Квартирант

— Сегодня будет хороший день! — с этими словами я выпрямилась на постели, сонными ещё глазами озирая свою комнату. Угрюмый голос в моём подсознании не замедлил откликнуться: «Я так не считаю». — И почему же? — потягиваясь, я медленно скатилась с кровати, нашарила на полу тапочки и стала зевать в положении «лёжа», мирно уставившись в потолок. Наверное, это было самое мирное наше с Нагато пробуждение, которое произошло с момента его неожиданного и, бесспорно, наглого вселения в моё родное тело. Я уже привыкла, что он вечно бурчит и злится на меня, и сегодняшние его слова меня вообще нисколько не обидели. Я начала даже находить плюсы в нашем вынужденном соседстве: у меня всегда был собеседник, пусть и такой нудный, а ещё он здорово поднаторел в химии и теперь мог бы решать все задачки за меня, если бы не был… собой. К тому же, его жестокие дрессировки в спортзале мне немало помогли: я скинула где-то килограмм пять и больше стала походить на девушку, чем на разварившуюся картофелину, хотя, конечно, до превращения в подтянутую принцессу оставалось ещё примерно шесть месяцев такого же упорного труда. Никогда бы не подумала, что мне понравится иметь Нагато Узумаки своим соседом по телу. Я решила не говорить ему о том, что его присутствие меня уже вообще не стесняет, поскольку, конечно, ему нужно было исправиться и вернуться к себе домой, пока там всё не полетело в тартарары. Но — вот печаль! — мы по-прежнему, даже после консультации с изрядно захмелевшим Василием Петровичем, не знали, в каком направлении нам двигаться, дабы освободить Узумаки от пребывания внутри моей упитанной тушки. Безо всяких усилий с моей стороны моё тело встало и начало хаотично бродить по комнате, попутно включая компьютер и застилая нашу постель. Узумаки был перфекционистом до мельчайших деталей: он терпеть не мог, когда на покрывалах образовывались складочки, даже мизерные, его раздражало, когда я выставляла учебники и книги на полках не по темам, размеру и алфавиту; он ненавидел кляксы, пыль и мятую одежду, а потому часами мог убираться, сортировать вещи и гладить нашу школьную форму, благо что он достаточно быстро обучился управляться с утюгом. Опаснейший шиноби, унаследовавший силу Рикудо-саннина — и гладит вещи десятиклассницы. Здорово… а ещё, наверное, для него это было унизительно. «Я просмотрел все документы, что прислал этот человек, — Узумаки запихал наш рюкзак под стол и отвернулся от телевизора, — но не понял, как мне освободиться от тебя». «Ну, это и неудивительно, — философски заметила я, — физика — наука сложная…» «Я должен снова оказаться дома! — припечатал Пейн ледяным голосом и, схватившись за мышку, вошёл в компьютерную систему под ником «PitLotW» (не спрашивайте, что означала эта дикая аббревиатура, которую он сам изобрёл, пока сидел над моим учебником английского, а я придумывала, как нам разъединиться). — Я не могу оставлять Мадару и Конан… я должен быть там и всё контролировать». — Да ладно Вам, — вслух сказала я и заставила наше общее тело потянуться, не снимая ладони с компьютерной мышки, — с другой стороны, быть может, это и к лучшему. «К лучшему?!» — Ну, без Вас «Акацуки» едва ли соберут семерых биджу, — пожала я плечами, — ведь из Мадары ужасный лидер. Не будет новой войны, новых жертв и страданий. Так даже лучше. Пейн меня проигнорировал: он вообще любил делать вид, словно меня не существует, и, знаете, это порядком оскорбляло. Выждав паузу, я осторожно спросила: — Нагато-сама, а пароль Вы мне не назовёте? «Нет», — тут же последовал непоколебимый ответ. Не успела я возмутиться, как в следующее мгновение за дверью моей комнаты радостно заговорила подошедшая мама. — Машенька! Иди завтракать! Ага, забыла вам рассказать об одной потрясающей метаморфозе, что неожиданно случилась с моими родителями и вообще всем моим семейством. После разрушительного визита Василия Петровича, который уничтожил (не без моей помощи, естественно) шесть бутылок дорогого вина и вдоволь нажаловался на свою жизнь смиренно слушающему папе, а также проверил мой дневник и обозвал Лену, получившую провальные три тройки за практические по физике, бездарностью, мама и папа, обнаружив моё стремительное исправление, вернули мне свою милость. Они больше не смотрели на меня как на особо опасного психа с бензопилой, но мангу и телевизор по-прежнему не возвращали. Как они говорили, меня следовало испытать до новогодних каникул — и сейчас я даже радовалась, поскольку Нагато тоже был изолирован от «Наруто» и, следовательно, представления не имел, к каким ужасным последствиям привели его необдуманные злодейские действия. Пусть уж лучше грозный Пейн обитает в моей голове, пребывая в счастливом неведенье… — Уже иду, мама! — живо откликнулась я на зов и, просунув голову в ворот майки, поспешила на выход. На кухне меня встретили: усталый папа, читавший воскресную газету, мама, оживлённо копавшаяся в холодильнике, и угрюмая Леночка, сопевшая в свою чашку с кофе с таким видом, будто хотела меня убить. Мои отношения с сестрой, увы, совсем испортились: я теперь не была такой пропащей бездарностью, а у Лены начались необоримые трудности в жизни, связанные с учебой, — вот она и зеленела от зависти, пока украдкой зыркала на меня и грызла своё яблоко с таким видом, будто вместо него желала сожрать меня. К моему же счастью, Лена пару дней назад объявила, что переходит на вегетарианскую диету, — но я не была уверена, что она долго продержится: слишком уж жадно сверкали её глаза, когда перед ней показательно проплывала тарелка с аппетитным жарким… — Возьми, это домашний пирог, — предложила мама, кивнув в сторону стола, на котором высилось аппетитное кушанье, — Джульетта Марковна вчера передала, говорит, все её домашние были в восторге. Я, конечно, знала, что Нагато в восторге не будет, однако набросилась на пирог безо всяких угрызений совести — и Пейн, как ни странно, даже слова не сказал. Увлеченно орудуя ложкой, я взглянула на папу, который по-прежнему перелистывал страницы газеты с апатичным видом, который у него появлялся после общения с Василием Петровичем, и спросила: — Что такое? Ты какой-то помятый… — С Васей и не таким станешь, — буркнул папа, не отрываясь от чтения. — Новые его предположения о множественности миров… даже звучат по-глупому. — Да нет в этом ничего глупого, — оживлённо возразила я, — я, например, в параллельные миры очень даже верю… «Правда, Нагато-сан? — попыталась я уточнить у своего незримого товарища. Но мне никто не ответил. Я встревоженно повторила: — Нагато-сан? Нагато-сан?!» Папа перевёл на меня удивлённый взгляд, как будто бы догадался, о чём я сейчас думаю и кого подозреваю. Перед глазами у меня словно бы повисла тяжёлая серая пелена, и я торопливо соскочила со стула. Меня мутило и шатало, я едва могла идти, на что родители, конечно, сразу обратили своё внимание. — Маша, с тобой всё хорошо? — взволнованно спросил папа, опуская газету. — Ты сразу побледнела… голова не кружится? — Всё хорошо, всё хорошо! — пробубнила я, прежде чем броситься сломя голову в свою спальню. Дрожа с ног до головы, я захлопнула дверь, привалилась к ней спиной и сжала кулаки. Никто не отреагировал на мои странные действия язвительным замечанием, никто даже не чихнул, хотя я вела себя как круглая дура! Мне было страшно, как никогда ещё не бывало. И такой пустой, такой… ненужной я тоже себя в жизни ещё не чувствовала. «Нагато-сан?» Молчание. Тишина звенит в висках. «Нагато-сан?!» И по-прежнему тихо. Совсем осмелев, я полушёпотом просипела: — Нагато-сан, отзовитесь! Пожалуйста! Я всё-всё буду делать, что Вы мне скажете, я Вам перечить больше не стану, я Вам буду помогать… только откликнитесь! Но мне приходилось признать, что Нагато со мной сейчас рядом нет, и где именно он находится, неизвестно.