Dirty

…Миллиарды звезд сошли на нет С тех пор как мы с тобой на ты. И дело вовсе не в примете, Только мертвый не боится смерти, Вдоль дорог расставлены посты… Сплин

*год назад* POV Шэ Ли После дождя асфальт переливался бликами от фонарей, искаженно приламывал свет и впитывал его в свою беспросветную грязь. В многочисленных лужах уныло кривилась луна, чернела за тучами и взрывалась брызгами после того, как мутная жижа встречалась с подошвами убитых кед. Визг тормозов прозвучал оглушительно громко, буквально в нескольких метрах от наших с Ронгом спин. Машина со шлифом слегка сбилась с траектории, но умело выкрученный водителем руль вернул ей прежний курс. — Где Лю?! — несясь со мной корпус в корпус, заорал Ронг, — нас же сейчас размажут! План полетел к чертям ещё тогда, когда нас заметили на стоянке возле полыхавших синим пламенем машин, а сейчас, убегая со всех ног, можно было не рассчитывать на благоприятный исход, ведь место встречи с Лю слегка рознилось с тем, где мы прибывали на данный момент. — Поворот! — схватил Ронга за капюшон и, что есть силы, швырнул в переулок, чтобы самому влететь туда же, в считанные мгновения уворачиваясь от другой машины, что шла наперерез преследовавшей нас тачке Джинхэя. Впереди маячила спина Ронга. Он огибал мусорные баки, ловко вклинивался между нагромождениями контейнеров и перепрыгивал сломанные деревянные балки, лавируя между ними, словно дворовой кот, полагающийся на инстинкты и природную приспособляемость. Прозвучала очередь выстрелов, а следом грохот нехилой аварии. — Пиздец! — не сбавляя хода, вскрикнул Ронг, запыхавшимся, охрипшим голосом. Если бы я не контролировал темп и дыхалку, то точно бы позволил себе смешок. Мелкие распри районов всегда забава. Смотреть, как старшие портят друг другу кровь, пытаясь пошатнуть равновесие любыми способами, чтобы отвоевать ещё одну крупицу власти и влияния. За этим интересно наблюдать. Анализировать. И делать соответствующие выводы. Но сейчас мне это ничего не даёт. Как, например, и знание высшей математики. Сегодня я лишь инструмент. Рычаг Харияши. С его поручений вбиваю клинья с низов. Там, где меньше защиты. Там, где не будут искать и всерьёз воспринимать шпану. Дворовых. Нас. Но это такое упущение. Ведь улица — это мы. Кто знает, что произойдет через год, неделю или завтра? Станет ли мне подспорьем излишняя наблюдательность и вечное недоверие. Пригодится ли когда-нибудь высшая математика? Ронг свернул в очередной переулок, бегло огляделся и после, задыхаясь, скатился по кирпичной кладке стены. — Пиздец, — повторился он, сплевывая тягучую слюну, — как думаешь, оторвались? Я, не менее обессиленный, устало уселся на корточки напротив Ронга, наваливаясь на такую же замызганную стену. — Да. Наверно. — Чуть не попались! — вдруг рассмеялся он, откидывая голову назад, — на другой тачке Лю был? — Хуй его знает. Но если так, то, надеюсь, ему вышибли мозги. — Эй! Ты за кого вообще?! — За себя. — А… Ну… Кто бы сомневался. Джинхэй теперь будет носом землю рыть, чтоб нас найти. Все-таки почти весь его автопарк принесли в жертву на ритуальном костре. — Меня. — Что? — Тебя никто не знает. Искать будут меня. — Вот я не понял, ты сейчас понты кидаешь или геройствуешь? — А это не одно и то же? Ронг заливисто расхохотался, между делом хлопая себя по карманам. — Блять. Сигареты выронил. Трофейные были, — закончил совсем кисло. — То, что ты их спиздил у спящего Лю, ещё не делает их трофейными. — Да ну? А какими же тогда? — Спизженными. И тут мы оба. В голос. На весь обоссаный переулок едва не завыли от смеха. Это отходняки. Спад адреналина и ещё куча всего, с чем боролась наша разболтанная психика. — Эй, Ли. Слушай, — всё ещё посмеиваясь, спросил Ронг, — а если бы они нас поймали — грохнули бы? — Не знаю. Может быть, — слегка пожал плечами и всё-таки уселся на асфальт, вытягивая затёкшие ноги. — Вот бесславная смерть, — тяжко выдохнул он. — А ты какую бы хотел? Под танком? Несясь на амбразуру? Увы, мировой прогресс отобрал у тебя эту возможность. Сегодня всё решает одна кнопка. — Только не включай сейчас философа и всезнайку. Лучше сигаретами поделись. А вообще, — Ронг принял от меня пачку, — умирать совсем не хочется. Во всяком случае — так, в вонючей, грязной подворотне. Помнишь фильм? Этот… Как его… Блять… — Давай, я сделаю вид, что помню, иначе ты от непосильной мозговой активности и правда закончишься здесь — в вонючей, грязной подворотне. — Достучаться до небес! — воскликнул он особенно громко и ему вторил где-то жутко орущий кот, — заткнись! — тут же припечатал Ронг животному. — Так помнишь? — Смотрел когда-то. — Ну ещё бы! Это классика, бро. Так вот, — он подкурил и сощурился от дыма, — там монолог такой был: На небесах только и говорят, что о море — Как оно бесконечно прекрасно, О закате, который они видели, О том, как солнце, погружаясь в волны, стало алым, как кровь — И почувствовали, что море впитало энергию светила в себя, И солнце было укрощено… — И к чему ты это сейчас декламируешь? Ещё и наизусть, — забрал у Ронга сигареты, доставая для себя одну из пачки. — К тому, что я ни разу не видел море. Ну да, эта наша речушка… Но ведь это совсем другое. Вот говорят: перед смертью нужно попробовать всё. А я не хочу всё — я хочу увидеть море. Как думаешь, увижу? — Не знаю, — не стал врать, прекрасно представляя наши возможности. Да и представлять особо не нужно, стоит только оглядеться: мы сидим в окружении мусора и грязи, прошибая лбами потолок. — А ты чего бы хотел, зная, что это последний день в твоей жизни? — Тебя потянуло на философский лад? — Место подходящее, — поддакнул Ронг. — Море, говоришь… Возможно, я бы тоже хотел его увидеть. Перед смертью. *** *Сейчас* Старый деревянный паркет медленно вбирал в себя всё ещё тёплую кровь Джинхэя. И она, просачиваясь между потёртыми рейками, навсегда становилась частью отцовского бара. И я знал, что и мы все тоже скоро увековечимся в его фундаменте. Такой будет наш памятник. Братская могила с пивными кегами над головой. А мне на удивление легко. Даже, скорее, пусто. Я не вклиниваюсь в разговор Чэна и Харияши. Вообще не слушаю этот трёп. Наплевать уже. Наконец-то дышу без оглядки. И каждый вдох-выдох таит странное облегчение. Жаль, только, так и не пригодились знания высшей математики, но, зато, я видел море. Хотя, по большому счёту, это было желанием Ронга. Я же просто согласился с ним, не придумав на тот момент, чего бы желал для себя. И сейчас в голову не идёт ничего важного. Того, что действительно хотел бы перед смертью. Всё как-то стерлось, измельчилось до состояния — «пусто». Я всё время жил не так, гнался за недостижимыми химерами, а в итоге очутился здесь. На «эшафоте». Было ли это справедливо — я судить не мог. Наверно, да. Или нет. Уже без разницы. Поднял взгляд от пола и встретился глаза в глаза с Хэ. А в них лёд. Всеобъемлющая пустота. И ничего для него не имеет значения кроме бизнеса. Жить вот так — это единственный смысл Чэна. Когда нет чувств, сожаления и тем более боли. Всё рассчитано и выверено на годы вперёд. И мне иррационально стало жаль его. Потому что в общем итоге ни черта у него нет. Ни семьи — брат ненавидит, отец вообще непонятная и никем не виденная субстанция. Друзей тоже нет, Тао не в счёт, ибо навряд ли Чэн подпустит его ближе положенного: подчиненный — хозяин. Верить никому нельзя. Вокруг всегда враги, ну и предатели, куда без них? А цена какая? Бизнес? Ну тогда и жри его без соли. Наслаждайся и не захлебнись от одиночества. Я глубоко втянул табачный дым в лёгкие, а после откинул сигарету. Та с тихим шипением нашла покой в крови Джинхэя. — Бесславная смерть… — тихо усмехнулся своим мыслям, — Харияши, а ты видел море? — Что?! — его безумный взгляд раздирал меня на куски. В баре на миг воцарилась тишина. Все смотрели на меня. — Море. — Ты, блять, мелкая тварь, ещё издеваешься?! — С чего бы мне? Я не в том настроении. Просто любопытно стало. Губы Тао слегка выгнулись в едва заметной улыбке. Чэн приподнял бровь. Лю посерел ещё больше. А у Харияши в любой момент могла случиться мозговая горячка. Он вообще словно бы обезумел и не напоминал даже отдаленную версию прежнего себя. И вдруг до одури стало неправильно смешно. Я почти слышал, как с хрустом ломается внутренний камертон. Лопаются последние нити здравого смысла, и трескается налёт спокойствия. Вот оно дно. Поганый конец. И уже не смешно. Страшно. Первый раз в жизни по-настоящему страшно. Когда некуда бежать и не спастись. Ничего не придумать и не оттянуть неизбежное. Когда не играет роли гордость или любые другие высокопарные слова. Они теряют всякий смысл перед наставленной в упор береттой и бездыханным телом под ногами. И в этом вся истина. Уродливая, без прикрас. — По последнему слову? Голос Чэна вторгается в сумбурные мысли. Последнее слово? Кому? Тебе? — Змей? Его рука выбрала мишень. Палец вновь лёг на курок. Я замер. Сердце перестало отмерять удары. Вся жизнь свелась к одному моменту. Я так долго и тяжело шёл до него… А он оказался лишь обычным неудачным фарсом. Рожденный ползать летать не может, да? — Молчишь? Тогда, может, ты, Харияши? — Тебе не победить! Это ещё не конец, слышишь?! — снова завёл свою старую шарманку старший, — это ещё не ко… Оглушительный грохот раздался откуда-то с улицы. Белая пыль известки, словно занавес, посыпалась с потолка, на доли секунды застилая обзор. Момент был получен. Харияши мгновенно сделал шаг назад, натыкаясь и почти сбивая Тао с ног, ударяя его со всей силы затылком в переносицу. — Блять! — проорал помощник Чэна, непроизвольно жмурясь и хватаясь рукой за разбитый нос. Лю соскочил с пола и почти уже рванул ручку двери на себя, как Харияши дёрнул его за грудки и буквально поднырнул за спину. В тот же миг прозвучали два раскатистых выстрела. Старший закрылся от пуль Чэна своим помощником, как щитом, в три резких рывка доволок его до выхода, прячась за обмякшим телом, а после отбросил Лю, как отработанный материал и выскочил за дверь. Лю хватал губами воздух, захлебывался и кашлял бурлящей кровью в горле, и с нелепо широко раскрытыми глазами пялился в одну точку. Он смотрел так долго и усиленно, как будто в том месте есть разгадка человеческой подлости и предательству. Словно сейчас из самого тёмного угла старого бара ему объяснят, что так надо было. Что он умер не просто так. За правое дело. За стоящего человека. Но каждый из присутствующих знал, что это не правда. И лучше всех понимал Лю. Тот, который изрыгал кровавое месиво и корчился в предсмертной агонии. Столько истин. И вновь все как одна — уродливы. Тао опомнился быстро и в следующий момент стремглав бросился вслед за Харияши. — Почему не сбежал? — Хэ навалился локтем на барную стойку, свесив с неё кисть с береттой. Он вовсе не выглядел так, как человек, у которого что-то пошло не по плану. Выдержан и пренебрежителен. — А смысл? — до сих пор смотрю на Лю, но он уже затих. Когда-то я мечтал увидеть его смерть. Даже сам хотел поучаствовать, приложить к ней руку. В какое только дерьмо не влипал из-за него. Лю всегда стремился утопить меня в нём. Жалкий лакей Харияши, строивший из себя большую шишку. Но сейчас, ощущая подступающую семимильными шагами смерть, искажались былые причуды. Эти мифы вседозволенности. Оказывается, на самом деле, я не хотел его смерти. Всё, что было до этого — подростковый бред и максимализм. Жизнь гораздо сложнее, а реальность — чудовищней. И когда случается то, что не изменить, начинаешь осознавать заведомо ложные понятия, которыми жил. Прав Чэн — легко быть теоретиком. Но что теперь об этом? Джинхэй — мертв. Лю — мертв. Все старшие тоже нашли когда-то потерянный покой. Настала моя очередь. И хочется показать, что не боюсь. Что готов, и приму фатальный исход, как должное, с высоко поднятой головой. Но где взять на это силы? Задушить в зачатке малодушие и страх? — Могу дать фору. — Зачем тебе это? — я знал, что оттягиваю неизбежное и вновь играю по его правилам, но как последний дебил на что-то надеялся. Между смертью и шальной надеждой на жизнь — выбор очевиден. — Харияши свой шанс использовал, чем ты хуже? Будет справедливо и тебе испытать удачу. — С пеленгатором в ошейнике? — Я верю в твой ум, — холодно улыбнулся Чэн, — но твоя избирательность в данной ситуации начинает подмывать мою веру. Я снова закурил. Прощальным взглядом обвёл бар, стараясь не смотреть на распростёртые тела и окрашенные брызгами крови стены. Это не решение, не выход, обычное отступление перед заранее известным финалом. А ведь так хотел, чтобы это всё быстрее закончилось… Но в противовес искреннему желанию, с грохочущей пустотой в голове, даю новый старт в забеге под названием «кошки-мышки». Некуда идти и некуда бежать. Это как партия в шахматы, где из союзных фигур остались только король и ладья — можно сколько угодно делать рокировку, хоть в пыль стереть доску, меняя положения фигур — всё одно. Проигрыш и жалкие попытки отвоевать «лишнее» время. Но я уже вступил на это поле. Проявил то самое малодушие, закрывая глаза на принципы, которые вроде бы были. Медленно разворачиваюсь и делаю шаг к выходу. Я не боюсь поворачиваться к Чэну спиной. Хэ не из тех людей, кто стреляет в спину. Он сделает это только смотря в глаза, в моем случае точно. Тяжело даётся обычное дыхание, да и ноги едва идут. Как в кошмарном сне, где каждое движение, словно в замедленном воспроизведении. И я очень надеюсь, что Хэ этого не замечает. Захлопнул за собой дверь и огляделся. Улица у бара напоминала зону военных действий. В стенах десятки пулевых отверстий. Брошенные автомобили походили на дуршлаги, повсюду кровь и хаос. Когда-то я сказал Ронгу, что прогресс отобрал у него возможность погибнуть в «рукопашном бою» — ещё никогда я так не ошибался. Район и улица красочно доказывали, что ничего не в прошлом. Прогресс сюда ни за что не доберётся. Слишком прогнил привычный устой, который не поддастся апгрейду, выход только один — ctrl-alt-delete. Просунул пальцы за гладкий обод и слегка потянул за ошейник. Касательно провёл по магнитной металлической застежке. От неё так просто не избавиться. Пусть ошейник и выглядит как обычное украшение, но на самом деле сплав очень прочный. Здесь нужны инструменты и подходящий человек. Ни того, ни другого у меня не было. Как и должного желания рвать когти. Да, принял подачку. Шагнул куда-то за выбранную линию поведения и очутился в тупике, ставшим к этому времени уже таким родным и до боли знакомым. Спешить не стал, оглядываться тоже, вместо этого направился по единственно верному маршруту — домой. Улицы ожидаемо вымерли, становясь реалистичной декорацией к какому-нибудь постапокалиптическому фильму. Каждый местный житель затаился в своей норе, прекрасно понимая, что если с улицы слышна пальба и взрывы — лучше отсидеться как можно дольше в максимально статичном положении. Здесь даже дети — не дети. Ведь родители сначала приучают их к безопасности, дрессируя заложенное природой чувство самосохранения, а уже после к горшку. Родной подъезд встретил запахом сырости и мочи. Всё очень по-домашнему гостеприимно: граффити на стенах на нескольких языках, желающие благополучно добраться в ад, перила с облупившейся краской и выступающие гвозди между ощетинившихся трещин. Ничего не изменилось с моего отсутствия. Всё такая же дыра с мигающими энергосберегающими лампами. Я даже не успел подумать о ключах, легко толкая ладонью входную дверь. Не заперта. Должно быть, паломничество в мою квартиру происходило регулярно, чему служил доказательством выбитый замок, валяющийся в пыли бетона с крошевом отделки от двери. Пару раз щёлкнул выключателем, но ни в одной из ламп не затеплилась жизнь. Может электричество отрубили за неуплату, а может кто-то лихо поработал с проводкой. Но мне всё равно было не до уюта. Как-то похер, если честно. Не разуваясь, направился в зал и с громким выдохом опустился на диван. Наконец-то я дома. Сжал в кулаки холодные пальцы и, забравшись с ногами на диван, опустил лоб на колени. Где-то над головой тикали часы, за окном шумел тревожный ветер, изредка скрипя приоткрытой форточкой старого деревянного окна. На кухне из крана скрупулёзно и методично капала вода, ударяясь об видавшую виды железную раковину. Квартира дышала запустением и одиночеством, а я, вторя ей, выдыхал ожиданием казни. Ласково убаюканный собственным отчаянием, очень прочно застрял в каком-то пограничном состоянии, безнадёжной внутренней тишине, которая отсеивала любые звуки и шорохи извне. И я настолько углубился в этот аморфный транс, что не сразу заметил вибрацию в заднем кармане джинс. Медленно приходя в себя, спустил ноги с дивана и слегка приподнявшись, вытащил телефон, глядя на входящий вызов. Харияши. Возможно, я бы удивился, если бы не разучился этого делать. А сейчас, факт того, что старший цел и невредим, и что Тао по каким-то неведомым причинам до него не добрался, вызвал только нелепую тоску. — Да, — отвечаю нехотя, как из-под палки. — Змей! — слишком крикливым тоном озаряется динамик телефона, — почему я не удивлен, что ты до сих пор жив?! — Аналогично, — поднимаюсь с насиженного места и шагаю к окну, словно за ним смогу увидеть своего собеседника. — На громкой связи? — Нет, зачем, я один. — Верить? — безудержный хохот, — или нет? — Как хочешь. — Ладно, пустое всё. Ну почти всё. Эй! Отнимаю телефон от уха, резанувшего слишком громким криком. — Говори, — велит он. — Что? — Ли… — меня перебил натужный хрип Ронга. И я едва не роняю телефон. Ещё никогда не испытывал столько ярости, бессильной злобы и ужаса. Лавина эмоций беспомощным рыком вырвалась из глотки. Я словно наглотался стекла вперемешку с песком, ощущая подступающую истерию. А в голове стучало лишь одно: только не он, только не он, только не он… Кто угодно. Мы все заслужили умыться кровью, но не Ронг. Единственный человек, который достоин жизни. Существовать вне нашей грязи. Именно Ронг всегда был моей совестью, другом. Братом. Осознание столь важных вещей всегда приходит слишком поздно. — Узнал своего прихвостня? — Харияши, — очень медленно, с расстановкой процедил я, — если с Ронгом что-то случится, то не Чэна тебе бояться. Клянусь, — тише, — не его. — Тебя, щенка? Не смеши. Я планирую очень долго и тщательно нашинковывать твоего приятеля на ломти. Прямо сейчас начну. И что ты сделаешь? Что ты вообще можешь? — Чего, ты, блять, хочешь?! — сорвался, отпинывая стоявший рядом стул. — А это другой разговор. Хорошо, что ты правильно меня понял. Если в течении получаса не появишься в портах, рискуешь не застать своего дружка в живых. До встречи. *** Грузовой порт жил своей жизнью и в ночное время. Шум от погрузок, лязг лебедок, эхом доносившиеся голоса сливались в одну сплошную какофонию звуков, разбавляющих рокот волн грязной реки. Удушливые запахи тины и тухлятины навечно поселились на причале, которые не мог выветрить даже вечно неспокойный ночной бриз. За прошедшие двадцать минут нескончаемого выматывающего бега, я впервые замедлил ход. Силы были на исходе. Ничего не оставалось. Только страх опоздать, но именно он держал меня на ногах и толкал вперёд. Скрадывал боль, не давал выгореть до конца, не позволял сдаться на волю измождённого организма. Сотни и сотни деревянных ящиков, мусор и прочая дрянь создавали иллюзию лабиринта. Повороты, нескончаемые горы наставленных друг на друга полусгнивших железных контейнеров напрочь сбивали и так почти потерянный ориентир. Я навалился на очередную влажную грязную поверхность, пытаясь перевести дух, но дыхание давалось кашлем, больше отбирающим воздух, нежели позволяющим ему достигнуть лёгких. Кое-как нашарил телефон, поднося дисплей почти к носу, чтобы разглядеть время. Не стал гадать — успел или нет. В пару движений набрал номер Харияши, включая громкую связь, надеясь, что посторонний шум скроет мою одышку. — Никак, уже пришёл? — Куда именно? Ты не сказал точного места, — говорю медленно, выверяя интонацию каждого слова, почти задерживая дыхание, чтобы не сорваться хрипы. — Естественно, я же не дурак. Научен уже. Вдруг ты приведешь Хэ на хвосте? — Я один. Дай Ронга. — А ещё кого? — хмыкнул он, — теперь только мои правила. Док номер двенадцать. Подходи к нему, но, — на заднем плане послышалась возня, — блять… К двенадцатому! — и глухой удар. Частые гудки оповестили о том, что связь разъединилась. Думать было некогда. Двенадцатый док, это почти начало причала, а я, похоже, где-то посередине. То есть, мне ещё бежать как минимум метров четыреста. Оттолкнулся от контейнера, и хотел уже снова сорваться на бег, но понял, что всё. Никак. После передышки сил не прибавилось, наоборот, те крохи, что имелись, канули в отходняки, посылая координацию к чёрту. Стало очень жарко. Я чувствовал, как промокает футболка на спине, как в груди становится тесно. И сухо щекочет в носу, предвещая скорое кровотечение. Помню эти ощущения. Помню. Я могу не успеть. И это не второе дыхание, не скрытые ресурсы организма, ибо их нет. Это вынесенный самому себе приговор. Я выбрал. И через не могу и начавшиеся сердечные спазмы — побежал. *** Двенадцатый док. Тихо. Отшиб причала всегда был «мертв». — Ох, мама моя дорогая! Змей, это ты? Видимо, этот пацан и правда для тебя что-то значит, раз явился один, да ещё в таком виде! Я серьёзно не надеялся на подобную удачу! Я машинально обернулся на голос, вытирая пот с лица, задерживая ладонь у носа, собирая капающую кровь, и опуская руку, чтобы с пальцев стекла смешанная жижа. Ронг сидел на коленях перед возвышавшимся над ним Харияши. Его лицо напоминало кровавое месиво, ни одной знакомой черты. Сломанный нос, затёкшие глаза, разбитые губы и сплошной ровный ножевой порез через всё лицо: от виска по переносице, щеке, до обрывающейся где-то под ярёмной веной алеющей отметины. Успел, я успел. Но на этом, видимо, всё. — Сука, — хрипнул я, покачнувшись, непроизвольно хватаясь за грудь. Колени подогнулись, и я грохнулся на землю. Запало дыхание, и жадная вакханалия невралгии сожрала тело. Не дышал, не умирал, я существовал в очередном витке сумасшедшей боли, что ломала, корежила и втаптывала в составляющие асфальта. — Ли… — едва звучавший, сломанный голос Ронга, — Ли, зачем?.. А я не мог ответить. Я в своей беспомощности едва сдерживал скулёж. Размазанный по земле, захлёбывающийся агонией, видя перед собой лишь остатки сгнивших потрохов рыбы. — Я бы не представил более прекрасную картину! Спасибо, Змей! Вот уж не думал, что ТЕБЯ благодарить буду! Но это и не важно! Аж руки чешутся приступить к началу нашего праздника. Хотя… Нет. Я, пожалуй, ещё понаблюдаю… Шорохи над головой, щелчок затвора предохранителя пистолета. Но не это важно, важно другое. Ответить на вопрос Ронга: «зачем». Чтобы он знал, и всё это обрело хоть какой-то смысл. Я разлепил склеенные губы, выдыхая слова, но настолько несвязные, что и самому слышно не было. Зато в голове истошно орало: потому что ты мой друг! Его слова когда-то сказанные мне. И ебанное всё, мне жизненно необходимо, чтобы он их услышал. Понял. И знал, что какой бы тварью я ни был, и как бы ни измывался над ним — для меня ближе человека не будет никогда. — Вставай! Так и будешь тут валяться? Подошва ботинка упёрлась мне в плечо. Харияши шевельнул ногой, и моё тело по инерции повторило это движение. — Вечер перестаёт быть томным, — с сожалением оповещает он, — честно говоря, ожидал большего от тебя, Змей. Я давно ждал этого момента: ты лежишь в крови передо мной. Беспомощный. Но в мечтах всё было как-то красочней. Может, антуража добавить? Ярких цветов? Как ты относишься к красному? Нормально? Я так и думал. Всё же мы долго проработали вместе, так что ничего удивительного, что я могу догадаться о твоих предпочтениях. Харияши рывком надавил ногой на плечо, и я с шипящим выдохом перевернулся на спину. — Кстати, помнится мне, ты всегда был неравнодушен к ножам. Смотри, какой у меня есть? Да, блять! — вскрикнул он, резко наступая мне на пальцы левой руки, — я сказал, смотри! Секундная острая боль отразилась в отдавленных конечностях, но вскоре вновь перекрылась сердечной, которая не желала отдавать своё соло. Я разлепил веки, пытаясь понять, что происходит и самое главное, что мне говорят, хотят донести через оборванный для восприятия разум. Перед глазами всё двоится. А внутри безумная гравитационная сила давит, сжимает, выстреливает сильными ударами сердца, что расходятся дрожащими волнами нестерпимой боли. — Хорошо, покажу ближе. Никакой помощи от тебя. Мало того, что предатель, — сетует он, опускаясь на одно колено подле меня, — так ещё и естественного содействия за грехи от тебя не дождаться. Смутно ощущаю холод металла на щеке, медленно вдавливающийся в кожу. Интуитивно отворачиваю голову, и из-за этого движения точечно вспыхивает жар от глубокого пореза. — О… Ну ладно, так тоже хорошо. Но я хотел в другую сторону. Что ж, испра… — вдруг Харияши обрывается на полуслове и с глухим звуком падает навзничь, пробороздив лицом асфальт. — Пошёл нахуй, пидрила старая! — взвыл где-то над ухом Ронг. — Ли! Ли, ты как?! Пиздец, надо уходить! Поднимайся, поднимайся, пожалуйста, я нас двоих не дотащу! Ну! Ронг трясёт мои плечи, бегло стирает кровь с лица и что-то говорит, говорит, говорит… — Съебывай, дебил, — почти по слогам. Выжимая последнее, что могу. — Я без тебя не уйду! Слышишь, ёб твою мать! — Щенки ебаные! Да я вас обоих, суки! Надо было раньше! — визгливый от ярости вопль Харияши прокатился эхом по причалу, — сразу! Но ничего! Никогда не поздно! Ни-ког-да! — звук взведенного курка подвёл итоги. — И всё же, это будет грязная подворотня… — тихий, обречённо смеющийся голос Ронга. Он накрыл меня своим телом, и я вздрогнул вместе с ним, когда воздух застонал от выстрела. Отдача на миг вдавила в асфальт, ослепляя истеричным осознанием произошедшего. Истошным криком, я не понял, чьим. И крик не прекращался. Орал. Выл. Оглушал. Меня выворачивало от него. Я хотел его заткнуть, даже умолять, чтобы это прекратилось, но глотка не выдержала сама. Это я. Я. Захлебывался им. И первый раз в жизни. Промокая от чужой-родной крови. Позабыв, что такое гордость. Сила. Достоинство. Пренебрегая собой, болью, слабостью. Принципами и всем желчным из чего состоял — Глотал слезы. Никому не нужную солёную влагу, которая не могла вернуть мне друга. Которая нихрена не могла. Но я ничего не мог с собой поделать. Разве что, прислушиваться к затихающему сердцебиению Ронга. И ради него, я был готов умереть хоть сотню раз. Обнял друга за талию, и со стоном свалил с себя, закрывая спиной от очередного выстрела. И тот не заставил себя ждать, прогремел тут же. — Сдохните, твари! Одна боль столкнулась с другой. Волнорезами в спину. И вздохнуть нечем. Выдохнуть никак. И всё смазывается под общий уходящий ритм сердца. Биение. Тихое, редкое. Наше. Вторит друг другу. Раз. Два. Три. Закрываются глаза. Выдох облегчения. Раз. Два… Обрыв. «— А ты чего бы хотел, зная, что это последний день в твоей жизни? — Тебя потянуло на философский лад? — Место подходящее, — поддакнул Ронг. — Море, говоришь… Возможно, я бы тоже хотел его увидеть. Перед смертью».