Квартирант

Так, Маша, спокойно. Спокойно. Главное — это спокойствие. Подумай хорошенько, как поступила бы, например, мама, если бы она оказалась на твоём месте? Вот уж идиотский вопрос. Я прекрасно знаю: моя мама ни за что в жизни не попала бы в мир «Наруто», да ещё и не в своём теле. Мама — человек цельный и серьёзный, и с ней за всю жизнь не случалось абсолютно никаких неприятных неожиданностей. Единственным эксцессом, который она помнила, было моё преждевременное рождение: мне вздумалось появиться на свет именно тогда, когда мама, упёртая трудоголичка, читала лекцию в университете, хотя находилась на седьмом месяце беременности. Папа тоже был человек весьма прагматичный, все у него подчинялось единому и неумолимому, как экономика СССР, плану. И Леночка пошла в обоих родителей разом: никогда и ни разу я не заставала её врасплох, не находила её сконфуженной или чего-то не успевшей, не сделавшей. Леночка оставалась идеальной — просто пример для подражания и гордости. А в кого же я тогда такая косячная? Этот сложный вопрос оставался открытым. Пожалуй, моё умение влипать в разного рода неприятные ситуации можно было списать на гены двоюродной бабушки с папиной стороны: та умерла ещё до моего рождения, но я слышала, какой она была чудачкой. В своё время старушка любила разгуливать по улицам тесненького подмосковного городка, в котором родилась (не припомню названия, да и как я его могу припомнить, в своём-то шоковом состоянии?!), в странноватом прикиде типичной рок-фанатки шестидесятых, гнуть пальцы в замысловатых жестах и утверждать, что рано или поздно она поедет в Англию, на родину своих обожаемых «The Beatles» и выйдет за кого-то из них замуж. Стоит ли говорить, что свою мечту бабушка так и не осуществила? В принципе, это не мешало ей утверждать, что в Великобритании она всё-таки побывала, просто сама не захотела потом связывать себя узами брака и предпочла свободу утомительной роли хранительницы семейного очага. В течение своей жизни бабушка только и делала, что раскатывала на роликах по улицам (даже когда уже вошла в почтенный возраст), коллекционировала бездомных собак и кошек, игнорировала закономерное возмущение соседей, путала папу с его младшим братом, дядей Антоном (тоже человек суровый — диплом физика-ядерщика и работа в государственной организации — это вам не хухры-мухры), дёргалась под ритмы старинного рока и обещала передать всё своё внушительное собрание старых сценических платьев, которое она приобрела, работая актрисой в безвестном театре, а чуть позже — и на маленькой киностудии; дешёвых побрякушек с претензией на роскошь, дисков, кассет и запылившихся журналов тому из родни, кто разделит её степень сумасшествия. Правда, бабушка так и не выбрала преемника для этого хлама, поскольку все в нашей семье на момент её смерти были уж слишком правильными. Так как прямых наследников у старушки не было, после её ухода из жизни заветный сундук с бесполезными сокровищами перешёл к моим родителям, а те отправили сундук в кладовую. Там его нарыла и при помощи отмычки, сотворённой по совету Генки из обычной шпильки, открыла я. Говорю же, во всём бабушка виновата. Это её наследие. Проклятые сумасшедшие гены. Проклятая судьба… Как ещё объяснить всё то, что со мной сейчас происходит? Мне очень хотелось бы верить, что я очутилась в психиатрической клинике и меня сейчас попросту очень серьёзно глючит. Не бывает ведь такого, чтобы персонажи твоего любимого сериала и невероятно почитаемой манги существовали в действительности, даже в параллельной, ведь действительность всего одна и это не подлежит обсуждению! Я стала старательно убеждать себя в том, что я повредилась рассудком из-за чрезмерного просмотра сериалов и дичайшей нагрузки, которую на плечи взваливали ЕГЭ и прочие радости (нет, ну, а мало ли: мне доводилось слышать, как Любовь-убьёт-лежачего рассказывала соседке Ирине, будто один приятель её племянницы тронулся, зациклившись на том, что он не одолеет сложный экзамен по физике). Стало быть, я и впрямь сейчас в дурдоме, а «Конан» передо мной — это такая же пациентка или врач. Судя по её поведению, скорее уж она пациентка, ибо врачи до такой степени сумасшествия не доходят — факт. Настоящих врачей я видела и немало, причём в неофициальной обстановке: всё-таки моя мать была биологом, к медицине тоже имела некоторое, пусть и весьма опосредованное, отношение, а создавшиеся в годы учёбы связи со студентами с похожих факультетов не разрушились с течением времени. Да, везёт моим родителям: живут по установленному плану, ничего-то с ними не приключается, а я… А я — я Маша (точнее, Нагато), и я в дурдоме. А если не в дурдоме, то в заднице. Одно другого не лучше. «Конан» ещё раз посмотрела на меня взволнованно и спросила: — Ты точно хорошо себя чувствуешь? Я могла бы отменить собрание «Акацуки», если ты не в состоянии… — Собрание? — повторила я, встрепенувшись. Конан медленно покачала головой, подтверждая свои слова. — Да, вчера ты велел, чтобы Сасори, Кисаме и Итачи представили тебе нового члена организации. Они завербовали его пару дней назад. В голове у меня что-то щёлкнуло, и я хриплым голосом Нагато пробормотала: — Дейдара, что ли? «Конан» быстро закивала, в глазах у неё мелькнуло радостное облегчение. — Да, да! — воскликнула она. — Подрывник из Ивагакуре, Цукури но Дейдара… Несколько дней назад ты отправил Итачи, Кисаме и Сасори за ним. Вербовка прошла успешно, и теперь… — Знаю, знаю, — неразборчиво пробурчала я. Чёрт побери, что вообще происходит? Я понимала, что мне надо как можно реалистичнее вжиться в образ, но у меня это никак не удавалось, ведь мне по-прежнему упрямо не верилось, что я действительно в чужом теле, а не в психушке, что всё происходящее — реальность, а не сон и не глюк. Но так как иллюзия не спешила развеиваться, мне стоило начать действовать так, как от меня этого ожидали. Впервые мне показалось, что в помещении уж очень холодно. Но неудивительно, что я озябла: с такой тонкой кожей и ничтожным запасом жира (читайте, фактически отсутствующим), да ещё и без верхней части одежды я вынуждена была трястись, точно изнеженная болонка с куцым хвостиком. — Я могу отменить… — Нет, не надо, — отрезала я, стараясь добавить в свой жуткий мужской голос деспотических ноток. — Я пойду. Да, легче сказать, чем сделать. Я понятия не имею, как выбраться из этой чудовищной машины, которая, очевидно, на самом деле — больничная койка с ремнями, которыми меня пристегнули, чтобы я, чокнутая, не буянила там в палате для совсем безнадёжных психов. Я не могу сдвинуться с места… Правда, у меня есть шесть Пейнов, которыми я не умею управлять. Да, я слышала и читала, как это делается, но ведь теория и практика — совершенно разные вещи!.. — Нагато, — повторила Конан обеспокоенным голосом, — ты можешь отказаться их выслушивать, если тебе нехорошо. Я отправлюсь к ним и соберу информацию. Тебе нельзя перенапрягаться. — Нет, — продолжала упорствовать я, хотя слова Конан звучали более чем разумно. — Нет, я хочу их увидеть. Где мои тела? Конан вскинула бровь. — Разве ты их не чувствуешь? Нет, естественно… это прокол, в среду сумасшедших я не влилась. Как я могла управлять Пейнами, если я — просто школьница Маша? У меня не было даже намёков на чакру, поэтому о контроле над телами и использовании риннегана оставалось лишь мечтать. Чёрт, я уже начинаю мыслить как сумасшедшая. Правда, мне действительно было необходимо увидеться со всеми обитателями этой психушки, посмотреть, похожи ли они на себя из сериала и манги, убедиться, что меня глючит, и хоть чуть-чуть успокоиться. Поэтому я всеми силами тужилась и изворачивалась, пыхтела и даже подёргивалась в своём приспособлении, пока мне не стало плохо — только ни один Пейн в пределах моего поля зрения так и не объявился. Ну, а чего я хотела, это же просто затяжной глюк. Тем не менее, я продолжала упорствовать и напрягаться, пока не ощутила в себе прилив некой странной энергии. В том, что эта энергия явно не моя, я не смела сомневаться. Откуда она взялась? Я не имела понятия, мне было очень страшно. Тепло, растекавшееся по венам, обжигало меня, в голове как будто бы стучали миллионы молоточков. Мне даже показалось, что моё сердце кто-то сжал когтистой лапой, заставляя биться медленнее, через силу. И вот тут-то в темноте комнаты обозначился ещё силуэт. Это был мой, вернее, не мой, но официально мой старый друг Яхико, он же главный Пейн и для всех «Акацуки», кроме Мадары (который на самом деле Тоби-Обито), лидер преступной организации. Яхико смотрел на меня холодно блестящими риннеганами и молчал. Конан смотрела на нас обоих и тоже молчала. Идиллия, однако! У меня уже начал подёргиваться глаз. В данный момент я не испытывала ничего, кроме ужаса. А что я ещё должна была, простите, испытывать, ощущая, что в этом теле я сейчас явно не одна? Согласна, утверждение само по себе бредовое… но ведь всё, что произошло со мной за столь короткое время, было действительным, стопроцентно натуральным непрекращающимся бредом. Я явственно чувствовала, что у меня появился сосед. Я не могла заставить Яхико предстать перед собой, потому что я была обычной школьницей, не ниндзя, пусть у меня сейчас и риннеганы вращаются в глазницах, и железные штыри, питающие Гедо-Мазо, торчат из спины. Я пыталась совершить невозможное и сыграть роль Нагато правдоподобно, но у меня не получилось — я знала это так же хорошо, как и своё настоящее имя. Но во мне вдруг появилась эта странная сила, не подчиняющаяся мне, и, стоило этой силе образоваться, сжаться в некий плотный сгусток, как тело Яхико незамедлительно появилось — мало того, что появилось, оно ещё и развернулось к выходу, всё так же не говоря ни слова. Конан молча смотрела на оживший труп своего возлюбленного, по её лицу нельзя было прочесть, о чём она сейчас думает и какие чувства испытывает. Мне сейчас очень хотелось бы высказать ей какие-то слова сочувствия: читая мангу и разглядывая сериал, именно её персонажу я сопереживала больше всех из немногочисленных повлиявших на сюжет женщин «Наруто». Наравне с нею я также жалела Кушину и Микото, потому что обе в некоторой степени напоминали мне мою маму, а ещё Рин, ведь Рин склеивала команду Минато Намикадзе, в отличие от Сакуры в команде Какаши, но это уже так, лирика. Я понимала, что попросить у Конан прощения не смогу, ведь это будет неестественно и странно, а ещё мне было достаточно хорошо понятно, что по своей воле я и слова вымолвить не в силах: мне как будто резко и яростно зажали рот. Причём при этом физический рот мой оставался полуоткрытым, я им дышала — а ни единого звука с моего языка сорваться отчего-то не могло. И в следующее мгновение мне стало ясно, почему. Не стану скрывать: такое открытие повергло меня в глубочайшую панику. «Кто ты?» — задал вопрос грохочущий жуткий голос в моей голове.