Утро, несмотря на зябкую прохладу, было солнечным. Ветер нервно трепал гобелены Нации Огня, то тут то там навешанные на обшарпанные временем стены тюрьмы. Эхо мятежного ропота царило над двором заключенных — местом, где было решено провести показательное наказание.
Азуми перевела взгляд на стражников, выбранных ею для того, чтобы исполнить вышеупомянутые наказания: они держались приемлемо, не выказывая нежелательной эмоциональности. По крайней мере, так казалось на первый взгляд и этого было вполне достаточно.
Бывшая принцесса, растягивая время в ожидание подобно сладко-горькой карамели под языком, молчала. Она спокойно и внимательно следила за тем, как тюремная площадь наполнялась изнеможёнными телами в бесформенных красных робах: некоторые из заключенных вторили побитым жизнью дворнягам, некоторые были схожи с трусливыми крысами, а оставшееся меньшинство же, без сомнений, — затравленные волки. Однако каждая из этих тварей, в конечном итоге, оказалась там, где ей было место.
Бывшую принцессу позабавило столь меткое сравнение, сочащимся из нее, налитой ядом превосходства, праведной истиной — именно это знали все самые ярые патриоты Нации Огня, и она не была исключением.
— Эти люди невиновны, — Азуми, наконец, разрушила затянувшееся и намеренно созданное ею же молчание. — Однако они оказались приговоренными к наказанию. Почему? — брови женщины характерно дрогнули, изогнулись — она умела привлекать внимание своими речью, жестикуляцией, внешним видом и успешно этим пользовалась. — Прошлой ночью ваши товарищи, — она сделала необходимый акцент, — попытались сбежать, — по толпе прошелся разношерстный гул: от изумления до одобрения. — Они сейчас среди вас, но не в числе приговоренных, — наживка была заброшена, а мятежный ропот в одночасье затих.
Таро, стоящий позади нее, заметно напрягся. Азуми бросила на него краткий взгляд через плечо: его неодобрение пробежалось по ее позвоночнику фантомным холодком. Таро всегда был слишком эмоциональным и обладал, ко всему прочему, излишней искренностью этих самых порывов. Про таких, как он, в армии обычно говорили «все на лице написано». Впрочем, окупались все эти недостатки его поистине щенячьей преданностью — главным достоинством, как на вкус Азуми.
— Почему? — повторила бывшая принцесса еще раз, более тихо чем ранее. Толпа заключенных — разом, подобно стаду — качнулась вперед, едва ли не ловя каждое движение или незначительные изменения в мимике женщины. Да что уж там — они, если бы могли, заглянули бы ей в самую глотку. — Вчера один из виновных в побеге сказал мне, что будет рад прожить жизнь на свободе за своих собратьев по несчастью, — Азуми врала так же естественно, как дышала, и даже Акайо, который находился рядом со своим капитаном во время допроса вчера, на мгновенье, поверил ей. — Это впечатляет. Правда, впечатляет, — уголки губы женщины — впервые за долгое время — дрогнули в подобии улыбки. — Если этот человек был готов сбежать ради вас, то вы, вероятно, будете готовы оплатить его свободу, правда? — по толпе пробежала волна негодования. — Начальник тюрьмы казнил бы виновных и невиновных в назидание остальным, но я не надзиратель, — бывшая принцесса снова выдержала паузу, приковывая к себе всеобщее внимание. — Поэтому ни один из них, — Азуми кивнула в сторону приговоренных, — не расстанется со своей жизнью сегодня, — этот факт, казалось, немного приподнял настроение всем заключенным. — Однако, я хочу, чтобы вы поняли, — Джиро, все это время стоявший поодаль женщины-капитана, с удивлением подметил, насколько по-свойски Азуми говорила с заключенными. Эта грань между официальностью, пренебрежением, и чем-то чуть более располагающим была очень тонкой, но бывшей принцессе пока что хватало сил балансировать. — За каждую ошибку своих собратьев будут платить не они — вы, — большинство заключенных, вопреки сложившемуся мнению о их не угасшем бунтарстве, подавленно опустили головы вниз. Однако сюрпризы на этом не закончились: не внимая и без того слабым возражениям Джиро, бывшая принцесса решила спуститься с сооруженного специально для показательных наказаний парапета вниз, ближе к толпе.
Таро, ошарашенный, растерянно моргнул. Он не замечал за Азуми суицидальных наклонностей. До этого момента, по крайней мере.
Едва согревающее ощущение тлеющей безопасности дарили лишь двое солдат позади женщины. Разве могла парочка военнослужащих помешать разъяренной толпе людей, которые, подобно пойманным, но не прирученным, озлобленным животным, были готовы растерзать свою жертву, едва учуяв лишь толику ее слабости? Очевидный, скребущий горло категоричностью ответ напрашивался сам собой.
Бывшая принцесса обладала возмутительно безучастным выражением лица, учитывая тот факт, что прямо за ее спиной дрожали в агонии конечности, хрустели кости и богатыми ручьями хлестала зловонная кровь приговоренных. Вопли вздымались в их раскаленных болью грудях и пламенным протестом, и затухающей мольбой. Тихие всхлипы и сочувствующие взгляды наблюдающих закономерно сопровождали это кровавое зрелище.
Срок, отмеренный для проведения наказания, истек; уносили и бессознательных приговоренных, но Азуми, игнорируя это, какое-то время, выжидающе глядела куда-то в гущу толпы. Женщина, не удосужившись уведомить никого из своих подчинённых, решила пройти через весь двор к противоположному входу тюрьмы, что по умолчанию предполагало пройти и через орду заключенных. Со стороны это, вероятно, выглядело как финальный штрих — Азуми не просто вдавила их волю в грязь, но и наступила на глотку, лишая возможности дышать, жить. Однако Таро, предугадавший ее желание раньше, чем бывшая принцесса спустилась с нижней площадки, знал, что это не было так. Азуми, быть может, и была тщеславна, но не глупа, отнюдь. Она всегда прагматично оценивала ситуацию, и должна была понимать, что в данном положении риск не оправдывал себя. Значит, на уже вышеупомянутый риск у нее была более веская причина. По крайней мере, мужчина хотел в это верить.
Азуми спокойно двинулась к толпе, отрываясь от основного шествия своих подчиненных: люди, большинство из которых по-прежнему хранили подавленность на дне влажных глаз, покорно расступались перед ней. Внезапно, среди оравы заключенных расплескался гулом невнятный шум: расталкивая охающих людей, из послушной толпы выбежал мужчина. Таро не успел заметить в нем ничего примечательного, кроме тощего тела и грязных, спутанных кудрей, ведь в руке заключенного опасно сверкнула сталь.
Джиро, спускающийся вместе с Таро и другими охранниками с нижней площадки, замерли, непроизвольно дернулись, а затем, сломя голову, помчались к виновнице происшествия. Мужчина без конца прокручивал в голове картины всевозможных ран, оставленных орудием, которое не смог хорошо разглядеть; он, разгневанный, вспыхивал и от одной только мысли о том, какого Коха Джиро и вся его свита не были рядом с Азуми в момент нападения. Ответ напрашивался сам собой — она приказала начальнику тюрьмы не следовать за ней. Значило ли это, что бывшая принцесса догадывалась о покушении?..
Таро добежал до того места, где была Азуми, с облегчением отмечая, что на ее теле не было никаких повреждений, а в руке у незадачливого убийцы оказался простой кухонный нож.
— Капитан, позвольте казнить его за покушение! — без толики сомнения выдал Джиро, который, ожидаемо, пытался хоть как-то помочь самому себе. Почти удачный побег и так сыграл с его репутацией злую шутку, а уж информация о покушении на столичного проверяющего, без сомнения, окончательно лишила начальника тюрьмы любого шанса на искупление.
— Я обещала, что сегодня никто не умрет, — собранно и — кто бы в этом сомневался? — абсолютно спокойно сказала женщина. Все подчиненные, которые ее окружали, взвились на месте, огорошенные отсутствием какой-либо предсказуемой реакции со стороны капитана, но благоразумно смолчали. — И я привыкла держать обещания, — твердо добавила она, медленно обведя взглядом заключенных, сомкнувших ее и остальных в своеобразное кольцо: большинство из них по-прежнему затравленно отводили глаза. — Стража, отведите его к плахе, — Азуми, игнорируя всеобщее, мягко скажем, недоумение, небрежно указала рукой на другого человека, просто стоящего в толпе.
Заключенный, не до конца осознавая, что именно происходило, вяло ерзал в бескомпромиссной хватке тюремных работников. Бывшая принцесса отправилась следом, жестом привлекая за собой Таро и Джиро. Незадачливый убийца, по ее приказу, остался стоять на месте, не тронутый никем.
— Очевидно, что прошлый урок для некоторых прошел даром, — бывшая принцесса позаимствовала топор у одного из мучителей. Для всех присутствующих во внутреннем дворике, включая даже Таро, стало сюрпризом, что она решила вынести приговор сама. И то, с какой легкостью, хоть и показной, Азуми повертела орудие в руках, настроения не поднимало.
— Держите его, — обратилась она к страже. Джиро и подчиненные бывшей принцессы наблюдали за происходящим с мрачными выражениями лиц — женщина, как выяснилось, слов на ветер не бросала.
Азуми занесла оружие над рукой мужчины, а он, судя по растерянному, бегающему туда-сюда взгляду, совершенно не верил в происходящее. Топор со скрипящим звуком рассек воздух, и напряженная тишина тюремного двора была вновь потревожена истошным воплем. Разрубить руку с первого раза не удалось, так что последующие две попытки сопровождались не только испуганными взглядами и тихими всхлипами заключенных, но и противным чавканьем плоти.
Человек больше не кричал.
Азуми неспешно отошла от плахи: из ее прически выбилось несколько прядей, а на лбу проступила испарина. Во дворе воцарилась гробовая тишина, и собственное тяжелое дыхание показалось ей слишком громким, оглушающим.
— Вот, что ждет любого из вас, — она указала на лежащего без сознания на плахе мужчину окровавленным топором, — за нарушение дисциплины вашими товарищами. Надеюсь, что вам ясны последствия неверного выбора, — топор с глухим ударом вошел в деревянный станок. — Все последствия.
Азуми, оправив стандартную многослойную форму капитана с черными кожаными вставками, — ее диковиной прихотью — отправилась в тюрьму через ближний вход. Длинная накидка, покровительственно лежащая на ее плечах, скользила за своей хозяйкой теневым покровом. Азуми приостановилась находясь уже внутри здания, ожидая спешащего к ней Джиро с заметным раздражением. Взмокший начальник тюрьмы остановился перед женщиной в полной растерянности. С минуту он что-то невнятно бубнил себе под нос, а затем красноречиво протянул Азуми белый платок. Женщина приподняла бровь в немом вопросе.
— У вас, — он замялся, — кровь на лице.
Бывшей принцессе дважды повторять было не нужно. Ловко перехватив предложенный платок, она смахнула чужие капли крови с лица так, как будто это были просто брызги воды. Несмотря на усердие Азуми, на ее правой щеке и у кромки губ по-прежнему алели румяные разводы, но Джиро не нашел в себе духу сказать ей об этом.
— Благодарю, — женщина всучила окровавленную ткань ее владельцу. Он заметно нервничал, поэтомуразговора у них не вышло. — Займитесь делом, Джиро, — впервые было сказано без издевки, а с некоторым… снисхождением, если угодно. — Я зайду к вам позже.
Джиро понимающе кивнул и спешно удалился.
За следующим поворотом на нее буквально налетел Таро.
— Какого Коха?! — мужчина возмущенно встряхнул ее за плечи. Азуми бросила многозначительный взгляд на двух стражников, несущих вахту, которые старательно делали вид, что совсем не замечали того, как столичного капитана-инспектора сейчас буквально зажали между стеной и мужскими руками. Таро поймал ее недовольный взгляд, и, нехотя, отступил назад, заведя руки за спину. Бывшая принцесса раздраженно поджала губы и качнула головой, как бы безмолвно приказывая ему следовать за ней.
— Что ты творишь?! Возьми себя в руки! — возмутилась она, как только дверь ее комнаты закрылась.
— Что творишь ты?! — не уступил он. — Только не говори, что ты все знала!
— Если ответ очевиден, тогда зачем задавать вопрос? — ядовито поинтересовалась бывшая принцесса, скрестив руки на груди.
— Кох! — прошипел Таро, приложив руку ко лбу в немом жесте отчаянной беспомощности. — Я теперь даже не удивлюсь, если узнаю, что все это подстроила ты, — очевидно, что это было очередным эмоциональным преувеличением… для Таро, разумеется.
— Неожиданно единственная здравая твоя мысль за последние сутки, — усмехнулась Азуми, не скрывая иронии.
— Что? — негодующе воскликнул мужчина. — Ты совсем ненормальная?! — вид озадаченного сложившейся ситуацией Таро не слишком впечатлил утомленную в принципе и его эмоциональностью в частности женщину.
— Ты сам сказал, что не будешь удивлен, — она невинно пожала плечами. — И пока ты не начал свою тираду по поводу моей безопасности, я хочу сказать, что ситуация была полностью под моим контролем с самого начала, — мужчина успел только возмущенно набрать побольше воздуха в лёгкие, как оказался вновь перебит предусмотрительной Азуми. — И то, что я не посчитала поделиться с тобой этим, вовсе не значит, что я считаю тебя некомпетентным и ненадежным. Не принимай на свой счет. Просто считай это некоего рода заботой, если тебе будет угодно, — она поразительно предвидела все его вопросы еще до их непосредственного озвучивания. — И нет, я не оправдываюсь. Я просто хочу поберечь свои уши и твой голос от бесполезного сотрясания воздуха, — Таро замер, глядя на нее в упор. — Итак, у тебя еще остались какие-то вопросы? — раздражающе спокойно поинтересовалась она.
— Как? — мужчина обреченно вздохнул, без всякого изящества плюхаясь на кровать.
— Пообещала тому заключённому, что бросился на меня с ножом, освободить и отправить его в столицу в обмен на то, что он «подыграет» мне. Он из наших, а попал сюда из-за убийства, кажется, — Азуми безразлично пожала плечами. — А тот, «случайный» из толпы, кого я приговорила — один из своенравных новоприбывших. О нем шептались стражники, приставленные ко мне Джиро в архиве, — женщина поморщилась так, словно ее угостили лимоном. — Он не был моей целью, но раз представилась возможность… я показала ему и подобным, что своенравие здесь не поощряется.
— Устроила все это своими руками ради кусочка страха — подумать только!
— Это эффективно. Страх, в долгосрочной перспективе, всегда окупается безопасностью. В противном случае… одичавшая голодная мышь и кошку готова сьесть. Ты и сам знаешь, — мужчина понял, что как-либо оправдывать свой поступок Азуми не собиралась — более того, считала его единственно-правильным. Таро не мог не согласиться с ней из стратегических соображений, однако же ему потребуется время, чтобы осознать, что все — даже самые непредсказуемые детали — с самого начала действительно было у нее под контролем. Это и дезориентировало, и восхищало в равной степени.
— Одного ты не учла: этот своенравный от лишения конечности обозлиться еще больше и, рано или поздно, начнет мутить здешние настроения, — предположил мужчина и, казалось, был прав в своем изречении.
— Иногда, Таро, ты меня просто поражаешь, — бывшая принцесса устало помассировала виски в безуспешной попытке отогнать физическое напряжение. — Что я сделала с ним? — она всегда затевала игру в вопрос-ответ, когда пыталась продемонстрировать мужчине что-то, что было слишком простым и закономерным.
— Отрубила руку, — послушно ответил он, несколько раздраженный тем, что снова оказался в такой ситуации.
— Сколько он пролежал там?
— Ну, минут пять, наверное, — задумчиво изрек мужчина.
— А приказ увести его оттуда был?
— Нет, — Таро смущенно отвел взгляд, понимая, что на этот раз все действительно было слишком просто.
— Вывод?
— Он умрет без оказания своевременной помощи, — вынес вердикт мужчина.
— Верно, — воскликнула бывшая принцесса чуть выше обычного, очевидно, удовлетворенная таким развитием событий. Таро, однако, ее мнения не разделял. — Кстати о смерти — распорядись, чтобы наши притащили на баржу с берега кратера два крупных не обтесанных камня.
— О, Агни, тебе все мало?
— Мне будет мало ровно до того момента, когда скандалы вокруг этой тюрьмы не затихнут окончательно. В конце концов, ради этого мы все здесь, а подвергать приказы канцелярии сомнению не входит в круг моих увлечений.
— Да, ты уже доказала это, — нахмурился мужчина. — Ты непоколебима даже тогда, когда дело касается детей, — Азуми стерпела этот, пусть и безэмоциональный, но укол, лишь потому, что была достаточно утомленной для того, чтобы вступать в бессмысленные отстаивания взглядов на гуманизм.
— То, что ты периодически согреваешь мою постель, едва ли дает тебе право пренебрегать субординацией. Имей это в виду, — прошипела она достаточно строго и тихо, чтобы это походило на бескомпромиссное предостережение. — Меня ждет Джиро, — возразила бывшая принцесса, когда мужчина открыл рот, чтобы, вероятно, оправдать свое действительно пересекающее границы поведение в коридоре. Азуми была заинтересована не в запоздалых объяснениях, а исключительно в делах насущных. — Исполняй приказ.
Таро согласно кивнул, проводив взглядом ее безразлично удаляющуюся фигуру.
***
— Не вставайте, — Азуми жестом указала Джиро оставаться на, пожалуй, единственных хоть сколько-нибудь мягких татами этой тюрьмы. — Я не отниму у вас много времени.
— Ну, что вы… — начал было мужчина, расплывшись в широкой, заметно нервной, улыбке.
— К делу.
Бывшая принцесса, несмотря на свои бескомпромиссный тон, на угрожающий дух присутствия, опустилась на татами неожиданно мягко, почти бесшумно. В ней, в ее движениях, жестах и манере говорить по-прежнему угадывались грация и аристократическая выдержанность той, прошлой жизни. Джиро, однако, не завораживал этот контраст, а, скорее, напротив, приводил в полное замешательство.
— Вы разберетесь с хаосом, который тут творится, — Джиро согласно кивнул, тяжело сглотнув. Если бы даже он и хотел, ее тон не давал возможности возразить. — Даже, если это будет последнее, что вы сделаете, как начальник этой тюрьмы, — мужчина заметно напрягся. — Это вы будете подливать в еду беременной заключенной каждый день в течение недели, — она поставила на стол небольшой пузырек с грязно-зеленой жидкостью.
— Что это такое? — поинтересовался Джиро, покрутив бутылочку в руках.
— Яд, — прямолинейно отозвалась Азуми, поймав на себе изумленный и, в то же время, понимающий взгляд темных глаз. — Все будет выглядеть как естественный выкидыш, не более того.
— Благодарю.
Женщина — Джиро уверовал, что ему это померещилось — вздрогнула, и взгляд ее опасно потемнел.
— Не стоит благодарить за детоубийство, Джиро. И не обольщайтесь на свой счет, ведь я делаю это для того, чтобы уберечь и без того шаткую репутацию этой тюрьмы от новых неблагоприятных слухов и для банального соблюдения протокола.
— Я понимаю, — Азуми лишь колко ухмыльнулась в ответ, ведь знала, что по-настоящему понять ее сможет только человек, который проделывал то, что делала она сама. Джиро же таким человеком не был.
— Я и мои люди отплываем завтра на рассвете, так что в ваших же интересах, чтобы все прошло гладко, — мужчина покорно кивнул. — Вы понимаете, что мой голос будет отнюдь не в вашу пользу, — без намека на вопросительный тон. Отвратительный в своей наготе факт, брошенный обезоруживающе честно. Без сожаления.
Джиро не нашелся с ответом, потому что его и не требовалось. Умолять ее было бесполезно, да и остатки гордости все еще были при нем. Бывшая принцесса ушла, оставив за собой лишь предвестие его скорого конца. Джиро был уверен, что эта женщина имела свойство легко наживать себе врагов и надеялся, что в будущем это ее уничтожит.
***
— Отдать швартовы! Нация Огня ждет своих героев! — Азуми едва повела плечом на восклицание «крикливого додо» — так обитатели корабля называли человека на вышке. Женщина же вслух ограничивалась формальным «моряк», а про себя пренебрежительным «такелажная крыса». — Мы возвращаемся домой!
Дом. Это понятие стало для нее таким размытым.
Она покинула столицу три года назад, едва ли не сразу после коронации Озая, и хорошо знала, что в долгой разлуке была своя прелесть — время застывало плошкой клейкого риса с молоком в зимнем саду и существовало лишь в каких-то условностях. Женщина трепетно жаждала увидеть перед собой дворец, — ее дом — воскрешая образы прошлого в голове снова, и снова. Сколько бы лет не прошло, он всегда будет ее пристанищем: роскошным, шумным и необъятным — сердцем Нации Огня.
Однако возвращалась в прошлую жизнь бывшая принцесса затравленной волчицей, со справедливойопаской быть уничтоженной вновь. Уничтоженной, в первую очередь, своим прошлым — гниющим на ней проказой, метками-шрамами. Азуми, наученная поразительным разнообразием жизни, знала: только внутренняясила имела значение, когда дело касалось борьбы за место под солнцем.
Война научила ее жить по этим правилам, и если война — Диюй, то, быть может, и сама Азуми отнюдь не святая?
— Капитан, мы отплыли на достаточное расстояние от суши. Разрешите избавиться от груза, — Азуми едва повела плечом на появившегося словно из неоткуда Акайо, хотя он, определенно, был громче чем вся привычная возня на палубе.
— Исполняйте, — подтвердила женщина, хотя обслуживающие баржу моряки и без ее непосредственного указа в несколько рук тащили вяло препирающихся, связанных стражника тюрьмы, который, формально, должен был попасть на столичный суд, и того заключенного, который имел неосторожность согласиться исполнить план Азуми в обмен на освобождение из Кипящей Скалы.
Бывшая принцесса не слышала их криков или проклятий — рты были предусмотрительно забиты тряпьем; не видела и озлобленных или испуганных взглядов — головы были затянуты дезориентирующими мешками; она слышала лишь то, что хотела слышать — манящий шум моря, лязг цепей и шарканье двух камней по полу палубы прежде, чем они, как и нежелательные ей персоны, отправились на дно с соответствующим лаконичным всплеском воды.
— Приказ канцелярии был разобраться с происходящим и восстановить безупречную репутацию тюрьмы, — хмуро извлек Акайо, наблюдающий за возмутительно покровительствующей преступлениям водной гладью: невинно-гладкой и пособнически-глубокой одновременно.
— Скормленные рыбам не станут распространять слухи. В конце концов, репутация тюрьмы пошатнулась не тогда, когда Джиро сделал то, что сделал, а тогда, когда об этом стало известно. Теперь же Кипящая Скала избавлена как от неграмотного управления, так и от тех, кто мог рассказать об этом.
— Столица, в отличие от всего другого, это то место, где у вас есть шанс на изменения… Так вы сказали тому стражнику, — Акайо отличался прекрасной памятью, поэтому бывшую принцессу не удивило то, что он в точности воспроизвел то, что говорила она пару дней назад; удивило лишь то, что он решил вспомнить именно это.
— Да, так и есть. Я родилась, выросла и прожила в столице почти всю свою жизнь. Я знаю, о чем говорю, — женщина согласно кивнула. — Вот только не ко всем она оказывается милостива.
— Я жил в столице долгое время и почти всегда возвращался туда как домой. Однако я не уроженец, как известно говорят, сердца Нации Огня, — мужчина усмехнулся сухими губами, отчего выражение его лица стало чуть-чуть мягче, снисходительнее. — Позвольте полюбопытствовать, капитан, вы утверждаете так потому что наблюдали за такими исходами или же потому, что испытали это на себе?
— Вопрос с подвохом? — Азуми рассеяно усмехнулась, вторя Акайо. — Зная мою историю, можно предположить, что столица жестоко обошлась и со мной, но это не так, отнюдь, — бывшая принцесса помотала головой, отрицая предположение мужчины. — Жестокими со мной были люди, а не столица. А сейчас я возвращаюсь не просто в город, Акайо. Я возвращаюсь туда, где чувствую себя как рыба в воде — я возвращаюсь домой.
