Dirty

Когда все средства — алкоголь Янтарной жижей боль глуши, Залейся до смерти бухлом — Извечным антисептиком души. ©

POV Шэ Ли От слов: «принадлежишь мне», тело словно прошило стальными иголками. Для меня эти понятия противоестественны, нелогичны и отвратны. Сама суть принадлежания, вольной или невольной причастности к человеку, напрямую ассоциируется с беспомощностью, обезличиванием и тотальной потерей свободы. Аналогия лишь одна — запертый хищник в клетке. А клетка, обнимая решетками, шепчет: «принадлежишь мне». Отрицание выходит на новую ступень. Как отторжение организмом пересаженной донорской ткани. Тело реагирует на инородные, чужие прикосновения и чуть ли не корчится от неправильности. В какой-то момент меня едва не «переключило», путая сознание в наркотическом дурмане, навязывая суррогат левых эмоций, подменяя собственные устоявшиеся ценности. Но даже в таком состоянии мне хватило сил понять, что шаг вперёд окажется шагом в бездну. Пусть в больном, иссохшем в кислоту сознании, я уже почти не я. И вокруг всё неправильно и грязно, но устоять на своих двух, устоять на принципах, это единственное, что важно. Что остаётся. — Сломанная игрушка… — шепчет Чэн, пытливо вглядываясь в мои глаза, а после немного склоняет голову набок, словно раздумывая, — скажи, Ли, — пальцы удерживают всё сильнее, причиняя боль, — чего ты хочешь? Его голос теряется вместе с шумом дождя в ушах, горячее тело вдавливает в капот. Клетка. Решетки… — Свободы! — единственно верное для меня слово. И вечная константа желания. Чэн разжимает руки, освобождая от своего веса, а после тянет на себя, заставляя сесть, но не отходит, продолжая прижиматься. Над головой грохнуло, раскалываясь небо, дождь, переводя дыхание, сюрреалистично замер, а после пустился с новой силой. Хэ странным образом ограждал от стихии, казалось за его спиной торнадо и смерчи, но ближе они не подойдут. Только дождю позволено касаться… — Свободы? — тянет слово, словно смакует, пробуя на вкус. — Чтобы быть свободным мало одного желания. Для начала нужно освободиться здесь, — ткнул пальцем в мой лоб, — но именно в этом тебе и не повезло. Молчу. Тело начинает подрагивать, то ли из-за ледяного проливного дождя, то ли из-за реакции отмены. Но дерьмово, до чёртиков дерьмово. Попытался отстраниться, упирая дрожащие руки в плечи напротив, но Хэ не сдвинулся ни на миллиметр, сцепив пальцы замком на моей пояснице. — Отвали нахрен со своей псевдофилософией! Лечи своего младшего брата, а меня оставь в покое! — Ты не перестаешь меня разочаровывать, Змей. Он отстранился так же стремительно, как и набросился. Пока я тяжело поднимался на локтях, под спиной заработал двигатель. Сука! Сполз с капота очень быстро, не рискуя продолжить путь на переднем кузове автомобиля, и пошатываясь, вернулся на своё место, хлюпнув насквозь промокшей одеждой на кожаное сидение. И Хэ стремительно нажал на газ. Машина вновь рванула по трассе. Чёртова поездка никогда не закончится! Прислушиваясь к себе, всё же ожидал подлой боли в районе сердца, но оно пока билось исправно, хотя и на ритм опережая обычный. Хотя чему удивляться? Кокаин плюс алкоголь… — Когда мы уже приедем? Чэн глянул на часы, что-то посчитал в уме и пожал плечами. — Часов пять… — Прелестно. А где виски? — Не у тебя? — Прелестно, — ещё раз резюмировал я. Видимо, оставили на дороге. — И что теперь делать? У тебя здесь есть мини бар? — Есть, — кивнул Хэ, — поищи у меня в штанах, возможно и нацедишь чего. Но желательно, чтобы трения было больше. Ртом. — Ты, блять, — скривился так, словно половину лимона хапнул. — Хотя, — неожиданно хмыкнул. Чэн даже повернулся, подняв бровь. — Не обольщайся, я не о том… Просто у меня тоже есть одна теория. — И какая же? — Весь твой искрометный юмор в основном сосредоточен ниже пояса, а это обычно значит потакание комплексам. То есть твой мини бар, действительно «мини»? — Хочешь проверить опытным путем? — Уж лучше в серной кислоте искупаюсь… — Там, куда мы едем, у тебя появится такая возможность. Я перевёл на него тяжёлый взгляд. — Эти твои загадки меня не трогают, так что не старайся так, а то пупок развяжется. Хэ на мой ответ безразлично хмыкнул и никак его не прокомментировал. Упадок настроения и монотонная головная боль оповестили о том, что действия алкоголя и прочего допинга заканчивались. Начинаются отходняки со вкусом горечи и раздражения. Горизонт подделся сероватой дымкой едва теплившегося рассвета. Впереди бескрайняя дорога, окутанная легким туманом из-за прошедшего ливня. А ветер, запинаясь об изменившийся ландшафт, слегка трогал пики неподвижных деревьев, замерших редким скоплением по левую сторону дороги. Хочется закрыть глаза и провалиться в ленивую полудрему, чтобы во сне пережить навязчиво нервное настроение из-за тающих частиц кайфа в крови. Но за веки словно насыпали песка. Противная резь и рефлекторное слезение. Я сильно потер ладонями лицо, сдерживая тяжелый вздох, милостиво разгружая ноющие рёбра от лишней нагрузки. Всё как-то монотонно, навязчиво и безумно устало. Словно из меня выкачали все силы, оставив взамен пустую оболочку набитую шершавой трухой, которая елозит под кожей, расшаркивая оставшиеся нервы. И ждать нечего, а надеяться на что-то я давно перестал. Сплошной монорельс в никуда. *** То, насколько мы неожиданно добрались до нужного места, заставило неприятно удивиться и слегка вытянуть шею, чтобы получше всё рассмотреть. Буквально минуту назад перед глазами текла осточертелая трасса, заключенная в плотную шеренгу деревьев, как миновав один крутой поворот, машина очутилась на подъезде к широкому, железобетонному мосту, на другом конце которого показались очертания далекие от дикой нетронутой природы. Перед глазами раскинулся небольшой и явно не отмеченный на карте населенный пункт, обрывающийся бескрайним морем. Из-за того, что он находился в низине, дорога словно стекала вниз, позволяя разглядеть расстроенный ландшафт. При ярком дневном свете, трудно оценить пейзаж по достоинству и потому остаётся лишь догадываться, как выглядит прибрежный город, когда озаряется ночными огнями. — Что это за место? — хрипнул я из-за долгого молчания. — Что-то типа Лас-Вегаса для ограниченного круга людей. — Для «ограниченных», понятно. Но на самом деле понятно ничего не было… *** В спину мягким порывом натолкнулся ветер, поднимая волосы на затылке и отбрасывая чёлку на лицо. Слепящее солнце беззастенчиво било в глаза, заставляя щуриться и невольно загораживать ладонью палящие лучи. Состояние не из лучших. Немного ныла голова и вечно сопутствующая тошнота мешала сконцентрироваться на происходящем. А в данный момент было на что посмотреть. К машине вальяжной походкой направлялась высокая длинноногая девушка в легкой фланелевой рубашке и ультракоротких джинсовых шортах. Она отточенным движением поправляла идеальное каре, что так бесцеремонно трепал ветер. На её губах играла ласковая улыбка. — Ты не предупредил, что приедешь! — улыбнулась ещё шире и, подойдя к Чэну, обвила руками его шею и приподнявшись на носочки медленно прошлась язычком по губам Хэ. — А когда я предупреждал? — осведомился он, не отстраняя от себя девушку, скорее наоборот, привлекая её ближе к себе за талию. — Твоя правда, — ухмыльнулась она, скользя руками с шеи по плечам. — Надолго к нам? — Как получится. Я стоял чуть поодаль, наблюдая развернувшуюся сцену. Немного удивила реакция Хэ. Отчего-то думал, что к нему могут прикасаться только люди из ближнего круга. А не всякие там… шлюхи. Но если судить по атмосфере вокруг, Чэн вовсе не против её вольностей, к тому же явно наслаждается обществом брюнетки, повадки который всё больше напоминали кошачьи. Наклон головы, изгибы тела и как она его преподносит, даже голос, чуть хрипловатый мурчащий. — Дом в полном твоём распоряжении. Отдохнёшь с дороги или? — она манерно приподняла брови. Намёк очевидный и настолько неприкрытый, что я отвернулся. Терпеть не могу быть свидетелем идиотской игры в соблазнение. — На «или» ещё будет время. А я на самом деле сутки не спал. Так что вечером. — Хорошо, — легко согласилась девушка и повернулась ко мне, словно только что заметила, — привет, я Аяна. Ты первый раз у нас? Я смерил девицу взглядом и, не удостоив ответом, кивнул. — Тебе понравится, — её цепкий взор так же вольно осматривал меня, — представишься? — Смысл? — Хм… Ладно, как хочешь, — Аяна пожала миниатюрными плечиками и снова вернула своё внимание к Хэ, — красивая побрякушка, — шепнула ему на ухо, но так, чтобы я услышал. Хэ чуть приподнял уголок губ, но промолчал. Должен ли я был почувствовать злость, возмущение или вспышку презрения? Да, наверно. Но ничего из вышеперечисленного даже мельком не возникло, и потому, я без лишних эмоций и телодвижений, сел обратно в машину. Единственный вопрос не давал покоя: за каким хуем я вообще из неё вышел? *** Дом оказался большой, уединённый от основного центра. Длинный, каменный с панорамными окнами и лазурным ступенчатым бассейном, который разъединялся с морем одним выступом. Хэ вышел из машины и направился внутрь, а я, открыв дверь салона, спустил ноги на газон и улёгся поперёк двух сидений. Из лобового окна свет рассеивался по всей машине, разлагаясь на разноцветные спектральные лучи, которые сейчас бликовали голубым. На заднем фоне шумело море, облизывая береговую линию, создавая успокаивающий рокот в ушах, почти гипнотичный ритм. Прилив — пенное шипение, отлив — шуршание гальки… … И мне. Мне не хорошо и не плохо. Нейтрально. Никак. Что будет через час? Минуту? А завтра? Что я здесь делаю? И что, блять, чувствовать? Словно разучился. Хотя нет. Её я ощущаю постоянно. Боль. То головная, то как сейчас томящаяся, сердечная. Тугой жвачкой растягивается при каждом стуке. Но терпеть её можно, впрочем, как и привыкнуть. Русская рулетка вещь очень занимательная, ведь в моём случае осечка, это не сиюминутное. Долгожданный «выстрел» может произойти многим позже. Стоит ли говорить, что я его жду? Забытая Чэном пачка сигарет перекочевала в мой карман. Терпкий невыносимо крепкий дым обжигает горло, втягиваю его поглубже в легкие и держу. Одно перебить другим. Резь на резь. Боль на боль. На глазах проступают слезы и я выпускаю дым, давя кашель и очередной рвотный спазм. Тяжело приподнимаюсь и сплевываю на землю тягучую горькую слюну, которая мгновенно исчезает в траве. Отчего-то становится смешно. Хотя, если трезво рассудить поводов предостаточно. Одна сплошная комедия, а актеры — полное дерьмо. *** Дом встретил прохладой кондиционера и тишиной. От окон разлеглись широкие тени по тёмному ламинату пола. Огромный зал почти пустовал, если не считать дивана и подстать ему кресел. Из электроники только плазма на стене и стереосистема, ютящаяся в углу. Настолько громоздкая, что включи её — землетрясение в три балла обеспечено. По левую сторону кухня в серых тонах с каменными столешницами и очередным баром. Вправо уводил длинный лабиринт коридора, по которому я и направился. — Осваиваешься? — навстречу ко мне вышел Хэ. — В душ хочу. И спать. — Выбирай любую комнату, — указал рукой дальше по коридору. — Душ в каждой. Бассейн и холодильник в твоём распоряжении. Я флегматично хмыкнул и, обогнув его по дуге, пошёл дальше. Душ. Кровать. Всё, что мне нужно. А бассейн с холодильником пусть засунет себе в зад. — Планы? Хэ оборачивается на мой вопрос. — Естественно. — Я в них есть? — Волнуешься? — Интересуюсь. — Отдохни сначала, — туманно ответил он и свернул в сторону зала. Я скривил губы в подобие улыбки, но тут же сдавленно охнул, когда левую сторону груди прошибло от боли. *** За окнами вечерело. Ослепительно яркая дорожка заходящего солнца слегка извивалась на водной глади. Я сонно щурился на горизонт, заложив руки за голову, вытягиваясь на постели, словно змея на горячем камне. Как ни странно настроение немного поднялось. Возможно из-за того, что в кое-то веки ничего не болело. Было вальяжно спокойно и лениво, а вид за окном окутывал дремотой, усыпляющей тёплой ватой, которая до сих пор не пускала в реальность. Из зала доносилась музыка. Ненавязчивая альтернатива с хрипловатым голосом солиста. И вкупе с непрекращающимся сопровождением рокота моря, мне, вопреки внутреннему настрою, хотелось продлить это ощущение чего-то тёплого, но очень зыбкого. Ускользающего вместе с сонливостью. Ведь сейчас я окончательно проснусь, и всё станет как всегда. Постыло, зло и безнадежно. И с этими мыслями я более осознанно встрепенулся от полудрёмы. И да. Все как я и предполагал. Постыло. Зло. Безнадежно. Неспешно оделся, и ещё раз потянувшись, хрустнув шейными позвонками, поплёлся в зал. Тускло горели пара потолочных светильников, споря с естественным вечерним светом, ломаясь переливами и рассеиваясь по стенам. Музыка, звучавшая из стереосистемы оживляла статичный интерьер, вдыхая жизнь, и раскрашивая его вкусовыми предпочтениями хозяина, который сидел за столом, и глядя в панорамное окно, ел заказанную еду. Я едва успел отреагировать и перехватить летящее зелёное яблоко. С реакцией у меня никогда проблем не было, однако неожиданно почувствовал себя смутно неловко, как только представил, что мог бы не поймать метко брошенный фрукт, и как неудачливый эквилибрист дрочил бы яблоко в воздухе, махая граблями, и в оконцове потерпев фиаско — уронил бы его. Смахнув нелепое видение, вгрызся в спелый бок, и слизывая капли сока, направился к столу. — Выспался? — мерно пережевывая выуженное из серебристой тарелки причудливое канапе, спросил Чэн. — Не понял пока. — Хочешь? — Хэ кивнул на большой поднос в центре стола, на котором были выложены разного вида закуски. Я ещё раз надкусил яблоко и устроился напротив Чэна. Впервые за долгое время действительно ощутил, что голоден. Отставив недоеденный фрукт в сторону, я не особо переживая за манеры и тем более этикет, подцепил несколько крошечных бутербродов за миниатюрные вилочки на которые они были нанизаны и отправил сразу парочку в рот. Вкусно. Настолько, что рецепторы, привыкшие лишь к смолянистой горечи никотина, едва не взвыли от восторга. Уловив на себе пристальный взгляд, я с трудом проглотил пережеванную еду и недоуменно поднял бровь, выражая невысказанный вопрос: «что?» — Твоя «диета» окончена? — саркастично хмыкнул он. — А тебе есть до этого дело? — в тон ответил я. — Нет, так… Праздное любопытство. — Тогда я оставлю его без внимания, — пожал плечами и, ухватив зубами очередной бутерброд, стянул его со шпажки. — Та девушка… — жуя, вспомнил я, — Аяна, кажется… Кто она? — Ревнуешь? — Хэ растянул губы в мерзкой улыбке. — Её? — гадливо фыркнул, специально извращая вопрос. — Дочь моего хорошего знакомого, который владеет этим местом. — Ммм… А дом тебе отдельный выделили, потому что ты хорошо её трахаешь? Чэн, удивленный внезапным выпадом, не донес закуску до рта. — Змей, тебе не даёт покоя моя постель или собственная неудовлетворенность? — Ни то, ни другое. Просто праздное любопытство, — мстительно протянул, млея от очередного вкусового всполоха на языке. Странное дело. Когда, кажется, что хуже уже быть не может, а под ногами, словно горячие угли, я становлюсь привычным собой. И как никогда в своей тарелке. Чэн подкуривает, скрывая улыбку за сигаретой. — Я могу удовлетворить твоё праздное любопытство… — О? Неужели? — расслабленно откинулся на стуле, — хочешь, чтобы я смотрел, как ты трахаешься? Тебя это возбуждает? — А я разве предлагаю тебе роль свидетеля? — Вау, как лестно… Но, пожалуй, я откажусь, — сдерживаю смех. Чэн сощурил глаза, рассматривая меня предельно тщательно. А я, не отворачиваясь как обычно, слегка приподнимаю голову, словно предлагая ему лучший обзор. Невысказанная игра слов и принципов. Возможностей, поступков и последствий. И это, сука, весело… Хэ выдыхает густой дым и стряхивает пепел сигареты на заранее приготовленную пепельницу. Взгляд по-прежнему на мне и по-прежнему тяжёлый. Обволакивающий, острый, ощутимый, как самое настоящее физическое прикосновение. По спине проскользнул опасный холодок, отзываясь мурашками и просящимся вздохом. Но я сумел сдержаться, отвлекаясь на лежащее блюдо с канапе. — И что дальше? — Дальше? — через паузу переспросил Чэн, давая мне возможность продолжить мысль. — Ну, твои эти загоны с гильзами. Когда следующая и что это будет? Или что? Фантазия иссякла? — Любишь играть с огнём? — Ммм… — потянулся, растормашивая волосы на макушке, — скорее, быть в курсе того, что предстоит. Ну так что? — Отрадно, что ты перестал истерить. Я покачал головой, словно его замечание не достойно моего внимания и уж тем более ответа. — Повременим пока со всем этим. — Потому что… — Потому что уроки усваиваются хорошо тогда, когда они своевременные. — Ну ладно, — легко согласился я, — только смотри не затягивай, а то вдруг надежд не оправдаю. — По этому поводу можешь не беспокоиться, — мутно ответил Хэ. — А по какому же следует? — я наелся до отвала, хотя съел не так уж и много, но сытая размеренная нега взяла верх над любой ощутимой или нет тревогой. Мне до смешного хочется вывести Чэна из равновесия. Пока ещё не понял, как это сделать. Но «удочки» нужно закидывать постепенно, авось на что-нибудь да «клюнет». — Думаешь, провокации твой конёк? — тут же раскусил Чэн. — Пока на них ведутся — несомненно. Его мысли всегда на несколько шагов вперед. Слова и действия отточены настолько, что Хэ не даёт и шанса загнать себя в ловушку. С таким оппонентом тоже приходится думать на опережение, и это привносит невероятный тонус каждой возникающей фразе, которая проходит через сотни фильтров, перед тем как быть высказанной вслух. Зарядка для ума, хитрости, уловок. И невероятное удовольствие от острых граней подтекста. Кто бы мог подумать, что я вовлекусь в это настолько, что сам начну подкидывать одну провокацию за другой, силясь нащупать-таки невидимые рычаги давления. — Ну так не теряйся, — радушно подбодрил он, — я весь в твоём распоряжении. Теперь его очередь «прощупывать» меня. И делает он это мастерски. Однако… Мимо, Господин Хэ. — Так сразу и всецело? Столько предложений за полчаса. Я польщен. И что же ты позволишь с собой сделать? — А чего бы ты хотел? — Так и будем общаться вопросом на вопрос? — Не увиливай, — Хэ потушил сигарету о стол в опасной близости от моей руки. — Ты прекрасно знаешь, что я хочу сделать с тобой, — процедил я, вспоминая все унижения, которым он меня подверг. — Озвучь, если не боишься, конечно. — Всё, что причиняет боль. — А ты умеешь это делать? Причинять боль, — характерно спокойно уточнил он. — Хочешь проверить? — я зло сощурился. — Почему нет? Давай. Я даже подожду. Берёт ли на слабо, а может, проверяет нервы. Каждое его действие — как урок на выживание. И либо он желает сломать меня окончательно, либо закалить в сталь. Ни та, ни другая цель мне не ясна. Всё время хочется спросить: зачем тебе всё это?! Но задать столь прямой вопрос означает выйти из игры. Проиграть из-за недостатка ума и неумения держать удар на уровне. — Ну? — Чэн выжидающе выгнул бровь. Давать заднюю я не собирался, к тому же, вот он, мой час расплаты. От него отказываться не просто глупо, а смертельно идиотично. В один порыв оказываюсь на кухне и вынимаю из подставки длинный тонкий нож с лезвием-бритвой и острым концом, поблескивающим в тусклом освещении. И больше не было никаких резких движений. Я замер, глядя на сидящего ко мне спиной Чэна. Он даже не повернулся в мою сторону. Скучающе смотрит в окно. Мои движения налились плавностью, спокойствием. Я чувствовал себя хозяином положения. На руках был «роял флэш» его согласия на всё. И я не собирался гнать вперед паровоза. Наоборот. Как можно дольше растянуть каждую секунду. Я подошёл бесшумно. Встал за его спиной, и легко без нажима прочертил концом ножа от основании шеи до ключицы. Четкая алая полоса осталась доказательством. Крови не было. Лишь розоватая отметина моих намерений на бронзово-загорелой коже. Внутри пробежала горячая дрожь. До судорожных вздохов захотелось повторить эту линию языком. Хэ немного развернулся, подняв на меня чёрный взгляд. Ждёт. Разрешает. Нервы вытянулись в дрожащие нити. Кровь в венах закипала, как на открытом огне. В секунду всё останавливается. Дыхание, сердце, биоритмы. Лишь глаза в глаза и чудовищное напряжение, до ломоты, до осязаемых судорог. Пальцы немея, крепче сжимают рукоять ножа. Грудь горит огнём от невозможности дышать. И лишь его глаза, как центр вселенной. Самой чёрной, неправильной, но такой настоящей, как полотно ножа в собственной руке. Это даже не дрожь. Это агония всего организма. Я совершенно не понимал отчего меня так ведёт, почему кажется, что я снова обдолбался кокаином. Но все эти ощущения на порядок острее. Опаснее. Бескомпромиссней. Его рука зарывается в волосы на моём затылке, пальцы до боли сжимают белоснежные непослушные вихры, и Чэн тянет вниз. К себе. Горячий выдох в рот, нокаутом выбивает мысли. Я медленно откликаюсь, приоткрывая губы. Терпкий никотиновый вкус, плавное движение языка, и я не чувствую ног. Сейчас всё по-другому. Не так как все разы ранее. Без боли, без наказаний. Пьяняще свободно, голодно жадно, невыносимо приятно. И хочется вырваться. И хочется в омут с головой. Рвёт на части от неопределенности и эмоций. Ненужных. Бредовых. Запретных. Хэ чуть вытягивает шею, чтобы получить больше власти надо мной. Яркий болезненный укус и снова вихрь пьянящего безумия. Я неудобно упираюсь руками в его плечи, Чэн разворачивается и тянет к себе, насильно сажая на колени, не давая опомниться, продолжая нагло целовать, пить из меня все протесты, заменяя безумием и жаждой, которую невозможно утолить. И я действительно не могу успокоиться, сам подаюсь вперед, кусая его губы, требуя непонятно чего, прижимаясь сильнее, впитывая его запах, жаркие эмоции, тяжёлое дыхание. Это всё не по-настоящему. Где-то за пределами мыслей и понимания. Там, где всё дозволено, там, где нет чувства вины и не щадящего раскаяния. И там, где я не прокляну себя за это… Ладони Хэ забираются под футболку. Ведёт с нажимом пальцами по горячей коже и впивается ими в поясницу, заставляя вздрогнуть и немного выгнуться назад, тем самым обрывая поцелуй. Горячие губы скользнули по шее, прихватили кожу, наслаждаясь неистово бьющимся пульсом. Вторая рука обхватила затылок, слегка сжала волосы, держа меня в натянутом положении, в ожидании чего-то нового и непростительного. Хэ рывком прижимает меня ближе к себе, жарко выдыхая в ключицу, и тут же вбирает кожу в рот, всасываясь до крови. Мне безумно больно и ослепительно пьяно. Подаюсь ближе, отклоняя голову, и инстинктивно свожу ноги, сжимая бедрами его талию. Рука Хэ соскальзывает с поясницы и с глухим натяжением сминает джинсу в районе ягодиц. — Хочу тебя, — хрипло в ухо. И эти слова как афродизиак в вену, безумие под кожу, горячие угли в голову, выжигающие любые мысли кроме одной… Блять… Напор монстра, хищника, этой сволочи — не знает границ. Они стираются, рушатся, ухают куда-то в пропасть, вслед за рассудком и доводами. Скатываются и пламенеют под его грубыми руками, так жадно терзающими моё тело. Я впадаю в состояние одержимости. Это словно гипноз, код на самоуничтожение, когда не соображая ровным счётом ничего, отнимаю занемевшую руку с ножом от плеча Хэ и завожу лезвие за его шею. Делаю это не резко. Наоборот. Отчетливо медленно. Врезаясь в кожу, тонкое остриё стального полотна высекает багряные переливы. Дугообразный длинный надрез от основания затылка к крылу ключицы. От запаха его крови я дурею ещё больше. Отстранившись от всего, наглухо запечатав реальность, я припадаю губами к открытой ране и слизываю, вбираю, впитываю жгучую терпкую красную отраву, которая течёт по его венам. Хэ не издал ни звука, лишь крепче сжал волосы, но не отрывая от раны, а словно наоборот, желая прочувствовать мою голодную аномалию. Позволяя в одночасье сходить с ума по новой. — Иди сюда… Чэн хватает за шею и резко втягивает в яростный поцелуй. Теперь и на его губах и языке собственная кровь. Острая приправа металла, перемешавшаяся с похотью и неиссякаемой жаждой. Это что-то нереальное. Это за чертой чего бы то ни было. Порог хаоса и полного разрушения моральных устоев. Дыхание с хрипом и сила общего насилия друг над другом. И боль, и месть и ненависть. Её столько… Что хочется рычать и выгрызть его язык нахуй. Но мы не отрываемся, не останавливаемся. Кажется, только так можно донести, выместить и освободиться от помешательства… Чэн приподнимается со мной на коленях и буквально швыряет на стол, тут же наваливаясь сверху, подхватывая одной рукой под поясницу, а второй, заученным движением расстегивает ремень. От неожиданной смены положений, отупевший от похоти мозг перезагрузился. Но что было особенно дико — возбуждение никуда не пропало. У меня неистово стоял член. На Хэ Чэна… Пиздец. Приподнявшись на локтях, немного отодвинулся назад, скользнув по столу, переводя сбившееся дыхание. Надо было успокоиться. Выдержать паузу, а потом уже повеситься. Но перед этим долго и со вкусом самоудовлетворяться, ведь голова до сих пор кругом. И ебаться я хочу. Очень. — Не дёргайся, — Чэн за бёдра придвинул меня обратно. — Съебись нахуй, — прошипел я, слизывая остатки крови с губ. Хэ двинулся вперёд, подаваясь пахом в мои разведённые ноги, и я на мгновение задохнулся от болезненного удовольствия, жмуря глаза, приподнимая бедра навстречу, зло закусывая губу. — Хочешь, чтобы я тебя трахнул? — Чэн зажимает мое горло, не давая ответить. Зная, что не услышит того, чего так хочет. Я гневно дёрнулся, невольно создав ещё больше трения между нами. И сдавленно шикнул, сам себя наказав. А после из-за несгибаемого упрямства, вновь попытался отодвинуться, хватая его за запястье, намереваясь отнять эту «удавку» с шеи. — Зря стараешься, — шёпот прямо в губы, — всё равно будет по-моему. Во рту моментально пересохло. И я держусь из последних сил, чтобы не притянуться к нему, как к разнополярному магниту, но дрожащее дыхание сдаёт меня с потрохами. Ненавижу, блять! — Я тебя порежу, сука, — яростно прошептал я, — за всё это… Убью… — Буду с нетерпением ждать, — и снова целует. Я не справляюсь. Это выше всех моих сил. Любых. Моральных, физических… — Помешала? И все разбивается вдребезги. Сию секунду вокруг прорисовывается окружающий мир. И мы уже не одни. Оказывается, вокруг ещё существуют какие-то люди и идут неизменные процессы. Хэ раздражённо вздыхает и легко освобождает меня от веса своего тела. — Стучаться не пробовала? Слабо поворачиваю голову в сторону чужого голоса, прорвавшегося через толщу тёмного безумия. Та девушка, Аяна, стоит, упираясь в дверной проём и хитро щурит глаза. У меня, наверно, должна быть какая-то реакция, но как-то не выходит натурально изобразить стыд и смущение. Больше интересуют другие эмоции, более правдивые. Но и их заталкиваю куда подальше. С трудом. Но всё же заталкиваю. — А я стучала, но вы, видимо, не слышали… — Аяна демонстративно подносит ладонь ко рту, скрывая мнимый зевок. — Ты времени зря не теряешь, да? — недовольно цедит мне. Я фыркаю и намеренно показушно застегиваю ремень. — Пошла нахуй. Брови девушки взлетают вверх. — Чэн, скажешь что-нибудь? — Ты что-то хотела? — смотрит на неё, но руку с моего бедра не убирает. Придерживает, как бешеного пса. Типа успокаивает? Да хер… Уворачиваюсь и отпинываю его лапу, а после соскальзываю со стола. Где-то это уже было… Дежавю, твою мать. — Отсосёшь ему, раз помешала… — несу дремучую хуйню, то ли с шока, то ли потому что ебанулся в край. Будто бы, если бы она не заявилась, то у нас бы дошло до конца?! Мои неосторожные слова произвели должный фурор. Под такую святую тишину я ни разу не уходил в уборную. *** Умываю лицо холодной водой в пятый раз. И в пятый же раз смотрюсь в отражение в зеркале. Хотелось бы увидеть в нём сожаление, стыд, да хоть бы рожа слегка покраснела от смущения или что там испытывают нормальные люди в таких ситуациях? Но нихрена. Тот же ровный цвет лица. И мимика спокойная, как у мертвеца. Чудесно, блять. Захотелось надраться до потери пульса. Но не из-за случившегося или Чэна (много чести), а из-за себя. От того, что я, похоже, окончательно рехнулся. Ну, и возможно, чтобы пробудилась хоть одна стоящая эмоция, чтобы оправдала то, что я чуть ли не трахнулся с мужиком и едва ли чувствую дискомфорт по этому случаю. Взявшись за ручку, шагнул было на выход, но странный диалог в зале заставил меня замереть. — И как скоро ты наиграешься? — Как только у него закончатся жизненные ресурсы. — В каком смысле? — В прямом. Шэ Ли можно описать двумя словами: ресурсы из ничего. Сам по себе ничего не представляет, но эмоциональный стержень стоит внимания. Когда он окончательно сломается, тогда и… — смешок, — наиграюсь. — Ты… Чэн, не думала, что скажу это. Но ты — ненормальный. — И? — Нет никакого «и». Лишь факты констатирую, — веселый ответ, — ладно, пошли уже. И, кстати, раз уж я обломала тебе секс, готова компенсировать. — А это и не обсуждается. Естественно, компенсируешь. Голоса становятся тише, и точкой звучит хлопок закрывающейся двери. *** Громкая музыка закладывает уши. Пальцами цепляюсь за диван в приватной кабинки и буквально выпадаю из неё, расплескивая из низкого стакана большую половину алкоголя. Без понятия, что это за место. Набрел случайно и не зайти не смог. Огромное здание на отшибе побережья. Декорации, если это вообще были они, напоминают старый заброшенный завод, переделанный под ночной клуб. Хотя и ночным клубом можно назвать с натяжкой. Многоуровневая система служит развлечением для каждого ищущего себе развлечений «эстета». Что находится на верхних этажах, я выяснять не стал, слишком много путаных коридоров, причём таких узких и заковыристых, что из них можно попросту не выбраться после. Мигает свет, приват-кабинки расставлены в хаотичном порядке, и в их закоулках я пытался отыскать новый источник с алкоголем. Здесь всё бесплатно. Режим «all inclusive» работал в бесперебойном режиме. Что не могло не радовать. И чем я пользовался без малейших колебаний. Да и причина была. Веская, мерзкая и непримиримая. Наталкиваясь на перегородки, и отшатываясь от оных, цеплялся за всевозможные выступы и углы, так как ноги почти не держали. — Ты здесь один? Прикосновение к пояснице, и немедленно наглое под футболку. Отравленный градусами разум не сразу реагирует. И отчего-то во мне нет ни грамма опасения и настороженности. Плевать. На все. Допиваю виски, откидываю пустой стакан, не потрудившись глянуть, разбился ли он или расхреначил кому-нибудь голову, и поворачиваюсь на приятные поглаживания со стороны. Лихорадка несостоявшегося секса до сих пор носится по венам, желая снять скопившееся напряжение одним небезызвестным способом. И чем быстрее, тем лучше. Остаётся только найти достойного кандидата. Девушка напротив растягивает губы в не менее пьяной улыбке и почти ослепляет переливом страз и камней на коротком платье, бликующих от света мелькающих прожекторов. Кажется блондинка, но я не уверен. — Один, — пытаюсь оценить её внешность и «профпригодность». — Развлечёмся? — показывает пакетик с белым порошком зажатый между двух пальцев. *** Она стонет, прижатая лицом к стене. Изгибается и подставляется, скуля что-то неразборчивое. Сжимаю её плечи и неистово вколачиваюсь в хрупкое девичье тело. Толчки грубые, яростные, жадные. Вымещаю всю злость и неудовлетворенность, почти насилую, прекрасно зная, что причиняю боль. И сам получаю её обратно. Звериная физиология, которая на данный момент не имеет ничего общего с удовольствием. Мне нужна разрядка и пустота после неё. Ранее принятый кокаин из тонких холеных пальчиков постепенно доходит до мозгового центра, и перед глазами всё перемешивается. Яркие вспышки смазываются в едва различимые блики, острые углы немногочисленной мебели сглаживаются и плавятся, стекая вниз, к полу. Сознание путается, как муха в липкой паутине. Действие наркотика в этот раз несколько иное. Вместо эйфории полнейшая дезориентация и непонятная дёрганая тревога. Тело покрывается нездоровой испариной, мышцы словно обросли новыми нервными окончаниями, заточенными сугубо на боль. Наваливаюсь на девчонку, сильнее стискиваю её бедра и ускоряю ритм, неистово используя её вместо правой руки, пытаясь перебить одни суррогатные ощущения на другие. — Хватит! Мне больно! Пьяно, истерично усмехаюсь, чувствуя, что земля скоро уйдёт из-под ног. Блондинка начинает вырываться. Кричать. С размаху прижимаю девицу лицом в стену и с её стоном, кончаю сам, спуская в презерватив. — Ты мне нос разбил, ублюдок! Стягиваю гондон и шарахаюсь на диван, откидывая голову на спинку. Сил совершенно не осталось. — Переживёшь. — Вот сука! — хлюпает носом блондинка, и гневно одернув платье, гордо вышла из приютившей нас кабинки. Это был ни секс, ни ебля, а какое-то выматывающее дерьмо. Лучше мне не стало и, по всей видимости, не станет, так как к головокружению прибавилась привычная тошнота, атаковавшая так стремительно, что я кое-как застегнув ширинку с ремнем, помчался искать туалет. Спазмы сводили горло и живот, ноги как вялые макаронины, подгибались и подрагивали, едва осиливая заданный организму ритм. Вокруг слишком темно и громко, чтобы понять, в каком направлении двигаться. Постоянно сталкиваюсь с группами людей шныряющих из кабинок в основной зал. Натыкаюсь плечом, врезаюсь в грудь и только чудом остаюсь на ногах. И к слову о чудесах. Путанная траектория всё-таки вывела меня к уборной. Распахиваю дверь и не потрудившись заскочить в уединенную кабинку, прорываюсь к писсуару и меня выворачивает всем тем, что повезло сегодня съесть, а так же в организме не случилось остаться и алкоголю. Рвёт до слез, до глухого стона. Руками сжимаю холодный фаянс, чтобы не грохнуться в слив рожей. Вдруг от очередной порции боли темнеет в глазах, и я захлебываюсь уже не рвотой, а ярко-красными сгустками. Из носа хлынула кровь, перемешиваясь со слюной и остатками желчи. Как только желудок перестал извергать принятую пищу, обессилено поднимаю голову, силясь остановить кровотечение. Зажимаю нос ладонью и медленно плетусь к раковине, стараясь смотреть в пол, чтобы не увидеть своего отражения. Вода разбавляет кровь в светло-алый, закручивает в воронке и заглатывает в слив. А из носа всё льет нескончаемый поток и он словно отнимает последние крупицы сил. Даже дыхание становится мелко прерывистым, оборванным на каждом новом вздохе. Блять… Пальцы соскальзывают с края раковины, и я теряю опору, судорожно напоследок пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. — Ого, какие люди! По инерции наваливаюсь обратно на раковину и сквозь влажную чёлку стараюсь разглядеть говорившего. — Твою мать. — И я рад тебя видеть, Змей!