Не кормите утконоса, пожалуйста

— Ну что, насмотрелся? Твое любопытство удовлетворено? — ядовито шепнул Карстен дворецкому, который стоял у кровати и довольно бесцеремонно рассматривал его эльфенка. — Доброе утро, доктор де Врис, — невозмутимо ответил тот. — Думаю, не захотите ли вы сейчас позавтракать… и что будет есть ваш юный компаньон. — Йелле, ты работаешь у меня пять лет, и все это время я считал себя везунчиком, если находил на кухне хотя бы пригоревшую яичницу. С чего вдруг такие перемены? — Там, на вашем диване от Ван дер Ро, сидит утконос, — пошел в контратаку Йелле. — А, ты уже познакомился с Пелайо. Он принадлежит Марсиалю. А сейчас исчезни — я собираюсь заняться с ним жарким сексом, а он немного стыдлив, — ухмыльнулся Карстен. Дворецкий только поднял бровь и молча пошел к двери. — Хозяин предпочитает надеть сегодня коричневый пиджак или серый? — невиннейшим тоном спросил он, обернувшись на пороге. — Сгинь, — угрожающе проворчал Карстен. Йелле Марстенс спустился в просторную кухню, чтобы приготовить завтрак для босса и его новой пассии. Обычно босс предпочитал любовников постарше и брюнетов, а этот мальчик, блондин с прозрачной кожей и мелкими чертами лица, выглядел ну никак не старше восемнадцати. Стройный, если не сказать тощий, и минимум на голову ниже Карстена. Коннелли вчера мало чего сказал. Только что де Врис абсолютно помешался на этом мальчишке, ведет себя как ревнивый придурок, постоянно его лапает. По словам Джоунса, паренек вел себя очень тихо, почти всю дорогу спал, у него какие-то проблемы с головой, и он везде таскает с собой мягкую игрушку в виде утконоса. По крайней мере, если мальчик действительно туповат, как говорят, будет не сложно выставить его вон, когда он надоест де Врису. Вот от итальянца было тяжело избавиться! Йелле начал резать яблоки для сока, удивляясь, зачем он это делает. Де Врис предпочитает по утрам апельсиновый, размышлял он. Нож завис в воздухе — Йелле услышал звук, характер которого не оставлял сомнений — босс занялся тем, чем и собирался. «Он никогда не блефует. Мальчик действительно отрабатывает свое содержание», — подумал Йелле, дорезая яблоки и выкладывая рядом с кофемашиной капсулы разного вкуса. Судя по звукам наверху, они закончат минут через десять — этого хватит, чтобы нашинковать для омлета лук и шампиньоны. Когда сверху раздался финальный рык Карстена, дворецкий уже жарил лук. «Босс спустил пар и, надеюсь, успокоился. Поверить не могу! Неужели он ревнует ко мне и поэтому так шумно утверждал свое право собственности на мальчика?! Можно подумать, я собираюсь наброситься на ребенка, причем явно несовершеннолетнего!» — Озабоченный козел, — пробормотал он. Минут через пятнадцать в кухню вошел умытый и одетый Карстен и бросил на дворецкого холодный взгляд. — У вашего гостя нет одежды, и он носит вашу пижаму, сэр, — невозмутимо заметил Йелле. — В моей сумке должна лежать его смена белья. Отнеси ему. Он в душе. — Рад это слышать, сэр. Я не знаю, где искать педиатра, если он подхватит простуду. — У тебя немецкое чувство юмора, — раздраженно бросил ему Карстен. — Я тронут твоей заботой. Не волнуйся, ему двадцать два года, и он прекрасно знает, что делает. — Вы проверили его документы, сэр? Он не выглядит и на восемнадцать, — сказал Йелле, выкладывая омлет и тосты на тарелку Карстена. — Разумеется, проверил. Твои услуги по депортации моих бойфрендов из квартиры еще не скоро понадобятся. — Счастлив слышать, сэр, — сухо ответил Йелле. Эту часть своей работы он ненавидел больше всего. — Собираешься осложнять мне жизнь, Марстенс? — Вовсе нет, сэр. — Хорошо, потому что, как ты скоро убедишься сам, Марсиаль очень чувствительный, и я не хочу проблем между вами. Это не тот тип людей, с которым ты привык иметь дело. Не позволяй себе с Марсиалем ни одного неуместного замечания или двусмысленной фразы. Он мирный милый ребенок, не привередливый и не капризный, как те, что были у меня раньше. Он жаждет быть полезным. Ты уже видел его игрушку; пусть возится с ним, и если он попросит у тебя что-нибудь для утконоса, просто дай, что он хочет. От этого зависит твоя работа. — Я пойду, посмотрю, как там молодой хозяин, сэр, — холодно ответил Йелле, решив уйти из кухни, пока Карстен делает себе эспрессо. — Здравствуйте. Мы знаем друг друга, сэр? Почему-то вы кажетесь мне знакомым, — спросил Марсиаль Йелле, входя в кухню. Он уже умылся и оделся во вчерашнее; в руках он держал утконоса, словно разжиревшего кота. — Типа того, — хмыкнул Карстен, поймал Марсиаля за талию и нежно поцеловал в лоб — совершенно нехарактерный для него жест. — Это Йелле Марстенс, мой дворецкий последние пять лет. Его отец был голландцем, а мать — англичанкой. Он критикует все, что я делаю; не обращай на него внимания. — Рад с вами познакомиться, сэр, — ответил дворецкий, проигнорировав Карстена, но замер, уставившись на утконоса, удобно устроившегося в руках мальчика. В ту минуту Йелле был рад, что от отца ему досталась британская флегматичность, благодаря которой сельским жителям удавалось переживать войны и абсурдные ситуации. — Здравствуйте, — тихо повторил мальчик и улыбнулся. — Ешь свой завтрак, и пойдем погуляем. В пять у меня деловая встреча, но ты можешь в это время посмотреть наш офис, милый. — Можно тарелку для утконоса? Услышав это, Йелле очень непрофессионально разинул рот. Ему приходилось сталкиваться с эксцентричными миллионерами, но никто из них не таскал в дом таких тварей и, тем более, не кормил их. К счастью, он быстро пришел в себя — не в последнюю очередь благодаря предупреждающему взгляду Карстена — и смог выдавить: — Разумеется, сэр. — Спасибо, — Марсиаль взял у него квадратную фарфоровую тарелку и поставил ее на стол там, где на высоком стуле восседал утконос. Мальчик отложил ему половину своей порции и стал пить кофе, не притрагиваясь к омлету у себя на тарелке. — Марсиаль, в следующий раз скажи Йелле заранее, что Пелайо хочет завтракать, и он приготовит и на него, — с отсутствующим видом сказал Карстен, проверяя свой мобильный телефон. — Нет-нет. Всё нормально. Тут слишком много для одного меня, — тихо сказал мальчик Карстену. Йелле пришлось отвернуться и изобразить, что он занят сортировкой чашек и приготовлением новой партии тостов. Его шокировало то, что его работодатель нимало не смущен, словно просить еды для игрушечного животного — самое обычное дело. «Если он кормит утконоса, я сегодня же увольняюсь». Дворецкий навострил уши – интересно, что этот явный псих будет делать дальше, но мальчик с интересом просматривал весенний каталог Харви Николса*. Йелле несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и повернулся назад, когда тосты были готовы. Он дернулся, увидев, что тарелка утконоса пуста, мальчик все еще увлечен журналом, омлет на его тарелке не тронут, а босс ковыряется в айфоне. Когда по спине внезапно потянуло холодком, Йелле едва не выронил тарелку из рук и уставился на пушистую тварь. Мальчишка, кажется, что-то почувствовал — он поднял глаза от страницы каталога и посмотрел на дворецкого. — Простите его, за несколько столетий он так и не научился себя вести. Набрасывается на еду, особенно если она такая вкусная, как у вас, — пояснил он, глядя, как Пелайо встал рядом с дворецким, заставив его непроизвольно вздрогнуть. — В следующий раз пусть положит немного больше перца, и будет идеально. Скажи ему, Марсиаль, — попросил Пелайо. — Нельзя ли завтра чуть-чуть больше поперчить? — застенчиво спросил Марсиаль. — Да, хорошая идея… Обычно ты кладешь больше перца — получается вкуснее, — добавил Карстен. — Марсиаль, если ты доел, бери пальто, мы уходим. Дворецкий в изумлении смотрел, как мальчик радостно выбежал из кухни, подчинившись приказу Карстена. — Но он даже не притронулся к омлету! — только и мог пробормотать он. — Не обижайся — он же съел вторую половину. Не обращай внимания, Йелле, — рассеянно сказал Карстен. — Он не ел омлет! Он только выпил кофе, яблочный сок и сгрыз половинку тоста! — Кто же тогда съел омлет? Утконос? Я тебя умоляю! — С ним что-то очень не так! — Мне он нравится таким, как есть. У Марсиаля проблемы со среднесрочной памятью, поэтому он держится неуверенно. У мальчика была нелегкая жизнь, так что оставь свои замечания при себе! — А что мне делать с мечом? С тем, который лежит в вашей сумке. Должен ли я его отполировать или лучше позвонить в Скотланд-Ярд? — Какой еще меч? У него не было при себе ничего такого! — Старинный, сверкающий, примерно 1,1 метра длиной, с дешевыми камушками и филигранью на рукоятке. На мой взгляд, самый настоящий меч, сэр. Он все еще острый, но лезвие выглядит так, словно его погрызли мыши. — Марсиаль! — крикнул Карстен, встал и пошел в гостиную. Мальчик с переброшенным через руку пальто стоял у окна и смотрел на реку. — Йелле сказал, что у тебя есть меч. Это правда? — спросил он до того, как увидел предмет, лежащий на его новом диване от Ван дер Ро, все еще в ножнах, поэтому виден был только эфес: короткая прямоугольная гарда с двумя темно-красными агатами по бокам, рукоять, покрытая простой ромбической резьбой и заканчивающаяся коническим навершием с изящной филигранью. — Это не мой, он принадлежит Пелайо. Он попросил меня держать его у себя. Сказал, что бритты — дикие люди, и за пределами Лондониума нет цивилизации. Я не умею им пользоваться, но сам он не может его носить. — Очень убедительная копия, — сказал Карстен, поднимая и осматривая обоюдоострый меч с метровым стальным лезвием, шириной не больше пяти сантиметров, с заостренным концом. — Как хорошо научились делать: он даже весит, как настоящий, не то что те, из жести, которые продаются в фанатских магазинах. Эти разводы** на поверхности клинка, имитирующие дамасскую сталь, очень правдоподобны — словно у кузнеца действительно были трудности с выплавлением стали из железа. На рукояти даже есть немного ржавчины. — Это не копия, дубина! Положь обратно, пока я не пустил тебе кровь! И он не ржавый! Он отлично работает! — вышел из себя Пелайо: простой смерд посмел трогать его любимое оружие! — Пожалуйста, Карстен, положи его обратно. Ты не должен обнажать клинок, если не собираешься им воспользоваться. Это вредно для меча, — попросил Марсиаль, надеясь успокоить трасгу, прежде чем тот возьмет дело в свои руки — зеленые глаза Пелайо уже воинственно сверкали. — Очень хорошая работа. Должно быть, он очень любит «Властелина колец», раз покупает такие штуки. Он тебе его отдал? — спросил Карстен, убирая оружие в ножны. — Да, мне поручено его хранить. Вообще-то это визиготский меч***. Пелайо не планирует в ближайшее время им пользоваться, — сказал Марсиаль, неодобрительно глядя на взбешенного трасгу. — Кретин! Сравнивать славное наследие предков с колдунской забавой мавров! — Мне тоже нравится «Властелин колец», — сказал Марсиаль. — Можем посмотреть сегодня вечером, если хочешь. Йелле, возьми его и отнеси в кладовку, — распорядился Карстен. — Господи Иисусе, клянусь, я сейчас прикончу его! — Нет, пожалуйста, Карстен. Там для него не место. Разреши, я положу его в один из шкафов в спальне. Ты можешь запереть его, но класть меч в кладовку с рухлядью — это унижение, — быстро сказал Марсиаль, пока Пелайо не исполнил свое обещание. Он надеялся, что удастся достичь компромисса между Карстеном и трасгу, иначе тот сделает жизнь Карстена невыносимой. — Ты прав. Это прекрасная работа, и стыдно хранить его в шкафу. Я не помню, чтобы видел такой меч в фильме. Он выглядит настоящим. Изумительная работа. — Пелайо рассказывал мне, что такие мечи делали в VIII веке. Это визиготская конструкция, заимствовавшая некоторые элементы клинков лангобардов (древнегерманское племя - прим. пер), вот почему лезвие на пятнадцать сантиметров длиннее, чем у мечей викингов, которые были в ходу в ту эпоху. Такими мечами пользовались при королевском дворе в Толедо, а потом в Астурии, когда король Пелайо начал отвоевывать земли у мавров. Пелайо назвали в честь него, это имя часто давали детям в его семье. Он — типичный астуриец, — объяснял Марсиаль, обрадовавшись, что Карстен понял, как важен для трасгу его меч. Он всегда был очень чувствителен в вопросах, касающихся его наследия. — Тем не менее это хорошая копия. Они даже позаботились о том, чтобы лезвие выглядело так, словно ковалось вручную, и края по-настоящему острые, особенно от середины к кончику. — Это для того, чтобы выбивать из седла таких придурков, как ты! — взвыл Пелайо, снова взбесившись. Марсиаль всерьез занервничал.— Это железо ковалось многократно! Создание клинка заняло шесть месяцев, и множество священников молилось, чтобы молот бил в правильном темпе! Он одновременно и прочный, и гибкий. Лезвие не ломается даже при ударе о кость, это важно, когда приходится рубить головы тупым ничтожествам вроде тебя! — Тут что-то написано вокруг гарды. «PELAGIUS MEPORTE», — прочитал Карстен, продолжая рассматривать рукоять. — Вот именно! Убери свои мерзкие лапы от моего меча! — Это означает «ПЕЛАЙО НОСИТ МЕНЯ». Меч принадлежит ему, и он не любит, когда люди его трогают, — твердо сказал Марсиаль, надеясь, что это успокоит трасгу. — Положи его обратно в ножны, пожалуйста. — Хорошо. Красивая штука. Саусвуд коллекционирует старинные мечи, возможно, он подскажет, где купить подходящую подставку. Конечно же, такая вещь не должна храниться в шкафу. Наверное, мы могли бы положить его вместе с птицей и тем странным крестом. Они все похожи по стилю. — Он кажется странным только такой деревенщине, как ты! — рявкнул Пелайо, но уже не так громко; увидев, что Карстен проявляет уважение к его мечу, он стал понемногу успокаиваться. — Изготовить такой меч очень трудно и дорого, Карстен. Ты должен взять восемь длинных тонких железных брусков, нагреть их до точки плавления, немедленно после этого сплавить их с графитом, перекрутить все вместе и проковать, пока они не станут цельным брусом. Потом остудить его в воде и снова нагреть, чтобы потом снова разрезать на восемь кусков. Этот процесс надо повторить много раз, — тридцать три, как возраст нашего Спасителя, — не прерываясь. Говорение молитвы помогает поддерживать необходимый ритм ковки. Края привариваются позже, они делаются единым куском, потому что должны быть твердыми, тогда как сердцевина — гибкой, чтобы выдержать удары. Края вострятся и затем многократно полируются, и каждый раз используется все более деликатный полировочный материал. Пелайо говорил мне, что последняя полировка была сделана золой. Ты до сих пор можешь увидеть узоры в центре, — объяснял Марсиаль Карстену, осторожно забирая у него из рук меч и вкладывая его в кожаные ножны. Он с облегчением заметил, что трасгу слушает его рассказ и в некоторых местах кивает головой. — Великолепная работа. Удивительно, что кто-то потратил усилия, чтобы воспроизвести оригинальный процесс. Если это так, то этот меч должен стоить как настоящая катана. Саусвуд купил одну для себя, XVI века, и он сказал мне, что она стоила около десяти тысяч фунтов. — Мой меч лучше! Это могут засвидетельствовать мертвые сарацины, которых я им прикончил! Бедный Луган фатально ошибся: использовал древний храм, чтобы заманить их туда и устроить резню. Кто мог знать, что эта мстительная сука, богиня, до сих пор там живет?! — Их трудно сравнивать. Они разные по конструкции, предполагаемому использованию и времени создания. Этот меч — чтобы рубить, сидя верхом, и в рукопашной схватке, — сказал Марсиаль, надеясь, что Пелайо не начнет снова вспоминать славные дни в астурийском войске, сражения с мусульманами под предводительством короля Пелайо и Альфонса, герцога Кантабрии, который очень хорошо знал тактику сарацинов, поскольку много лет провел в плену в Фесе. — Хорошо, мы поищем для него специальный держатель и достойное место. — Возможно, подошла бы комната, которая у тебя рядом с кухней, — предложил Марсиаль, подумав, что держать меч в гостиной, а тем более, в спальне — это чересчур! — Мой кабинет. Но я не возражаю, чтобы меч хранился там, и думаю, что его можно положить в витрину. Обычно я не особо обращаю внимание на то, что меня окружает. Я живу главным образом внутри своего компьютера. — Очень хорошее место, мне нравится, — сказал Марсиаль, глядя, как подуспокоившийся трасгу идет по направлению к кухне, видимо, посмотреть, куда положат его любимый меч. *** Современный дизайн просторной гостиной в двухуровневом пентхаусе Карстена, составлявшей единое пространство со столовой, отличался изысканной простотой. Первое, что привлекало здесь взгляд — большие, во всю стену, окна, выходящие на Темзу, которая в этом месте изгибалась, давая наблюдателю возможность насладиться уникальным видом на высокие футуристические здания по обеим сторонам реки, соперничающие со старинными верфями. Немногочисленная мебель была сделана на заказ, как, например, обеденный стол на двенадцать персон, выполненный из темного дерева и стали, который дополняли ваза и хрустальная люстра. В другой части комнаты перед домашним кинотеатром стоял огромный, похожий на древнеримскую банкетку, кожаный диван, рассчитанный на пятерых. На другой стене висела купленная четыре года назад картина Джеффа Кунса, изображавшая обезьяну с топором, разбивающую компьютер, — в основном именно из-за нее мать Карстена поклялась никогда не возвращаться в эту квартиру. Три темно-коричневых кожаных кресла окружали большой стеклянно-алюминиевый кофейный столик. Стены были выкрашены в цвет слоновой кости, а боковые колонны — в темно-красный. К гостиной примыкала кухня с деревянными полами, огромным окном и дверью на балкон, у других стен разместились белые шкафы и огромная мраморная столешница со встроенной кухонной техникой и небольшим пространством для завтрака. Карстен не часто пользовался кухней, так как обычно ел вне дома, хотя к нему четыре раза в неделю приходил шеф-повар, чтобы приготовить блюда, которые можно будет разогреть позже. Самое большее, что Карстен делал на кухне — включал кофемашину и убирал грязные тарелки со стола, если, конечно, вспоминал об этом. Старая спальня рядом с кухней была переделана в студию, все стены которой занимали книжные шкафы с внушительной коллекцией книг, в основном посвященных системному проектированию, робототехнике и физике. Было там и несколько нечитанных романов — подарки от друзей, сделанные в тщетных попытках его «очеловечить». Обстановку дополняли огромный стол с кожаным креслом и несколько кресел для гостей у окна, низкий секретер для документов и встроенный телевизор над ним. В квартире имелся также черный вход и маленькая прачечная. Главным недостатком пентхауса было отсутствие зоны для обслуживающего персонала, но Карстен решил проблему путем покупки двенадцатого этажа и поделил его на две квартиры, для водителя и дворецкого, а одну комнату оставил для себя, сделав из нее склад. Оттуда лестница вела в маленький мезонин, где он держал свою музыкальную коллекцию и удобный диван, чтобы лежать и думать. На верхнем этаже пентхауса находилась главная спальня, очень просторная, с окнами, которые, как и в гостиной, смотрели на реку, только не было балкона; кожаным изголовьем к окну стояла огромная кровать, по бокам — две тумбочки, а напротив — огромный плоский экран. Кроме маленького письменного стола со стулом и ноутбуком, больше в спальне никакой мебели не было. Стены комнаты были окрашены в цвет бургундского. Из спальни двери вели в гардеробную и мраморную ванную с джакузи. На этаже были еще две спальни с ванными, задуманные для размещения гостей: друзей и матери Карстена, два раза в год приезжавшей к сыну с «инспекцией». Всё вокруг было болезненно-чистым и содержалось в педантичном порядке — от консервных банок в чулане до одежды Карстена, разложенной по цветам, сезонам и назначению. Он любил говорить всем, что у него математический склад ума, и более всего ему ненавистен хаос. Он не верил в «творческий беспорядок», который любили устраивать у себя на рабочем месте многие его сотрудники, мало того, он его ненавидел. У него даже имелся каталог всех его книг, который он хранил в своей студии. Друзья называли его поведение обсессивно-компульсивный неврозом, бывшие любовники считали Карстена фриком, да и в детстве его педантизм не особо приветствовался. В те годы Карстен был кем-то вроде волка-одиночки, интересовался только компьютерами и больше ничем. Он отвергал любую девушку, захотевшую к нему приблизиться, но не признавался, что он — гей, пока не поступил в колледж и не провел веселое лето 1987 года с музыкантом из малоизвестной группы «Gothic rock», игравшей в стиле «Siouxsie and the Banshees» и «The Cure». Они месяц делили квартиру — пока продолжались курсы английского, которые Карстен посещал в Оксфорде, и это было хорошее время, но когда Карстен вернулся в Голландию, он больше не отвечал на его звонки и письма. Для него это был просто эксперимент, он не выносил привычку музыканта разбрасывать по квартире обувь и одежду. По возвращении из Лондона Карстен заявил своим родителям, что предпочитает «любовь, которая не смеет назвать свое имя»**** — мать уже собиралась его женить на правильной девушке из местной кальвинистской семьи. Отец считал, что у Карстена затянувшийся подростковый бунт против строгой матери, и устранился, окунувшись в работу. Мать орала на Карстена целую неделю, призвав на помощь священника, требуя, чтобы сын «оставил стезю порока», но так не сумев прошибить стену карстеновской невозмутимости, объявила, что больше с ним не разговаривает. Сестра сквозь рыдания говорила, что это позор — иметь брата-извращенца, что ее подружки перестанут с ней разговаривать, и что она не сможет выйти замуж за хорошего человека, потому что ее брат — гомик. На это Карстен лишь ответил: «Ни один мудак не стоит твоих истерик, Нинке. Обратись к врачу, он тебе выпишет какие-нибудь таблетки». После этого сестра не разговаривала с ним до 1994 года — когда он уже стал богатым бизнесменом. Ее приятель, позже ставший мужем, постоянно отпускал шутки насчет его сексуальной ориентации и даже предложил ему поселиться в мужской раздевалке. Карстен переехал в Лейден и лишь дважды приезжал домой на Рождество. Когда он в рекордно короткое время получил диплом — оплачивая обучение в основном за счет подработки, которую находил благодаря отцовским друзьям, работающим в технологическом секторе, — он собрал вещи, уехал в Лондон и поселился в пансионе на Ибери-стрит. В Голландию он ездил лишь один раз, на похороны отца в 2002 году, и остался только на церемонию, громко сообщив сестре, что в аэропорту Схипхол его ждет свой самолет, чтобы отвезти обратно в Лондон. Карстен скучал по покойному отцу, и не было и дня, когда бы он не вспоминал о нем. Отец не осуждал его, лишь однажды спросил, действительно ли Карстен хочет такой судьбы. Карстен ответил «да», и с того дня старик помогал ему, как только мог, рискуя тридцатипятилетним браком. Он отказался от акций компании Карстена, хотя его вложения при ее основании были самыми значительными, лишь сказал: «Если я умру, твоя сестра разрушит твою компанию. Она до сих пор ревнует к тебе. Просто верни мне деньги с процентами, которые ты бы заплатил в банке за кредит». Они виделись несколько раз, и старик уговорил жену снова начать разговаривать со своим сыном — своего рода «чудо тысячелетия». После его смерти мать решила дважды в год проверять, как живет Карстен, заставила его навещать ее на Рождество и каждый день таскала на службы. Карстен купил квартиру в дорогом районе Амстердама, просто чтобы никогда больше не спать с матерью под одной крышей и сохранить умственное здоровье после целого дня общения с ней. Ему доставило глубокое удовлетворение продемонстрировать шурину свой «Майбах Цеппелин». *** Восторженный вскрик, раздавшийся из чулана, сказал Марсиалю, что трасгу только что обнаружил подсобную комнату и остался более чем доволен его содержимым. — Марсиаль, у него есть вакуумный пылесос из телевизора! Тот, который никогда не теряет своей всасывающей силы! — кричал Пелайо в восторге от своего открытия. — Ты должен увидеть этот чулан! Все разложено по названиям, все бутылки вместе! Ничего общего с той помойкой, с какой мне приходилось иметь дело несколько веков! Больше никаких мётл из прутьев, мальчик! — Он пронесся мимо дворецкого, который до сих пор стоял и ждал распоряжений по поводу меча. — Вели рабу отнести мой меч в скрипторий, как ему было сказано. Чего он ждет? Хорошей порки? — Он — дворецкий, и это называется кабинет, — тихо шепнул Марсиаль трасгу. — Юный сэр желает чего-нибудь еще? — спросил Йелле, глядя, как явно ненормальный мальчик разговаривает со своим жирным утконосом, которого его босс зачем-то привез домой. Карстен в это время рассматривал фибулу Пелайо. — Теперь слуги осмеливаются первыми заговаривать с хозяевами?! Боже мой, как изменился мир, и явно не к лучшему! — пробормотал Пелайо. — Нет, спасибо. Не могли бы вы отнести меч в кабинет доктора де Вриса? — спросил Марсиаль, решив игнорировать Пелайо. — Карстен, как ты думаешь, ничего, если утконос останется здесь, с мистером Марстенсом? — С кем? — переспросил Карстен, увлеченно рассматривая фибулу. — А, с Марстенсом… Называй его просто Йелле, Марсиаль. Да, твой утконос может остаться и тоже заняться уборкой. Возможно, тут станет чище, милый. — Сомневаюсь, — вздохнул Марсиаль и получил озадаченный взгляд от дворецкого. — Я хотел сказать, Йелле прекрасно справляется с работой, а Пелайо не так уж и любит уборку. Он делает это, потому что его заставили. Это часть его искупления, Карстен. Йелле с недоумением слушал болтовню мальчика, но следующий вопрос босса просто поверг дворецкого в шок. — Может, ему выделить гостевую комнату? — спросил Карстен. — Не думаю. Оно может спать, где угодно, кроме нашей спальни. Я не хотел бы зрителей, когда я с тобой, — ответил Марсиаль, надеясь, что трасгу поймет намек. Кроме того, прошлую ночью Пелайо прекрасно провел на большой кожаной кушетке. — Еще, может быть, одеяло, и больше ничего не нужно. — Хорошо, тогда решено. Ты можешь оставлять своего утконоса везде кроме нашей спальни. Йелле, как ты думаешь, может нам заказать для него собачий лежак? Он слишком большой и толстый для кошачьей корзинки, — вслух размышлял Карстен, желая немного поиздеваться над дворецким. — Я не знаю, сэр. Утконосы — не моя специализация, — с запинкой сказал Йелле, пытаясь скрыть свой шок. — Итак, нам требуется лежак и одеяло. Мы же не хотим об него спотыкаться, так ведь? А тебе, Марсиаль, нужна одежда для работы, и можем купить все остальное для твоего зверя. Йелле, скажи Коннелли, пусть готовит бентли. Мы едем в Хэрродс. Сопровождение сегодня не требуется. К пяти я поеду в офис, — распорядился он деловым тоном. — Оно может спать где угодно, правда. Покрывало на зиму — вот все, что нужно. Оно ненавидит мерзнуть. — А кто любит?.. — пробормотал Карстен, уже думая о работе — мысли его занимало сегодняшнее совещание с Саусвудом и Джоунсом. Они должны были проверить отца Марсиаля и его покойную мать. — Думаю, в Burberry найдется подходящее одеяло для домашних животных. — Это было бы хорошо, но я боюсь, что ты его избалуешь. Он уже не желает сидеть в старом рюкзаке и требует омлет на завтрак. И одежду мне не нужно покупать. У меня есть своя, — мягко сказал Марсиаль, провожая взглядом Пелайо, который исчез в направлении кухни, скорее всего, чтобы проверить содержимое подсобки, поскольку только что получил разрешение от хозяина дома работать. На секунду Марсиалю захотелось, чтобы Карстен его не давал, но что сделано, то сделано. Дворецкий невольно подивился, с чего это утконос вдруг поменял свой пол. Две минуты назад его называли «оно», а сейчас он снова «он». Наверное, мальчик не очень уверенно говорит по-английски. — Я не сомневаюсь, что у тебя есть своя собственная одежда, но она осталась в Мадриде, разве ты не помнишь, милый? — Почему? Я забыл ее положить? — озадаченно спросил Марсиаль. Если фибула, меч и крест Пелайо здесь, то и его вещи должны быть здесь. Йелле не верил своим ушам. Неужели этот мальчишка настолько не дружит с головой? Как можно забыть, что их преследовал бандит, и у мальчика нет ничего, кроме того, что на нем надето? — Дорогой, мы спешили убраться из Мадрида. Уехали во Францию и сели там на самолет. Твоя знакомая, Елена, сказала, что тот плохой человек, Махарадзе, не хочет, чтобы ты был со мной, — мягко и серьезно сказал Карстен, подавив вздох: похоже, у Марсиаля сегодня был один из его «плохих дней». «Все-таки стресс от переезда в итоге сказался на нем», — подумал он. Йелле всерьез задумался, не похитили ли его босса испаноязычные инопланетяне и не превратили ли они его в нечто иное… более страшное. Нормальный Карстен уже наорал бы и уволил идиота, который посмел обсуждать приказ или попросить объяснений, но нет — он ласково рассказывает мальчику, что они делали вчера. Эта новая, благостная версия Карстена де Вриса пугала до жути: долго босс так не продержится и обязательно взорвется… или перенаправит свой гнев и досаду на кого-нибудь другого, но не на мальчика, который и не подозревает, какую свистопляску он вызвал одним своим присутствием рядом с Карстеном. Маунтбаттен уже ищет другое место — после того, как проработал на де Вриса пять или шесть лет. — Слободан не плохой. Елена не любит его, потому что не оправдала его ожиданий и ее долг ему еще очень велик. Остальные девушки говорят, что она не работает, а если работает, то у нее одни и те же клиенты. Она никогда не приносит больше 400 песо в неделю, тогда как другие девушки зарабатывают по две-три тысячи. Слободан сказал, что хочет избавиться от нее, но я думаю, как же она найдет другую работу, если работает нелегально? Уборка домов приносит не больше 250 в неделю. — Избавиться от нее? Он именно так сказал, Марсиаль? — Ну да, избавиться. Он заплатил за ее билет из Румынии в Мадрид. Она из Бухареста. Ему она не нравится. Он сказал мне, что терпит ее поблизости, потому что это отвечает его целям, а она не любит его, потому что он ее пару раз ударил. — Марсиаль, если на него работают проститутки, он — плохой человек. — Но многим девушкам нравится на него работать. Надя сказала мне, что он защищает их и берет лишь половину их заработка. Это очень хорошее соглашение. В других местах управляющие отбирают две трети денег. — Проституция — это плохо, и точка. Ты этим заниматься не будешь, — Карстен решил объяснить как можно проще, по-другому Марсиаль не поймет. — Итак, мы едем за покупками, потом обедаем, и я покажу тебе город. Позже у меня назначено совещание, а ты в это время посмотришь наш офис и побудешь с кадровиками, пока они не найдут тебе место. Если хочешь, возьми с собой своего любимца. * * * Город показался Марсиалю огромным. Здания и магазины, такие же большие, как его «Корте Инглес», заставили его почувствовать себя ничтожным провинциалом. Он пытался спорить насчет покупки для него одежды, но Карстен только сухо сказал: «Помолчи и примерь это». Он сдал Марсиаля чопорному английскому продавцу, который, похоже, был хорошо знаком со вкусами богачей и легко подбирал то, что могло бы понравиться Карстену. Мнение Марсиаля продавца вообще не интересовало, он только пару раз спросил, какого цвета пуловеры Марсиаль предпочитает — синие, зеленые или коричневые, — поскольку Карстен в этот момент что-то проверял у себя в телефоне. — Нужна только простая одежда для офиса и пара пиджаков. — Может быть, что-нибудь для вечера? Карстен целую минуту раздумывал. Покупка вечерней одежды означала бы, что ему придется водить мальчика в клубы, дискотеки и рестораны, где он, скорее всего, столкнется со своими приятелями по «охоте», одинокими волками, как и сам Карстен, которые ищут хорошие вечеринки и не прочь развлечься, и Марсиаль, такой завораживающе прекрасный и доверчивый, окажется легкой и очень желанной добычей. — Нет, сейчас не нужно, — заявил Карстен, решив держать своего эльфенка под пристальным наблюдением до тех пор, пока его не проверит врач и Карстен понятно объяснит Джорджу, Адаму и Фредди, чтобы держали свои руки подальше от его собственности. Во время обеда проблем не возникло, правда, мальчик очень мало ел и отказался брать десерт, сказав, что утконоса здесь нет, а потому десерт заказывать не нужно. Поев, они прогулялись, выбрали лежак для утконоса, из бежево-зеленой шотландки, а также одеяло с рысьим рисунком — по настоянию Карстена и под нытье Марсиаля: «Ты его избалуешь!» Во второй половине дня Карстен решил ехать в офис, поговорить с людьми из управления кадров. Марсиаля впечатлил стоящий вдоль реки длинный ряд зданий из стекла и алюминия. Карстен сразу поднялся на пятнадцатый этаж, где располагался его кабинет, и попросил свою немолодую секретаршу, Глорию, «вызвать какого-нибудь умника из кадров». Он выпроводил Марсиаля помогать Глории, которой надо было подготовить для отправки больше трехсот писем, поскольку предвидел, что разговор будет нелегким. …Линдси Меррингтон никак не ожидала, что Карстен просто прикажет ей найти место для этого явно необразованного и неопытного слабоумного мальчика, даже не пожелав выслушать ее соображения, которые отмел, довольно грубо заявив: — Управление кадров занимается человеческими ресурсами, так ведь? Вот и перераспредели эти ресурсы, например, переведи в другое место того студента из Эдинбурга, который по утрам приносит мне почту. Он мне не нравится. Отдай его ребятам из J2EE, они постоянно ноют, что им не хватает людей. — Но, Карстен, у него нет никакого опыта, чтобы здесь работать! Он даже не студент колледжа! Мы гордимся тем, что у нас трудятся лучшие в своей области специалисты! — Разве вам не полагается делать невозможное возможным? Какая такая особая квалификация нужна для работы внутренним курьером? Короче, он принят. Назначь ему минимальную зарплату и подай нужные бумажки в соцстрах и миграционную службу, укажи в них в качестве его места проживания мой личный адрес. И я не хочу, чтобы вы оттачивали на нем свой британский сарказм. Назначаю тебя персонально ответственной за его пребывание в этой компании. — Я не рекомендую трудоустраивать его в «Z3 Solutions». Он не дотягивает до наших стандартов. — А твое управление не дотягивает до моих стандартов. Мое терпение насчет всех вас на исходе, — рявкнул Карстен, решив наконец поставить ее на место. — Учитывая, что безработица в Великобритании растет, вы все без проблем найдете себе места в офисах биржи труда, где будете заполнять бланки для безработных. Общество только выиграет, если оказавшиеся в тяжелом положении люди смогут получить помощь таких крутых специалистов, как вы, — с обширным опытом и высокой квалификацией. — Я подам в Совет директоров жалобу на ваше поведение! Вы ведете себя агрессивно! — Подавай. Считай это двухнедельным предупреждением об увольнении, — сказал Карстен, не повышая голоса — что было очень плохим знаком, если верить его сотрудникам. Его холодная ярость стала в компании легендой. — Возможно, мне не помешает помощь с бумагами, доктор де Врис, и тогда я смогу больше времени уделять вашему расписанию, — вмешалась Глория, прежде чем Линдси потеряет работу, а босс окончательно озвереет, и они потом всю неделю будут страдать от его плохого настроения. — Парнишка уже мне помог. Пусть остается у меня. Почему бы нам не взять младшего секретаря? 814 фунтов — не такой уж большой расход на одного. Все кандидаты хотят не меньше 20 000 в год. — Хорошо, Глория, он твой. Линдси, докажи свою полезность, оформи его документы как полагается. Если что-то сделаешь не так, будешь немедленно уволена. Свободна, — прорычал Карстен, постепенно успокаиваясь благодаря вмешательству Глории. Линдси вынеслась из комнаты, хлопнув дверью. — Видишь, что бывает, если дать глупой женщине власть? Ненавижу законы о равноправии полов. — Ну, одна из них только что спасла вашу шовинистскую шкуру, доктор де Врис. Неужели вы хотите проводить недели в суде, объясняя, почему уволили женщину, которая просто делала свою работу? — Ты уникальна, Глория. Если и осталась в этой стране миссис Минивер*****, то это ты. — Спасибо, доктор де Врис. Я позабочусь о пареньке. Со мной ему будет хорошо, да и мне помощь пригодится, — ей было чрезвычайно приятно получить от босса похвалы, которыми он редко баловал персонал. Одиннадцать лет назад он поразил Глорию тем, что нанял ее, сорокапятилетнюю разведенную женщину с тремя детьми, отказав красоткам, выстроившимся в очередь на собеседование. «У вас трое детей, — сказал он тогда. — Если вы справляетесь с ними, то справитесь и с десятью программистами, включая меня. Вы приняты». Карстен посмотрел ей вслед и вздохнул. Эта женщина была по-настоящему умна и рассудительна. Она ни слова не сказала и даже не поморщилась, когда Марсиаль дважды переспросил, что делать с письмами, — просто объяснила ему задачу и посадила за боковой стол в своем кабинете, тем самым изолировав от любопытных взглядов сотрудников. Возможно, она уже поняла, что мальчик значит для Карстена, и решила предотвратить возможные проблемы. Она бесценна. Он успел только проверить электронную почту, когда органайзер напомнил ему о совещании с Саусвудом, Джоунсом и Янсеном, которые наверняка уже услышали историю в версии Линдси. Карстен занял свое обычное место во главе стола, позволив Саусвуду сесть справа от себя, а Янсену и Джоунсу — слева. Он не стал тратить свое драгоценное время на приветствия и прочие банальности, и они сразу открыли свои ноутбуки и папки. — Итак? — спросил Карстен, обращаясь сразу ко всем. — Мы провели дополнительную проверку его окружения. Материалы о его пребывании под надзором органов опеки не оцифровывались, и если ты хочешь их посмотреть, мы отправим кого-нибудь проверить их на месте. Однако удалось найти несколько газетных статей об этом происшествии, — Янсен быстро признал наличие проблемы и предложил альтернативное решение, потому что боссу было трудно угодить. Он сделал паузу, ожидая реакции Карстена, но ее не было. — Если верить местным газетам, история примерно такова: этот человек, Джордж Алторп, был известным полиции педофилом из Суррея, состоятельным бизнесменом с женой и детьми. В 2000 году его подозревали в домогательствах к нескольким мальчикам по соседству. Его собирались арестовать, но он сбежал из страны, и власти предполагали, что он приехал в то местечко в Астурии, жил на свои сбережения и объявил себя художником. 20 ноября 2005 года его соседи вызвали полицию — Алторп четыре раза ударил ножом мальчика и выбросил его из окна. Когда приехала скорая помощь, мальчик, Марсиаль Мартинес Фернандес, был почти мертв. Врачи сумели стабилизировать его и отвезли в больницу. Полиция предполагала, что этот человек растлевал мальчика с тринадцати лет — с тех пор, как тот приехал в деревню. Мальчика отобрали у бабки, ее лишили прав опеки. Согласно отчетам органов опеки, мальчик страдал от недоедания, не посещал школу, о нем никто не заботился, хотя врачи говорили ей, что ему требуется постоянное медицинское обслуживание. — Почему? Эту часть информации Джоунс предпочел бы оставить при себе, так мальчик вообще не выглядел проблематичным, но он всё же продолжил: — За пять лет до покушения на убийство он попал в автокатастрофу. Три недели находился в глубокой коме, получив серьезное неврологическое повреждение, затем почти ежедневно переживал судорожные припадки. Врачи не хотели выпускать мальчика из больницы, но бабка забрала его. Ему полагалось принимать лекарственные препараты от судорог и даже получать государственную пенсию, так как считалось, что у него 30% инвалидность. Он больше не возвращался в школу, пока его не забрала социальная служба. — Каков характер инвалидности? — Он страдает от антероградной амнезии. По словам доктора, с которым я консультировался утром, он способен понимать значение слов, но плохо воспринимает абстрактные концепции и забывает их через пять минут. Он может делать работу, требующую повторяющихся действий, но не больше. В США был описан случай одного человека, Генри М. В пятидесятых годах, когда он был подростком, над ним провели экспериментальную операцию, чтобы снизить эпилептические припадки. Хирург ненамеренно повредил ему лобную долю мозга, которая отвечает за память, и мальчик стал испытывать проблемы с запоминанием. Он забывал, что делал в течение дня. Помнил своих школьных приятелей, помнил всё, что знал до операции, хорошо говорил, но не мог сказать, что он ел на обед или кто сидел рядом, если это был незнакомый ему человек. Ему прекрасно давалась математика, он хорошо играл в шахматы, но он не мог вспомнить, что прочитал десять минут назад в газете или где он находится. Он обладал мягким, добрым характером, хотя прежде был довольно агрессивным ребенком. Однажды его привезли в Йель на конференцию, и его врач спросил у него, знает ли он, где находится. «В Йеле, конечно», — ответил он. «Откуда ты знаешь? Мы тебе не говорили. — Когда мы шли по коридору, я видел студентов, одетых в футболки Йеля, и все вы очень нервничаете из-за того, что здесь находитесь». У Марсиаля не такой тяжелый случай, и он не умственно отсталый, но он, скорее всего, все забывает через несколько часов, — попытался смягчить новости Джоунс. — Он может запомнить что-то, если применил знания на практике. Если я правильно понял объяснения доктора, он способен решать математическую задачку, если будет это делать сразу после объяснений. Он может запомнить книгу, если с кем-нибудь поговорит о ней. Он сумеет сесть на автобус, если вы объясните ему, как и где. Он не испытывает проблем с речью, но забывает, что делал вчера. Такие люди постоянно наблюдают за вами и способны считывать даже самые незаметные ваши жесты. Это многое объясняет. — С Алторпом ещё не всё, — сказал Саусвуд, решив раз и навсегда закрыть тему. — Он использовал Марсиаля как модель и размещал его изображения на сайтах для извращенцев. Испанские власти хотели обвинить его и бабку в изготовлении и распространении детской порнографии, а также в жестоком обращении, изнасиловании и много еще в чем, но мальчишка заявил, что Алторп не виноват в том, что случилось, якобы он испугался, увидев рядом какого-то демона, как писали таблоиды. В результате Алторп был только формально обвинен в нападении и легко отделался, потому что находился под действием галлюциногенов, и мальчик каждый раз заявлял, что сам выпал из окна. Власти не смогли ничего сделать со старым уродом, так что просто забрали Марсиаля у бабки. — Где был его отец в это время? — Мы не знаем, сэр. Хуан Карлос Мартинес де ла О — состоятельный испанский застройщик. За последние двадцать пять лет он построил множество курортных зданий в Мурсии и Аликанте. Сейчас ему шестьдесят три года, он признал ребенка, но никогда не содержал его. Он не запрашивал опеку над Марсиалем ни когда мать мальчика погибла, ни после инцидента с Алторпом. — Если был такой скандал, почему он не связался с мальчиком после происшествия? — Имя мальчика не указывалось. Мы просто сопоставили то, что вы нам говорили, и даты, которые нашли сами. — Где он сейчас? — Живет в Бразилии. Продал почти все, что имел, в 2006 году и переехал в Южную Америку, чтобы основать новую компанию. Никогда не был женат и не имеет других детей. — Есть у вас отчет о повреждениях, которые получил Марсиаль? — Официального нет, есть только кровавые описания местной прессы, — проговорил Джоунс, надеясь, что эти крохи информации удовлетворят Карстена. — Продолжай. — Он получил два удара в области живота, врачи достали два осколка кости, один из бедра, другой из плеча. Несколько сломанных ребер, правая нога сломана в нескольких местах, правая рука также повреждена. Его отправили в исправительный дом, поскольку ничего более подходящего на тот момент не было. — Хорошая работа, — похвалил их Карстен и услышал коллективный вздох облегчения, который они не смогли подавить. — Что насчет Махарадзе? — спросил он, уже догадавшись, что они мало что нашли, иначе бы не начали свой доклад с мальчика. — В MI6 о нем почти ничего не знают. Он работает главным образом в Испании. Нам известно только, что ему тридцать шесть лет, родился в Гори, в Грузии и по непроверенной информации занимается перевозкой наркотиков с севера Испании на южный берег. Ему принадлежат пятнадцать клубов и двадцать четыре ресторана по всей стране. Несудимый. Имеет хорошие связи с местными властями, — сказал Саусвуд. — И это всё? — спросил Карстен опасным тоном, не позаботившись даже скрыть презрение. — За такое короткое время — да, сэр. Мне потребуется задействовать старые контакты. Оперативные данные на таких людей трудно добыть, не говоря уже о том, что это дорого и не моя сфера деятельности. Мы говорим о более чем пятизначных суммах, доктор, — сказал Саусвуд, защищая себя и свою команду: де Врис настроен агрессивно, и могут полететь головы. Он надеялся, что упоминание огромных денег должно утихомирить Карстена, так как его прижимистость была всем известна. — Ясно. Продолжайте изучать его, но потихоньку. Мальчик будет работать здесь, и я хочу, чтобы один из твоих ребят присматривал за ним, когда он один. По возможности аккуратно. — За счет компании? — спросил Янсен. — Конечно, нет! За мой! Когда это я смешивал свою личную жизнь с работой?! Пришлите мне счет! — Карстен вышел из комнаты, хлопнув дверью. За столом повисла напряженная тишина. Саусвуд, высокий мужчина за пятьдесят, вздохнул и посмотрел в окно, стараясь не обращать внимания на Янсена, который кипел от негодования. Он знал, что голландца встревожили перемены в жизни его работодателя, но думал, что в итоге нечто подобное должно было с ними произойти. Сейчас Саусвуда больше занимало, кого ему лучше приставить к мальчику: Карла Смизерса или Джона Орса. — Никогда не путает компанию с личной песочницей? Неужели?! — фыркнул Янсен. — В известном смысле, компания — это он. Без него ни у кого из нас не было бы фантастически оплачиваемой работы и миллионов в банке, — ответил ему Саусвуд, высокомерно приподняв брови. — На свете полно программистов. Его можно заменить, — пожал плечами Янсен. — К сожалению, ему принадлежат 57% компании, так что избавь нас от революционных призывов. Кроме того, никто из гениев, сидящих под нами, не умеет придумать хороший бизнес-план или убедить руководителя потенциального клиента покупать наш программный продукт, — возразил Саусвуд. — А как насчет того парня, который сидит в отделе художников? Одна-единственная ночь, и он получил работу у нас! А теперь де Врис хочет повесить нам на шею полуидиота! — Тот парень прошел отбор, и он действительно хороший специалист, по отзывам творческого директора, а этот мальчик будет стоить нам не больше восьмисот фунтов в месяц, гораздо меньше, кстати, чем ваша красотка, — пошел в контратаку Саусвуд. — И что? Она уверенно говорит по-французски и по-английски и хорошо смотрится на рецепции. — А мальчик хорошо говорит по-испански и по-английски и тоже будет неплохо смотреться, разнося кофе и почту. Это просто дело вкуса, — вмешался Джоунс, решив поддержать своего непосредственного начальника. — Отличный подход, господа… и вы говорите, что служили в MI6 и прошли армию? Ваша страна в большой опасности, если она доверяет свою защиту таким людям, как вы. — Мы, по крайней мере, не бежим чуть что за помощью к другим странам! — пылко заявил Джоунс. — Довольно! Мы на совещании в «Z3 Solutions», а не на заседании Парламента Евросоюза! Чем конкретно вызвана ваша неприязнь к мальчику, Янсен? — Что произойдет, если новый любовник де Вриса столкнется в офисе с его прежними любовниками? Разрешите напомнить вам: один из них работает в художественном отделе, двое — программистами в разных подразделениях, а еще один сидит в бухгалтерии. — Это уже история. Вы прекрасно знаете, что босс не контактирует с ними с тех пор, как они устроились сюда, — возразил Саусвуд, явно расстроенный тем, что упустил из виду эту потенциальную проблему. — Джоунс уверяет, что с этим мальчиком вообще не будет хлопот. Он же слабоумный! — Меня не заботит какой-то деревенский мальчишка! Я беспокоюсь, как отреагируют те четверо, когда увидят, что их место занял дебил! Как вы не понимаете, он будет жить с Карстеном в его пентхаусе, его будут охранять, и, скорее всего, босс не сможет не тянуть к нему свои лапы и в офисе! А геи могут быть очень ревнивыми и мстительными! — Не больше, чем гетеро. Аналогичные проблемы у нас возникли, когда вы поставили работать вместе двух знойных девиц. Пришлось с ними побеседовать, затем мы перевели одну на четырнадцатый этаж, а вторую — на одиннадцатый. И проблема была решена, — Джоунс снова разозлился на Янсена за его узколобость. — На вашем месте, Янсен, я бы больше беспокоился о том, что Карстен решит все продать, как он сделал несколько лет назад, и уйти на отдых, или создаст новую компанию и оставит нас всех крутиться как знаем. Он начинает уставать от постоянного беспорядка, на который ему приходится смотреть каждый день, и если он не сделал это раньше, это потому что ему больше нечем было заняться. Его доля в компании сейчас стоит около 2,3 миллиарда, и он располагает свободными средствами порядка 700 миллионов. Что, если он решит уйти и разводить тюльпаны на Карибах? Ему уже за сорок, — говорил Саусвуд. — Вспомните, как он разозлился на Маунтбаттена из-за дурацкой шутки про мальчика. Совершенно очевидно, что он очень заинтересован в нем, и не забывайте, что Карстен поехал за мальчиком через месяц после их знакомства и привез его сюда, уже зная, что он умственно отсталый. Почему, вы думаете, он прессует нас, заставляя искать информацию о «возможных конкурентах» — отце и бандите? Он демонстрирует те же симптомы, как тогда, когда к нему переехал итальянец. Это ревность. — Я думаю, Карстен влюблен в него. Вы бы видели его в самолете — как он заботился, чтобы мальчику было удобно. Он едва не набросился на Коннелли, когда тот хотел поздороваться с мальчиком за руку. Карстен ужасен, когда дело касается его собственности, — добавил Джоунс. — Карстен влюблен? — сухо и безрадостно усмехнулся Янсен. — Он любит только самого себя, свою работу и свои банковские счета. Я знаю его с 1997 года, и всегда его волновало лишь то, как заработать больше денег, прогнуть под себя людей и нагадить своей семье. У этого человека вообще нет чувств. Он скорее машина, чем человек. Если он и общается с остальным человечеством, то только потому, что ему что-нибудь нужно от нас. Как вы думаете, сколько раз у него были стабильные отношения? Два, самое большее, три! Итальянский манекенщик — изгнан из-за анорексии через месяц отношений, и юрист, который продержался пять месяцев, на три из которых Карстен уезжал из страны. Он требовательный, ревнивый, грубый, эгоистичный, жадный; он использует весь интеллект, который ему дал Бог, чтобы заставить вас делать то, что он хочет — иначе ваша жизнь превращается в ад. Любовь для него это хороший секс. Неужели вы думаете, что кто-нибудь, даже с самыми слабыми мозгами, останется с ним, если он не будет хорошо платить за услуги? Но, к сожалению, этот прижимистый ублюдок не потратит на любовника больше, чем стоит обед или бутылка шампанского. — Возможно, именно поэтому мальчик идеально ему подходит. Хороший секс, и он забывает все, что говорит Карстен. Подозреваю, что этот Марсиаль не способен помнить обиду больше часа. Он симпатичный, тихий, милый и послушный. Безмозглая кукла, если спросите меня, но многим мужчинам такое нравится, и они охотно платят за милую куклу. Карстен выиграл в лото в ту минуту, когда нашел мальчишку. Вполне логично, что он так им увлекся, — сказал Джоунс. — Поэтому в наших же интересах, чтобы конкуренция была устранена, а кукла разносила письма; и тогда Карстен перестанет нас прессовать, господа. Помните, что он сказал Маунтбаттену: держи босса счастливым, и твои акции вырастут, — решил закончить дискуссию Саусвуд. — Янсен, скажите Карстену, что я решил передать Марсиаля под присмотр Карла Смизерса. Он очень благоразумен и терпелив. — Что-нибудь еще, сиятельный господин? — иронически спросил Янсен, явно раздраженный тем, что Саусвуд ведет себя, будто считает, что он до сих пор полковник в MI6 и вправе всем вокруг раздавать приказы. — Вызовите техника. Температура в этой комнате постоянно скачет! Пусть починит сплит-систему! …Пелайо вздохнул, в который раз удивляясь глупости людей. За более чем тысячу лет они не изменились ни на йоту — жадны до идиотизма. Хорошо хоть один из них — тот, что был похож на человека, способного удержать свои позиции в бою, — принял сторону Марсиаля. Карл — тоже хорошее германское имя, и этот Карстен по-настоящему заботится о мальчике. И почему те двое говорили о «чувствах» у мужчины? Господи, они же мужики, а не глупые девчонки, полощущие белье в реке! Мужчине полагается держать свои чувства при себе и поверять их только исповеднику. «Res non verba» — «делом, а не словом». Все упомянутые ими недостатки Карстена Пелайо назвал бы качествами, присущими достойному воину. * * * Карстен был в ярости от некомпетентности своего персонала. Неужели они до сих пор не знают, что не в его правилах путать удовольствие и дело? Только что он велел идиотам из департамента кадров заткнуться и вычесть зарплату Марсиаля из тридцати семи тысяч фунтов своего ежемесячного директорского вознаграждения. В любом случае восемь сотен, которые будет получать парень, эквивалентны паре ночей «рыбалки» с ребятами, а у него уже есть свой дельфин в постели. В каком-то смысле он даже сэкономил. Войдя в свой кабинет, он удивился, увидев Марсиаля сидящим у окна с аккуратно сложенной большой стопкой писем, которые Глория поручила ему подготовить к отправке. Его гнев растаял, когда при виде него мальчик просиял от радости. Такую улыбку Карстен не получал даже от собственной матери — если только от отца, когда был ребенком. — Все готово? Я удивлен, — мягко сказал он, мазнув губами по гладкому лбу Марсиаля. — Тут так тихо. И никого нет. Твоя секретарша велела мне сидеть здесь, пока она не найдет мне место. А задание было легким, — отвечал Марсиаль, радуясь, что трасгу ушел осматриваться на местности. — Отлично. Глория иногда может быть настоящей занозой, но она славная и станет опекать тебя как родная мать. Я уже заметил, что в ней взыграли материнские инстинкты, когда она увидела тебя со мной. Она будет защищать тебя от ужасного чудовища — своего босса, — усмехнулся Карстен. — Ты не чудовище. Вот оборотни, те — чудовища, они бывают по-настоящему агрессивными. А ты просто требуешь от людей, чтобы они делали свою работу, и презираешь леность, но сам работаешь больше других, показывая им пример. Плохие начальники целый день пьют кофе, пока ты пашешь, как ослик, и кричат на тебя за то, что ты не можешь бегать быстрее, — очень серьезно сказал Марсиаль. — Я открою собственный пресс-центр и заставлю тебя писать статьи обо мне для моего персонала, — засмеялся Карстен, втайне довольный, что мальчик понимает его лучше, чем многие знакомые. «Эти 800 фунтов — по-настоящему хорошая инвестиция». — Как насчет того, чтобы сегодня поужинать дома, а потом вместе посмотреть кино? Снаружи холодно, и будет уютно сидеть, обнявшись, сохраняя тепло, — предложил Карстен, решив отказаться от Четверговой Вечерней Охоты в «Смеющемся Будде» и отдать предпочтение варианту «романтический вечер вдвоем». — Могу что-нибудь приготовить, если хочешь. — Это необязательно. Повар оставил готовый ужин. Нам всего лишь надо его разогреть и открыть бутылку вина. — Я не пью. Бабуля не разрешала мне. Она говорила, что я и без алкоголя вижу всякое разное. Но ты выпей. — Хорошо, мне больше достанется. А ты получишь какао. Примечания переводчика *Харви Николс (Harvey Nichols) — британский универмаг класса люкс в Лондоне. ** Узоры на поверхности дамаска — оптический эффект неравномерного распределения углерода в связи с неоднородностью материала (для ковки использовались комбинации стальных заготовок с разным содержанием углерода). Этот эффект часто усиливался специальными методами полировки и травлением поверхности кислотами. Сам же узор изначально является не главной целью, а всего лишь побочным явлением (Вики) *** По этому принципу (комбинация разных сортов стали) клинки ковали не только в Передней Азии, но и в античной и средневековой Европе, и в домонгольской Руси, где это называлось булатом (Вики). **** Цитата из поэмы «Две любви» лорда Альфреда Дугласа, близкого друга Оскара Уайльда. ***** Миссис Минивер — англичанка, героиня одноименного фильма, снятого в США в 1942 г., чтобы повлиять на общественное мнение в пользу открытия второго фронта. Получил «Оскар» в нескольких номинациях (Вики).