Квартирант

Итак, моя очередная попытка воздействовать на вывихнутые мозги Нагато феерически провалилась. Очевидно, Обито был куда более тонким психологом, чем я, хоть мне и по-прежнему было непонятно, как он нашёл подход к ненормальному Узумаки. Возможно, у него что-то вышло исключительно из-за их с Нагато общей неадекватности? Ну, а что, Узумаки не прочь поубивать полмира, чтобы оставшаяся половина не знала войн, дрожа от страха, а Обито рад заставить всех на свете уснуть и видеть прекраснейшие сны, так как наяву насилие всё равно будет возрождаться и длиться, свиваясь в кровавые круги. Ну, а ещё Обито просто хочет встретиться с Рин. Романтично, однако. Что ж, из всего случившегося я могла сделать один-единственный положительный вывод: я всё-таки не столь чокнута, сколь наш незабвенный Тоби и Пейн по имени Нагато Узумаки. Да, с одной стороны хорошо: я нормальна (относительно… в рамках этого мира, вывернутого наизнанку…)! С другой стороны, это плохо: повлиять на Нагато, а уж тем более — на его закулисного руководителя — у меня едва ли получится. Так неужели же мне придётся тут помереть, когда Нагато, наконец, раскачается и двинется воевать Коноху? Неужели я больше никогда не увижу маму с папой, Леночку, не пошучу над дядей Васей, не смогу встретиться с подругами и получить по шее за дремоту на уроках? Неужели я никогда больше… никогда-никогда не вернусь домой?! Мне захотелось расплакаться настолько сильно, что я изо всех сил стала сдерживаться, не обращая внимания на достаточно неприятное давление со стороны вольготно обволакивающего меня сознания Нагато. Странно, но у меня, помимо зрения, которое я назвала внешним, поскольку оно позволяло наблюдать за движениями людей и животных, а также сменой обстановки, имелось и зрение «внутреннее»: оно давало мне возможность замечать непроглядную темень, окружавшую меня, как какое-то ничтожное пятнышко, непреодолимой стеной. Эта темнота, очевидно, была душевным пространством моего незабвенного сожителя, и чувствовала я себя здесь на редкость неуютно. Сделав предположение, что вот эта жуткая клубящаяся субстанция — душа Нагато, — я пришла к достаточно неутешительным выводам. Раз уж тут всё настолько запущено, очевидно, не имеет смысла бороться. Я могу кричать на Нагато, спорить с ним, приводить ему сотни и даже тысячи примеров, блестяще доказывающих мою бесспорную правоту, но он меня слушать не станет. А зачем? Он ведь считает себя богом — что ему вполне оправданно позволяют его возможности, — а боги не прислушиваются к мнению простых смертных. Зачем им это? Моя очередная неудача сорвала с моих глаз розовые очки. Честно сказать, очутившись в этом мире впервые, я была преисполнена придурочного энтузиазма и энергии, я была уверена, что моё появление тут — это не просто какое-то там никчёмное совпадение, а некий знак свыше, помощь загадочных сил, и сама я — избранная. Думать так мне легко позволяло непомерно раздувшееся самомнение. Действительно, редкий человек может похвалиться переносом в вымышленный мир, о котором он знал всё досконально… как ему казалось. Конечно, даже сам Кишимото-сама едва ли до конца понимал своих персонажей. Во всяком случае, если он из каждого стремился сделать личность, то уж точно познать их полностью не сумел. Здесь, в этой реальности, которая не была нарисована и мертво приклеена к листку бумаги, все описанные великим мангакой существа обладали своей индивидуальностью, все эти существа имели свои ценностные ориентиры и нравственные устои (хотя в случае с Какузу мне стоило бы хорошенько подумать, прежде чем делать такие скоропалительные выводы). Если уж сам Масаши едва бы их понял, чего обо мне говорить? Я не в состоянии влезть к, скажем, Нагато в голову. Хм, вот парадокс получается: очевидно, я и есть сейчас у него в голове, но я понятия не имею, как тут разобраться и стоит ли вообще пытаться что-нибудь сделать. Я уже попробовала вмешаться — вышло только хуже. Не думаю, что у меня, простого сгустка энергии, не имеющего даже телесной оболочки, выйдет остановить вторжение «Акацуки» в деревню и предотвратить похищение Наруто. Если подумать, то Пейн имеет шансы остаться в живых в этом сражении. В конце концов, в Конохе сейчас наверняка присутствуют только Гай, Какаши и сандайме Хирузен. Цунаде странствует по миру, пьёт и играет, постоянно проигрывая, Джирайя тоже скитается по свету (и для него это даже хорошо, потому что мне не хочется лицезреть его гибель вновь, тем более — в этом чрезмерно реалистичном мирке полоумных ниндзя), об Орочимару и говорить не хочется: засел где-то у себя в норе, старый змей, и тоже плетёт свои интриги, готовится к вторжению в деревню Листа. Учитывая нынешнее состояние Нагато (он хоть и напоминает скелет, да всё же не так сильно, как во время последней битвы с Наруто по манге), он имеет вполне неплохие шансы уложить всех сильных шиноби Конохи, забрать маленького джинчурики и смыться. А что? Едва ли у малолетки-Наруто, не обладающего пока даже базовыми знаниями шиноби, не умеющего создавать клонов и контролировать свою силу, выйдет одолеть Пейна. Ну невозможно такое. То есть, у Кишимото-то, конечно, этакий ход и мог прокатить: появились бы Минато с Кушиной, заняли место Наруто и его руками победили Нагато, а потом растворились в потоке слёз, соплей и обещаний всегда любить своего единственного сына. Но ведь это — не фантазия мангаки, а вполне себе реальный мир со своими законами, которые мне ещё предстоит выяснить, если я и впрямь желаю жить. А если я желаю жить, то мне надо как можно скорее либо сделать из Узумаки-старшего вменяемого человека, которым он оказался после своего собственного воскрешения (милый у него разговор с Наруто получится, кстати, тогда), либо плюнуть на него и сосредоточиться исключительно на своём собственном спасении и возвращении в родные пенаты. Достаточно с меня этих идиотских планов, стратегий, не желаю думать о ниндзя, их техниках, биджу, запечатывании, верните меня к маме, папе, Леночке, позвольте жить обычной жизнью и не вспоминать об этой дружной компании! Я не хочу умирать здесь. Поэтому я отращу когти, клыки и зубы, я выучусь принципам нарутотерапии и всё-таки постараюсь хоть что-нибудь исправить. Исправить, в первую очередь, то, что сама успела здесь натворить.