***
Дилан слабо улыбается, когда Йен ставит перед ним не виски, который он попросил, а горячий, еще дымящийся, черный чай. Темно-коричневая чашка горячая и, дотронувшись к ней, парень спешит убрать руку. — Я слышал, как ты кашлял. — кидает в чашку кубик льда и рядом с чашкой на барную стойку кладет ложку. Парень кивает мужчине и медленно помешивает жидкость, ожидая пока та остынет хоть немного. Бар почти пустой. Где-то, за дальним столиком, в углу, сидят мужчины, которые негромко что-то обсуждают. — Разве ты не должен быть еще в школе? — мужчина протирает деревянную поверхность и параллельно говорит с подростком. — Или ты свалил? Понимаю, я в твои годы половину учебного года не ходил. — Я уж думал, начнешь мне нотации читать. — не сдерживает смешка, а потом, как можно аккуратнее, берет в руки чашку и делает первый маленький глоток. Йен тихо и хрипло смеется, а потом скрывается за дверьми в кладовку. Дилан сутулится и слегка прикрывает глаза. Больной организм клонит в сон, но с ним парень отчаянно борется. Во-первых, бар не лучшее место, чтобы спать; во-вторых, дома спать тоже не вариант; в-третьих, идти домой к Поузи как-то неудобно, когда там только его мама, даже не смотря на то, что Мелисса не один раз говорила парню приходить, если нужна помощь. — У меня к тебе предложение. — когда парень открывает глаза, Йен уже стоит напротив. — Ты не хочешь набить себе тату? — Дилан вскидывает брови, а потом смеется, но недолго. После он прикусывает кончик языка, чтобы не сказать лишнего, и ожидает продолжения. — А что? Ты один из немногих моих знакомых, которому я все еще не набил тату. Я даже Таю набил два круга на руке! Один ты… — Не татуированный? — греет сильно мерзнущие руки о горячую чашку. — Проще сказать, что ты без тату. — татуировка — это метка на всю жизнь. У Дилана меток по горло самое, ведь шрамы — тоже след. Следы на коже, уродливые белые рубцы мозолят парню глаз каждый день. Их слишком много: на руках и спине, на груди и ногах — они везде. Один даже есть на носе, но он маленький, и его почти невидно. — И что ты предлагаешь мне набить? — О’Брайен расслабленно улыбается и смотрит на мужчину, ожидая ответа. — Можно символ стаи, как у Поузи, а можно что-то другое. — пожимает плечами. Он наливает себе виски на два пальца и довольно быстро выпивает. — Можно просто какой-то узор или надпись. — Я подумаю. — кивает. Он подумает, а еще обязательно посоветуется с другом, но одна четкая идея уже есть в голове — он хочет забить руки. Забить руки до локтя, чтобы в жаркую погоду можно было закатывать рукава кофты. Для Дилана это важно. Для него важно перекрыть шрамы на руках.***
Из комнаты я выхожу только ближе к вечеру, когда возвращается Лили. В течении дня по всему дому был разный шум, думаю, Том складывал свои вещи и вспоминал где что лежит. Иду на кухню, но немного замедляю шаг, подходя к двери в гостиную. Из зала льется теплый желтый свет, а еще слышно смех. Заглядываю. Лили и Томас сидят на диване и едят пиццу. Особо не вникаю о чем они говорят, мне не нравится сама обстановка тут. Если бы на месте Тома был кто-то другой — да пожалуйста! Но, черт возьми, сразу так мило общаться с сыном женщины, которая увела у меня отца? Это… предательство мамы, как по мне. Пусть отношения с мамой у меня не особо теплые, не особо питаю к ней теплых чувств, но она моя мама. Женщина, которая первые десять лет обо мне заботилась, а потом забила на меня. Это обидно, но её можно понять. Отец стал ходить налево, когда мне было лет восемь, но мама сначала ничего не знала. Потом, по словам Лилиан, они пытались сохранить отношения, ведь у них два ребенка. Когда-то я задумалась, были ли у отца какие-то чувства к маме? Лилиан ответила мне, что, если бы их не было, отец не согласился бы ни на первого, ни на второго ребенка. Поджав губы, отталкиваюсь от двери, на которую опиралась, наблюдая за ними. Жалкий скрип выдает то, что я тут была, но, когда Лили подымает глаза, а Том оборачивается, я уже захожу в кухню. На столе стоит коробка с начатой, но незаконченной пиццей. Окей, я люблю пиццу, но суши мне нравятся больше. Все таки тащу кусочек из серой коробки и, пока ставлю чайник и ожидаю пока он закипит, съедаю его. Бросаю пакетик в чашку и заливаю его кипятком. В шкафу нахожу пачку печенья и забираю ее с собой. Окей, мне не хватит рук. На большую тарелку кладу еще кусок пиццы, печенье, а в руки беру чашку. Можно было положить пачку с печеньем на чашку, но, да, я бы тогда все разлила. Опыт таких «успехов» уже имеется. в чашку бросаю пару кубиков льда. — Сука. — шиплю сквозь зубы, когда горячий чай попадает мне на футболку, а, значит, и на кожу. Пачка с печеньем слетает с тарелки, а последнюю чуть было не роняю. Выходя из кухни, я столкнулась с Томасом. — Какая у тебя фамилия? — Что? А, Эванз. — он забирает у меня из рук чашку. — Извини, я… — Я думала, что у тебя фамилия Слепой. — со стола хватаю салфетки, которые обычно кладут в пакет к пицце, и стараюсь быстро покинуть кухню. Услышав нашу небольшую перепалку, Лилиан выходит из зала. Она хочет что-то сказать мне, может, отчитать за грубость, но я слишком быстро бегу на второй этаж. Захлопнув двери, стягиваю с себя мокрую футболку. Подхожу ближе к раковине, чтобы лучше видеть кожу груди в отражении зеркала. Кончиками пальцев дотрагиваюсь до теплой кожи и цокаю. Хорошо, что я додумалась добавить льда в чашку. Учитывая, что мы только переехали, в ванной нет каких-то моих вещей. Тем более, это ванная на первом этаже, а за эти пару дней я пользовалась только уборной на втором этаже. Задумчиво хмурюсь, понимая, что футболка мокрая, а, значит, прозрачная, а в ванной кроме полотенца ничего нет. Окей, лифчик — это, по сути, та же верхняя часть купальника, да? Просто закутаюсь в банное полотенце и пойду в комнату. Сука он криворукая! Обворачиваю коричневое полотенце вокруг груди и закрепляю кончик. На всякий случай еще придерживаю рукой. Черт. Если бы в доме была только Лили — было бы проще. Немного смущаюсь, когда выхожу в коридор, где стоят Том и Лили. Зло зыркаю на парня и стараюсь быстро пробежаться по лестнице. — Лив! — игнорирую голос девушки. Боже, Лилиан, поставь себя на мое место. Он имеет на этот дом точно такие же права, как я или же Лилиан. Он жил в этом доме несколько лет, я же тут — несколько дней. Разве не было бы проще наладить с ним нормальные отношения, чтобы избежать конфликтов из-за которых будут последствия? Игнорирование в данном случае тоже не вариант, ведь мы даже не живем в соседних домах, мы живем в соседних комнатах в одном доме. Всем, в первую очередь мне, было бы проще, если бы я изменила свое отношение к этому парню. Но я не могу, правда. Он, кажется, милый и все такое, но такое ощущение… Такое ощущение, что меня и Лилиан заменили Томасом, а маму — Маргарет, матерью Тома. Это чувство убивает, потому что, если развивать эту мысль… Захлопываю дверь в комнату и поворачиваю ключ в замке. Его, кстати, нашла днем в ящике. Вместо полотенца натягиваю на свитер. Если развивать эту мысль, получается, что у меня забрали все, что должно было быть моим и отдали Тому и его матери. У меня забрали счастливую семью, счастливую маму, спокойную жизнь и самое главное — отца. Отца, который должен был о нас заботится, а не о Томасе и его матери. Это предательство по всем фронтам.***
Чем ближе к вечеру — тем больше у Дилана желания прикрыть глаза и отдаться так приятно зовущему Морфею, который затягивает в своё царство. Любой громкий звук будто бьёт по вискам, а шума в баре, особенно сейчас, когда темнеет и людей все больше, ставится больше. Он жмурится, а, когда Йен снова отказывает ему в выпивке, решает прибегнуть к решительным действиям. Парень опирается слабыми из-за вируса руками о барную стойку и перепрыгивает через неё, оказываясь на месте Йена, что отошёл. — У нас новый бармен? — смеётся девушка, смотря на парня. На ней чёрная с двумя белыми кругами футболка. — Мне, пожалуйста, чего покрепче. — О, я бы с радостью, милая Нес, но я временно и очень временно, потому что мне бы самому только чего взять. — отвечает он ей, а заодно читает этикетки на бутылках. — Так… — Неужели такой милый бармен мне отказывает в выпивке? — с напускным разочарованием говорит она. — Не отказывай мне в выпивке, Ди. — Нес, Йен вон совсем не милый бармен, но в выпивке он мне отказал. — хрипло смеётся. — Упс, меня сейчас убьют! — восклицает он, когда мужчина возвращается в помещение. Парень хватает выбранную им бутылку и снова быстро перепрыгивает через стойку. Слава хорошей физической подготовке. — Спасибо за алкоголь! — Йен возмущенно смотрит на парня, но потом не может сдержать улыбки. — Я оплачу. — из кармана он достаёт купюру и кладет, собираясь уходить, но мужчина его останавливает: — Забери деньги, Дилан. Я с тебя их не возьму. — тяжело выдыхает. — Я не убогий, могу заплатить за себя. — начинает возмущаться парень, но мужчина вновь прерывает его: — Ты не убогий. Ты волк, а я своим иногда делаю поблажки. — кидает он и поворачивается к Несе, которая просит налить ей. — И зайди к Мелиссе, идиот. У тебя температура сто процентов. — О-бя-за-те-льно! — тянет ровно до того момента, пока не выходит из здания. Ровно в тот момент, когда парень выходит из помещения, его хорошее настроение будто ледяной водой смывает. Он убирает пока бутылку в рюкзак, с которым и пришёл в бар, и идёт дальше, решая прислушаться к словам Йена и заглянуть к миссис Поузи. Мама Тая работает медсестрой в городской больнице, это, наверное, один из немногих случаев, когда знакомые и некоторые друзья на работе спокойно относятся к тому, кем является женщина. Узнали они случайно — Дилан, которого подстрелили, ввалился с Таем в больницу в кожанках. А там по фамилии, по беспокойству женщины и узнали. Босс у нее оказался адекватным и сказал только одну фразу: «Мелисса, я понимаю, что это твой друг, но у нас есть ещё больные. И ещё, присмотри за ним хорошо дома, у него сквозное». И ушёл. Вот так вот просто. Дилан прижимается боком к холодной, немного потресканной, стене. Костяшками пальцев он стучит по двери несколько раз и уже через несколько мгновений дверь открывает Поузи, держащий в руках бутерброд. — Заходи. — с полным ртом говорит парень и отходит назад. Дилан вполне спокойно закрывает двери и скидывает кеды. На кухне слышен шум, и горит свет, видимо, Мелисса что-то готовит. Она выглядывает в коридор, держа в руках полотенце, а потому, когда машет парню, у Дилана появляется ощущение, что сейчас она в него запустит. Но нет, она снова скрывается за стеной и опять появляется шум из-за сталкивания ножа с поверхностью доски. — У вас… — он прокашливается, ведь голос хрипит. — Есть что-то жаропонижающее или что-то такое? — Ма! — обращается парень к матери. — Можешь посмотреть этого придурка? Женщина кивком головы просит их зайти в кухню, где готовит кушать. В помещении настолько приятные запахи, что живот парня, который ничего сегодня не ел, начинает бурчать. — Голова болит? — начинает задавать обычные вопросы Мелисса. А Дилан уже знает, что сейчас женщина попросит сына присмотреть за ужином на плите, и, в конце-концов, Тайлер его чуть не спалит. Так всегда.***
Одна капсула седативного успокоительного и меня отпускает. Верчу в руках черную гелевую ручку, кончик которой погрызан, и ищу какую-то цитату, чтобы записать её в блокнот. Ручку зажимаю во рту, между пальцев руки верчу кулон. Мой день не был ужасным, но и не был прекрасным. Сейчас мне сложно судить о своем дне, ведь во мне целая капсула с белым, может, совсем чуть-чуть желтым, порошком. Если смотреть со стороны и судить как от третьего лица, то какой был мой день? Мне стало плохо в школе, а у меня не было с собой капсул. Думаю, стоит зайти купить новую пачку, эта слишком долго лежит. К нам переехал сын шлюхи. Ладно, фактически, он вернулся к себе домой, но все же. Меня облили чаем, и я почувствовала себя рыбой, которую выбросили на берег. А еще пришлось щеголять в одном единственном полотенце перед парнем. Как мне описать этот день? Холодает, и я решаю встать и закрыть дверь. Закрывая её, вижу около дороги Томаса с каким-то парнем в кожанке, уж больно похожей на куртки Дилана и Тайлера. С балкона мне ничего не слышно из их диалога. Тот, другой парень, замечает меня. Он подымает руку, между пальцев которой зажата сигарета, и указывает на меня, чем и заставляет Томаса обернуться, а меня скрыться в комнате, плотно закрыв двери и шторы. Возможно, мне не стоит записывать какую-то цитату в блокнот, но дело в том, что я хочу как-то обозначить этот день. Этот день обычно-плохой, если так можно сказать, но сегодня — день, когда Томас Эванз ворвался в мою жизнь. Человек, которого я старалась избегать много лет, ворвался в мою жизнь. В Google захожу на сайт, где обычно выискиваю цитаты из фильмов и сериалов, может, песен. Или же просто слова когда-то сказанные великими людьми. Мне очень нравится одна цитата Уитни Хьюстон о статье в газете. Она тогда сказала, что та статья была о ней, но сама женщина не могла понять о ком написали. Кроме нас самих и нашей семьи нас никто не знает. А зачастую самих себя знаем только мы сами. Кручу колесико мышки вниз и параллельно глазами пробегаюсь по словам. «Я хочу утопить этот день, как кто-то бездомных котят». Думаю, эта фраза из песни подходит. Депрессивные цитаты — мой друг по жизни.