Квартирант

Эх, и куда меня только ни заносило за время теснейшего общения с Узумаки! Сопровождаемая его неизменным бурчанием в голове, я ходила в школу и сидела на уроках, старательно изображая из себя нормального человека. Не в силах расстаться с ним же, я принимала приглашения Марины и некоторых других знакомых девочек и шаталась по торговым центрам, которые Нагато на дух не переносил. Он считал шоппинг бесполезной тратой времени и орал на меня, стоило мне только подумать, что было бы неплохо прогуляться и совершить пару покупок. Впрочем, так как я понимала, что он не в силах мне навредить, будучи всего лишь бесплотным суперзлодеем внутри меня, я не особенно прислушивалась к его требованиям и делала то, что хотела, пока ему это не надоедало и он не утаскивал меня домой, захватив контроль над моим телом. Точно так же — предательски подчинив себе мою безропотную тушку — он вытаскивал меня в спортзал, правда, занимался там самостоятельно. Когда мне окончательно надоели его ранние побудки и постоянные разговоры о том, что я слишком жирная и слабая, я просто-напросто… отключилась от управления своим телом. Ох, как же я радовалась, когда растерявшийся Узумаки стал отдавать мне команды в надежде на то, что я одумаюсь и сама поведу наше вместилище на тренировки… «Фиг Вам! — злорадно подумала я тогда и ухмыльнулась. — Сами занимайтесь!» И Узумаки впервые в жизни мне покорился, поскольку он мог частично управлять только моим телом, но не моей душой. И я чувствовала себя свободной и независимой, как принцесса Диана после развода, стоило мне осознать, что хоть над чем-то во мне этот жуткий красноволосый тиран не властен. Дальше началось самое интересное. Я совершенно позабыла, что Нагато уже давно не приходилось пользоваться ногами, так как его собственные были необратимо повреждены жуткой запретной техникой Ханзо ещё много-много лет назад. Да, его Пути спокойно бегали, прыгали, приседали и совершали массу разнообразных движений с помощью нижних конечностей, но управление чужим телом нельзя было приравнять к управлению тем, внутри которого ты находился и которое, следовательно, с большой натяжкой (в виде исключения из этого уравнения меня) мог назвать своим. Поэтому в первые дни нашей ссоры тело, где мы обитали, вело себя неадекватно. Оно шаталось из стороны в сторону, как прилично накачанный алкоголик, врезалось в стены и шкафы, а ещё бестолково размахивало руками, потому что Нагато никак не мог научиться контролировать верхние и нижние конечности по отдельности. Я стоически терпела, хотя тоже ощущала боль от всех получаемых нами синяков и ушибов, а ещё ярость Узумаки. Ну да, конечно, чёрт побери: его, гения с риннеганом, заставили управлять толстым телом шестнадцатилетней школьницы, а у него это почему-то не выходит идеально с первой попытки. Мама, папа и Леночка смотрели на меня с величайшим подозрением: мне кажется, в то время они всерьёз заподозрили, что я балуюсь наркотиками или выпиваю за углом школы… а как ещё можно объяснить постоянное нахождение младшей сестры поблизости после первых суток, которые мы с Нагато провели в ссоре? Леночка едва ли не рылась в моей сумке и наверняка мечтала найти там косячок, акцизную марку или хотя бы завалящую самокрутку — но фиг ей, пусть подавится, потому что Узумаки придушил бы наше общее тело, если бы обнаружил, что оно занимается нехорошими вещами. «Посмеешь травить моё тело этими веществами, — грозно сообщил он мне ещё в первый день нашего совместного нахождения в моём мире, — пожалеешь». «Да и не собиралась я ничего такого делать!» — обиженно огрызнулась я, но упёртого Узумаки, конечно, было не переубедить. Он был абсолютно уверен, что всё делает правильно и куда лучше, чем я, а поэтому с победоносным видом шатко бродил по комнатам, осваивая заново ноги и внутренне торжествуя. Я же молча наблюдала, как наше тело ударяется о двери, врезается в маму или папу, а потом церемонно просит прощения. Хотя я сто раз уже объяснила Узумаки, что в России отношения между старшим и младшим поколениями куда менее формальны, он никак не мог отучиться звать моих предков на «Вы», кланяться им при встрече и подниматься всякий раз, как они заходили в комнату. Да, точно, у мамы и папы были все основания поверить, что я поехала крышей… … либо решила взяться за ум. Едва открыв мой дневник и выяснив, чем тройка отличается от пятёрки, Узумаки рассвирепел. Серьёзно, он даже забыл о том, что я с ним не разговариваю, и обрушился на меня с ругательствами и попрёками, словно был моим очень строгим папочкой. Мне и вправду было жаль его детей: как же им повезло, что они не родились! Да, а ещё повезло его несуществующей девушке — у него ведь была девушка? Ну, хоть когда-нибудь?.. В молодости он был не таким страшным, тощим и хилым, как сейчас, его можно было даже назвать симпатичным… «О чём ты думаешь?! — продолжал свирепствовать Узумаки. — Мне нужен умный сосед, который сможет изобрести способ вытащить меня отсюда!» «Сами-то даже восемь в квадрат возвести не можете», — съязвила я. «У меня не было возможности получить хорошее образование, — отрезал Узумаки, — а ты живёшь в мирное время в мирной стране, поэтому я заставлю тебя обучиться всему, что тебе преподают». Я продолжала яростно отбиваться: «С чего это Вы вдруг так распоясались? Вы хоть знаете, что я даже экзамены по этим предметам сдавать не буду?!» Но голос в моей голове был неумолим. Уверенной походкой Узумаки приблизился к столу, взял первый попавшийся учебник и усадил наше тело в кресло, заставив его раскрыть книгу на самой первой странице. «Вообще-то, это Ленин учебник, — ядовито прокомментировала я. — Лена забыла его в классе химии сегодня». «У тебя плохие оценки по истории, — поучительно сообщил Узумаки, — так что будешь её изучать». «Да Вы сами ни черта в ней не соображаете!» — огрызнулась я. «Заодно и я узнаю лучше Ваш мир», — отрезал Узумаки и опустил наш общий взгляд на строчки. «Вам надо — Вы и учитесь, — категорично сообщила я, — изучение глупой истории не поможет нам разъединиться!» «Все проблемы и беды идут от незнания истории, — мудро заявил Пейн, — потому что каждое последующее поколение повторяет ошибки забытых предыдущих». И вот такие выходки мне приходилось терпеть каждый день. Каждый божий день. Нет, я не возражала бы, если бы сам Нагато учился, чему ему хотелось и как хотелось, но ведь он ещё и меня заставлял себе помогать! Да-да, вы, наверное, удивитесь, но грозный лидер всея «Акацуки» не умел решать простейшие квадратные уравнения, читал медленно и со скрипом, а о физике и химии имел очень и очень смутное представление. С другой стороны, как он сам мне сообщил, у него не было времени на самообразование… И он, естественно, решил восполнить пробелы в своих знаниях, пока торчал пленником в моей тушке. Я, конечно, неплохо навострилась абстрагироваться от его раздражающего присутствия, но всё-таки поддерживать обычную дееспособность под занудное повторение таблицы Менделеева или формулы дискриминанта было тяжко… К счастью, Узумаки не зря звался гением: на следующие сутки он освоил дискриминант и выучил теорему Виета, которой теперь всегда пользовался, когда решал задачки в Ленином учебнике по математике. С поразительной быстротой мой требовательный сосед освоил азы химии и вскоре начал так резво писать уравнения простейших реакций, что мне оставалось только диву даваться. Но куда усерднее он штурмовал физику: видимо, и впрямь думал, что за считанные дни достигнет уровня Стивена Хокинга. Мне оставалось только иронично желать амбициозному Узумаки удачи и пофыркивать, пока он вовсю шелестел страницами учебников. Теперь мне казалось, что я просыпаюсь и засыпаю под занудные рассуждения о школьных предметах. Благодаря его неустанной тяге к знаниям мы стали завсегдатаями школьной библиотеки, где Нагато нарыл старинный учебник по культуре общения. Эта книжка, единственная из всех доступных ему учебных пособий, нисколько его не заинтересовала. «И это называется культурой», — пренебрежительно сообщил мне он, привыкший кланяться родителям и старшим, а также убивать всё, что шевелится, если это шевеление представлялось ему опасным. Когда бессонница меня совсем замучила, а Нагато искренне захотелось убить, я поняла, что больше тянуть нельзя. Меня ждало ещё более жуткое испытание, чем соседство с поехавшим от знаний Узумаки — испытание Василием Петровичем.