***
— Пьер, я не могу, — Мари замедлила шаг и вцепилась в руку мужа. Взгляд у нее был умоляющим. — Не могу идти в тот дом. Прости. — Я понимаю все, моя девочка, — Гренгуар тихонько погладил ее запястье. — Страшные воспоминания. Но я знаю, что ты у меня самая храбрая и сильная. Всего лишь одно усилие над собой. Я все сделаю сам. А ты только будешь рядом. Совсем не страшно. Мы должны покончить с этим. — Да, покончить, — прошептала Мари. — И как можно скорее. — Она сделала глубокий вдох и сосчитала до трех. — Идем. Я смогу. — Вот и умница. Кстати мы уже на месте. — И они подошли к мрачному, каменному дому Традиво. У девушки на минуту больно сжалось сердце от страшных воспоминаний. Подобные раны не проходят бесследно. Они лишь покрываются коркой, которую так легко сорвать, чтобы кровь побежала вновь. Однако Мари собрала волю в кулак и переступила порог страшного дома. Пьер был рядом, как обещал. Его каменная рука надежно поддерживала ее. Супруги вошли в скудно освещенную гостиную. За столом Мари приметила двух человек в черном, очевидно стряпчих. Они были погружены в какие-то бумаги. В дальнем углу в кресле тихонько сидела девушка, лицо и фигура которой терялась в тени. У окна, сложив руки на груди, стоял Тео. Он молча слегка поклонился Пьеру и Мари. Брови его слегка хмурились. В воздухе чувствовалось какое-то напряженное ожидание. А вскоре послышались шаркающие шаги, и в комнату медленно вошел Традиво. Мари на минуту ощутила дурноту, настолько силен в ней еще был ужас перед этим человеком. Она сильнее прижалась к мужу и крепко стиснула зубы. Нет, на сей раз она не позволит запугать себя. Мари подняла глаза на согбенную фигуру, и страх ее внезапно сменился отвращением. Перед ней был опустившийся человек. Одежда его была крайне неопрятна, жидкие волосы давно забыли о гребне. Трясущиеся руки, землистая кожа и пустой, ничего не выражающий взгляд выдавали горького пьяницу. Он не вызывал никаких чувств, кроме отвращения. Что ж, поделом. — Я думаю, мы можем начать, господин нотариус, — прервал затянувшееся мрачное молчание Пьер. Человек в черном поднялся, слегка поклонился и принялся зачитывать длинный и очень сложный документ, полный мудреных латинских слов и юридических формулировок. Сквозь весь этот беспросветный мрак Мари поняла лишь, что Традиво признан банкротом, несостоятельным должником. Что дом, в котором они все находятся, описан за долги, и что хозяйкой его отныне является мадам Мари Гренгуар, в девичестве Депре, в удостоверении коего факта ее просят подписать настоящий документ — Что это значит? — сдавленным голосом произнесла Мари, глядя на мужа непонимающими глазами. — Этот проклятый дом принадлежит мне? Каким образом? — Да, этот дом твой, — слегка улыбнулся ей Пьер. — Я выкупил его и переписываю на тебя. — Но зачем? Он не нужен мне. Ты же знаешь… Я никогда не смогу в нем жить. — Я знаю, милая. И все же он должен стать твоим. Подпиши. А после делай с ним, что хочешь. Хоть взорви. — Пожалуй, я так и сделаю, — на щеках Мари, до этой поры бледных, вдруг полыхнул румянец. — А если еще и бывший хозяин будет в нем… — Отличная мысль, — глаза Пьера весело сверкнули. — Но я бы на твоем месте поискал иные варианты. Например, сдача в наем. Да мало ли еще что. — Я подумаю, — пробормотала Мари. — Но это еще не все. Мы продолжим, господин нотариус. — В руках Пьера появились бумаги. — Как мы уже слышали, мсье Тардиво объявлен банкротом. Это его векселя. Я понимаю, что это безнадежные долги и тем не менее выкупил их. Все. Что теперь? Мсье Тардиво ждет долговая яма. Или не ждет. Решать тебе, Мари, — и Гренгуар передал бумаги ошеломленной супруге. — Его судьба в твоих руках. Как в прошлом твоя была в его. Он тебя не пощадил. Теперь решай ты. — Пьер отошел немного в сторону и замолчал, понимая важность момента. Мари же тихо шелестела бумагами и на лице ее менялась целая гамма чувств, в основном не предвещавших ничего хорошего. — Пощади! — вдруг хрипло выкрикнул Традиво и неуклюже повалился к ногам Мари, цепляясь скрюченными пальцами за подол ее робы. — Пощади, прошу. Долговая яма… Я не выдержу… Я сдохну… Я…. — Пощадить… — глухо повторила супруга Гренгуара, брезгливо выхватывая ткань из цепких пальцев. — То есть простить. Проявить христианское милосердие к такому вот … Простить… Возможно, когда-нибудь, очень не скоро, я бы смогла наконец забыть все, что было со мной, лично со мной. Но смогу ли я забыть девочек лет семи-восьми, которых видела там? У них были испитые лица и глаза старух. Они никогда больше не смогут улыбаться, не смогут жить. Забыть это?! —Мари уже почти кричала. Ее била мелкая дрожь. — Или забыть страшную смерть Жюстины, которая истекла кровью после того, как вынуждена была обратиться к повитухе, искалечившей ее. И Кармен, которую пьяные клиенты замучили насмерть … Они все были проданы в бордель не без вашего участия, мсье Традиво. Несчастные, попавшие в беду девочки. И теперь вы кричите: «Пощади». Не будет вам пощады. И пойте «Осанну» Богу каждый день за то, что так легко отделались! Каждое слово, произнесенное Мари, раскаленным железом жгло нечистую совесть Тардиво. Он корчился у ног разъяренной женщины, понимая, что надеяться больше не на кого. Сам он никогда и никого не щадил. Однако сейчас вместо раскаяния в нем поднялась волна ненависти и злобы к той, что обличала его. — Ведьма! — заорал он, указывая пальцем на Мари. — Проклятая ведьма. Не тебе читать мне проповеди, шлюха вальдамурская. Теперь дурака нашла, который женился на грязной девке, после того, как она обслуживала меня и не только. Порядочную из себя корчит. Да только грязь твою вовек не отмоешь… Страшный удар в челюсть не дал мерзавцу договорить, свалив его с ног. Взбешенный Пьер схватил его железной хваткой и вдавил в стену, предварительно сильно стукнув спиной об нее. Бывший гребец с «Осьминога» не контролировал себя. Мозг его разломило, перед глазами вспыхнул ослепительный белый свет бездушного солнца, выжигавшего казалось все внутренности. Пьер снова был там, во главе восстания, на галере, залитой кровью. Вооруженный лишь обрывком собственной цепи, он готов был уничтожить любого, кто попадется на его пути. Руки Гренгуара сомкнулись на шее Традиво. — Ты, выродок, упырь проклятый, — прохрипел Пьер, бешеным взглядом прожигая негодяя насквозь, — сейчас же, на коленях ты будешь умолять о прощении мою жену. Ты недостоин своим поганым языком слизать пыль с ее туфелек. Проси прощения … ну! Считаю до двух. Раз… — Прошу…. — только и смог просипеть Традиво. Лицо его исказилось. Негодяй задыхался. — Пьер, нет! — испуганно зазвенел голосок Мари, изо всех сил пытавшейся оттащить мужа за одежду. Бесполезно. Он словно не слышал ее крик. — Капитан, не пачкай руки об эту падаль, — рявкнул Тео и с силой отшвырнул Гренгуара прочь от его жертвы. — Если уж ты решил поквитаться с ним, то уж лучше на виселицу пойду я. С легким сердцем. Такой же вот выродок уничтожил мою девочку. И жить они не должны. — Жженый железной хваткой дожимал Традиво, который уже начал синеть. Немного пришедший в себя Пьер вместе с Мари отчаянно пытались оттащить Тео. Но тот был слишком силен. И тут раздался женский вопль, перевернувший души всех, кто присутствовал в комнате: — Нет, сударь! Пожалуйста, нет! — Жженый почувствовал, как в его ногу вцепились чьи-то руки. — Я умоляю, пощадите! Ведь он отец мне! Руки Тео сами собой разжались, как только эти слова дошли до его сознания. Традиво мешком рухнул на пол. Жженый, все еще вздрагивая от пережитого напряжения посмотрел вниз и увидел заплаканную невзрачную девушку, цепляющуюся за его ногу. — Не надо, сударь, — повторила она, сквозь слезы. Затем разжала руки и поползла к лежащему на полу Традиво. Тот захрипел, потом с трудом вздохнул и открыл мутные глаза. Дыхание постепенно выравнивалось. Традиво постепенно приходил в себя. Взгляд его остановился на заплаканной девушке, пытавшейся приподнять его голову. — Зачем приползла сюда? — просипел Традиво, отклоняя ее помощь. — Я не звал. О наследстве, небось, разнюхать захотела. Так нет его, наследства. Нет, поняла? Убирайся, колченогая. Мать твоя ничего путного родить так и не смогла. Тео сильно захотелось поддать мерзавцу сапогом в бок. С трудом подавив в себе это желание, Жженый позвал конвой. — Забирайте этого, сержант, — с отвращением произнес помощник капитана «Странника». — Забирайте туда, где ему самое место. — Давай, пошел, — солдаты рывком подняли Традиво, и слегка подталкивая в спину, вывели из дома. Тео подошел к девушке, которая по-прежнему сидела на полу, скрючившись и всхлипывая, и попытался поставить ее на ноги. Однако это оказалось сложной задачей: одна нога у нее была сильно короче другой. Тогда Жженый молча посадил девушку в кресло. Сам же опустился на пол, рядом с ней. Пьер и Мари тем временем приходили в себя после серьезной встряски. Гренгуар уже сильно жалел, что невольно подверг жену довольно тяжелому испытанию. Он тихо гладил ее по спине и шептал: — Прости, что напугал тебя. Сорвался. Вывел этот … Любая мразь, которая только посмеет оскорбить тебя, получит то же самое. — Пьер, я не ребенок, — Мари прижалась лбом к его плечу. — Я все видела. И все понимаю. Однако сердце ее все еще трепетало. Пьер, всегда такой светлый, обходительный, нежный. Обаяние этого человека иногда казалось просто запредельным. Таким знала его Мари и большинство окружающих. Того Пьера, с искаженным от бешенства лицом, который был здесь пять минут назад, она никогда не знала. Он слишком старался затолкнуть эту свою ипостась подальше от жены и окружающих. Злоба не была присуща личности поэта изначально. Галеры оставили свой страшный след в его душе. След, который он изо всех сил старался уничтожить. Мари понимала и уважала эту борьбу с внутренними демонами. И все же была в смятении. Ей нужно было привыкнуть к наличию Того Пьера и помочь ему в борьбе, в меру своих скромных сил. Потому она лишь крепче прижалась к мужу, давая понять, что готова взять часть его боли на себя. Но для разговора об этом у них еще будет много времени. А пока … — Пьер, я знаю, что нужно сделать с этим проклятым домом, — Мари посмотрела в глаза мужа. — Здесь наследница и … ты понимаешь. — А я знал, что ты поступишь именно так. Потому и велел разыскать ее и привести сюда, — Гренгуар слегка улыбнулся и поправил ее локон, выбившийся из прически. — Ах, даже так. Тогда, я освобожусь от него немедленно. — Мари решительно подошла к нотариусам, которые имели несколько растерянный вид после всего, что довелось им здесь увидеть. — Господа, прошу простить нашу чрезмерную ... эмоциональность, — Мари попыталась улыбкой смягчить ситуацию. — Прежде, чем мы вынуждены были прервать наше приятное общение, я должна была подписать договор, не так ли? — нотариус суховато кивнул и подал Мари перо. Она поставила размашистую подпись. — А теперь мы составим еще один договор, согласно которого дом и лавка передается законной наследнице, девице Традиво. Как ваше имя, милая? — Эжени, — еле слышно прошептала девушка. — Однако, мадам, вы слишком щедры. Вы ведь совсем не знаете меня. Как же так можно? — Глупая, бери, коль дают, — проворчал сидящий у ее ног Тео. — Он … он столько боли вам всем причинил, — голос Эжени дрогнул. — Этого нельзя простить. Я тоже знала от него одно только горе. Но все же я — его дочь. А вы … для меня… — Во-первых, дети не отвечают за грехи отцов, — Мари подошла и тихонько погладила девушку по плечу. — А во-вторых, дом ваш по праву и это справедливо. Так что договор мы составим. А пока, покинем это зловещее место. Я задыхаюсь здесь. Присутствующие мгновенно согласились с этой мыслью. Тео помог встать Эжени. Мари разыскала в углу тяжелую, неуклюжую палку, на которую та опиралась. Все потянулись на свежий воздух.***
Ночью Мари разбудили стоны и хриплые вскрики. Лежавший рядом с ней Пьер, очевидно, снова переживал во сне все тяготы галерной жизни. — Тише, тише, мой хороший, — шептала его супруга, нежно лаская лицо любимого и целуя его. — Это все только сон. Дурной сон. Ты здесь, со мной и все спокойно. Пьер как-то вдруг открыл глаза, в которых все еще плескались пережитые во сне кошмары. Потом обвел взглядом комнату, увидел склоненное над собой взволнованное лицо Мари, облегченно выдохнул и слегка улыбнулся ей. — Спасибо, мой Ангел, — Гренуар нежно коснулся пальцами щеки жены. — Я уже пришел в себя. Это был обычный кошмар. Ничего страшного. Проклятый Традиво снова пробудил в моем мозгу то, что я хотел бы забыть. — И Пьер поднялся и сел в кровати, слегка встряхнув головой, тем самым прогоняя остатки мрачных сновидений. А глаза Мари наполнились слезами. Сегодняшний день показал ей, насколько глубоки душевные раны мужа. И собственные муки казались менее страшными, когда она думала о страданиях, перенесенных любимым. Проклятые галеры, плети, кровь и мучения, пережитые там, все еще крепко сидели в его сознании. Возможно, это останется с ним на всю жизнь. Так же как шрамы на его спине. Мари впервые видела их так ясно, в холодном свете луны, пробивающемуся сквозь щели закрытых ставен. Это было похоже на кошмар или бред. Легкими касаниями пальцев гладила она исхлестанную спину, а потом нежно касалась губами страшных шрамов. — Из-за меня, все ради меня, — в отчаянии шептала Мари. — Все твои мучения. — Не надо, прошу тебя, — пробормотал Пьер. — Иди лучше ко мне. Вот так. Не ты отправила меня на галеры. Мы прекрасно помним, кто. Зачем же ты себя терзаешь, милая моя девочка? — Просто это так… ужасно, — Мари спрятала лицо на груди мужа. — Ужасное прошлое. Нужно оставить его там, далеко. Чтобы оно не вернулось больше. А мы будем жить хорошо и спокойно. — Как прекрасно, что твои мысли наполнены надеждой на лучшее, — Пьер тихонько коснулся губами волос жены. — А я иногда просто теряю почву под ногами. Надежда на лучшее в Париже пятнадцатого века, когда твой дом в любой момент может посетить святая инквизиция кажется мне безумием. Ты уверен в том, что ни в чем не виноват? Там тебе убедительно докажут обратное. Ибо все делается во благо государства. Страх и тотальное невежество — вот два столпа, на которых держится власть в государстве. И чем больше невиновных будут привлечено в застенки, тем больший ужас поселится в душах граждан. Мы ведь помним страшную участь рыцарей-тамплиеров. Их обвинили в ереси. А на самом деле их вина заключалась в том, что король захотел прибрать к рукам их казну. Устрашение возведено у нас в разряд искусства. Во главе суда неизменно находится маньяк, который наслаждается видом чужих страданий, пьет их, словно паук кровь своей жертвы. Вот несчастного вводят в судилище, обнажают. Это первая из пыток. В особенности для женщины. Для ее стыдливости, которая подвергается мучительному поруганию. Ее тело бесстыдно ощупывают чужие злобные взгляды. Напрасно ищет она хоть искру сочувствия в них. Она здесь одна, среди палачей, обречена на позор и страшные муки. Пощады не будет. Ее плоть станут разрывать на части, слушая дикие крики и наслаждаясь ее болью и унижением. Изобретая все новые и новые орудия пыток, причиняющие все более страшную боль. И они не убийцы, не маньяки. Они борются с нечистью. Отличное оправдание собственных зверств. Самое страшное, когда тебе отказывают в праве быть человеком. Традиво отказывал в этом праве тебе и другим девочкам, а стало быть вас можно безнаказанно мучить. Нам с Тео тоже было отказано в этом праве. Мы были презренными гяурами, неверными. И наши палачи прекрасно понимали, если срывать куски мяса со спины, то можно убить в человеке все, что связано с жизнью духа, оставив лишь инстинкты еды и сна. — Но ты ведь остался человеком, - голос Мари дрожал. Перед ее мысленным взором мелькали страшные картины. - Они не смогли убить этого в тебе. Ни ум, ни храбрость, ни любовь. А эти ... бичи ... Они часто снятся тебе? — Н-нет, — Пьер словно очнулся и взглянул в потемневшие глаза жены. — Прости, прости меня. За то, что я здесь наболтал. Сегодняшний день … Он выбил из колеи. Я позволил себе расслабиться. И весь свой мрак выплеснул на тебя. — Но разве я не твоя жена? Разве не поклялись мы делить все пополам, хорошее и плохое? Ты доверил мне то, что мучает тебя, облегчил душу. Так и должно быть. Постепенно все черное станет серее. — Ты перенесла не меньше, если не больше. — возразил Пьер. — Однако от тебя я не слышал пока ни слова жалобы. — Это потому что ты рядом, — улыбнулась Мари. — И я больше не одна. У меня есть защитник и мне не страшно. — Да уж, защитник, — пробурчал Гренгуар. — Который расклеился после первой же встречи со своим врагом. Но я стану твоим истинным защитником. Обещаю. — Верю, милый. Ты поэт, и слишком остро все ощущаешь. И вместе с тем, мне с тобой надежно и спокойно. — Иногда мне кажется, что ты сама научилась себя защищать, — Пьер крепче прижал жену к себе. — Я страшно горжусь тем, как ты словами размазала этого подонка. Он корчился, как на горячих углях. — А после ты его добил. Так что мы все сделали вместе. И дальше будет только так. — Только так, — с улыбкой повторил Гренгуар. — А теперь я тебя уложу спать. Этот страшный день должен, наконец, закончиться. Завтра будет новый. — И солнце в окнах, — пробормотала Мари, уютно устраиваясь под одеялом. — В конце концов, ты с этим согласишься.***
На следующее утро все мрачные ночные откровения, казалось, были забыты. Мари хлопотала на кухне, мурлыкая себе под нос что-то веселое. А хмурый Пьер пытался вытащить ее оттуда. — Я кухарку зачем нанял? — ворчал он. — Чтобы ты отдыхала побольше. А что выходит? С утра пораньше — на кухню. — Ну не сердись, — Мари чмокнула мужа в нос. — Мне ужасно хотелось сделать для тебя сегодня что-то очень-очень вкусное. — Вот умеешь ты уговаривать, — Пьер невольно улыбнулся. — Пахнет, в самом деле, весьма соблазнительно. — Можешь уже садиться. Все готово. — Уже иду. Сама-то приходи. Но не успели супруги сесть за стол, как слуга доложил о приходе гостя. — Рене, — воскликнул радостно Пьер. — Вот уж неожиданно. И очень вовремя. Как раз к столу. — А я опасался, что приду слишком рано, — капитан «Марианны» обнял своего молодого друга. — И совсем некстати. — Вы не можете быть некстати, — возразил Пьер. — И наконец я представлю вас моей жене. Мари, перед тобой Рене Монферан, мой друг, спаситель и благодетель. Не будь его, мы бы с тобой не встретились. — Муж так много рассказывал о вас, мсье Монферан, — Мари даже слегка разнервничалась. — И я рада, что, наконец, могу высказать всю мою благодарность за то, что вы сделали для нас. — Ну что вы, мадам, — Рене склонился над ее рукой. — Мне приятно видеть вас обоих, наконец-то вместе. Два красивых человека, любящих друг друга, что может быть прекраснее? Какие еще могут быть благодарности? — Пожалуйста, к столу, — Мари сделала приглашающий жест. — Я должен объяснить, в конце концов, почему явился так непозволительно рано, — сказал Монферан после того, как обмен любезностями и комплименты кулинарным способностям хозяйки закончились. — Дело в том, дорогой Пьер, что завтра тебе назначена аудиенция у короля. И я должен тебя об этом известить. — Но… я ведь не просил об аудиенции, — Пьер слегка побледнел. Разговоры этой ночи с женой вдруг всплыли в его сознании. У Мари тоже сильно забилось сердце, и она крепко сжала руку мужа. — Известие несколько шокирующее, — Рене понял состояние друга. — Однако, я поясню. Ведется следствие по делу похищений людей и продаже их в рабство. Его величество был возмущен, когда узнал о всех этих галерах, борделях. Он сам возглавил дело и хочет во всем разобраться. Я прохожу свидетелем. Ты, Пьер, тоже пострадал от них. И вы, мадам, — легкий поклон в сторону Мари. — Потому его величество пожелал поговорить с тобой, мой друг. Об этом деле. Я был уверен, что ты захочешь оградить супругу от этой тяжелой обязанности. Потому не упоминал о ней. — Да, вы сделали все правильно, Рене, — задумчиво согласился Гренгуар. — Мы еще не поквитались с Бородавочником. Возможно, это шанс. И все же … аудиенция у короля … не такое уж приятное дело. Кто знает, чем это кончится. — Но игнорировать ее еще опаснее, — взволнованно сказала Мари. — Ты ведь сам понимаешь. — Мадам, вы не только красивы, но и обладаете здравым смыслом, — Рене посмотрел на жену друга с уважением. — Пьеру несказанно повезло и я рад за него вдвойне. — Вы тысячу раз правы, мой друг, повезло, — Пьер с нежностью взглянул на свою Мари. — Однако, теперь я должен готовиться к аудиенции. Когда она назначена? — Завтра в полдень, — ответил Рене. — Я заеду за вами в одиннадцать. Надеюсь, это не будет поздно, и мы успеем. Итак, до завтра, друзья мои.