Seven Devils

      Месяц второй.       Азуми поудобнее перехватила чашу с османтусовым вином, пряча очаровательную улыбку в скупом глотке, как того требовал этикет. Скулы свело от приторности — не напитка, нет, а душного общества чиновников, травящих свои военные байки с похотливым удовольствием и петушьей горделивостью.       Каждый из них был жаден: до почестей, до похвал, до внимания и, разумеется, до нее, «свежего невинного цветка», неожиданно распустившегося в пустынной сухости высшего света Омашу.       Азуми же было тяжело стать «своей», так как здешняя культура и порядки, несмотря на почти два года, проведенные ею на фронте в Царстве Земли, были ей незнакомы. К счастью, двенадцатилетний опыт жизни при королевском дворе в Нации Огня подсобил ей с созданием необходимого амплуа.       Существовали всего лишь две вещи, которые до сих пор вводили Азуми в праведное негодование: первая — никто из дворянства здесь не заботился о том, что за стенами Омашу полным ходом шла война. Об этом не принято было вести разговоры, и лишь редкие крошки-упоминания, мельком оброненные военнослужащими разных чинов, напоминали бывшей принцессе об истинной цели ее визита сюда. Вторая — практически вся знать недолюбливала царя Омашу, Буми. Неприязнь к нему недвусмысленно сквозила и без особого раскрытия темы, обрывками. Азуми, разумеется, была уведомлена об этом, однако такой положение приводило ее личную, непрофессиональную сторону в замешательство. Возможно, виной тому было патриотичное воспитание, принятое в Нации Огня. Монархия там была такой абсолютной, такой крепкой, что едва не приравнивалась своим значением к религии, и жители — от бедняков до зажиточных граждан — по-настоящему уважали своего правителя.       Признаться, властолюбивые чины высшего общества Омашу, по наблюдениям Азуми, давно могли бы создать похожую нерушимую иерархию, если бы только не были бы так разобщены в собственных идеях и не были бы так отравлены своими эфемерными амбициями.       Буми же держался на шаткой верхушке только за счет любви невеж-простолюдинов, и бывшей принцессе, самой не пренебрегающей подобным способом, пришлось признать, что его подход отдавал подобием дальновидности.       Сегодняшний вечер проходил в поместье генерала Джеминга. Знатные люди Омашу, в отличие от дворян Нации Огня, редко посещали дворец неформально, однако празднества и пиршества не были для них редкостью, а привилегия приема гостей попеременно кочевала между самыми влиятельными из них. Женщина бывала на приемах Джеминга уже несколько раз и наблюдала за ним лишь издалека, но и этого ей было достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы.       — Вы оказали мне большую услугу, отец, — Азуми благодарно кивнула старику, который утянул ее прочь от дурной компании чиновников. Вэй, которого женщина звала родителем, был худощавым, сухим мужчиной преклонных лет с нелепой козлиной бородкой. Он совсем не оправдывал ни величия фамилии своих предков, ни даже собственного достоинства. Быть может в далеком прошлом пожизненный статус героя Царства Земли, великодушно дарованный ему Буми, внушали трепет и благоговение, но в настоящий момент в пору было только дивиться, как такой человек, каким был глава семейства Лао, мог вообще находиться в высшем свете. Не достойный муж, нет — лишь его бледная тень.       Азуми была наслышана, что смерти двух жен Вэя знатно пошатнули его в прошлом, а уж после недавней потери единственного сына (и, по совместительству, ее лже-сводного брата), старик совсем «сдал».       — Мне нужно пройти в игральный зал, — сверкающие не хмелем, а азартной готовностью глаза выразительно расширились, в соответствии с увещевательно-требовательным тоном бывшей принцессы, когда она обратилась к лже-отцу. Трудность состояла в том, что всякой женщине — от мала до велика — вход туда был строго запрещен. Упрямству Азуми с ее бунтарским нутром, закономерно, мог позавидовать даже комодо-носорог. По этой причине глава семейства Лао и отговаривал ее, напористую, со всей маломальской прытью, на которую был еще способен, в неприметном уголке зала.       — Лин, тебе ведь известно, что… — женщина не дала Вэю договорить — вскинула руку во властном жесте, который едва-едва могла себе позволить даже будучи принцессой, и старик, не то ошарашенный ее наглостью, не то послушный ее воле, мгновенно замолчал.       — Вы сопроводите меня туда, — брови Азуми дрогнули возмущенными изломами, и не было в этом эмоциональном допущении ничего, кроме неудовлетворения: общей ситуацией, патриархальными правилами и Вэем, разумеется. — Затем представите меня Джемингу как вашу «чрезмерно активную дочь с живым умом» или что-то в этом духе, и коротко побеседуете с ним сами. Это все.       — Джеминг не выносит, когда его правила подвергаются… — все еще предсмертно трепыхался в надежде на благоприятный исход старик.       — Я искренне верю, что он поступится своими сомнительными принципами ради старого друга. Не так ли? — вопрос напряженно повис в воздухе, тогда как ответ был известен по умолчанию.       Глава семейства Лао провел Азуми в зал для состязаний в настольные игры: комната была просторной и светлой, но простой, аскетичной, даже непримечательной в сравнении с роскошью остального поместья.       Определить, где именно коротал время сам генерал было не сложно — большинство гостей столпились в самом дальнем углу, менее освещенном чем остальные части зала, но совсем не мрачном — лишь в меру строгом. Вэй провел женщину без каких-либо сложностей: то самое правило, ставшее причиной неудобств четы Лао, существовало устно, как бы по умолчанию, и никто специально не блюл его исполнение. Те же, кто, потенциально, могли заметить женщину до того, как она попалась бы на глаза Джемингу, были погружены в напряженную игру.       Азуми вытянулась, подобно лебедю, и со сдержанным любопытством взглянула из-за широких плеч чиновников, военных и дворян на игральную доску: расклад был катастрофически не в пользу противника Джеминга, но он, судя по самодовольному, надутому виду истинного самодура, об этом еще не догадывался. Генерал же, напротив, держался сдержанно.       Азуми не была сильна в Пай-Шо и других азартных играх тоже, но была частым свидетелем того, как Айро учил Лу Тена обманным тактикам на примере этой самой игры. Старший сын Азулона объяснял это тем, что подобные стратегии очень пригодятся его сыну на войне. Сам же Лу Тен с искренним воодушевлением рассказывал женщине о своих успехах за игральной доской, в основном, конечно, опираясь на собственные впечатления, но теорию Азуми, все равно, худо-бедно, да понимала. Что же касается реальности — все эти хитрости действительно помогли на войне, но, как не иронично, не Лу Тену, а ей, — Азуми.       Вскоре, как и предполагала женщина, напыщенный соперник Джеминга потерпел просто нелепейшее поражение: почти все окружающие, наблюдавшие за игрой, дружно хохотнули, когда к ним пришло осознание гениальной простоты предпринятой генералом обманки. Бывшая принцесса, на которую такой расклад не произвел должного впечатления, сухо дернула уголками губ.       Огромный, безобразный, обрюзгший и нерасторопный чиновник, с которого так и просилось сбить его спесь, поблагодарил Джеминга за партию и удалился, принимая поражение с неожиданным достоинством. Азуми и Вэй же молча дожидались, пока большинство людей, бросающих на них заинтересованные взгляды (каждый непременно посчитал своим долгом это сделать), покинут игральный зал. Джеминг, наконец, приметивший старого друга, поприветствовал его, по-свойски похлопав по плечу. Генерал обменялся с Вэем парочкой в сущности ничего не значащих фраз, и лже-отец, наконец, представил ее.       Азуми, до того скромно стоявшая позади главы семьи Лао, выступила вперед и, обменявшись необходимыми, согнано придворному этикету, приветствиями, склонила голову набок, как бы играючи оценивая Джеминга.       — Генерал, я сердечно поздравляю — это была блестящая победа, — мужчина совершенно невозмутимо наблюдал за бывшей принцессой. Джеминг, вероятно, списал ее появление здесь на то, что дочь Вэя еще толком не знала, как вести себя в приличном обществе, ведь припомнил, что она появилась при дворе совсем недавно из какого-то захолустья. Впрочем, отсутствие даже легкого налета возмущения на счет вольности, которую осознанно позволила себе Азуми, со стороны генерала, натолкнуло проницательную женщину на нечто более конкретное.       — Благодарю, — сдержанно кивнул мужчина, и его взгляд значительно отяжелел, теперь не оценивая, а лишь глядя сквозь Азуми.       — Надеюсь, что я не доставила Вам хлопот тем, что нарушила правило, — бывшая принцесса несколько потускнела, но раскаявшейся совсем не выглядела.       — Как я могу злиться на человека, который пробыл при дворе всего-то, поправьте меня, если ошибаюсь, месяц? — казалось, искренне изумился Джеминг, однако женщине удалось разглядеть его пресность в отношении происходящего, удачно скрываемой за толстокожей вежливостью. — Конечно, я не слишком жалую нарушителей, но для вас, пожалуй, сделаю исключение, — рассудил генерал, окинув бывшую принцессу еще одним мимолетным, бесстрастным взглядом.       — О, вы так добры! Знаете, еще никто, кроме, конечно, моего отца, — она кратко взглянула на Вэя, — не относился ко мне хоть немного снисходительнее, — в сердцах заявила Азуми, проявляя толику уязвленности подобным положением. Джеминг лишь скучающе кивнул. — Что же, не стану докучать вам, господа, — улыбнулась она, — позвольте откланяться, — женщина оставила мужчин, но уходить из игральной комнаты не спешила.       Азуми остановилась около стола, на котором недавно проходила игра, и уставилась на него с показательным интересом. На самом деле, женщина, хоть и не без труда, еще во время игры заметила небольшую брешь в тактике Джеминга, и если бы его противник был бы чуть внимательнее, то, воспользовавшись этим слабым местом, без сомненья, выиграл бы.       — Какая жалость! — нарочно громко воскликнула бывшая принцесса, привлекая внимание Джеминга и ее отца. Пожалуй, теперь она даст генералу возможность проявить к ней больше интереса. — Будь ваш противник… — замялась женщина, очевидно желая, чтобы кто-то подсказал ей его имя.       — Адмирал Шэнли, — вклинился в беседу до того долго молчавший Вэй еще до того, как они вернулись к бывшей принцессе.       — Адмирал Шэнли, — благодарно кивнула Азуми, — чуть более внимателен, то… — она вновь замолчала, бросив краткий взгляд на Джеминга, — такой тяжёлый, изучающий хищный, каким он щедро одаривал и ее саму — а затем уверенно переставила игральную кость на другую клетку, — выиграл бы, — совершенно беспристрастно заявила бывшая принцесса, словно ранее это не вызывало у нее совершенно никакого интереса. Ее на самом деле безучастное лицо исказилось в подобии поверхностного недовольства.       — Друг мой, — Джеминг обратился к Вэю, но теперь смотрел исключительно на женщину, не сквозь нее; смотрел не как хищник смотрит на жертву, и не отрешенно, а по-настоящему оценивающе. Груз, который несли его темные, казалось, бездонно-черные глаза, не пошатнул Азуми ни на толику. Она с готовностью приняла эту неосязаемую тяжесть, как если бы та всегда была частью ее собственной. — Я не знаю, кто научил вашу дочь играть, но абсолютно точно уверен, что она думала на порядок выше почти всех присутствующих в этой комнате, — мужчина предпринял попытку продемонстрировать благосклонность, вновь похлопав товарища по плечу, но выглядело это неловко, неуместно… фальшиво.       — Я горжусь ею, — постарался выглядеть причастным к беседе Вэй, который весь вечер напоминал засушенную рыбу.       — Вы мне льстите, генерал, — Азуми вновь отвлекла внимание Джеминга, хотя и без того прекрасно осознавала, что это самое внимание теперь приковано было лишь к ней одной. И вовсе не оттого, что в игральном зале были только Вэй да они вдвоем. — Большинство ошибочно полагают, что я родилась в деревне, но это не так, — женщина поравнялась с генералом, как бы отсекая лже-отца окончательно; излагала же свои мысли она негромко и неторопливо, но противоречиво внимательно и конкретизировано, как нечто заученное. В ее тоне проскользнула и некоторая пренебрежительность по отношению к упомянутому безликому «большинству», что могло и должно было быть по умолчанию расценено опонентом как существенный фактор. — Я выросла в провинции, где получила соответствующее образование, которое мне предоставил отец, за что я вовек буду ему благодарна, — отметила Азуми как бы невзначай, даже не глядя на Вэя, которого только что упомянула, но и это замечание имело конкретную цель — «поразить» ревностно блюдущего традиционность и почтительность Джеминга. — Разумеется, я и сама была достаточно жадна до знаний и редких книг, которые мне иногда попадались, — неопределенно разъяснила бывшая принцесса, больше поглощенная тягостью взгляда, которым ее одаривал генерал сверх всякой меры, однако прекрасно зная, что и сама не уступала ему. Вся напряжённая заинтересованность между ними, затягивающая как топкое болото, приравнивалась не к поверхностной оценке, а к чему-то более глубинному, бесформенному, но, все же, имеющему свои размытые границы.       — Занимательно, — отстраненно подчеркнул мужчина, и бывшая принцесса выгнула брови, высказывая личностный интерес столь незамысловатым и даже нелепым, учитывая их новообразованное (а в этом не было сомнений) своячничество, образом.       — Вполне, — Азуми придвинулась ближе, невзирая на липкую холодность, которую по-прежнему источал генерал, наглым образом нарушая границы этикета, мужчины и даже свои собственные. Однако здесь, в их новообразованной сфере для не поверхностных реалий, не было места чему-то столь… несущественному. — Я была бы крайне польщена, если бы Вы согласились посетить со мной театр, — женщина вновь продемонстрировала отличительную готовность перенять инициативу на себя, и Джеминга, также сродненного с этим качеством, не оттолкнула ее требовательность.       — Разве мы уже не там? Вы уже не на сцене?       — Что же заставило Вас думать, что это игра? — удушающе-обволакивающее золото в ее пристальном взгляде, заговорщицкая хриплость голоса, вновь дрогнувшие изломы бровей — все это излучало некоего рода насмешку, которую женщина заставила генерала проглотить без осознания этого им самим. — Я лишь сторонний наблюдатель, который умело пользуется предоставленными возможностями. А Вы?       Азуми протянула генералу руку на мужской манер, предлагая многообещающе союзничество двух наблюдателей, которые умели использовать все, что им предоставляется, в своих интересах, так, как будто бросала вызов: бесстрашно, нагло и дерзко. Вэй, выцветшим призраком наблюдавший за их взаимодействием, опасался, что Лин, легкомысленно поставив на кон все свои козыри, потерпит катастрофическую неудачу. Однако Вэй не мог знать, что соприкосновение сходных уникальных частиц, отколовшихся от общества, было неминуемо.       Джеминг вновь уколол женщину привычной неотзывчивостью во взгляде, но уверено пожал руку, оставляя стылые отпечатки на сгиба ее локтя. Азуми же ответила претенциозной цепкостью прикосновений, как паучиха, плетущая свои тонкие, но клейкие сети.       — Я присоединюсь к Вашей занимательной приверженности наблюдению, госпожа Лао.

***

      — Смотри, смотри! — Лу Тен, сидевший рядом с Азуми, указал на тучного актера, исполнявшего роль прислужника: мужчина стоял за кулисами, с огромным энтузиазмом поглощая что-то вроде рисовой лапши. Делал он это очень-очень быстро, ведь до финального выхода оставалось минуты две-три.       Театр Угольного Острова всегда славился уникальным расположением, но, в данном случае, эта функция играла против него, ведь если сидеть у самого края ложи, то можно, частично, увидеть закулисье.       Актер, словно почувствовав, что за ним наблюдают, подавился, испачкав свой костюм в ярко-алом соусе.       — Как вам не стыдно, Ваше Высочество, — шутливо отругала супруга Азуми, спрятавшись у него на плече, чтобы никто не заметил того, как она смеется. Лу Тен усмехнулся, проигнорировав раздраженный взгляд Озая. Дядя, видимо, хотел вздремнуть, но куда уж там… Младший сын Азулона часто упрекал их обоих в несерьезности, порой, граничащей с детскими замашками, но они были так сильно поглощены друг другом, что, казалось, вовсе не замечали этого.       Азуми откинулась на спинку стула, в который раз скользя взглядом по впереди сидящим членам Королевской семьи. Дальше всех от нее сидела Урса, что с головой была увлечена действом, происходящем на сцене. На ее лице играла непривычно счастливая улыбка, что, по окончанию спектакля, вновь неизбежно превратится в печальную гримасу, а глаза, наполненные жизнью, вновь потухнут. Азуми никогда не осуждала родственницу за это — театр, давние мечты и воспоминания о сцене все еще влекли ее, и в этом не было ничего плохого, как считала жена Лу Тена. Если утешение Урсы в несчастном браке — дети, то театр был ее отдушиной. У каждого человека, как казалось Азуми, должно быть нечто подобное — то, что он проносит с собой через всю свою жизнь с особой привязанностью в сердце.       Возле матери по обыкновению сидел Зуко. Не сказать, что он был увлечен искусством так же, как Урса, но, похоже, эта постановка пришлась ему по душе: мальчик с удовольствием разглядывал разодетых в яркие костюмы актеров.       Азула же не могла усидеть на месте от скуки, без конца надоедая матери своими недовольными комментариями. Девочка то болтала ногами (Урса, впрочем, на самом деле не слишком раздосадованная подобным поведением дочери, раз за разом, упрекала ее в этом), то поворачивалась к Азуми и Лу Тену, которые были, пожалуй, единственными, кто мог и хотел поговорить с ней и, как она выразилась, «развеять смертную тоску». Похоже, она не унаследовала любовь матери к театру и искусству в целом. Впрочем, оно и неудивительно, ведь стоило лишь раз взглянуть на не оставляющего свои тщетные попытки заснуть Озая, сразу становилось ясно, в кого именно пошла Азула.       Азуми поджала губы, скрывая лицо за вышитым белыми великолепными магнолиями туаншанем. Теперь у нее не было возможности скрывать смех или слезы на плече мужа — она бросила краткий взгляд на Джеминга. Мужчина старался выглядеть заинтересованным, но у него это плохо получалось.       Азуми, в целом, любила театр, но здесь ничего не напоминало ей об Угольном Острове и Нации Огня, и оттого выглядело мрачно и безрадостно. Все здесь, от сидений до сцены, было слишком грубым и неприметным. Актеры играли отвратительно, а о декорациях и неумело сшитых костюмах не хотелось даже говорить — словно насмешка над этим древним искусством. Зеленый цвет, который, казалось, обволакивал весь зал, давил на бывшую принцессу, и ей, как никогда раньше, хотелось встать и крикнуть что-нибудь до уничижительной правдивости язвительное, что так и останется в воздухе звенящей тишиной.       — Давайте прогуляемся? — Азуми легко, почти невесомо коснулась внешней стороны руки генерала, склонившись к нему так близко, как только могла, чтобы прошептать это.       Джеминг пронзительно посмотрел на нее, согласно кивнув.

***

      — Вынуждена с вами согласиться: подобный «театральный гам», как вы выразились вчера, не по мне, — Азуми медленно шагала вдоль тропинки, вдыхая свежий, немного морозный, осенний воздух. Джеминг шел рядом, поминутно отвлекаясь на какие-то свои мысли, и она старалась не тревожить его.       — Никогда не был поклонником пустой траты времени, — спустя какое-то время лаконично ответил ей генерал.       — И все же, я благодарна Вам за то, что уделили мне время, — слабо улыбнулась женщина. — Хотя признаю, что этот вечер был не самым бесполезным времяпровождением в моей жизни, — женщина усмехнулась самой себе.       — В самом деле? — ирония проскользнула в голосе Джеминга.       — Поверьте, я знаю, о чем говорю — таких вечеров в моей жизни было предостаточно, — уверенно заявила бывшая принцесса. — Однако, мне кажется, что провести вечер, пусть и не в лучшем месте, но с интересным мужчиной, не так уж плохо, правда? — она вовсе не хотела льстить, но слова вырвались сами собой. И, как ни странно, своими высказываниями женщина не причиняла никому никакого неудобства — только себе самой, когда ковыряла собственные раны в слепой, почти безумной, попытке не забыть. У Азуми, на свою беду, или счастье, была прекрасная память, и она, разве что, только дышала чаще, чем помнила.       — Я не люблю льстецов, — поморщился генерал.       — Вы не любите тратить время, не любите льстецов, — словно рассуждала она. — Тогда, полагаю, в Вашей компании я могу говорить откровенно? — тон Азуми вмиг сменился на более серьезный, а сама она остановилась — стоило только Джемингу отказать, как женщина покинула бы его общество, без намека на возвращение.       Генерал в который раз изумился подобным резким переменам в Лин — эта женщина могла держать лицо в обществе (причем, как он успел заметить, весьма неплохо), но сама она была другой — более категоричной, твердой и бескомпромиссной. Джеминг и раньше встречал таких людей, только среди мужчин. Он и сам был таким же, как все они, только этого никогда не скрывал. Война меняет людей. И будь Лин мужчиной — он бы незамедлительно ответил бы на собственный вопрос, но слово «война» для ее персоны был просто смехотворно неприемлем. И не только по таким логическим причинам, как пол и происхождение, но и куда более простым и понятным — например, маленький рост и хрупкое телосложение. Такой противник выглядел бы слабо и не внушал никого страха — на этом Джеминг остановил свое дальнейшее бесполезное размышление. Дочь Вэя, как и ни одна другая женщина в Царстве Земли, не была на войне, так что рассуждать на эту тему было бесконечно долго и глупо. Возможно, это в ней говорило прежнее воспитание.       — Полагаю, что да.       — Хорошо, — удовлетворенно кивнула она. — Потому что я собираюсь предложить вам сделку, — Джеминг бросил на Азуми краткий взгляд, в котором, едва заметно, плескалось удивление напополам с заинтересованностью. Генералу захотелось съязвить или же пошутить, но последнее никогда не было его сильной стороной, а всякие грубости, как ему казалось, эта особа пока не заслуживала. Джеминг ограничился кивком и посмотрел на женщину в упор. Азуми тяжело вздохнула, окинула ночной сад быстрым взглядом, словно ища кого-то лишнего, а когда такого не обнаружилось, тихо начала:       — Всем известно, что Царь Омашу не особо популярен среди дворянства, и я уверена, что будь хоть кто-нибудь из знати чуть умнее, то, поступаясь своей гордыней, несомненно, обрел бы власть над городом, — генерал хотел что-то добавить, но Азуми не дала ему такой возможности. — Разделяй и властвуй — если бы хоть кто-нибудь из них объединился, то собрать и повести остальных за собой уже не составит особого труда, не правда ли? — женщина вопросительно изогнула бровь, хотя ответа не требовалось, ведь он был очевиден. — Вы — один из нескольких самых влиятельных людей во дворянстве и окружении Царя, и я возьму на себя смелость полагать, что вы не совсем довольны политикой, которую проводит Царь Омашу. Он слишком безразличен к внешнеполитической ситуации. И неважно, что останавливает вас от переворота — честь, о которой никто и не вспомнит, как только на трон сядет победитель или же другие убеждения… Вы — единственный, кто может прекратить всю эту бесполезную грызню между знатью и объединить их под своим началом для борьбы против нашего общего врага, — бывшая принцесса бросила краткий взгляд на хмурого генерала. — Скажете, что не заинтересованы в этом? Я отвечу, что вы лжете, — Азуми пошла на огромный риск, но отступать было некуда. — У каждого свой собственный мотив, но все мы хотим мести. Что же, возможность отомстить Нации Огня сейчас близка, как никогда, — женщина хранила поразительное спокойствие, хотя внутри у нее все волнительно клокотало. Джеминг даже не подозревал, насколько близко к нему была эта месть. Буквально на расстоянии вытянутой руки — только взмахни мечом, и к Коху полетит не только голова шпионки Озая, но и все его надежды, возложенные на этот план.       — Откуда вы знаете? — холодность Джеминга растаяла, и теперь женщина, пусть и на мгновенье, могла видеть перед собой человека, которого просто раздавила война.       — Мой отец как-то обмолвился, — отмахнулась она. — Я бы могла сказать, что понимаю, но я никогда не знала своего брата, а когда тот погиб на войне, я все еще жила в деревне.       — В таком случае, мне не ясно, какой мотив преследуете вы? Хотите помочь своим деревенским собратьям? — язвительно поинтересовался Джеминг. Теперь, когда женщина так бесстыдно поковырялась в его ране, он был уверен, что она заслужила подобное обращение.       — О, нет, ну что вы! — рассмеялась она без тени наигранности. — Разве я похожа на святую? Скорее на грешницу, как по мне, — генерал вопросительно вскинул бровь. — Видите ли, на протяжении всей моей жизни я была лишь девчонкой-бастардом, над которой все насмехались, и той, на кого можно было поднимать руку, — Азуми говорила эту ложь с такой пылкой уверенностью, что уже и сама была готова поверить в это. — Попав сюда, я наивно полагала, что моя жизнь изменится, но это нет так. Остались и завистники, и сплетники, и лицемеры…       — Весьма банальная попытка возвышения человека из низов, — пожал плечами Джеминг.       — И в вороньем гнезде рождаются фениксы, — скопировала его жест бывшая принцесса. — Итак, вы все еще заинтересованы в моем предложении? — она поспешила переключить его внимание.       — С чего вы взяли, что я вообще был заинтересован?       — Я не слепа. Да и к тому же, стояли бы вы сейчас здесь, если бы не были заинтересованы? — Азуми в упор посмотрела на Джеминга. — Итак, как я уже сказала, я предлагаю Вам сделку. Она заключается в браке со мной, — совершенно спокойно выдала женщина, наблюдая за генералом, на лице которого красноречиво появилось нечто, похожее на изумление.       — Простите? — скептически вскинул бровь мужчина.       — Род Лао древний и славный — знать пошла бы за нами, но, я буду откровенна, мой отец слаб, и его, особенно после смерти брата, совсем не интересуют дворцовые интриги, — презрительно скривилась Азуми. — К тому же, так вы сможете спокойно распоряжаться моим приданым, которое, смею надеяться, будет немалым, — еще один козырь в маленькой игре бывшей принцессы. — Мы сможем вновь сделать Омашу могущественным и независимым от Царства Земли, чтобы поступать так, как вы пожелаете, — подобно змее нашептывала Азуми, и ее и сладкий ядовитый голос проникал в сознание генерала, мутя его, словно кровь речную воду. Убедить человека в чем-то не составляло женщине труда — в этом она была хороша как никто другой.       — Что от меня требуется? — спустя какое-то время задумчиво спросил Джеминг.       — Только ваше согласие — остальное я сделаю сама, — Азуми попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то сухой.       — У вас уже есть план дальнейших событий?       — Только наметки, — с деланным стыдом призналась женщина. — Я не сильна в политике, поэтому надеюсь на вашу помощь и понимание, — с надеждой взглянула она на генерала.       — Хорошо, — уверенно кивнул мужчина. — Я согласен на ваше предложение, Лао Лин, — Джеминг протянул ей руку, как совсем недавно протягивала ему она. Азуми натянуто улыбнулась и ответила на жест. Напряжение, царившее между ними до этого, медленно шло на спад.       — Слишком официально, — брезгливо поморщилась женщина, вновь напоминая ту обычную простолюдинку, в которой генерал в первые минуты после их знакомства упорно не замечал нечто большее. — Просто Лин.       — Мне начинает казаться, что ты не та, за кого ты себя выдаешь, Лин, — добродушно усмехнулся мужчина. Азуми усмехнулась, и на ее лице напряженно заиграли жевалки, но Джеминг, к счастью, этого не заметил. Бывшую принцессу не покидало ощущение того, что она ходит по очень тонкому льду — один неверный шаг, и она провалится вниз, в холод глубины.       — У каждого есть свои секреты, — отшутилась она, как можно более непринужденно пожимая плечами.

***

      — Он… он был так груб со мной, — Урса осторожно взглянула на собеседницу из-под опущенных ресниц, с трудом сдерживая ком, подкативший к горлу. Азуми сочувствующе посмотрела на подругу, взяв ее под локоть.       — Возможно, тебе просто стоит проявить немного больше благосклонности к Его Высочеству? В конце концов, к каждому мужчине есть подход, просто его нужно найти, — уверенно подбодрила девушку жена Лу Тена.       — Говоришь так уверенно, — грустно усмехнулась она. Урса жила во дворце уже несколько месяцев, но ее отношения с Озаем по-прежнему оставляли желать лучшего.       — У меня есть идея, — протянула принцесса с загадочной улыбкой на губах. — Его Высочество, в последнее время, очень увлечен игрой в Чуйвань. Я бы могла научить тебя, чтобы ты поучаствовала в следующем сражении вместе с нами, — Азуми явно была в восторге от своей идеи, но ее собеседница, к несчастью, не разделяла энтузиазма родственницы. Урса скептически изогнула бровь.       — Не думаю, что Озая впечатлит подобная глупость, — она покачала головой. — Скорее, только разозлит, — вздрогнула девушка. — К тому же, что будет, если я проиграю? Он меня возненавидит, если я подведу его команду, — совсем пала духом Урса.       — А ты и не проиграешь, — отрицательно покачала головой Азуми. — Я подговорю Лу Тена и мы поддадимся вам, если я увижу, что у тебя не выходит, — заговорщицки улыбнулась она. — Лишь раз — никто не узнает, — подмигнула Урсе жена Лу Тена. — Давай же! — она схватила жену Озая за плечи и слегка потрясла смущенную Урсу. Девушка после недолгих раздумий кивнула. — Отлично! — улыбка Азуми была настолько заразительной, что Урса просто не могла ответить на нее более своей, более скромной.       Азуми всегда умела убеждать.

***

      Месяц третий.       Выкроить кусочек времени для встречи с Акайо в предсвадебной кутерьме оказалось просто нереально. Женщине удалось освободиться от назойливых служанок лишь под предлогом того, что ей нужно было лично забрать из библиотеки древний свиток о свадебных церемониях. Ну, доля правды в этом была — ей нужно было забрать (а точнее, украсть) несколько томов о языке Чурхту. Язык вовсе не был сложен для изучения, и она, конечно, выучила бы его и в Нации Огня, если бы Созин в свое время не приказал сжечь все книги и даже документы, в которых хранилась даже самая малая доля информации или упоминания об этом. Последним человеком, который хороший знал Чурхту, по словам Шоджи, была ее мать. Шиджу даже пела на нем колыбельные и читала стихи собственного сочинения для Азуми, но девочка была слишком мала, чтобы помнить об этом. Куда потом мать Азуми спрятала последние экземпляры фолиантов, по которым учило язык не одно поколение их семьи, все свои записи и полный настоящий свиток рода Азуми по материнской линии, не знал даже Шоджи.       Из своих родственников по материнской линии Азуми, лишь по слухам, знала своего прадеда — Тэтсуо, который жил во времена Созина и был генералом, но его амбиции привели его на плаху еще в первые годы правления Азулона. Когда-то давно бывшая принцесса слышала, что ее прадед предал Нацию Огня, связался с темным духом Чжэнь-няо, и попытался захватить престол, но потерпел неудачу. Азуми во все это не верила, ведь никаких официальных документов, подтверждающих эту сплетню, не было. К тому же, это было просто… нереально.       — Я выяснил, что этот человек шпионит за вами и докладывает в Нацию Огня, — подтвердил версию Азуми Акайо. — Полагаю, что он просто следит за тем, чтобы все было сделано правильно. Не стоит беспокоиться, капитан.       — Нет, Акайо, как раз стоит беспокоиться, — категорично заявила женщина. — У меня нет времени сейчас все тебе объяснять, просто сделай так, как я прошу, ладно? — пробормотала она.       — Просто пообещайте, что ваш очередной план не будет угрожать нашей миссии и вам лично, — тяжело вздохнул мужчина. Азуми озадаченно нахмурилась, словно продумывая все возможные варианты развития событий.       — Миссии это поможет, и мне тоже, но существует небольшая вероятность, что это затронет меня, — бывшая принцесса недовольно поджала губы. — Сделайте так, как я вас прошу, Акайо. Не заставляйте меня опускаться до таких формальностей, как приказ, — бескомпромиссно потребовала она.       — Ладно, — мужчина, наконец, кивнул.       — Хорошо. Это, — она протянула Акайо маленький свиток, — нужно оставить на том месте, где шпион получает свои указания.       — Это… это же, — удивленно воскликнул мужчина, не совсем контролируя громкость своего голоса.       — Тише, — недовольно шикнула на него женщина. — Да, Акайо, это именно то, что вы видите. Никакого обмана, — Азуми огляделась по сторонам — так, как делала это всегда, — на всякий случай. — А теперь идите, — она подтолкнула мужчину, наблюдая за тем, как быстро его фигура растворилась в зелени листьев.       Женщина глубоко вздохнула, словно успокаивая саму себя. На мгновенье в ее голове мелькнула мысль о том, что она все еще может догнать Акайо и сжечь это фальшивое письмо, но Азуми откинула эту мысль прочь. Что сделано — того не воротишь. Бывшая принцесса привыкла рисковать, и до сих пор ей удавалось все, что она задумала. Осталось только помолиться о том, чтобы ветреная и переменчивая Госпожа Удача побыла на ее стороне еще немного.

***

      Азуми отрешенно смотрела на свое отражение в зеркале — пьяный туман обволок ее сознание подобно щиту. Вокруг нее сновали служанки, старательно готовя теперь уже госпожу Ли к брачной ночи.       Женщина с удивлением отметила, каким красивым был ее свадебный дзюни-хитоэ, ведь раньше ей не было никакого дела до таких мелочей. Костюм действительно был великолепным: зеленые шелка с вкраплением золотой вышивки приятно прилегали к телу, выгодно подчеркивали молочно-белое, немного осунувшееся, лицо. Дискомфорт, пожалуй, доставляла только массивная прическа — бесчисленное количество золотых длинных шпилек поддерживали сложное плетение. Азуми с каким-то отстраненным удовлетворением подметила, что подобная манера укладки не сильно отличалась от той, которую ее заплетали прежде, в Нации Огня.       Азуми не была уверена, было ли тому виной сакэ, но она совершенно не страшилась и не стыдилась того, что собиралась совершить этой ночью. Женщина пережила достаточно, чтобы цепляться за какие-то жалкие остатки морали. Лу Тен был мертв (она с ужасом признала это снова), а Джеминг вовсе не был первым ее мужчиной после мужа, так что и каких-либо угрызений совести бывшая принцесса не испытывала. Только неприязнь. Липкую, окутывающую, нарастающую с каждой секундой все больше и больше неприязнь. К самой себе, разумеется. Это презрение было так сильно, что женщина с трудом сдерживалась от того, чтобы расцарапать собственное лицо, что так назойливо маячило в отражении. Она снова вспоминала: жаль, что на войне никто не дал ей по голове, чтобы Азуми могла забыть. Забыть то, чего стыдилась и то, в чем с ненавистью к себе купалась с каким-то жутким упоением. С ней уже было такое однажды — той ночью она разбила огромное зеркало в своих покоях голыми руками, — бывшая принцесса очертила маленькие шрамы на костяшках пальцев левой руки.       — Уберите зеркало, — служанки удивленно переглянулись, но безропотно исполнили указание. — Азуми коснулась пылающей щеки ледяными пальцами, небрежным движением смахнула невидимую кровь, которую почему-то представила снова. Ощущение горячих брызг на щеках никак не утихало — въелось в память, стягивающим ощущением вросло в кожу. Ощущение Ее крови.       — Мы закончили, госпожа, — Азуми вздрогнула и перевела взгляд на служанок.       — Благодарю, можете идти, — бывшая принцесса подождала, пока прислуга закроет дверь.       Женщина откинулась на спинку стула, коснулась разгоряченной, как и все тело, маслами шеи. Провела подушечками пальцев, чуть сдавила на месте ключиц — воспоминания о греховных касаниях не давали ей покоя. Может ли человек за одну ночь уничтожить старую жизнь и начать новую? Да.       Азуми точно знала это.       Она утопила старую себя в крови, которую пролила сама, и это двоякое, греховное ощущение приходилось ей по душе. Словно сладкий яд, что медленно отравлял ее сознание. Азуми искупалась в грехе с головой и, как ни странно, обновила себя.       Женщина обхватила шею руками — осуждение никогда не пугало ее. Сжала едва ощутимо — она выбрала сторону, предпочла сладкий яд тьмы горькому лекарству света. Усилила хватку — никому не понять ее, потому что никто не знает, что значит разваливаться на части. Сдавила горло до хрипоты — грех никогда не пугал ее, как и осуждение, потому что именно грех давал ей возможность чувствовать.       Азуми разжала руку и вновь задумчиво провела пальцами по линии ключиц. Почему-то в ее облике именно шея больше всего привлекала мужчин. Азуми была безупречно красива — она слышала это бесчисленное количество раз, да и сама знала об этом. Но особого внимания заслуживала ее шея — тонкая, длинная, с так живо бьющейся жилкой в месте, где сходились изящные ключицы.       Лу Тен касался шеи жены осторожно, очерчивал неторопливо, словно в его руках был фарфор, а не плоть.       Таро же прижимался губами к жилке меж ключиц, слегка покусывая, зарывался носом в шелковистую кожу и щекотал ее своим горячим дыханием.       А Он… Его же касания были…       Азуми вздрогнула.       Массивная дверь с громким скрипом распахнулась, впуская в комнату яркий свет от ламп, что горели в коридоре и, вместе со светом, подвыпившего генерала. Бывшая принцесса посмотрела на Джеминга с каким-то презрительным безразличием, но он не обратил на это совершенно никакого внимания. Азуми закатила глаза и, поднявшись со стула, лениво двинулась в сторону кровати, куда мужчина пригласил ее размашистым движением.       Только мысль о том, что она делает это ради миссии, а значит — собственных амбиций, не дала Азуми плюнуть Джемингу в лицо, когда тот неуклюже навалился на нее своей грузной тушей, подобно комодо.

***

      Месяц четвертый.       — Я уже говорила, что предпочитаю ханьфу…       — Штаны и рубахи, да, Роу, ты уже говорила об этом, — отмахнулась Азуми. Дочь Джеминга недовольно сложила руки на груди и картинно закатила глаза, но бывшая принцесса в который раз стойко проигнорировала это. В конце концов, она много лет жила рядом с принцессой, которая была очень похожа своим капризным нравом на Роу. Однако Азула, как подметила женщина, намного охотнее шла на компромисс и капризным крикам предпочитала язвительные комментарии и остроумные высказывания, сопровождающиеся уничижительным взглядом. — Но я здесь, как я уже говорила, — Азуми скопировала капризный тон девушки, — для того, чтобы одеть тебя для пира. Напомню тебе, что твой отец пожелал этого, — более строго добавила она.       — Я подберу себе что-нибудь сама — не хочу быть одетой от твоей руки, — слишком громко воскликнула девушка, нарочно привлекая внимание служанок. Отношения Азуми и Роу не заладились с самого начала — была ли этому причиной покойная жена Джеминга и нежелание его дочери принять мачеху, — бывшая принцесса не пыталась понять, потому что ее это не интересовало.       — Как тебе будет угодно, милая, — оскалилась Азуми и бросила девушке роскошное кимоно, что держала в руках. Роу с легкостью поймала наряд и с возмущением взглянула на мачеху.       — Син! — громко позвала свою служанку женщина. — Госпожа Роу желает выбрать одежду сама, поэтому я попрошу тебя немедленно вынести ее старые вещи, чтобы они не стесняли великолепие сорока ханьфу, что предоставил ее отец, — гадко усмехнулась Азуми.       — Все вещи, госпожа? — с легким удивлением уточнила служанка.       — Абсолютно, — кивнула женщина. — Наслаждайся, милая, — Азуми размашистым движением указала на шелковые наряды и, широко улыбнувшись на прощание, покинула покои.       Дочери Джеминга оставалось только со злостью и одновременно растерянностью наблюдать за тем, как прислуга без тени сомнения и жалости уносит все ее вещи: от штанов до лат.

***

      — Кроме того, я желаю проконтролировать все сама, — Азуми шла по коридору вместе со своей многочисленной прислугой в сторону игрового зала. Завтра Джеминг должен был принимать каких-то своих знакомых, которые могли бы поддержать его революционные начинания. Конечно, все это было замаскировано под обычный прием дворян в поместье.       — Разумеется, госпожа, — в который раз кивнула служанка — непомерный перфекционизм Лин изумлял прислугу в той же мере, в какой и утомлял.       — И что там насчет?.. — Азуми замолчала и резко остановилась. Перед ней, впервые за несколько месяцев, стоял Таро. Взволнованный, напуганный и чем-то явно озадаченный Таро в броне королевского гвардейца. Женщина возрадовалась тому, что у него получилось стать ближе к Царю Буми. Она уже слышала это от Акайо, но видеть воочию исполнение своего плана оказалось намного приятнее.       Таро поймал ее взгляд — всего несколько секунд, но Азуми поняла, что что-то не так. И вовсе не потому, что мужчина не должен был заявляться сюда, нет, бывшая принцесса поняла это по его глазам, и сама нахмурилась, но очень старалась держать лицо, чтобы не вызвать подозрений.       Таро восхищался ею и, возможно, даже любил, но она едва ли могла ответить ему взаимностью. Мужчина знал об этом, но никогда не упрекал бывшую принцессу — ему достаточно было знать о том, что ей было комфортно рядом с ним. Гораздо больше для Азуми значила та связь, что сформировалась между ними за все время. Два года никогда не были для нее достаточным временем, чтобы заиметь подобную привязанность, но война меняла все; война меняла в корне некоторые аспекты ее жизни и взгляды на них; война меняла принципы и ее саму. Эта глубокая привязанность была, скорее, платонической, чем физической и осязаемой, ведь у женщины не было иного, чтобы сравнивать. Таро пережил с ней действительно один из самых тяжелых периодов в ее жизни и, что самое главное, — всячески поддерживал. Бывшая принцесса даже могла бы причислить Таро к тому малочисленному ее окружению, которому она могла, пусть и в небольшой степени, но доверять.       Несколько ничего не значащих для окружающих секунд позволили Азуми вдоволь побеспокоиться, но она с завидной дисциплинированностью взяла себя в руки. Женщина сдержанно кивнула Таро и прошла мимо с заметным напряжением в спине. Таро всегда отмечал, что ее осанка становилась, по его словам, особенно идеальной тогда, когда бывшая принцесса нервничала. Странная привычка, привитая годами, проведенными в академии.       Азуми подавила в себе острое желание спросить прислугу о том, что в поместье делает личный гвардеец Буми. Не стоило ей показывать свою заинтересованность, да и риск был неоправданный — вряд ли им было известно об этом, — поэтому было решено свернуть в сторону кабинета ее мужа.

***

      — Все приготовления почти завершены, а твоя дочь пожелала выбрать свой наряд сама. Я позаботилась о том, чтобы это было одно из тех ханфу, — отчиталась Азуми.       — Да, я слышал, — как-то неопределенно высказался Джеминг, продолжая задумчиво рассматривать какие-то бумаги, и женщина подавила в себе желание подойти и тоже посмотреть на них через плечо мужа. — Присаживайся, — генерал бросил на нее краткий взгляд, и Азуми поняла, что разговор, какой бы темы он не касался, предстоит долгий. Женщина послушно села на циновки напротив, внимательно глядя на мужа.       — Я видела гвардейца Буми, — задумчиво начала женщина, накручивая на палец локон черных, как перья вороны, волос. — Стоит беспокоиться? — Азуми вопросительно изогнула бровь.       — Боюсь, что да, — тяжело вздохнул генерал после продолжительной паузы. — В городе началась холера, — женщина в ужасе взглянула на него.       — И я узнаю об этом только сейчас? — искренне возмутилась она, не совсем контролируя высоту своего голоса. Разумеется, перспектива быть замкнутой в четырех стенах Омашу с эпидемией в этом самом городе не казалась ей слишком радужной.       — Тише, — генерал сохранял ледяное самообладание. — Послушай сначала, а уж потом возмущайся, женщина, — пренебрежительно бросил он. Азуми скривилась, как если бы угостилась лимоном, но смолчала. — Буми не хочет поднимать шумиху, поэтому оповестил лишь немногих. Он сказал, что нашел какого-то лекаря, который, по слухам, спас не одну сотню жизней от холеры.       — Это правда? — скептически поинтересовалась женщина.       — Надеюсь, что да, — пожал плечами Джеминг. — Полагаю, что он просто не хочет поднимать панику — люди и так голодают, — предположил генерал.       — Голодают? — непонимающе взглянула на него Азуми, ведь также слышала об этом впервые.       — Нация Огня недавно перекрыла важные почтовые каналы, — бывшая принцесса была искренне ошеломлена подобным известием. Все шло не по плану.       — И долго ты собирался скрывать от меня это?! — Азуми подорвалась со своего места. — Как ты можешь?.. — с запалом начала женщина, но Джеминг ее перебил:       — Сядь, — генерал грозно посмотрел на жену. Азуми выглядела не столь оскорбленной пренебрежением мужчины, сколь совершенно сбита с толку происходящим. — Это пока не слишком афишируют, но скоро станет известно всем. Полагаю, что огневики как-то прознали про эпидемию и решили…       — Перекрыть нам доступ к кислороду, — грустно усмехнулась женщина. Чего она еще могла ожидать от Озая? Бывшая принцесса, признаться, и сама бы так поступила на его месте. — Умно, очень умно. В данном случае у нас есть два варианта, и оба выгодны только им: либо нас выкурят из города подобно тому, как пчел выкуривают из улья, либо мы все здесь передохнем, и им останется только прийти на готовое. Оставшиеся люди будут готовы жить под любым руководством, лишь бы не умереть от голода, — Азуми поджала губы, и глаза ее едва заметно увлажнились: детская, такая наивная обида и горечь от предательства захлестнули ее с головой. Женщина знала, чем рискует, и что поставлено на кону, но почему-то была уверена, что сможет воевать со всем миром в одиночку. И снова этот вкус горечи во рту — предчувствие скорого проигрыша. Только второй раз ей не удастся уйти от судьбы. — И каков твой план? — дрожь в голосе выдавала ее с головой, но Азуми упрямо пыталась держаться за остатки самообладания.       Она еще не проиграла.       — Ждать, полагаю, — Джеминг выглядел озадаченным. Повисла напряженная тишина — каждый раздумывал о своем. Бывшая принцесса лихорадочно прокручивала любые, даже самые безумные идеи в своей голове, и весь ее мыслительный процесс ярко отражался на озадаченном лице. — А что если… — Джеминг мгновенно вынырнул из своих размышлений и в упор уставился на жену. Возможно, она мало что смыслила в политике, но он уже не раз полагался на ее острый ум.       — Что если этой эпидемией ослабить влияние Буми на народ? Чтобы победить противника, не обязательно быть сильнее, чем он — можно сделать его слабее себя, — Азуми задумчиво мерила шагами комнату, но генерал, к своему удивлению, не мог вспомнить тот момент, когда она успела подняться. — Мы можем сделать то, чего так боится Буми: под видом паники поднять шумиху — простолюдины подвластны таким движениям.       — Предположим, что у нас получится дискредитировать Буми в глазах народа. Причем, если повезет, дважды, учитывая то, что он, фактически, заставляет своих людей голодать. По крайней мере, мы можем представить это так. И что дальше? — скептически поинтересовался Джеминг.       — Тот лекарь, о котором ты говорил, — Азуми нахмурилась, — Он работает под покровительством короны?       — Не уверен, но полагаю, что нет, — покачал головой генерал. — Мне известно только, что он вышел откуда-то из низов, — брезгливо поморщился мужчина.       — Если он вышел из низов и отказывается работать на Буми, то это значит, что он презирает всех дворян, — Джемингу пришлось напрячь слух, чтобы расслышать бормотание жены. Жизнь во дворце сделала Азуми довольно проницательной особой, поэтому и рассуждать в подобном ключе не было для нее чем-то затруднительным. — Я смогу привлечь его на нашу сторону, только устрой мне с ним встречу, — уверенно кивнула бывшая принцесса.       — Ты сама-то слышишь, что говоришь? — если бы не вся плачевность их положения, генерал бы даже позволил себе посмеяться. — Сплошное противоречие!       — Неужели? — язвительно воскликнула женщина. — Дорогой муж, ты запамятовал о моем происхождении? — Азуми позволила себе ухмыльнуться, глядя на мужчину, до которого, похоже, только сейчас дошла вся суть плана. — Если все получится, то он будет работать под нашим покровительством, и я даже планирую, когда все немного поутихнет, вместе с ним поучаствовать в исцелении горожан, чтобы повысить их доверие к нам.       — План хороший, но слишком много «если», — недовольно высказался Джеминг.       — Ни в чем нельзя быть уверенным наверняка, да и к тому же, это — лучшее, что у нас есть.       — Хорошо, — кивнул генерал спустя какое-то время раздумий. — Я займусь Буми, а ты этим лекарем.       — Конечно, — Азуми кивнула на прощание и поспешила удалиться. У нее оставалось еще одно незавершенное дело.