рука не поднимается. Потому что зла в нем нет. От сердца все, хорошее и плохое. Чувства впереди ума бегут. Оттого и глупости выходят. Мучается он, если знает, что виноват. И первый руку подаст, если тебе потребуется. Через страх свой переступит. Любовь его этому научила. А животные всегда душу чувствуют. Так что не злись на своего Милу. И на Мари тоже. Она милая. Повезло капитану.
— Да я не злюсь, — улыбнулся Жерар. — Вот, бежит изменник, — он потрепал за уши пса. — Все сюда перебрались. Сейчас наш поэт будет сказки рассказывать.
— А ты разве против? — Пьер принял слегка обиженный вид.
— Да нет, — вмешался в разговор Бернард. — Ты здорово рассказываешь. Аж завидно. Слушай, Пьер, возьми меня на «Странник». Маюсь здесь. Тошно. А у вас не жизнь — романтика сплошная.
— Да уж, романтика, — усмехнулся Гренгуар. — Командой у нас вообще-то Тео занимается.
— Вот мне карманника на судне только не хватает, — проворчал Жженый.
— Ну ты вспомнил прошлое, — заступился за приятеля Жерар. — Завязал он с этим. Себя ищет. Знаешь, как он дрался здесь? Ручаюсь за него.
— Тео, — Пьер был непривычно серьезен, — расскажи Бернарду кое-что из нашей жизни. Правду. О превратностях судьбы моряка. Если он не передумает — я не стану возражать. Полагаюсь на твою интуицию.
— Слово какое. Мудреное, — усмехнулся Жженый. — Жить захочешь, сразу и распознаешь, кто нож в спину загонит, а кто за тобой в пучину сиганет. Вот и вся как ты сказал… интуиция. Ладно. Расскажу тебе о морской романтике со свистом плетей, пиратами и штормами, несущими прямо в бездну.
Бернард жадно ловил каждое слово. А у Марина, сидевшего рядом, глаза горели от ужаса и восхищения одновременно.
— А ты не передумал? — спросил его с улыбкой Пьер, наблюдая за оттенками чувств мальчика.
— Теперь я еще больше хочу в море, — горячо заговорил Марин. — Это мужское дело. По-настоящему.
— Ну что же, возможно и выйдет из тебя грозный морской волк, — Гренгуар взлохматил ему волосы. — Неженкой ты не был. Жизнь узнал только с жестокой стороны. Уже и подвиги за тобой числятся. Так что вперед, к морю.
— Хорошо еще, Сильви не слышала, что Тео рассказывал, — пробормотал Марин. — Платье побежала смотреть. Девчонка, что с нее взять, — и мальчик так презрительно пожал плечами, что вызвал дружный смех всех собравшихся мужчин.
Чудесный день склонялся к вечеру. Лишь одно темное облачко омрачило его — Жерар признался Мари, что хочет уйти.
— Я выполнил свое обещание, данное твоему поэту, — неторопливо говорил он, следя глазами за красным диском солнца. — Сохранил твою жизнь. Теперь вы вместе. Ты ведь счастлива?
— Да, — Мари неловко улыбнулась. — Очень счастлива. Но только...
— Не надо, ласточка моя маленькая, — нежно произнес Жерар. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Твое счастье омрачено моим признанием.
— Но куда же ты пойдешь? — Черные глаза его собеседницы затуманила грусть.
— Вернусь к Мадлен, — не сразу ответил Жерар.
— Но почему? Ведь тебя здесь ценят и привыкли к тебе.
— И все же … здесь я чужой. Без тебя. Впрочем, у меня есть Милу. Мадам была так добра, что позволила взять его с собой. Он мой единственный друг.
— Неправда, — прошептала Мари. — И я, и Бернард, и Тео, и Пьер…
— Да, конечно. Но все вы нашли свое место. А я остался один. И мне уже не так мало лет. А когда тебе не так мало лет, начинаешь очень ценить воспоминания. Мадлен единственная, кто поймет мои воспоминания. Она писала мадам, что муж ее умер. Я стану жить у нее работником. И может быть, наконец, именно там обрету покой. Бернард молод и покоя бежит. А я стремлюсь к нему. Вот и все.
— Мадлен — замечательная женщина, — Мари тяжело вздохнула. — Она любила тебя тогда и сумеет понять теперь. И все же… мне почему-то грустно.
— Не грусти, не надо, — Жерар тихонько сжал маленькие пальчики. — Так должно быть. И пусть так будет.
***
Калейдоскоп сменяющих друг друга впечатлений продолжился и на следующий день. Самым ярким из них стало появление Мари в своем венчальном платье, покрытой накидкой из тончайших кружев, созданных руками ее заботливых подруг. Все присутствующие мужчины замерли в восхищении, а она разрумянившаяся от счастья, с чуть смущенной улыбкой, шла, вернее, плыла к своему единственному, чьи глаза сейчас сияли восторгом и любовью. Пьер слегка склонил голову перед возлюбленной, давая понять, что он сражен. Затем взял ее за обе руки.
— Ты прекрасна, — сказал он с тихой улыбкой. — Настоящая принцесса. — Мари улыбнулась ему в ответ. Можно было ехать в церковь.
Отец Гийом не без удовольствия совершил обряд. Не так часто случалось ему сочетать законным браком пару столь же красивую, сколь и счастливую. А возвратившись в мастерскую, новобрачные по обычаю прошли сквозь цветочные арки, которые Ирэн и белошвейки каким-то непостижимым образом сумели соорудить за столь короткое время. Случайно забредший бродячий музыкант старался вовсю и даже заставил кое-кого закружиться в танце. Пьер и Бернард лихо отплясывали со своими дамами, а потом сменили их на других белошвеек, чтобы никому обидно не было. Дети радостно носились между танцующими. Качели тоже не стояли без дела. Словом, свадьба, хотя и подготовленная на скорую руку, вышла веселой. Потому что радость только тогда радость, когда она идет от полноты жизни, от сердца. Невозможно веселиться по заказу, в специально установленные дни. Выйдет фальшиво или не выйдет вовсе. Ты весел только если ты счастлив.
А Пьер и Мари были счастливы. Им нажелали множество самых прекрасных вещей, а когда яркий день сменился звездной ночью, оставили одних. Ирэн, прихватив Сильви и вышивальщиц, ушла ночевать в мастерскую, предоставив лавку в полное распоряжение новобрачных, не слушая их робкие возражения.
Когда Пьер вошел в комнатку Мари, она уже ждала его, сидя на кровати в одной лишь камизе из тончайшего льна. Таинственно мерцали в свете свечей огромные глаза. Черные волосы роскошным водопадом спускались ниже спины. Пьер присел рядом и несколько минут молчал, наслаждаясь красотой возлюбленной. Мари склонила голову ему на грудь:
— Какая блаженная тишина, — прошептала она. — Два последних дня были чудесны, но похожи на горящее колесо. Слишком много для меня, привыкшей к темным будням. А сейчас так спокойно в твоих руках. Если бы ты знал, как я скучала по ним. Заворачивалась в твой плащ и мечтала, будто ты меня обнимаешь.
— Пожалуй, я начну ревновать к моему плащу, — усмехнулся Пьер. — Он ведь обнимал тебя гораздо больше, чем я. Ну ничего, я намерен все наверстать. — Он зарылся лицом в ее волосы и прошептал: — Все также пахнут осенними листьями. Я ведь помнил об этом всю нашу разлуку. Иногда глаза закрою и кажется, чувствую этот запах, легкий, терпкий, едва уловимый, как ты сама, моя Мари. Сегодня и навсегда моя.
Ночь наполнилась тихими вздохами и жарким шепотом влюбленных, растворявшихся друг в друге. Нежнейшими ласками осыпал Пьер возлюбленную, чутко откликавшуюся на каждое его прикосновение. Поцелуями хотелось покрыть ему каждый миллиметр ее тела, любимого и желанного до родинки, до впадинки. Живительным родником была для него возлюбленная. Понять не мог Пьер, как прожил без нее так долго и не умер от жажды.
Два сердца бились в унисон, две души сливались в одну в страстном желании передать все силу переполнявшей их любви. И оба понимали, что нет для этого в мире ни слов, ни выразительных средств
— Счастье мое, — шептала Мари, пряча лицо в руках возлюбленного. — Я давно утратила веру в то, что оно для меня возможно. Но ты здесь, со мной.
— Зачем же плачешь, глупышка моя? — Пьер осторожно вытирал слезы с лица любимой.
— Это все от радости. Я в самом деле глупею. Мне надо привыкнуть к мысли, что ты не сон.
— Ну что же, — хитро прищурился Пьер, наклоняясь к лицу возлюбленной, — думаю, что смогу убедить тебя в том, что все происходит наяву. Надеюсь, ты не против. — Последовавший за этим поцелуй был столь жарким и убедительным, что сомневаться в реальности происходящем стало просто невозможно.
***
Золотистые лучи рассветного солнца мягко разбудили задремавших молодоженов. Прервав рисковавшие сильно затянуться утренние нежности, Мари ловко вывернулась из крепких объятий мужа и принялась одеваться. Затем распахнула окно, впустив в комнату поток свежего воздуха вместе с радостным птичьим щебетанием. Мари и самой хотелось петь вместе с ними, так прекрасно было ее сегодняшнее пробуждение. Она следила за проплывающим в небе облаком, которое показалось ей похожим на сердечко, когда почувствовала руки мужа, обвившие ее талию и бархатный шепот на ушко:
— Милая моя женушка, примите благосклонно мадригал в вашу честь. А также в честь этого незабываемого утра.
Ангел мой нежный
С душой белоснежной
Спустился с небес
Ее думы темны
Печали полны
Я с нею воскрес
Я снова живу
не во сне — наяву
Мне счастье дано
Голубку мою
Я к сердцу прижму
Открою окно
Пусть ветер поет
И нам принесет
Цветов аромат
Любимой глаза
Как в солнце роса
Пусть счастьем горят
— Не верх совершенства, конечно, — извиняющимся тоном пробормотал Пьер. — Это душевный порыв, не слишком складная импровизация и… — Мари не дала ему договорить, заглушив дальнейшую творческую критику поцелуем.
— Это замечательно, — воскликнула она. — Просто прекрасно, потому что исходит от тебя. Мне никто и никогда не писал стихов.
— Зато теперь ты будешь страдать от их переизбытка, — лукаво прищурился Пьер.
— Обещаю, что жаловаться на подобное я не стану, — улыбнулась ему Мари.
— Ах, как бы я хотел провести нынешний день, не выходя из этой комнаты, — вздохнул Гренгуар. — Увы, Париж нас ждет не дождется.
— У тебя там какие-то дела? — тревожно спросила Мари.
— Да, — как-то неохотно признался Пьер. — Есть кое-какие старые счета, которые нужно закрыть. Это не займет много времени, я думаю. А потом нас ждет свадебное путешествие в Италию. Я ведь обещал тебе. Так что собирайся скорее.
Необходимость расставания с теми, кто стал для тебя близким человеком, всегда несет в себе много печали. Мари трогательно простилась с каждой из белошвеек. Было много слез и добрых пожеланий. У ворот на плече Бернарда плакала Жилетта, а он клятвенно обещал в первый же отпуск приехать повидаться. Тео подошел к Ирэн, которая прижимала к себе безутешную Сильви. Девочка переживала, что все друзья вдруг в один день решили оставить ее. Тео тихонько погладил ее по голове.
— Вы надолго в плаванье? — спросила Ирэн.
— Точно не знаю еще, мадам, — Тео чувствовал себя крайне неловко. — Капитан хочет устроить свадебное путешествие для своей милой Мари. Возможно, это продлится около месяца. Потом предполагается Персия. Ткани и пряности. Потом я не знаю. Ирэн, — вдруг прервал себя Жженый, — я благодарен вам за то, что приютили нас. Кормили-поили. Благодаря вам, я ощутил то, что давно позабыл: покой, уют. Это бесценные вещи.
— Вы не были здесь просто гостем, — улыбнулась ему Ирэн. — Развлекали Сильви. Я бы так не смогла. Качели нам сделали. Охранников обещаете. Я хотела, чтобы вы помнили о нас. Возьмите это, — она раскрыла ладонь, на которой лежал скромный медальон на цепочке. — Святой Христофор. Он оберегает тех, кто в пути.
— Но… это слишком, — Тео с трудом проглотил комок в горле. — Вы ведь теперь все знаете обо мне. Я рассказал
— Возьми, Тео, — всхлипнула Сильви. — Чтобы не забывал нас.
Жженый слегка приподнял девочку и поцеловал ее в лоб. Затем наклонил голову и Ирэн надела медальон ему на шею.
— Вот так хорошо, — тихо сказала она. — А свои молитвы я вам обещаю.
— Вы редкая женщина, Ирэн, — пробормотал Тео. — А я … Я не забуду вас. Прощайте! — он вдруг резко развернулся и зашагал к дорожной карете.
— Он напишет вам, — зашептал на ухо женщине Гренгуар, прощаясь с ней, — хоть и не умеет, но напишет. Я обещаю.
— Спасибо, Пьер, — улыбнулась ему Ирэн. — Я верю вам и будьте счастливы.
Мари прощалась с подругой долго и очень эмоционально. Слезы, поцелуи, благодарности, пожелания.
— Не навсегда ведь расстаемся, — убеждала ее Ирэн. — Мы обязательно увидимся. Жизнь непредсказуема в своих поворотах.
Жерар с грустной улыбкой смотрел вслед отъезжающей карете.
— Улетела моя ласточка, — вздохнул он. — Пусть будет счастлива. Остались мы с тобой одни, Милу. — Пес тихонько заскулил. — Да, грустно. Но все же пойдем к твоему собрату, которого привели сегодня. Я должен обучить его до того времени, когда Тео пришлет нового охранника. А потом мы с тобой отправимся в путешествие в прошлое. Ты ведь согласен? Вижу, что согласен. Тогда пошли работать.
