Квартирант

Итак, мама стояла передо мной с очень нехорошим выражением лица. Не могу сказать, что я себя в тот момент уверенно чувствовала, скорее, наоборот, мне хотелось сбежать и затаиться, пока гнев родительницы не поутихнет. Только вот намерения мои, увы, расходились с действиями. Когда я была совсем маленькой, мне часто говорили, что моё тело не дружит с головой — и только сейчас я созрела для того, чтобы признать правильность этого суждения. Думая лишь о побеге, скорейшем и искуснейшем, я, тем не менее, мрачно плелась навстречу своей казни и про себя вздыхала, надеясь, что расправа со мной окажется скорой. Хотя о чём это я мечтаю? Мне отлично было известно, что мои-то родители очень и очень обстоятельны во всём, в том числе и в вопросах наказаний. Если мы с Леночкой творили какую-то невообразимую шелуху, они вызывали нас, как говорится, «на ковёр» и долго, томительно долго объясняли нам, почему мы поступили неправильно, где наша ошибка и что надо делать, чтобы больше так не позориться. Что хуже всего, стыда я, к примеру, вообще не испытывала, а мечтала только о том, чтобы мама или папа замолчали поскорее: уж очень их медленная, невыразительная речь давила на психику. И теперь представьте, как «сильно» мне хотелось получить новую порцию промывания мозгов от родителей, когда я ещё не отошла ото всех прелестей общения с Узумаки и от тех сюрпризов, которые он припрятал для меня в моём собственном мире! Кто его знает, вдруг он это нарочно? Подумав о таком варианте, я его сразу отмела. Нет, Нагато со мной шутить не станет: как и мама с папой, он напрочь лишён чувства юмора. Стало быть, он действовал в моём мире со всей приличествующей его положению серьёзностью. А уж если присмотреться к моей несчастной маме, то можно только догадываться, до каких пределов он дошёл, пока околачивался в моём теле. — Садись, Маша, — с обречённым вздохом велела мне мать и показала на кресло напротив своей кровати, где я тут же устроилась, — давай поговорим. Всё интересней и интересней… ох, надеюсь, Нагато всё-таки не начал сколачивать в этом мире организацию по типу «Акацуки». К счастью, моя популярность и репутация среди знакомых таковы, что за стоящего лидера меня никто всерьёз не воспринимает. Раньше я думала об этом как о проблеме, но сейчас же ликовала. Даже если Узумаки и вознамерился принести справедливость и в этот мир своими эксцентричными способами, у него это не выйдет! Но ведь, подумала я, взглянув в мамино лицо, он мог хотя бы попытаться. — Что тебя беспокоит? — послышался вопрос вполне в стиле психотерапевта. Не могу сказать, что я себя сейчас не чувствовала пациенткой психиатрической клиники. Мама смотрела на меня мягко и с каким-то состраданием. — Меня? — я неуверенно заёрзала в кресле. — Да так, ничего… вообще ничего не беспокоит, мамочка, я в норме! В абсолютной! Ну, а что я могла ей, извините, сообщить о своих реальных проблемах? «Мама, понимаешь, тут такое дело приключилось: мы с Леночкой пошли в школу, и какая-то необъяснимая сила поменяла меня местами с опаснейшим преступником из параллельного мира, при всём при этом в нашей реальности он — просто выдуманный персонаж моей любимой манги и любимого сериала, его зовут Узумаки Нагато, но для посторонних лучше называть его Пейном. А ещё лучше — вообще Богом, так ему больше нравится». Вот после подобного признания я точно загремела бы в психушку. Впрочем, было у меня ощущение, что я и так хожу по тонкой жёрдочке между станом нормальных людей и потенциальных психов. Ведь адекватному, согласитесь, подобное приключение даже во сне не привидится! И я всё ещё хотела питать слабую надежду на то, что сама попросту никак не могу выпутаться из своих сумасшедших грёз. — Ты уверена? — мама слегка приподняла бровь. — Абсолютно точно, — с каменным лицом солгала я. — Но за последние несколько дней ты стала вести себя… — мама вдруг отвернулась, поднялась с постели и проследовала к своему комоду, зачем-то начав выдвигать и задвигать ящики. Очевидно, она там ничего не искала, а просто пыталась найти более-менее благовидный способ не поддерживать со мной зрительный контакт. Дожились: собственная мать меня боится. «Спасибо тебе большое, Нагато, — ядовито подумала я, стараясь сохранять самообладание, — огромное спасибо!» Это был уже второй раз, когда я пожалела, что его нет со мной сейчас. Ох, будь он в моей голове, я бы ему всё высказала! Я бы ему такие обвинения выдвинула!.. Но, к сожалению (или всё-таки к счастью), мы были разделены параллельными реальностями, и я не имела никакой возможности проникнуть туда по собственной воле, отыскать именно его бестолковую, слишком гордую и много думающую о себе красную башку, залезть туда и в полной мере излить весь свой справедливый гнев. Приходилось торчать у себя дома и старательно выкручиваться, дабы собственная мать не отправила меня в психлечебницу. Хотя, быть может, если я там побуду хоть несколько месяцев, моя жизнь станет настолько нормальной, насколько это возможно для бывшей сумасшедшей. — Я совсем не менялась, — снова соврала я и заёрзала в кресле, — тебе просто кажется, мам. Ящики комода звучно захлопнулись. Мама повернулась ко мне лицом и грозно втянула сузившимися ноздрями воздух. Мне стало как-то не очень уютно, если вообще можно сказать, что до сего момента я чувствовала некий комфорт. — Да? — мать снова устроилась на кровати и принялась сверлить меня взглядом. — К сожалению, не только я так считаю. — А кто ещё? — осмелилась я спросить. — Твой отец, школьные учителя, Леночка, даже твоя подруга Марина, — перечисляя всех этих людей, мать загибала пальцы. Закончив, она сурово взглянула на меня и, понизив голос, спросила: — Хочешь знать, почему? — Нет, — брякнула я и сразу же об этом пожалела: материно лицо стало тёмным, грозным, и она выпрямилась, нависая надо мной словно башня. — А вот я тебе скажу об этом вне зависимости от твоих желаний, Мария, — отчеканила она сурово и стала описывать круги около моего кресла. Она так часто делала, если была взбешена, и мне не нужно было иметь особенно сильно развитые мозги, чтобы догадаться, кто именно вызвал у неё такую нехорошую реакцию. — Хотя, разумеется, в отдельных случаях мне стоило бы тебя похвалить. Во-первых, ты перестала опаздывать в школу, очень хорошо. Твоя непунктуальность временами была ужасающей. Я медленно выдохнула. Меня начали хвалить, это уже радует. Впрочем, дальнейшие материны слова мигом лишили меня желания и дальше так бездумно радоваться. — Но, к сожалению, я стала получать от учителей жалобы на твою успеваемость, Мария. Ты не работаешь на уроках, сидишь, глядя в окно, на обращения не реагируешь, недавно и вовсе ударила Геннадия шваброй по голове за то, что он пытался с тобой поздороваться… «Я такого точно не делала, — в ужасе подумала я. — А я ещё думала, шиноби присуща осторожность! Господи-боже, Генка, прости, пожалуйста! Нужно будет обязательно с ним помириться… если, разумеется, он вообще со мной захочет разговаривать после всего, что я… точнее, этот человек…» — А ведь совсем скоро ЕГЭ, — продолжала поучать меня мать, — послушай, Машенька, я понимаю, что ты хочешь немного разгрузиться, заняться чем-то новым, но пока это делать нельзя. Сходи пару раз в спортзал, как собиралась, развейся, но не прекращай готовиться. Поверь, это всего лишь одно из препятствий, которые необходимо взять. — Да, — прошелестела я в ответ. — Спасибо, мама, обязательно подумаю над этим. Я не особенно прислушивалась к тому, что мелет мой язык: в данный момент меня куда больше занимали неожиданно изменившиеся ощущения моего тела. К сожалению, эти ощущения были мне очень знакомы — и никаких приятных ассоциаций у меня с ними, увы, не возникало. Совершенно никаких. Напротив, я испытывала ярость и неконтролируемое стремление убить то, что появилось внутри моего сознания, а между тем мне приходилось сидеть перед мамой, по-идиотски улыбаться и соглашаться со всем, что она говорила. Ни к чему мне лишний раз убеждать окружающих в том, что я слегка двинута. Ведь в том, что происходило сейчас, я, поверьте, была совсем не виновата!