Я - СПАСАТЕЛЬ

       Покинув парковку, я направил свой пикапчик в « Космоссвязь». К счастью, Павлов был на месте и тотчас согласился принять, едва услышав мой голос в приемной. Секретарь, снисходительно смерив меня взглядом, молча открыла передо мной дверь и даже не потрудилась посторониться в дверном проеме. Я стоял и молча смотрел в её широко открытые карие глаза в обрамлении длинных ресниц, в них был вызов и…и приглашение. Дуэль взглядов длилась недолго, лицо девушки стало покрываться красными пятнами, я криво усмехнулся и покинул приемную. Закрывая за собой дверь, услышал сердитый голос директора, обращавшегося к подчиненной: — Вы уволены! Расчет получите в бухгалтерии! Даю вам пять минут на сборы! — Но, — послышался возмущенный и просительный голосок секретарши.- Он такой красавчик! Как не пофлиртовать?! И я еще и не замужем! — закончила она сердито последнюю фразу.       Ответ директора я не услышал, да и не хотел ничего знать. Уже подходя к парковке, раздался звонок. Это был Павлов. Я отклонил вызов, сел в пикапчик и решил вернулся домой, суетиться по оставшимся делам расхотелось вовсе.       Матушка, матушка, ну почему ты передала мне свою красоту?! Почему я не в отца, он не красавчик в прямом смысле слова, но обаяния ему не занимать. Отцу повезло в том, что мама, кроме своей чрезмерной красоты, обладала любящим, верным сердцем. У меня мелькнула шальная мысль — обратиться к косметологу, чтобы … не успел я додумать её, как за спиной раздался окрик: — Бога ради, остановитесь же!       Секретарша, язви её, ругнулся я, садясь на свое место. Захлопнув дверь перед её точеным носиком, вывел машину с парковки. В боковом зеркале отразилась девушка, растерянно смотревшая вслед отъезжающей машине. Лицо её исказилось от бессильной ярости, губы некрасиво кривились, подбородок дрожал, а глаза готовы были излить поток слез. Мне просто жизненно необходимо было пару часов поплескаться в Угрюмке, а иначе просто могу выскочить из собственной кожи! Я даже не заметил, как доехал до ворот усадьбы. Отключив телефон, закинул его в бардачок. Кое-как вежливо ответив на вопросы помощника бригадира, попросил, чтобы меня никто не беспокоил, и ушел в дом. Были бы крылья, взлетел бы под облака, чтобы потом броситься в воду с высоты птичьего полета.       Кинул взгляд за окно, над верхушками сосен парил уже знакомый мне орел. Как я ему сейчас позавидовал!       Чтобы снова не попасться на глаза строителям, выпрыгнул в раскрытое окно и взмыл в прыжке над забором. Приземлившись прямо на тропинку, легкой трусцой побежал к утесу. Лес был полон жизни: на разные голоса пели птицы, в траве шуршала мелкая живность, элегантно вливаясь издаваемыми звуками в общий хор. Ветерок заигрывал с изумрудной зеленью, ромашки белыми головками приветствовали меня, иван-чай, вытянувшись в струну, облепился мелкими фиолетовыми цветочками, благоухал белоголовник. Появившаяся полянка притягивала взгляд оранжевыми огоньками, тысячелистник, словно воин на страже, окружил её розовыми и белыми зонтиками цветов. Я почувствовал себя в раю. Настроение стремительно поднялось, я раскинул руки в стороны и рассмеялся.       Надо мной летел орел, клекотом оглашая округу своим приближением. Удивительно, но жизнь в лесу не замерла при его появлении, все шло своим чередом. Утес и побережье были пустынны. Орел опустился на выступающий камень на самой высокой точке утеса, сложил крылья и оглядел округу подозрительным взглядом. Я скинул с шеи полотенце и с разбега кинулся вниз головой в прохладные воды Угрюмки. Всплыв на поверхность, несколькими гребками достиг прибрежного выступа внизу утеса и закинул на него плавки. Перевоплощение изорвет белье в клочья, а возвращаться голышом, когда двор полон строителей, не есть хороший тон. Я лег на спину, река нежно качала меня, словно мать дитя в колыбели.       Орел издал резкий клекот, привлекая к себе внимание. Наши взгляды скрестились — он просил у меня рыбки! Я махнул ему рукой и нырнул поглубже. Почувствовав как тело содрогается, перевоплощаясь в дельфина, испытал сильнейший выброс адреналина в кровь. Набрав скорость, выскочил как можно выше над рекой, с трескотней и шумом, разбрызгивая во все стороны мириады сверкающих на солнце брызг, шлепнулся брюхом в воду.        Орел поднялся на ноги, расправил крылья и вытянул голову, наблюдая за мной. Я с пронзительными криками на самых высоких нотах сделал пару пируэтов в воздухе и нырнул за рыбой — друга угостить — первое дело, порезвиться можно и потом. Пока я метался под водой в поисках сигналов, издаваемых рыбами, огромная тень орла легла на речную гладь. Ноги его были прижаты к туловищу, когти загнуты внутрь, я и мысли не допускал, что он может атаковать дельфина. И не ошибся. Он следовал за мной, как лыжник за катером. Очень скоро я почувствовал сильную вибрацию, издаваемой рыбой, и нырнул за стайкой лещей. Тоже еда! Пара ударов хвостом и несколько крупных рыбин всплыло брюхом вверх. Я зажал в клюве рыбу и в броске подкинул её над водой. Орел на лету вонзил в неё свои когтищи и полетел на берег. Я вернулся за оставшимися рыбинами, которых уже далеко отнесло течением. Тень орла последовала за мной. Еще две рыбы добавились к обеду и гордая птица приступила к трапезе, я же отдался безудержному веселью.       Сотрясая воздух пением, треском и щелчками, носился на бешеной скорости под водой, выпрыгивал высоко над поднятыми волнами и летел над рекой, вертелся волчком и падал то на спину, то на брюхо. Орел, сытно отобедав, вернулся к облюбованному камню и устроился на нем, с любопытством наблюдая за человеком-дельфином, отводящим душу в родной стихии. Наплававшись всласть, нанырявшись до одури, переполошив все рыбье царство, я решил, что пора и честь знать. Аппетит нагулял такой, что мог бы, как говорится в сказках, и быка жареного на вертеле съесть.       Будучи перевоплощенным в дельфина, рыбу я не ел ни разу, и не пытался. Кто знает, что будет с моим желудком, полным сырой неочищенной рыбы, вернись я в человеческий облик? Ответа на этот вопрос я не находил и рисковать не хотел, ведь перевоплощался я только на короткий промежуток времени. Спокойно поплыл к уступу, где лежали купальные плавки, и через минуту уже подгребал к пологому берегу. Купание меня взбодрило, я воспарил духом.       Несколько последующих дней прошли совершенно спокойно. Пару раз созванивался с родителями, отправлял им фотографии ремонтируемого дома. Бригада продолжала совестливо работать в отсутствии прямого руководителя. Каждое утро, еще до их появления, я готовил себе несколько бутербродов и в сопровождении орла убегал на речку, где купался в своё удовольствие, угощал друга двумя-тремя рыбами, валялся на траве или бродил по лесу. Вечерами, когда строители уезжали, я появлялся дома. Ужинал оставленным заботливым официантом в холодильнике обедом, размораживал кусок мяса в микроволновке, которым позже угощал орла, составлявшего мне компанию. Сидя на пеньке, рассказывал ему о своих морских друзьях, когда мой голос начинал дрожать, а я сам был готов от тоски по ним разразится слезами, словно малое дитя, орел улетал, обдавая меня потоком прохладного вечернего воздуха.       В один из таких вечеров приехал Дмитрий, да не один, с ним был следователь. После взаимных приветствий, я пригласил их в отремонтированную беседку. Бригадир, извинившись перед нами, попросил немного времени на осмотр произведенных строителями работ. Капитан тем временем открыл планшет и достал пару листов, исписанных четким размеренным почерком. — Елисей Юрьевич, — он протянул мне один листок.- Завтра состоится суд над парнями, я привез вам повестку, поскольку ваш телефон находится постоянно вне зоны доступа, а стационарного у вас нет. Распишитесь в получении вот здесь, — капитан ткнул ручкой в графу. Я расписался.- Спасибо большое! — Он аккуратно оторвал половину листка и отдал мне, свою положил в планшет.       Тут вернулся Дмитрий весьма довольным, улыбающимся от души. — Мои ребята вам проблем не создают? — спросил он, присаживаясь на скамью. — Я их почти не вижу. Как ваш братишка себя чувствует? — Выздоравливает, хотя врачи в шоке от его состояния. Поражены как быстро заживают его ушибы и переломы. Валера, как пришел в себя, сразу вспомнил, как его избивали, но вас не помнит…- он виновато покачал головой. — До того, как я выбежал на берег, ваш брат, похоже, уже был без сознания. Они перекидывали его друг другу, словно мяч, а когда парни отвлеклись на меня, рухнул им под ноги.       Дмитрий благодарно сжал мое плечо: — Я ваш должник до конца жизни…       Я отмахнулся и тихо рассмеялся: — Не говорите таких слов, Дмитрий Кузьмич, вдруг я потребую платежа… а, впрочем, если вы возьмете брата в бригаду, долг ваш будет погашен. Ребята у вас серьезные и спуску ему не дадут. — Вот именно, Дмитрий Кузьмич, — серьезным тоном заявил капитан Волхов.- Вы чуть не потеряли брата. Елисей Юрьевич прав, под вашим надзором, под опекой целой бригады, он исправится и возьмется за ум. — Мы с отцом уже говорили на эту тему, но Валерка упрямее осла будет. Он побывал в аду, одной ногой стоял в могиле. Если и это несчастье ему не урок, то ничто его не исправит!       Я повертел повесткой: — Так не хочется перед всем залом отчитываться… какими словами буду объяснять…- Я вернул повестку капитану.- Нет, извините, не могу пойти. Скажите, что меня не застали, я улетел, уплыл, исчез, нет меня здесь!       Капитан вскинул голову, нахмурился, собрав складки на переносице: — Я понимаю вас и солидарен! Но, тем не менее, Елисей Юрьевич, ваше присутствие обязательно. Вы единственный свидетель.       Дмитрий вскинул на полицейского умоляющие глаза: — Я предлагаю наложить грим и сменить имя в протоколе. Ошибиться может каждый. Вы не расслышали имя и фамилию и записали неверно данные. От увиденного я бы и свое имя забыл, капитан! — В этом случае я приду на заседание суда, — кивнул я офицеру. — А где и кто вас загримирует? — Не беспокойтесь. Вы только встретьте меня на проходной.       Дмитрий удовлетворенно кивнул и с облегчением распрямил плечи: — Я сам за вами приеду. Я обо всем позабочусь, вы только позвоните мне.       Капитан выложил из планшета свои бумаги, и внес изменения в фамилии и имени в каждом документе. Попрощавшись, они уехали.       Екарный бабай, во что я ввязался?! Если в городке пойдут слухи о моих способностях, начнется паломничество! Этого мне только и не хватало! Я долго смотрел на себя в зеркало, соображая, как изменить лицо и тут меня осенило. Матушка перед отъездом рассказала, что на чердаке остался заповедный дедов сундук, где хранились старые и никому не нужные вещи, которые она попросила развесить и высушить, и до которых у меня руки не дошли, а если быть честным — просто забыл. Ну вот, самое время и заняться сундуком.       На веранде на потолке был устроен люк, который уезжая, просто заколотили и кто не знал, тот и догадаться не смог. Я взял у строителей ящик с инструментами, приволок лестницу. Пришлось повозиться с гвоздодером полчаса, но усилия не были напрасными. Люк, правда, оторвался под тяжестью собственного немалого веса, поскольку петли достаточно сильно проржавели. Я закинул ящик на чердак и сам осторожно вскарабкался следом. Сквозь рассохшиеся доски проникали заходящие лучи солнца, пыль, поднятая сквозняком, танцевала в воздухе, забивая нос. Я пару раз чихнул, чуть не ударившись головой о низко нависшие стропила. Всюду клочками висела паутина. Ничего похожего на сундук на глаза не попалось.       Осторожно шагая по шлаку, устилавшему пол чердака, я обошел его по периметру. Ничего. Я уже развернулся в направлении люка, когда мое внимание привлек некий предмет, мало напоминающий сундук.       По моему представлению, сундук должен быть продолговатым с дугообразной крышкой. Он стоял у печной трубы и был укрыт куском мешковины, пропитанной машинным маслом с толстым слоем пыли поверх. Я взялся за угол и осторожно потянул. Пыль, скатываясь в комочки, поползла вместе с мешковиной с ящика, обитого вздувшейся фанерой. Легко подняв крышку, увидел в глубине еще один ящик, обернутый чистым куском плотной ткани. Ящик оказался вполне тяжелым, но мне удалось буквально выудить его на белый свет. Ткань разорвать не удалось, и я решил вскрыть его на веранде.       Кое-как опустил с чердака ящик, потом полез за инструментами. Ноги от напряжения дрожали, пыль серыми пятнами покрывала мою одежду, паутина свисала с головы. Стряхнув пыль и сняв липкую паутину, ножом вспорол ткань, сорвал её с сундучка.       Замок! С шифром! Ёшкин кот, я почесал затылок в полной прострации. Про шифр матушка ничего не говорила. На улице уже смеркалось и мне пришлось перенести сундук на кухню, водрузив его на табурет, самый крепкий, который был в доме.       Я набирал на замке даты рождения и дни памяти всех умерших предков нашей семьи, потом день рождения матушки и отца, своё. Напрасны были мои потуги! Вспомнил даже дату регистрации брака родителей, день, когда матушка появилась в нашем доме. Опять впустую! Хорошо, что я не курил, а то бы пол был уже усеян окурками и пеплом, усмехнулся я криво и поддел ногой кусок полотна, который так и остался висеть, зацепившись за острый угол ящика. Пришлось наклониться и положить сундук на бок, чтобы вытянуть ткань. На дне увидел тригонометрическую задачку, написанную химическим карандашом. Я расхохотался. Только отец с его неземной любовью к математике мог придумать такую головоломку, только ответ и будет ключом к замку.       Я взял бумагу и сел за стол. Полчаса мне потребовалось, чтобы найти правильное решение, несколько вариантов оказались неверными. Я расчистил стол от бумаг и стал выкладывать на него содержимое сундука. Сверху прикрывала тайны вышитая матушкой веселыми васильками салфетка, я прижал её к щеке — она пахла её любимыми духами. В груди все сжалось в комок в тоске по родителям. В плотном черном небольшом конверте лежало несколько старых довоенных фотографий. Я разложи их в один ряд. На меня смотрела семья — бабушка, дед и пятеро их сыновей! Мое сердце пропустило удар, потом забилось, как у загнанной лошади. Была и одна большая общая фотография, выцветшая, я вспомнил, что она в рамочке висела на стене в их с дедом спальне. В глазах бабушки застыла печаль — ей предстояла разлука с мужем и сыновьями. Я обругал себя последними словами, что в этой суматохе не съездил на кладбище проведать родные могилы.       Под каждую фотографию дядьев положил похоронки, на них ордена и медали, вынутые из шкатулки, обитой изнутри красным бархатом. Отдельной стопкой, перевязанной красным пионерским галстуком, хранились наградные документы. Бабушка тоже была награждена медалью « За доблестный труд в ВОВ 1941–1945 гг.», под фотографией деда не хватило места для наград, столько их было много, по ним можно было выучить страны и города Европы. Гордость за деда и его сыновей, моих дядьев, заполнила душу до края и выплеснулась горячими слезами, обжигая глаза и облегчая боль утраты. Я поднялся на ноги и низко им поклонился.       Здесь же лежали красные вымпелы, свернутые в трубочку. Десять штук — награды деда за занятые первые места среди всех егерей района и области, медаль « Заслуженный лесовод РСФСР». Правительственная телеграмма, подписанная самим Л.И. Брежневым, лежала поверх грамот и дипломов, полученных дедом от районного и областного руководства. В двух конвертах лежали письма из районного отдела КПСС, в котором деда уговаривали вступить в члены партии без кандидатского стажа и рекомендаций. А ведь дед даже не состоял в комсомоле!       Да, вот это был человечище, мой дед Елизаров Евпатий Силыч!       Горячая волна любви к моим предкам наполнила всю грудь, и мне показалось, что комната стала тесной от переполнивших меня чувств. Альбом с фотографиями отца я пока отложил в сторону. На самом дне в пустой коробке от шоколадных конфет лежали фотографии незнакомых мне людей, среди которых было много изображений сначала маленькой девочки, потом школьницы, молодой девушки, получающей аттестат в школе. Я узнал её — это моя матушка в свои детские и юношеские годы. Стопка фотографий, где она на фоне какого-то вуза среди таких же молоденьких девушек. На сцене с микрофоном в красивом платье и распущенными белокурыми волосами.       На фоне заснеженного леса в лыжном костюме и номером на груди, получающая кубок из рук седовласого представительного радостно улыбающегося мужчины. На последнем снимке моя молодая мамочка получает диплом. Если на меня нацепить парик, я — точная её копия с единственной разницей — у матушки глаза серые, а у меня отцовские — зеленые. Тут у меня что-то щелкнуло в голове, я нашел снимок матушки на сцене, у неё не белокурые волосы, у меня же темно-русые, как и у неё! Отложив фото в сторону, заглянул в сундук. На дне лежало что-то мягкое завернутое в кусок холстины. Я развернул — парик! Вот они белокурые волосы!       Метнувшись к зеркалу, нацепил парик на голову и расхохотался — копия молоденькой Анфисы! Я потер ладонью колючий подбородок, на котором от постоянного нахождения в воде, стремительно выросла щетина, ставшая такой популярной среди молодых мужчин. К утру я не смогу сбрить её обычным прибором. Придется воспользоваться опасной бритвой деда. Вот и решение проблемы — парик, усики и бородка. Меня никто не узнает! Ножницами я подстриг парик так, как мне хотелось носить волосы будучи студентом. Аккуратно сложив в сундук все, что вынул из него, закрыл крышку и поставил сундук в самый угол, закрыв от любопытных глаз чехлами, прикрывавшими мебель.