Квартирант

Бывало ли с вами такое, что ваше тело выходило у вас из-под контроля и начинало творить совсем уж неблаговидные вещи? Думаю, большинство из вас ответит на мой вопрос «нет» и прибавит: «У меня не размножение личности тут!» — а между тем, осмелюсь заметить, наверняка вам приходилось, когда вы были совсем ещё крошками, бороться с отчаянными призывами своей мочевыделительной системы, и эта система могла даже одерживать над вами верх, что вас, разумеется, не могло не раздражать. Но, правда, наряду с такими безобидными, в общем-то, ситуациями часто встречаются и ситуации вроде моей — то есть такие, которые иначе, чем к проявлению критического сумасшествия, не отнесёшь. Ведь я уже вышла из возраста, когда простительно мочиться в штаны или постель, и мои неуклюжие движения нельзя было списать на неумение управлять собственными мускулами. Нет, не делайте поспешных выводов и не думайте, будто я описалась от ужаса, когда вновь ощутила присутствие грозной и властной личности Пейна в своём теле. Ни черта подобного не произошло: мои мускулы вдруг почему-то резко напряглись, я сама сжалась в комок, а мой рот распахнулся, выдав незабвенную по гениальности фразу: — Что… происходит? «Задница, Нагато-сан, — не смогла удержаться я от растерянного и вместе с тем ядовитого, непроизвольно сорвавшегося комментария, — и всё благодаря Вам, чёрт побери…» Моя мама удивленно раскрыла глаза и посмотрела на меня так, как полагается смотреть на глубоко больных людей, что уже лежат при смерти. — Я думала, что ты мне это объяснишь, Мария, — вновь взяла она решительно материнский и строгий тон, — впрочем, нет, давай не начинать снова этот разговор, — она махнула рукой, — обсудим это завтра с твоим отцом. А пока идти в комнату, почитай… займись итальянским. Я продолжала тупо стоять на месте и таращиться на маму овечьими глазами. Моё собственное тело мне не подчинялось, Нагато, по-видимому, тоже им сейчас не управлял, а потому мои ноги не совершали абсолютно никаких движений. Мама возвысила голос, указывая мне на дверь: — Да, Мария, можешь не смотреть на меня умоляющими глазами: я не отдам тебе твои журналы… «Мангу», — мрачно поправила я про себя, но возразить вслух не смогла. -… мы с отцом посмотрим, как ты будешь себя вести, и потом вынесем общее решение. А сейчас иди. Иди же, Мария! С величайшим трудом мне удалось развернуть тело к выходу из материнской спальни и протопать в коридор, мрачно кусая губы. Пожалуйста, получите и распишитесь! Мне шестнадцать, шестнадцать лет, а меня всё ещё наказывают, точно маленькую девочку и говорят, что моё поведение решает отныне, как скоро родители надо мною сжалятся! Учитывая тот весьма неприятный факт, что теперь в моём теле присутствовал один очень раздражающий субъект, не стоило ожидать, что родители вскоре сменят гнев на милость. По счастью, Нагато вёл себя очень тихо, пока наше тело не дотопало до спальни и не село на кровать, потерянно опустив голову. Только тогда голос в моей голове осмелился сухо заметить: «Снова эти странности… что тебе удалось о них узнать?» Ни тебе извинений за нелицеприятное поведение, ни даже банального «здравствуйте»! Нет, что это за человек такой сложный?! Я уже откровенно не понимала, как вообще могла раньше считать Нагато приятной, милой личностью. По его поведению не скажешь, что он вообще хоть что-то знает о культуре общения. Впрочем, меня, трясущуюся от гнева, сейчас к приличным, хорошо воспитанным людям тоже не получилось бы отнести, хотя родители старательно вдалбливали в меня вежливость. Стыд, страх и стресс слились, и я гневно подскочила на кровати, сжимая кулаки. Честно говоря, мне сейчас до безумия хотелось ударить назойливого квартиранта, хотя я и понимала, что мне даже пальцем не удалось бы до него дотронуться, будь у меня такая возможность. Сейчас он — пленник моего тела, и я могла его не бояться. Впрочем, после того, как у меня хватило наглости украсть Тендо, я хорохорилась и думала, что отважилась бы высказать Нагато все свои претензии лицом к лицу, даже если его окружат все шесть Пейнов, а меня никто не прикроет со спины, не пожелает и простейшего — удачи. «Вы! — пусть и вне себя от ярости, я не забывала о субординации. Злобно «тыкать» вдвое старшему возрастом человеку, пусть и очень неприятному, я не могла чисто физически: меня будто нечто удерживало от этого поступка. — Вы хоть понимаете… хоть немножко себе представляете, в какие гадости я вляпалась из-за Вашего поведения?! Что Вы творили, пока были в моём теле? Кто Вам позволил внаглую им распоряжаться? Вы хоть представляете, как мне сейчас было стыдно, а? А теперь Вы возвращаетесь, несмотря на то, что я Вас совсем не жду, и начинаете требовать от меня объяснений вещам, в которых я сама ничего не понимаю!» «Замолчи, — приказал Нагато железным голосом, — твоя истерика мешает мне думать». «Раньше надо было думать: ещё тогда, когда Вы ударили Генку по голове! — заорала я, хватаясь за волосы. — Вы совсем с ума сошли? Это мой друг детства, я его… неважно, короче говоря! Зачем Вы творите такие странные вещи?!» «Кругом твоего тела все вели себя так, — совершенно невозмутимо ответствовал Нагато, — мне пришлось ударить твоего друга, чтобы не отличаться от остальных». Мне захотелось взвыть от злости и досады. Да уж, кто мог бы подумать, что Нагато повезёт очутиться на месте традиционной драки швабрами, которую мальчишки устраивали всякий раз, как историчка уходила в курилку… Историчка у нас, к слову, женщина достаточно колоритная: тощая, хотя всё-таки немногим полнее Узумаки, раздражительная тётка с жёлтыми от постоянного тесного контакта с сигаретами пальцами, она явно ненавидит свою работу, хотя и заставляет нас зубрить историю от «А» до «Я», и часто сбегает успокоить расшалившиеся нервишки, запыхтев убийственным дымом, как паровоз. Мы все знали, в какое примерно время Анастасия Валерьевна уйдёт и как долго будет отсутствовать, а потому, стоило цокоту её острых каблуков затихнуть вдали, ребята мчались через коридор в кладовку, извлекали оттуда швабры и начинали дубасить ими друг друга, изображая яростную войну. Девочки в большинстве своём сидели у стенок или за партами и молча наблюдали за буйством ребят, но некоторые, навроде той же нахальной Светы Золотниковой, вступали в бой и дрались наравне с парнями. Я прекрасно понимала, что со своими животиком и неуклюжестью в битве буду только хорошей грушей для избиения, а потому сдерживала себя, хотя частенько мне очень хотелось тоже порезвиться вместе с мальчиками: уж очень потешно они изображали сражения. Да, винить Узумаки в том, что он не понял сути игры и сразу не сориентировался, было бы очень глупо: в конце концов, мне ещё жить с ним в одном теле, не хотелось бы, чтобы он на меня обижался. Если мы найдём общий язык и будем работать сообща, шансы на то, что мы отыщем выход из сложившейся ситуации, заметно повысятся. Мне очень надо отправить Нагато домой, желательно исправив при этом его мозги, причём до того, как мне захочется пойти в душ, в туалет или лечь спать. Тут меня осенило ужасное понимание. «Вы… Вы… — я забегала по комнате, — Вы моё тело переодевали!» «Пробный образец Нараки тоже был женщиной, — бесстрастно просветил меня Узумаки, — в перемене одежды не было ничего сложного». «О господи, — мне казалось, я сейчас сгорю от стыда, - господи-боже-мой, пожалуйста, оставьте мою бедную голову в покое! Вы себя здесь вели, как дома! Зачем Вы подписали меня на этот несчастный спортзал? А мать мою пугали неадекватным поведением?..» «Твоё тело постыдно слабое, — ответствовал Нагато с непоколебимой уверенностью, — оно не проживёт долго, если его не тренировать». «На своё тело сначала посмотрите! — огрызнулась я, с ненавистью рассматривая выдающийся живот, — кожа да кости! Я хозяйка этого тела, и я буду решать, как оно хочет жить! Вы ничего не знаете об этом мире, и если станете пробовать самовольничать, только добьётесь того, что нас обоих посадят в психушку, и Вы никогда не вернётесь домой!» В течение некоторого времени Нагато серьёзно молчал: видимо, обдумывал мои слова. Наконец, он изрёк таким голосом, словно бы сам додумался до всего, что ему сейчас высказала: «Да, на данный момент у нас общая цель. Тебе нужно избавиться от меня, а я должен вернуться домой и привести в действие план «Глаз Луны». «Опять Вы за своё? Говорила же: О… Мадара Вас обма…» «Мне нет никакого дела до его тайных намерений, — снова отмахнулся Пейн, — план по погружению мира в Муген Цукиёми должен быть осуществлён потому, что этого хочу я, а не Мадара или кто-либо иной. Я не знаю иного способа прекратить войны в своём мире, хотя мне пришлось многое увидеть, хотя я старался идти по пути непротивления. Ты знаешь о нас со страниц произведения, которое может и лгать, поэтому не вмешивайся в наши дела». «Отлично! — я всё ещё полыхала яростью. — Тогда Вы, будьте так добры, оставьте в покое моё тело и не пытайтесь жить моей жизнью!» «Пока мы оба в нём находимся, это не получится, — спокойно сообщил Нагато, — ты не знаешь ничего об опасностях и о том, как защищаться от них. Я не уверен, что выживу, если твоё тело погибнет, поэтому я буду охранять его так, как считаю нужным». «Чакра здесь не работает, уважаемый! — окрысилась я. - А посмеете кого-нибудь пырнуть ножом — будет хуже и мне, и Вам!» «Именно поэтому, чтобы не довести до убийств, ты должна тренировать своё тело, — доводы Пейна начинали казаться мне немного логичными. — Так ты сможешь противостоять нападающим в рукопашной схватке». «На меня ни разу в жизни никто не нападал, только одноклассники, да и то в шутку, — устало сказала я и присела на краешек скрипнувшей кровати. — Здесь, на моей родине, куда спокойнее, чем у Вас, поэтому Вы зря трево…» «Здесь тоже случаются войны, здесь люди тоже ненавидят друг друга, — с потрясающим спокойствием известил меня Узумаки так, будто бы он всерьёз полагал, что я не смотрю телевизор, не читаю газеты и вообще живу в информационном вакууме. — Эта вселенная почти так же нестабильна, как и моя, поэтому я должен принять все меры предосторожности». Зная, к чему он клонит, я развернулась к кровати и в отчаянии повалилась на мягкий матрас. «Господи-боже-мой, только не спортзал!» — про себя молилась я. «Ты возьмёшь себя в руки с этого же дня, — продолжал поучать меня голос, — поскольку моё тело должно быть в безопасности, пока я в нём нахожусь». Поверьте, мне совсем не нравилось всё, что он сейчас говорил. Но в то же время было у меня весьма гадостное правдивое предчувствие, твердившее: просто так я от него не избавлюсь, а, стало быть, придётся выполнять все его требования и радоваться тому, что общее тело не даёт ему возможности меня как-то обидеть. Я не была уверена, что завтра смогу хотя бы дотащиться до дома. В конце концов, мне предстояло одно из самых страшных для меня испытаний — занятие спортом…