Лучший друг кузена

      Поначалу Кей решила, что ослышалась. Должно быть, он сказал что-то другое, потому что не мог Нино быть его сыном. Нино — его брат. Но чем дольше она вглядывалась в его побледневшее лицо и ясные карие глаза, тем больше проникалась сознанием того, что сказанное им настолько выстрадано и настолько искренне, что может быть только правдой. Ошарашенная, она покачала головой.       — Нино-кун– твой сын?       Масато задержал на девушке взгляд, а потом уставился прямо перед собой. Он заговорил не сразу.       — Черт. Я… никто об этом не знает, Кейси. Только мои родители. И Тору, но он — могила. Больше ни одна живая душа не знает.       Кей не удивило то, что Тору посвящен в тайну Масато, но слегка задело то, что кузен скрывал это от неё. Наверное, счел, что не её ума это дело… И теперь Кей действительно не знала, как реагировать, и тупо смотрела на него. Мысли мчались и путались: Нино и Масато были удивительно похожи, но это обычное дело для братьев. Масато был очень привязан к Нино, между ними как будто существовала незримая двусторонняя связь, но такое бывает и между братьями. Масато, казалось, больше всего на свете дорожил Нино, но это естественно для братьев.       Только вот они не братья.       «Они — отец и сын. Ни хрена себе».       Очень многое разом встало на свои места и обрело смысл. И прежде всего не его одержимость Нино, а их с Кей разговор по пути на ферму. Когда девушке показалось, что он знает не понаслышке, что некоторые незапланированные события приносят высшее счастье. И, наверное, именно это объясняло, почему он больше не играет в футбол и не собирается лететь в Америку. Он хотел остаться здесь, рядом с сыном, независимо от статуса. Видимо, поэтому он и не стремился к серьезным отношениям — ведь у него ребенок, и, даже если он пока не принимал активного участия в его воспитании, всё могло измениться в ближайшем будущем. Не всякая девушка согласится взвалить на себя такой груз. Кей могла его понять. Сама только что была просто контужена этой информацией.       Масато — отец.       И, разумеется, из категории «папочка, с которым хочется заняться сексом».       Кей крепко зажмурилась. Даже не верилось, что такие мысли лезут к ней в голову. Но он был отцом.       Из Ватабэ будто выкачали воздух, и она с трудом сглотнула, когда он протянул руку, вытаскивая что-то — сухие травинки — из её волос. Он повертел их между пальцами, пока Кей изумленно глазела на него.       — А он… знает?       Масато покачал головой.       — Нет. Он думает, что бабушка и дедушка — его родители.       — Почему? — Она задала вопрос, прежде чем до неё дошло, насколько навязчиво это вторжение в чужую жизнь.       «Боже, как это грубо с моей стороны».       Но Кей хотела знать. Ей было необходимо знать, как Масато, любящий этого мальчика больше жизни, мог позволить кому-то растить собственного сына.       — Все так запуталось, — ответил он, откидываясь в кресле. Он потер руками лицо и вздохнул. — Они растили Нино-куна как своего ребенка с самого его рождения. Даже усыновили его. Я выгляжу самым настоящим дерьмом, да? — Он повернул голову, и Кей увидела боль в его глазах, отчего у неё сжалось сердце. — Я даже не могу воспитывать собственного сына. Его растят мои чертовы родители, и он ничего не знает. Хорош же я, не правда ли?       Она часто заморгала, в растерянности открыв рот, не зная, что сказать. Парень горько засмеялся, запрокинув голову на спинку сиденья. Напряжение волнами исходило от него.       — Я не воспитываю собственного ребенка, — повторил он, и Кей догадалась, что эти слова он слишком часто говорит самому себе. — Вот уже пять лет, как им занимаются мои родители. Я хочу изменить это, но не могу вернуть те годы, и как мне теперь это изменить? Сказать ему — значит разрушить его мир, а я этого не хочу. Разбить сердца моих родителей, потому что они считают его своим сыном? — Он закрыл глаза. — Я чертовски непутевый отец.       Масато безрадостно усмехнулся, и Кей забеспокоилась.       — Не говори так о себе.       — Ой, да ладно. — Самоуничижительная улыбка появилась на его лице. — Я только что сказал тебе, что у меня есть ребенок. Мне тридцать лет, и у меня пятилетний сын, которого воспитывают мои родители. Посчитай сама, Кейси. Мне было двадцать пять, когда он был зачат. Двадцать пять. Расцвет моей карьеры и карьеры группы. Ясное дело, это не то, чем можно гордиться.       — Это то, чего ты стыдишься?       Он впился в Кей острым взглядом, как будто застигнутый врасплох её вопросом.       — Нет, — тихо произнес он. — Я не стыжусь Нино. И никогда не буду стыдиться. Но мне стыдно оттого, что я не взял на себя ответственность быть его отцом.       Кей закусила нижнюю губу, девушку распирало от желания задать еще очень много вопросов. Мимо них по проселку промчался грузовик.       — Так тебе было двадцать пять лет, когда он был зачат? Ты был на самой верхушке своей карьеры, верно? В это время я была с Рю.       — Это другое, — он опять закрыл глаза, — И нисколько не оправдывает меня.       — Много ты знаешь двадцатипятилетних молодых пар, которые в состоянии быть полноценными родителями? — строго спросила Кей.       — У многих это получается.       — И что? Это не значит, что каждый готов к этому. Я уверена, что из меня получилась бы никудышная мамаша. И мои родители наверняка помогли бы мне. — Она замолчала, вдруг вспомнив — вот идиотка! — что ребенка вообще-то делают двое, если в последнее время ничего не изменилось. — К тому же ты не единственный, кто несет ответственность. Там еще должна быть мама. Где?..       — Я не хочу говорить о ней, — отрезал он, и Кей поморщилась от его тона. — Это не имеет к ней никакого отношения.       «Ух ты. Да там, похоже, разыгралась настоящая драма в духе «бэби мама».       — И помогать — не то же самое, что усыновлять. — Его глаза приоткрылись узкими щелочками. — Когда я рассказал родителям, что происходит, они огорчились, но им хотелось, чтобы я достиг успеха, осуществил свою мечту — стать настоящим рокером. Они не хотели, чтобы я отказался от всего этого.       — Я их не осуждаю, — мягко произнесла Кей. Но что же с матерью?       — Так что вопрос стоял так: либо отказаться от всего, либо отдать Нино на усыновление, потому что я был не готов. Как бы хреново это ни звучало, но поначалу я не хотел его. Не хотел иметь ничего общего с ним: ещё до того, как он родился, до того, как впервые увидел, я уже его предал… — В его голосе появились хриплые нотки, и он откашлялся. Кей всё отчетливее понимала, что мама, кем бы она ни была, исчезла из поля зрения сразу после рождения Нино, но Кей умирала от желания узнать почему. — Так они подали на усыновление и получили разрешение. Оглядываясь назад, я понимаю, каким эгоистом я был тогда. Мне следовало сразу заявить о своих родительских правах, но я этого не сделал, а теперь ничего не могу изменить.       — Но ты же остаешься частью его жизни, Масато-кун. И я понимаю, что ты хотел бы поступить иначе, но разве не это главное? Что ты всё равно его любишь как родного сына?       Масато снова запрокинул голову назад и тяжело выдохнул.       — Я люблю его больше жизни, но это не может служить оправданием моему поступку.       Возмущение закипело в девушке, и Кей забыла про загадочную историю с мамой мальчика.       — Совсем недавно ты убеждал меня в том, что я была слишком молода в свои двадцать три года и не должна винить себя за то, что молчала и никому не рассказывала про Рю. Выходит, мой возраст и моя наивность дают мне индульгенцию, а тебе нет?       Он открыл рот.       — Что, разве не так? А если так, то это нечестный и порочно субъективный подход. — Кей уже завелась и не собиралась останавливаться. — И не говори мне тогда, что я должна забыть свои прошлые решения и поступки, если сам отказываешься сделать то же самое!       Масато откинулся на спинку сиденья, и его кадык заходил ходуном, словно он искал правильные слова, но никак не находил.       — Вот черт. Ты меня подловила.       — Да, черт возьми.       Уголок его губ приподнялся, но во взгляде застыла печаль.       — Ты… тебе не нужно все это. — Он вскинул на неё глаза цвета грозовых туч. — Ты молода, у тебя вся жизнь впереди.       Кей подняла брови.       — При чем здесь это, черт возьми? И у нас с тобой не такая уж большая разница в возрасте. Ты мне дорог, Масато-кун. Очень дорог. Понятно? И я хочу быть с тобой. — Щеки горели, но она продолжала. — Это так очевидно, но ты сам делаешь выбор и накручиваешь себя, принимая какие-то нелепые решения, даже не спрашивая меня и не замечая, что я чувствую при этом.       — И что ты чувствуешь, Кейси? — Его челюсть налилась тяжестью, а в глазах полыхнула раскаленная сталь. — Ты действительно хочешь быть со мной? После того, что узнала обо мне? И ты думаешь, это разумно, если мы будем вместе? И у нас начнутся отношения? И как быть, если ты привяжешься к Нино?       Кей прижала руки к груди.       — Почему ты не хочешь, чтобы я к нему привязывалась?       — Ты собираешься уехать, Кейси. Ты ведь не будешь торчать здесь. И будь я проклят, если мальчишка пострадает только потому, что тебе захотелось перепихнуться.       Кей вздрогнула и дернулась назад. Слезы уже поднимались в горле и жгли глаза. Неужели он действительно так думал? После всех её признаний? После всего, что он сказал и сделал для неё? Выходит, он подвел итог и решил, что ею движет только желание переспать с ним?       Осознание того, что именно так он думал о ней, оказалось ещё больнее, чем его отторжение.       — Знаешь что, Масато-кун? — Её голос дрожал, но Кей не могла молчать. — То, что у тебя есть ребенок, которого воспитывают твои родители, и даже то, что ты боишься произнести имя его матери, не могло бы оттолкнуть меня или заставить думать о тебе по-другому. Но это сделают твое отношение ко мне и твои идиотские умозаключения.