Seven Devils

      Dragonglass — Ramin Djawadi       В зале было слишком душно: люди, что заполонили помещение, толпились и постоянно толкали своих соседей. Стоял неимоверный галдеж, который мешал Азуми собраться с мыслями, и женщине ничего больше не оставалось, как нервно теперь синяки на запястьях, оставленные на ее руках Озаем. Они были скрыты от посторонних глаз руками кимоно, и бывшая принцесса, почему-то, подумала о том, что именно для таких случаев кимоно и было сделано таким образом. Вообще, она постоянно думала о всякой чепухе, чтобы отвлечь себя.       Азуми была уверена, что Лорд Огня смягчит наказание, но, едва услышав об Агни Кай, сильно засомневалась в этом. Неужели Озай и правда хочет убить своего ребенка? Конечно, она знала об этом еще от Урсы, которая когда-то поделилась страшной тайной об условии, которое Азулон поставил своему младшему сыну в обмен на корону. И если Озай, в свое время, был действительно готов пойти на это, то вряд ли Азуми, сколько не старайся, сделала бы с этим что-нибудь.       Бывшей принцессе, к сожалению, также приходилось терпеть общество Айро, и его присутствие, причем в непосредственной близости, неимоверно раздражало женщину, но она была слишком увлечена происходящими событиями, чтобы, по-настоящему, обращать на это внимание. К тому же, как ей казалось, общая беда сближала их. По крайней мере, они могли стоять бок о бок, не скалясь друг на друга.       — Он обещал проявить милосердие, но, глядя на эту обстановку, я сомневаюсь, что он сдержит свое слово, — поделилась своими переживаниями Азуми, кратко взглянув на старшего сына Азулона.       — Мой брат человек слова, — твердо начал Айро. — В своем понимании, — уже тише добавил мужчина.       — Он пообещал помиловать Зуко, если я соглашусь выйти замуж за генерала Коичи, — женщина брезгливо поморщилась. — Очевидно, что это нужно для какой-то его игры, но я все равно согласилась. Однако если Озай — человек слова, то к чему этот маскарад? — сокрушенно изумилась Азуми, напряженно обводя взглядом округу.       — Если только он, изначально, не хотел лишить Зуко жизни, — озвучил Айро ее невеселую догадку. Бывшая принцесса тяжело вздохнула.       — У меня была такая мысль, но… Но зачем, скажем прямо, так разбрасываться наследниками, особенно в военное время, когда это не целесообразно. Если подобное вообще может быть целесообразным, — недоумевала Азуми.       — Если только Озай знает что-то, чего не знаем мы, — задумчиво предположил Айро и, неожиданно, помрачнел.       Неожиданно все разговоры в зале стихли, и Азуми, как и множество других, напряженно уставилась на некое подобие сцены — женщина с раздражением поняла, что все это действие все больше, и больше напоминало театр. Только вот в этой постановке не было вымысла, и актерам не приходилось ничего изображать.       В испуганном Зуко, который, рыдая, без конца умолял Озая простить его, бывшая принцесса узнала себя. Азуми сильнее сжала собственное запястье — еще немного и она сама оставит на нем новые отметины, — глубоко вздохнула, пытаясь подавить нарастающее чувство тревоги. Озай же, был похож на Шоджи — холодный, непреклонный и жестокий. Если бы ее отец не видел в ней выгоду, то, без колебаний, отрубил бы ей голову собственными руками. Если бы она не договорилась с Озаем, то его сын, вероятно, уже был бы мертв.       Шоджи как-то сказал ей о том, что нужно уметь платить за ошибки. О, Азуми заплатила сполна, но когда дело касалось жизни невинного ребенка, все выгода, о которой она пеклась с такой заботой, отходила на второй план.       Однако она никогда не перестанет думать, что могла бы сделать хоть немного, но больше.       Азуми смотрела на все происходящее затуманенным взглядом: гнев клокотал где-то глубоко-глубоко; так далеко, что она едва могла почувствовать раздражение. Бывшая принцесса не могла толком справиться с напряжением, накатывающим на нее волнами, порой граничащим с безысходностью. Ее трясло, и жаль, что она не могла позволить себе закричать в этой чертовой комнате, где были лишь люди без сердец. До определенного момента бывшая принцесса была уверена, что она бессердечна, что жизнь во дворце сожрала, поглотила ее сердце. Но это было не так. Нет, она чувствовала все — сколько бы она не лгала себе и другим, — Азуми, все равно, чувствовала намного больше, чем другие.       Как часто стены дворца провоцировали ее на это? Слишком часто, чтобы Азуми могла по-настоящему об этом задумываться. Но не люди, что окружали ее, ни проклятое воспитание не могли позволить ей встать посреди комнаты, сада или тронного зала и просто кричать. Кричать протяжно, так протяжно, чтобы это отвратительное чувство тишины в ее голове, наконец, разрушилось. Кричать так, чтобы давящее ощущение в ее горле исчезло. Азуми не раз представляла, как разбивается тишина, словно большое-большое зеркало, как все эти осколки летят к ее ногам.       Но правда была иной: в этой огромной душной комнате стояли люди без сердец. И Азуми превратилась в одногоиз них, ведь она смогла смотреть на яркий не щадящий огонь, смогла смотреть на то, как он опаляет кожу маленького принца. Она смогла слушать протяжный мучительный крик так, словно это был ее собственный. Она смогла отпустить свое запястье и, наконец, спокойно вздохнуть.       Жизнь во дворце научила ее железной выдержке — женщина никогда не покажет своих эмоций. Даже, если будет разваливаться на осколки, подобно ее воображаемому зеркалу — никто не увидит, никто не узнает. В месте, что подобно этому, нет слабости.       Именно поэтому в этой проклятой комнате стояли люди без сердец.

***

      Dragonstone — Ramin Djawadi       Последующие несколько часов Азуми провела в глубоких раздумьях, которые совершенно не помогали абстрагироваться от ситуации с Зуко. Однако и было кое-что еще — вчера вечером отец прислал ей весточку. Последнее время ему нездоровилось, и поэтому она совсем не наблюдала его во дворце, в отличие от Чи, о которой, всякий раз, вспоминала с раздражением. Шоджи пригласил женщину посетить заброшенное родовое поместье ее матери, в которое ее, в прошлом году, прямо перед отъездом в Омашу, поместил Озай. Азуми, подметила, что этот особняк неплохо было бы обжить заново — он нравился ей куда больше, чем их родовое поместье. Пожалуй, она сделает это, когда избавиться от отца.       Шоджи выглядел не впечатляюще: бледная кожа, глубокие впадины на щеках и в области складки бровей, выразительные синяки под глазами и почти полностью седая голова. Бывшая принцесса не знала, что именно заставило ее отца так быстро «сдаться» старости, но надеялась, что этот процесс проходил для него мучительно. И если раньше Азуми отгораживала себя от подобных мыслей, то, последние три года, определенно, стали исключением. Она ненавидела этого человека всем своим существом за то, что он сделал с ее жизнью, и желала ему смерти. Для нее, теперь, вряд ли существовали какие-то моральные рамки, когда дело касалось адмирала, так что женщина вовсе не считала нужным сдерживать свою неприязнь.       Несмотря на все произошедшее, отец встретил ее довольно тепло, и даже обнял при встрече, чего раньше никогда ни делал, если не считать того момента с прощанием перед отъездом в Омашу. Азуми не знала, что служило причиной такого приема: либо он, наконец, был удовлетворен тем, какую работу проделала дочь с захватом вражеского города и тем, что она выучила Чурхту, либо неожиданная старческая сентиментальность дала о себе знать. Ни первый, ни второй вариант, не казались ей правдоподобными.       — Отец, — слегка поклонилась женщина в знак приветствия, и Шоджи, также как и она, про себя отметил, что его дочь немного изменилась: в глазах появилась заметная усталость, волосы, которыми раньше так гордилась бывшая принцесса, утратили блеск и насыщенность цвета, а на лице появились более заметные морщины. Конечно, Азуми по-прежнему была красива, и могла бы дать фору даже многим молодым девушкам, но постоянные переживания, нагрузки и усталость брали свое. Да и время шло против нее.       — У меня не так много времени, — хрипло пробормотал адмирал. — Ты, наверное, слышала, что Лорд Огня в чем-то меня подозревает и поэтому я сейчас должен находиться в поместье под арестом до дальнейших распоряжений, — Шоджи действительно был крайне озадачен этим фактом.       — Слышала, — неопределенно, но вполне сдержано отозвалась Азуми. — Я уже сказала Озаю, что ты вряд ли причастен ко всем этим событиям, — похоже, что ее отец был так удручен, что был готов поверить во все, что угодно. — Все образумится, — она, судя по безразличному тону, вовсе не пыталась по-настоящему поддержать отца, но адмирал, все равно, кивнул, даже с неким намеком на благодарность. Чего еще он мог ожидать?       — Я хочу передать тебе дневник твоей матери — внимательно его изучи. Там должно быть что-то, что укажет путь дальше, — Шоджи, чуть подрагивающими руками, передал ей небольшой фолиант.       — Ты столько времени потратил на это, — Азуми нахмурилась. — Неужели, ты не знаешь, что ищешь? — с каким-то надрывом, изумленно спросила бывшая принцесса. Женщина, с удивлением отметила, что эта встреча с отцом была совсем другой. Словно что-то в нем сломалось, словно он знал, что вероятно, ждет его впереди. И нет, Азуми вовсе его не жаль. Он заслужил то, что получает.       — Никто точно не знал. Даже твоя мать, — отстраненно покачал головой мужчина.       — Тебе стоит мне рассказать, — бывшая принцесса взяла его холодную костлявую старческую ладонь и переплела со своей ладонью. Возможно, адмиралу показалось, что она действительно прониклась его нынешним положением, но, право слово, как же сильно он ошибался на ее счет. Всегда ошибался. — Я — твоя дочь, — с нажимом сказала Азуми, стараясь выглядеть как можно более убедительно. — Я не знаю, что произойдет с тобой и нашей семьей даже завтра, так что… Я заслуживаю знать, правда? — бывшая принцесса нахмурилась, и Шоджи был готов поклясться, что в глазах его дочери, плотной пеленой, засели горькие слезы. Не то, чтобы мужчину действительно это тронуло, но он и сам понимал, что уже завтра он мог оказаться на плахе.       — Я расскажу, — после некоторых раздумий кивнул он. — Все дело в твоей матери. Вернее, в ее родословной. Я и сам многого не знаю, так как информация доходила очень обрывчато. Ты, верно, слышала, про своего прадеда — Тэтсуо? — Азуми кивнула, с увлечением слушая отца. Когда-то давно она тоже так слушала его — Шоджи рассказывал ей всякие легенды, и, маленькая девочка, подолгу могла сидеть у плетенного кресла отца, с упоением вслушиваясь в эти захватывающие истории. Но это время давно прошло. — Славный генерал во времена Созина, он был, в некотором роде, фанатиком. Он поклонялся одной странной идее с духом птицы Чжэнь-няо, насколько я знаю. Травма головы на войне сделала его идею еще более навязчивой, и он всерьез начал исследовать все, что связано с этой легендой. Тэтсуо, конечно, не приручил птицу, как того хотел, но, ходят слухи, что он действительно видел ее воочию, и эта птица-дух дала ему маску…       — Маску? — Азуми нахмурилась.       — Да, маску. Эта маска действительно есть, но твоя мать спрятала ее куда-то, в надежде на то, что тебя не постигнет «проклятье Чжэнь-няо» — несмотря на подавленность, адмирал нашел в себе силы на язвительность, однако бывшая принцесса была слишком увлечена, чтобы по-настоящему обращать на это внимание.       — Что за проклятье? — недоверчиво спросила женщина.       — Я и сам не знаю. Твоя мать обмолвилась только о том, что оно касается исключительно женщин ее родословной, да и то не всех, — отмахнулся отец. — Только тех, у кого есть метка в форме пера, или что-то в этом роде, — Шоджи неопределенно помахал рукой.       — У меня такая есть, — выпалила Азуми. — И у Эиджи тоже, — задумчиво добавила она. — Но, выходит, какое-то проклятье, касается только меня? — вновь нахмурилась бывшая принцесса.       — Эта маска, в любом случае, наша единственная зацепка, — пожал плечами мужчина. — А что касается того генерала…       — Я знаю его историю, так можешь мне не говорить, — раздраженно отмахнулась Азуми. Разговор с отцом, кроме, конечно, этой маски, не принес ничего нового — все это она уже знала раньше. — Я прочту эту книгу позже, а сейчас… — бывшая принцесса пододвинула к Шоджи кисть с чернилами и пергамент. Конечно, его немного смутили такие атрибуты, но он был слишком занят собственными мыслями, чтобы раздумывать еще и о таких мелочах. — Сейчас ты подпишешь этот документ, — совершенно спокойно сказала бывшая принцесса, дав отцу немного времени на то, чтобы его прочитать.       — Я никогда в жизни не подпишу это, — взвился Шоджи. — Ты с ума сошла! Что на тебя нашло, а?! — раздраженно воскликнул адмирал и предпринял попытку встать из-за стола.       — Сядь! — прозвучало совсем негромко, но четко и очень властно. Мужчина бросил на дочь гневный взгляд, и, проигнорировав ее, отправился к выходу. — Едва ты выйдешь за порог, как будешь схвачен и арестован за измену родине, — бесстрастно бросила ему вслед Азуми. Подействовало — женщина дернула уголками губ в усмешке, — отец остановился. — Ты вернешься и подпишешь это, — добавила она холодно, но, оттого, не менее властно. — Этот клочок пергамента — твой гарант на невиновность.       — Сомневаюсь, — горько усмехнулся Шоджи. Он медленно подошел и, с явной неохотой, уселся обратно. — Если то, то ты говоришь — правда, то Лорд Огня уже все решил, и тебе уж точно его не переубедить, — мужчина расслаблено откинулся на спинку стула.       Все уже решено, так какой смысл барахтаться, подобно рыбе, выброшенной на берег? — Может ты прав, и Озай не послушает простого капитана своей армии, но как насчет женщины, что делит с ним ложе? — усмехнулась Азуми, вопросительно изогнув бровь. Шоджи закатил глаза.       — Чи не станет…       — Я говорю не о ней, — перебила его женщина. Выражение лица адмирала было просто неописуемым: от изумления до гнева.       — Вот оно что, — Шоджи попытался взять себя в руки и скопировать самоуверенную улыбку дочери, но получалось плохо. — Вот почему ты не поддержала Айро тогда.       — На это было много причин, — неопределенно отозвалась бывшая принцесса. — И, уверяю тебя, эта вовсе не была основной. Неужели ты думаешь, что я не осознавала, чего ты хочешь, отец? Неужели думаешь, что я бы позволила тебе достичь твоей цели? — ядовито усмехнулась женщина. — Наивно, — хмыкнула она. — Твой план был идеален, не спорю, но только в одном ты просчитался, — Азуми заговорщицки подмигнула ему.       — Я не ожидал, что ты будешь не такой тупоголовой, как я предполагал, — презрительно выплюнул Шоджи, но женщину такое замечание лишь позабавило. Бывшая принцесса отрицательно мотнула головой.       — Поразительно, что даже после того, как я раскрыла тебе все карты, ты так и не понял, где ошибся, — насмешливо протянула женщина. — Я была уничтожена, разбита, растоптана и мне было нечего терять. Ты не учел только то, что мои действия могут быть настолько отчаянными. Ты даже и предположить не мог, — издевательски прошипела Азуми, подобно змее. — Что же касается переворота — Азулон был стар, а Айро был для тебя легкой мишенью, поэтому ты и принял ее предложение. Оставалось только уничтожить Озая, и разбитый потерей Лу Тена, — ее голос предательски вздрогнул, — Айро оказался бы в твоих руках, подобно марионетке. Затем, спустя какое-то время, Лорда Огня Айро могли найти в спальне, в мыльне, в саду или на террасе, покончившего жизнь самоубийством от горя. Как предсказуемо, право слово. Окай не был признан наследником престола, а его дети были бы слишком малы, чтобы править самостоятельно, а значит для них, на время, конечно, нужен регент. Я — ближайшая их родственница, но женщина не может править, а потому все права переходят к ее отцу. Блестяще! — криво усмехнулась бывшая принцесса. — Только вот есть один маленький просчет, из-за которого, все твои наработки пошли к Коху, в… моем лице, — Азуми усмехнулась. — Жаль.       — Я признаю свое поражение — ты победила — Шоджи, для наглядности, поднял руки. — Но это еще не значит, что ты выиграла войну, — отец боялся. Азуми поняла это по его тону, по его сдавленным жестам и растерянно-озадаченному взгляду. И, Кох, осознание того, что он, наконец, оценил всю ее силу, хитрость и изобретательность, приводило ее в мрачный восторг. Пугающий темный восторг.       — Нет, не значит, — отрицательно помотала головой женщина. — А теперь подписывай, — она очень хорошо знала, какой удар по гордости сейчас нанесла своему отцу. Заставить Шоджи переписать все наследство на, как он считал, бастарда Эиджи, значило заставить его переступить через все свои принципы. Мужчина не знал, для чего именно Азуми понадобился этот документ — не только для того, чтобы обеспечить себе и брату определенный гарант и унизить самого адмирала, но и для более масштабного хода тоже.       — Вставай, — Азуми забрала пергамент и, всего в несколько шагов, переместилась за спину отца. Женщина, не жалея силы и даже не пытаясь скрыть удовольствия, туго связала руки адмирала, хотя, право слово, он и не думал сопротивляться.       See You For What You Are — Ramin Djawadi       Когда они вышли на улицу, Шоджи, к собственному удивлению, увидел только скромный экипаж, да парочку сопровождающих. Он обернулся для того, чтобы ошарашено взглянуть на Азуми, а дочь лишь дернула уголком губ в сухой усмешке. Слуги быстро усадили его во что-то, смутно напоминающее паланкин, и уже через минуту они, в довольно быстром темпе, передвигались по направлению к столице.       — Ты везешь меня на плаху, да? — криво усмехнулся Шоджи.       — Не совсем, но мыслишь в верном направлении, — скопировала его улыбку женщина.       — Откроешь карты хотя бы сейчас, когда все кончено? — адмирал постарался придать своему голосу как можно больше безразличия.       — Если ты просишь, отец, — сухо усмехнулась Азуми. — Это было мое письмо, — начала она. — Я подделала его, отправила тому шпиону, потому что знала, что он за мной следит, а лишний взгляд, как ты уже, наверное, догадался, мне был не нужен. Затем, когда пришло время, убила его. На то была еще одна причина — заручиться доверием Джеминга мне было просто необходимо, — Шоджи, смотрел прямо на нее и слушал очень внимательно. Это было так несвойственно ему, когда дело касалось дочери. — Я вовсе не рассчитывала на такой исход, но, признаться, меня очень впечатлило, как одна бумажка, попавшая не в те руки, может вершить судьбы людей, — кратко улыбнулась Азуми. — Что же касается Озая — я много раз говорила и всячески намекала ему не доверять тебе, но здесь я не причем. Не знаю, почему он винит тебя и какие доказательства против тебя он нашел, но важен лишь исход этой цепочки, — энтузиазма у женщины поубавилось, и она расслабленно откинулась на мягкую спинку паланкина.       Воцарилась тишина: каждый думал о своем. Шоджи наслаждался последними минутами своей жизни, неотрывно следя за проплывающим пейзажем. Раньше у него не было времени на такие мелочи, как любование природой и всем, что его окружало. Так пусть хоть перед смертью оно появится.       Азуми же, неожиданно осознала, что ничего не чувствует по отношению к отцу. Это было так странно, ведь ее ненависть была слишком сильна, чтобы исчезнуть, но, похоже, недостаточна, чтобы прогрессировать. Она не чувствовала никакого ликования и ощущения победы… Только пресное безразличие, пожалуй. Она упорно отказывалась признать, что, возможно, это безразличие было смирением, потому как одно это слово вызывало в ней бурю отвращения. Женщина просто отпустила Шоджи. Не простила, нет. Бывшая принцесса никогда не простит его. Только, казалось эта постоянная ненависть утомила, истощила ее, и как только все стало решено, Азуми позволила себе отпустить эту всепоглощающую ненависть, которая, на протяжении многих лет, подпитывала, побуждала ее к действию. И когда эта ненависть оставила ее, женщина обнаружила себя свободной.       — Я говорила, что, однажды, ты пожалеешь о том, что сделал со мной, — сплошное безразличие: никаких эмоций, никакого оттенка переживаний на уставшем лице. — Теперь я могу сполна тебе отплатить.       — Если только это сделает тебя счастливой, — в тон ей отозвался отец. Азуми горько усмехнулась. Почему он по-настоящему позаботился о ее счастье лишь сейчас, почти на смертном одре? Осознание скорой кончины, очевидно, кардинально, меняло некоторых людей.       — Непременно, — Шоджи этого не видел, но с лица его дочери скатились несколько слез, и она вовсе не старалась их скрыть. Ей не было больно, нет. И она не была счастлива. Эта пустота внутри пожирала ее, и женщина не могла дать точное определение притупленным эмоциям.       Почему? Почему все должно было закончиться именно так?! Смешанные чувства, хоть и приглушенные, то и дело вспыхивали внутри женщины, и она просто не могла отпустить их. Азуми тяжело вздохнула, поправила и без того идеальную прическу, с силой сжала, а затем разжала ладони, чтобы прогнать это отвратительное ощущение дрожи.       Они прибыли к эшафоту. Погода была не слишком солнечной: ветер без остановки трепал гобелены Нации Огня, но Азуми нашла в этой непогоде что-то созвучное с нею самой. Этот ветер облегчит ее отцу смерть, и она не могла однозначно сказать, было ли для нее это хорошо или плохо, поэтому предпочла не думать об этом. На площади было слишком много людей — этот отвратительный гул раздражал женщину. Как хотелось, чтобы на мгновенье, хотя бы на краткое мгновенье, на площади раздалась тишина.       Азуми неспешно поднялась на эшафот, окинула безразличным взглядом огромную конструкцию из различных веток и сучков, что была сконструирована для казни через сожжение. Женщина взглядом нашла Озая, а рядом с ним и Азулу, и еще нескольких чиновников, среди которых, совершенно точно, были Коичи и Джао. Азуми кратко удивилась тому, что Лорд Огня решил взять с собой на такое мероприятие и дочь, но не слишком заостряла на этом внимание. Озай произнес какую-то краткую речь, очевидно, ограничиваясь лишь объяснением по поводу вины Шоджи перед Нацией Огня и, наверное, тем, почему Азуми решила казнить своего отца собственноручно. Народ воспринял первое, и, как ни странно, второе, с особым воодушевлением.       Когда бывшая принцесса вновь посмотрела на конструкцию для казни, ее отец уже был прикован, а у нее в руке был факел. Женщина, не раздумывая, подожгла конструкцию — огонь распространялся быстро. Азуми смотрела прямо на отца, и почти физически ощущала, насколько безразличным, в тот момент, было ее лицо. Ни один мускул не дрогнул — словно идеальная маска. Женщина сделала то, что должна была и то, что хотела и, право слово, ничего не чувствовала. Совершенно ничего — ни хорошего, ни плохого, словно все это происходило вовсе не с ней, не с Азуми.       В ее руке дотлевал факультет-огарок.       Крики Шоджи оглушали, и бывшая принцесса едва сдерживалась, чтобы не зажать себе уши — даром, что на это действие смотрело множество людей. Азуми буквально заставляла себя смотреть, ведь она должна была. Она обязана была смотреть в лицо своим страхам, ровно, как и последствиям своих решений и действий. Несмотря на сильный ветер, ее отец, все равно, умирал медленно. Или это ей так казалось.       Запахи дыма и паленой кожи крутили внутренности Азуми, и ее мутило. Глаза слезились, а жар от костра, казалось, окунал женщину куда-то в Диюй.       Когда все, наконец, закончилось, и от Шоджи осталась лишь горстка пепла, Азуми позволила себе сбежать в дворцовые покои и успокоиться опиумом. Уже завтра ей будет нужно продолжать свою игру, но, этой ночью, видения будут, как всегда, настойчиво беспокоить ее.       Впереди предстояла неделя Поминания Усопших.