Квартирант

Сказать, что я сдержу своё слово и действительно помогу, оказалось легче, чем это сделать. И не подумайте, будто я — вероломная гадость вроде того же Данзо или Ханзо, который, прикрываясь болтовнёй о высших целях и всеобщем благе, направо-налево предавал, убивал и совершал прочие неблаговидные поступки. У Данзо и Ханзо была власть и был выбор, а вот у меня ничего не было. Приходилось сообразовываться с обстоятельствами, которые, к слову, у меня сейчас были далеко не самыми благоприятными. Можно начать с того, что немедленному освобождению и спасению Итачи препятствовали три человека, тягаться с которыми в моём положении лучше не стоило. Путь к свободе для Учихи преграждали Пейн, Мадара и, как ни странно, Конан. Да-да, Конан с самым что ни на есть спокойным видом объявила, что она, конечно, желает для Нагато всего самого наилучшего и предать его ни за что в жизни не посмеет, но всё-таки она никогда, ни при каких обстоятельствах не нарушит его прямой приказ. Да, а я-то только что подумала, будто мы с нею подружились. Но вправить мозги обитателям этого странного мира оказалось куда сложнее, чем мне представлялось, да и я уже не была уверена, что у меня это когда-либо получится. Словом, освободить Итачи мне не удалось, а потому я перешла к осуществлению плана «Б», выдуманного сразу после того, как план «А» благополучно потерпел разгромное поражение. План «Б» был прост до невозможности, но именно поэтому, как я считала, он должен был сработать. Я предполагала дождаться, пока Обито и Нагато прекратят собачиться, немного ослабят бдительность — и тут же под шумок высвободить Итачи. Не стоило, конечно, списывать со счетов такой вариант, что он немедленно воспользуется моей доверчивостью и… Как говорилось в одной небезызвестной книге, а также в экранизации этой книги, то, что мертво, умереть не может. Так как технически Путь, оккупированный мною, представлял собой труп в чистейшем виде, я могла не бояться вторичной смерти. Во всяком случае, таковы были мои предположения, подтверждённые и самим Итачи. Но я не могла быть уверена, что он меня не обманул: понимаете ли, вдруг ему захотелось вселить в меня блаженное бесстрашие перед гибелью, дабы быстрее обмануть, убить и вырваться на свободу, искать смерти от руки братика и передавать свой Мангекё только ему. Но это предположение я предпочла отмести в сторону. Всё-таки, как Итачи ни был бы одержим идеей самоубийства и передачи глаз, он отлично понимает, что я — далеко не самый страшный из его противников. А ещё он понимает, что я ему вообще не враг. Мне кажется, человеку в его положении явно не стоит разбрасываться дружелюбно настроенными людьми, в особенности если кругом него — одни волки, готовые сожрать. Да-да, и Обито, и Нагато посматривали на связанного Учиху именно так — как волки. Мне даже чудилось, будто они едва сдерживают желание убить его на месте, ни в чём, собственно, не разбираясь. Но пока они вели себя примерно и ни с кем не дрались: ни с беззащитным и слепым Учихой, ни друг с другом, и это радовало. Я ведь предполагала, что драка может вспыхнуть в любую секунду, причём между «Мадарой» и Пейном — титанами, разнимать которых отважится только самоубийца. До сражения дело не дошло. Меня это радовало: хоть какое-то спокойствие посреди всей нынешней сутолоки. Обито и Нагато немного поспорили по-мужски, пока я и Конан по-женски допрашивали Учиху, а потом вернулись. Так как Обито не снимал своей дурацкой жёлтой маски со спиральным узором, а Нагато пользовался невыразительным Путём Дэвы как собственным телом, ни я, ни Конан не сумели понять, в каком настроении находятся наши парни. Впрочем, от них фонило чакрой, которую я уже научилась чувствовать, и очевидно было, что этого фона я не ощутила бы, если бы чакра не была беспокойна. А когда она становится беспокойной? — назревал вопрос. Искать ответ не требовалось: конечно же, тогда, когда её нужно применить. Без сомнения, «Мадара» и Пейн вернулись в укрытие не прежними союзниками, но злейшими врагами, готовыми передраться по ничтожному поводу. Очевидно, в мои задачи и в задачи Конан отныне входило такого повода им не предоставить. Я начинала чувствовать себя на поприще дипломатии всё более уверенно: да, останься я дома, мне и не приснилось бы, что я фактически выступаю посредником между двумя враждебно настроенными лидерами, которые в состоянии разнести полмира по одному своему желанию! Да, со стороны читателя это здорово, кажется, а вот мне здорово не было. Я была напугана и мечтала вернуться домой, конечно же! Вот только я всё ещё не могла быть уверена, что Итачи меня не обманывает, стараясь выторговать для себя пару лишних дней жизни и возможность совершить успешный побег. Мне нужно было полагаться только на своё умение убалтывать, но я трепетала, ведь мне предстояло уболтать не легковнушаемую (хотя это ещё с какой стороны поглядеть) Конан, и даже не совсем — Пейна, а Обито, который продолжал всем здесь заправлять и увещеваниям поддавался очень плохо. Мне предстояло опробовать свои силы на ком-то менее пугающем, и я решила начать с Нагато. Конечно же, даже если бы мне и удалось его расположить к себе, проблема не решилась бы. Тем не менее, присутствие доброжелательного Нагато рядом заметно уменьшало шансы Обито убить Итачи и забрать у того глаза. Кстати, пока судьба Учихи висела на волоске. Явившиеся Пейн и «Мадара» посмотрели на своего пленника, как на ничтожного червяка, пригодного только для уничтожения, а затем пофыркали и мрачно переглянулись. — Пока что оставлю его на тебя, — звучно заявил Обито из-под маски. — Мне нужно убедиться, что он сможет принести мне пользу. Не вздумай его убивать, пока я не вернусь. И да… отложи наступление на Коноху. Мне нужно кое-что там проверить. У меня ни на секунду не возникло сомнений, что Обито просто-напросто желает заглянуть в убежище клана Учиха и посмотреть на плиту Рикудо своим шаринганом. Откуда ему знать, что все символы, которые он там сумеет разобрать, начертаны Зецу? Мне вдруг захотелось поговорить с ним, доказать ему, что его обманывают… но мне хватило мозгов остановиться до того, как я начала говорить. Практика показывала, что я не в силах перенять умения Наруто заговаривать врагам зубы, а мои зубы мне пока были дороги, чтобы рисковать их сохранностью. Поэтому я молча пронаблюдала, как Обито скрылся в своём Камуи, и лишь затем повернулась к Нагато. Самоход медленно выехал из тени, где он находился в течение всего разговора, обратился к связанному Итачи спинкой и замер. Нагато смотрел в стену так, будто бы видел там нечто очень интересное, и молчал. Его Путь глядел на меня с осуждением, чуть кривил губы и тоже молчал. Конан, сидящая у костра с непрожаренным мясом на вертеле, тоже молчала. Связанный и слепой Итачи, раздумывая над своими безрадостными перспективами и казнясь внутренне, тоже молчал. А вот я решила заговорить. Правда, мысленно. Мне совсем не хотелось, чтобы Итачи и Конан нас слышали, да и я давно успела заметить, что при телепатическом общении Нагато куда откровеннее. Конечно, ведь он мог быть уверен, что его не подслушивают… он же давно убедился: я не Яманака, мысли читать не умею. Даже его мысли, хоть мы и связаны. «Нагато-сан, — я постаралась заговорить как можно мягче, — Вы меня слышите?» Слабый мысленный импульс, похожий на молчаливое подтверждение, коснулся моей души. «Простите», — я решила сразу начать с извинений. Конечно, по логике событий это должен был сделать Пейн, но я знала, что скорее солнце обрушится на землю, чем он признает себя неправым. Заставить его осмыслить свою неправоту мог только Наруто — а я не Наруто, я Маша. И, хоть я не обладаю счастливым талантом младшего Узумаки превращать своих врагов в друзей, это не запретит мне беспокоиться о Нагато и желать ему добра. В конце концов, я по-прежнему видела в нём много хороших качеств, пусть плохого в нём тоже было немало. Пейн всё ещё молчал, но я была уверена, что он меня слушает. В конце концов, игнорировать из нас двоих лучше всего умела я: если его интересовали мои слова, он этого скрыть не мог. «Я понимаю, что я сделала много такого, чего делать не следовало, — продолжала я с потрясающим самоуничижением, — но я сделала это, чтобы помочь Вам. Я беспокоюсь о Вас, вот и всё. Мне хотелось бы, чтобы Вы остались в живых, а Вы знаете, что произойдёт, если Вы станете воевать против Конохи». Самоход медленно повернулся ко мне полубоком, и с разных ракурсов на меня сердито глянули жуткие фиолетовые глаза. Скажу я вам, ощущение это было не из приятных. Во всяком случае, теперь мне приблизительно стало ясно, что испытывает куропатка, когда в неё стреляют два охотника одновременно. «Это произошло бы, если бы я потерял время, - ответил Пейн. — Но я не допущу такой ошибки». «Ошибка не во времени Вашего прихода, - сказала я, — а в том, что Вы вообще решили прийти». «Я тебя не понимаю, — сухо отпарировал Нагато. Когда ему требовалось, он отлично умел прикидываться сущим поленом, ничего не смыслящим в причинно-следственных связях. Что хуже всего, я до сих пор не вполне понимала, действительно он притворяется или и вправду его ум не в состоянии постичь некоторые вещи, что казались мне, жительнице иного мира, простейшими. — Я должен исполнить свой долг. Джинчурики, который меня интересует, живёт в Конохе. Этот джинчурики опасен. Я должен захватить его как можно раньше, пока он не вошёл в возраст, о чём ты меня предупреждала». «Вы понимаете, что я имею в виду, - настойчиво возразила я. — Просто не хотите признать, что вся эта затея с мировым господством… как бы это сказать…» «Я не желаю к тебе прислушиваться, - отрезал Пейн. — У тебя благие намерения, но ты ничего не понимаешь в нашей боли». «Возможно, - тут я не стала спорить, — но… может быть, это и не так. Вы ведь чувствовали себя совсем одиноким, больным и несчастным, когда я пришла, верно?» Нагато промолчал, и это укрепило меня в уверенности, что я бью в верном направлении. «И неужели Вы ни разу не спросили себя: почему из десятков миллионов душ, которые есть в параллельных мирах, к Вам пришла именно я? Может, это случилось потому, что я могу Вас понять? Потому, что я Вас как-то… дополняю?» «Я не нуждаюсь в дополнениях, - отрезал Нагато. — Твоё появление было случайностью, которая, однако, принесла мне немало пользы». «Это…» «Я благодарен тебе за предоставленную информацию, Мария, - голос Нагато вдруг стал серьёзным и глухим. — Но я не могу отказаться от своей миссии, когда сделал уже так много». «Кто Вас заставит, если Вы откажетесь?! - возмутилась я. — Кто?!» «А кто спасёт этот мир от ненависти, если я сдамся? — тут же возразил он. — Ты, конечно, знаешь об этом, Мария, но я напомню тебе ещё раз. Мой учитель Джирайя, уходя из Амегакуре навсегда, оставил мне, Яхико и Конан в подарок свою книгу. Она называлась «Сказание о бесстрашном ниндзя». Джирайя рассказывал о подвигах, которые он сам совершил, и о людях, которых он встретил. Его герой был славен тем, что его девизом были слова: «Я никогда не сдамся!» И эту книгу, историю, в которую учитель вложил свою душу и надежды, он посвятил мне. Идеи Джирайи-сенсея — это воздушные замки, которые разрушатся от лёгкого соприкосновения с действительностью, но основную мысль я оспорить не смогу. Как и ниндзя из этой книги, я не сдамся на пути к своей цели, и я принесу в мир спокойствие. Когда я это сделаю, способ, который я выбрал, перестанет иметь значение». Никогда ещё Нагато не был таким разговорчивым. Более того, прежде мне не доводилось слышать в его усталом скрипучем голосе столько энергии. Пока он говорил, я всё больше и больше убеждалась, что он нерушимо твёрд в своей вере — и у меня опустились руки. Что я могу с ним сделать, если он, даже признавая свою жестокость, не желает видеть никакого иного пути? Как я могу его изменить, если он сам этого не хочет? Наверное, если бы у меня было тело, я бы заплакала от досады и безысходности. «Кому будет нужен мир, построенный на крови?» — прошептала я. «Люди издавна покупали недолгие мгновения мира длительными годами войн и распрей, — живо откликнулся Пейн. — Очередные жертвы забудутся, как только будет установлено спокойствие. Но если я опущу руки, прежде чем претворю свой план в жизнь, мои жертвы обессмыслятся». «Неужели…» «Его нет, Мария. Ты думаешь, что можешь что-то изменить, потому что не родилась в этом мире. Если бы ты была куноичи, ты давно осознала бы, как глубоко мы увязли в болоте ненависти. Мы не выберемся отсюда, пока не осушим болото, но при этом все увязшие в нём погибнут. Это так, зато новое поколение сможет жить на сухой твёрдой земле. Под светлым чистым небом, Мария». И я не знала, как я могу ему возразить.