***
Азуми была в бешенстве. Едва только она захлопнула дверь собственных покоев, как не сдержала собственного раздраженного рыка и парочки опрокинутых со стола пустых кубков. Женщина редко выпускала пар подобным способом; она вообще редко бесновалась настолько открыто, и вряд ли бывшая принцесса знала кого-то, кроме Чи, кто бы мог разгневать ее подобным образом. Эти две недели во дворце показались ей раздражающей насмешкой со стороны ее сестры, Тамико, Озая, Коичи… Да и вообще любого ее недруга. Все они хотели так по-глупому унизить и вывести женщину из привычного ей состояния самоконтроля. Азуми, пожалуй, была слишком занята собственным гневом для того, чтобы проверить собственные покои на наличие в них нежеланного гостья, поэтому крайне удивилась, когда обнаружила такового: — Так меня еще никто не встречал, — наигранно-озадаченно воскликнула Азула, удивленно вскинув брови. Азуми, на мгновенье, замерла, а затем резко обернулась, открывая дочери Озая свой «великолепный вид» на лице. — Судя по тебе, вода в фонтане была очень освежающей, — насмешливо хмыкнула принцесса, удивленная тем фактом, что застала Азуми, которая всегда выглядела идеально, в столь неподобающем виде. — О, да, принцесса, вы правы — «несвежая», — женщина раздраженно закатила глаза, пародируя свою сестру, — вода из кубка Чи, пришлась мне очень по душе, — язвительно прошипела Азуми. Похоже, это был тот самый момент, когда женщина совершенно себя не контролировала, и, оттого, выглядела крайне смешно. Дочь Озая позволила себе еще одну продолжительную усмешку, совершенно не заботясь о том, насколько издевательски она могла выглядеть со стороны. — А особенной чести удостоилась моя голова — даром, что беспрепятственно глядел на меня в этот «знаменательный» момент, весь Королевский двор, — скривилась бывшая принцесса, с остервенением выдергивая из своей прически гигантские шпильки. В другой ситуации такое поведение женщины вызвало бы раздражение Азулы, но, в данном случае — лишь позабавило. — О, я бы все отдала, чтобы посмотреть на это зрелище, — злорадно заявила дочь Озая, но Азуми, больше занятая стиранием безнадежно испорченного макияжа, проигнорировала девочку. — Увы, единственное, что я могу тебе предложить, — на мгновенье замялась Азула, а затем извлекла из своего кармана белоснежный платочек, бросив его женщине. Женщина поймала ткань на лету, нарочно закатывая глаза так, чтобы это заметила девочка. — И, все же, что привело тебя сюда, Азула? — спросила бывшая принцесса, и ее лицо довольно быстро приобрело сосредоточенный оттенок. Дочь Озая, которая обычно всегда сразу переходила к делу, на этот раз, замялась. — Ты стала посмешищем для двора еще раньше, чем ты думаешь, — прямо высказалась девочка. Азуми бросила на нее краткий взгляд, поджав губы. — Объясни. — Ты много выпиваешь, водишься со всяким сбродом, порочишь имя своей семьи и мужа… — с привычным ядом тянула Азула. Похоже, что ей действительно нравилось швырять в людей их недостатки самым грубым образом. Азуми находила это удивительным и раздражающим в равной степени. — Я даже слышала о том, что ты употребляешь что-то, кроме алкоголя, — нахмурилась она. — Кажется, это какая-то дрянь, которую производят в наших колониях, — бывшая принцесса предпочла молчание, но было видно, что ей совсем не нравилось то, куда клонила дочь Озая. — Ты сдалась Азуми, и это меня разочаровало в тебе, — в тоне Азулы скрывалось что-то еще, куда более глубокое, чем привычный яд. Однако, как казалось самой девочке, она лишь хотела спровоцировать женщину. Бывшая принцесса оторвалась от своего занятия и пронзительно посмотрела прямо в глаза Азулы, и дочери Озая, право слово, стало не по себе. Этот взгляд был темным и холодным. Было ли такое возможным? Девочка была уверенна, что нет. Вот только упрямо подавляемая ею самой, едва заметная дрожь твердила об обратном. Прошло немало времени, прежде чем Азула смогла избавиться от этого настырного ощущения странной угрозы. Девочка была уверенна, что Азуми вовсе не хотела пугать ее таким образом или как-то подавлять взглядом, как это, например, безуспешно пыталась сделать Чи, ведь они обе отлично знали, что на нее это не действовало. Всю тяжесть, которую испытала дочь Озая, был заключена не в этом взгляде, а, скорее, в его жуткой, темной глубине. Азула никогда не верила в подобное, и была даже больше, чем просто скептиком — ее помыслы уходили далеко вперед и часто граничили с радикальностью, но здесь она ясно ощутила нечто новое: совершенно угрожающее, даже пугающее, и, оттого, не менее интересное. Пожалуй, одно только любопытство принцессы, позволило ей рассуждать свободно, и такая раскованность собственных мыслей заставила ее думать о том, что во взгляде Азуми была не только, пока не понятная ей, темная сторона, но и… власть. Она могла поклясться, что это было именно так. Азула уже видела нечто подобное во взгляде отца — уверенность, размеренность, непоколебимость, могущество. Это было и во взгляде Азуми тоже. Дочь Озая позволила себе искренне удивиться этому факту. Конечно, она и так догадывалась-знала, что у бывшей принцессы было прошлое и настоящее, полное разнообразных секретов, но осознала это по-настоящему, пожалуй, только сейчас. Именно в этот момент девочка поняла, что за всей этой яркой, красочной маской, которую, на протяжении всей своей жизни, носила Азуми, скрывается нечто совсем-совсем другое. Глубина — это слово просто напрашивалось, удобно ложилось на язык. Азуми была «себе на уме», и девочка, впервые за все это время, осознала, что и у этой женщины были свои, не всегда понятные, мотивы и амбиции. Иначе, она вряд ли зашла бы так далеко после смерти Лу Тена, ведь больше не являлась той, кем была раньше. Так Азула лишь сильнее укрепилась в мысли о том, что ей необходимо было убедить женщину примкнуть к ней, когда дело будет касаться Чи. — Что тебе нужно, Азула? — девочке показалось, что бывшая принцесса сказала это сквозь зубы, но, похоже, это не было правдой, ведь ни один мускул на ее лице не дрогнул в раздражении или чем-то подобном. Возможно, она обманывалась или была недостаточно внимательной, чтобы это заметить, но дочь Озая откинула эти глупые мысли прочь. Уже то, что она умела безошибочно анализировать человека по его мимике и эмоциям, говорило о многом, не так ли? Азула быстро приблизилась к женщине и протянула ей какой-то кусочек пергамента. Выражение лица девочки было нечитаемым, но в ней, все равно, чувствовалась некая уверенность и даже непоколебимость. В ее намерениях, по крайней мере, уж точно. — Надеюсь, что эта дрянь не вышибла тебе сознание окончательно, — брезгливо поморщившись, в своей характерной манере протянула Азула и скрылась за дверью. Азуми позволила себе сухо усмехнуться, когда обнаружила, что даже маленькая принцесса, похоже, решила плести свою интригу. Женщина, почти сразу, отогнала легкую мысль о том, насколько неправильно было то, что один ребенок хочет избавиться от другого ребенка. Когда дело касалось трона и власти, стирались все возможные границы. Иначе, зачем бы Азула стала назначать ей встречу в полночь у старого фонтана? На ум приходило только одна мысль, и, Азуми была уверенна, что она была верной. «Завтра. Старый фонтан у внутренней стены. Полночь». Бывшая принцесса заворожено смотрела на мятый пергамент, сгорающий над крохотным пламенем свечи, и размышляла о том, что, возможно, Азулу также стоило включить в ее план.***
Азуми, к собственному разочарованию, не нашла в дневнике матери ничего полезного. Там были какие-то абстрактные записи или песни, которые она, возможно, пела бывшей принцессе в детстве, ведь женщина припоминала нечто подобное. Единственное, что Азуми могла интерпретировать, было упоминанием холма Донфэн, что располагался на окраине столицы. Шиджу отзывалась об этом месте как о том, где хотела быть похороненной, ведь там, намного раньше, были похоронены и ее родственники. Бывшей принцессе не доводилось бывать на холме Донфэн, но, только потому, что ее мать была погребена в фамильном склепе ее мужа, так что и надобности посещать это небольшое кладбище не было. Ramin Djawadi — My Watch Has Ended Азуми приехала туда к закату. Ветер был сильный и холодный — такой, что с силой откидывал назад длинные вороньи волосы бывшей принцессы, заставляя ее недовольно щуриться и поминутно ежиться. Зима в столице никогда не была слишком холодной, но женщина, в такое время года, всегда предпочитала меха простым накидкам. Азуми вновь пришла к выводу, что, с годами, стала все больше походить на мать. По крайней мере, насколько она могла помнить и судить об этом. Азуми сама не знала, зачем пришла сюда в это время и что хотела найти — словно кто-то другой вел ее незримою рукой. Возможно, ее интуиция была настолько хороша для того, чтобы подсказать ей, что это было правильным решением. Бывшая принцесса прошла немного вперед, оставляя позади множество странных могил, с едва заметными гравировками на них — иногда она останавливалась, кратко рассматривала, проводила рукой по рыхлому камню, не вчитываясь в имена своих предполагаемых дальних родственников, и шла дальше. Множество из могил были безымянными или на них была указана только дата рождения и смерти, которая была сходной — похоже, что это были могилы детей, и Азуми позволила себе мысль о том, что, быть может, виною смертей ее детей действительно была ее кровь. Возможно, это было тем самым проклятьем по женской линии, ведь что могло быть страшнее, чем потеря ребенка? Однако женщина не бралась всерьез судить об этом. Азуми посмотрела ввысь: небо заволокло странными тучами — их цвет не был темно-синим или серым, а, скорее, ярко-оранжевым, багряным, словно кровь. Ветер усилился, и ей бы стоило вернуться в кортеж и поспешить домой, но женщине не хотелось — что-то тянуло ее туда, на самый край, что-то необъяснимо сверкало для нее в небе, будто маленькие звезды. Это были лишь огни ночного города, а не небесные светила, как подумала Азуми, хотя это выглядело именно так. Немного поодаль от основной тропинки, почти у самой верхушки холма, женщина заметила чью-то одинокую фигуру и ускорила шаг. — Восточный ветер — ветер перемен, — едва Азуми достигла цели, как услышала хриплый голос, что прорезался сквозь завывания ветрища. — Акайо? — громко воскликнула женщина, пытаясь отдышаться, поминутно заправляя непослушные пряди волос за ухо. — Шиджу была права, — усмехнулся мужчина, и шрам на его лице заиграл как-то по-новому. В глубоких глазах мужчины поселилась нескрываемая горечь, причину которой Азуми понять не могла. — Моя мать? — женщина не пыталась скрыть удивления. — Откуда ты знаешь ее? В чем она была права? — Акайо долгое время молчал и смотрел куда-то перед собой. — Отвечай, — нетерпеливо потребовала Азуми, вопреки своей обычной сдержанности, и, в то же время, совершенно не заботясь о том, что должна была относиться к этому мужчине с почтением. По крайней мере, он заслуживал его как никто другой, как она сама не раз признавала. — До этого дня я не понимал, что она имела в виду тогда, — мужчина прошел дальше, и бывшей принцессе пришлось последовать за ним. — А сейчас, наконец-то, понял, — по-доброму усмехнулся он. Женщина молчала, неотрывно следя за каждой эмоцией на его лице. — Она просила меня присмотреть за тобой на войне. — На войне? — недоуменно нахмурилась Азуми. — Шиджу мало говорила мне о будущем, но все, о чем она рассказывала — все было правдой, все сбывалось, — Акайо, казалось, и сам был поражен этой догадке. — Она сказала, как и когда умрут твои дети, — женщина вздрогнула под его пристальным взглядом. Все это казалось ей не реальным, но, отчего-то, ей стало по-настоящему страшно. — Сказала и о Лу Тене, и о двух других мужчинах в твоей жизни. Сказала о твоих подругах, чья смерть застыла кровью на твоих руках. Сказала о твоих многочисленных браках с влиятельными мужчинами. И ещё… она сказала, что ты достигнешь того, чего хочешь, и даже больше, но чем дальше ты будешь идти, тем меньше любви останется в тебе и для тебя, — Азуми глядела перед собой не в силах поднять глаза. Внутри что-то с противным треском обрывалось. Акайо ведь не мог знать этого всего. — Сказала, что Шоджи умрет обманутым. Умрет от твоей руки, — Акайо рассказывал спокойно, словно все это давно было в прошлом. И, конечно, он не мог почувствовать, какой обманутой женщина себя ощущала — многим была известна ее судьба. Многим, но не ей самой. — Молчи, — Азуми не хотелось знать об этом, не хотелось слышать ничего, что было связано с ее матерью. — В одном Шоджи был прав — она была ведьмой. Проклятой ведьмой, с порченой кровью! — слова вырвались непроизвольно, но бывшая принцесса вовсе не жалела об этом. Эта бесчувственная женщина была жестока в каждом своем слове даже после своей смерти, как выяснилось. К тому же, ее мать оставила их с братом. Заставила Азуми повзрослеть и беречь Эиджи от монстра-отца. В этом, на самом деле, не было вины Шиджу, но бывшая принцесса не смогла потушить в себе обиду, осуждение и перманентное чувство одиночества, которое выжгла в ней ее мать. Она оставила ее. — Шиджу спасла вас, — мужчина повысил голос, и женщина заметно стушевалась в ответ, хотя это было не в ее характере. — Неужели ты думаешь, что она умерла в родах? — Акайо был действительно зол, как если бы ее слова нанесли ему личное оскорбление. — Ты ведь никогда не верила Шоджи, — более спокойно добавил он, глядя на нее в упор. — И что это значит? — Я многого не знаю, и скажу только то, в чем уверен, и то, что сказала мне твоя мать, — его тяжелый взгляд, казалось, незримо тушил ней всяческие чувства, оставляя внутри только ощущение отвратительной беспомощности. — На ее роду было проклятье и все дети, которые рождались с такими метками… — мужчина резко дернул Азуми за руку и обнажил запястье, скрытое большим слоем длинных шелковых рукавов. Женщина никогда не скрывала свое родимое пятно, но и не стремилась демонстрировать его на публике: оно было похоже на перо с острыми углами и было едва различимым на фоне белоснежной кожи. Одни говорили, что этот знак символизировал цветок какого-то древнего растения, другие — молнию. — Должны были умереть в течении пяти лет, — судя по ее пораженному взгляду, Акайо мог сделать вывод, что женщина не знала об этом. Она, отчего-то, болезненно скривилась, хотя он уже не держал ее за руку так сильно. Женщина вырвалась из его хватки, потерла запястье, хотя и не чувствовала никакого дискомфорта, опасливо отступила назад. — Все мои дети были с такими метками, — негромко сказала Азуми, и в ее глазах мелькнула истинная материнская боль. Акайо уже видел нечто подобное во взгляде Шиджу однажды, и был поражен тем, насколько ее дочь была на нее похожа. — Я не знаю, что произошло в ту ночь, но Шиджу заключила сделку с духом Чжэнь-Няо, где условием была ваша жизнь в обмен на ее жизнь, — бывшая принцесса сильно нахмурилась, обняла себя руками, и отступила от Акайо еще на один шаг. — Полагаю, что ты видела сгоревшее строение позади фамильной усадьбы, когда была там с Шоджи, — мужчина быстро двинулся дальше, словно и не говорил с Азуми. — Но это невозможно! — выкрикнула ему вслед женщина. Акайо ее не услышал или не хотел слышать, поэтому бывшей принцессе пришлось последовать за ним. — Убедись сама, — тихо сказал мужчина, и указал на одну из многих, ничем не примечательных могил. Азуми медленно, буквально с опаской, подошла к указанному надгробному камню, небрежно смахнула что-то вроде пыли, и прищурилась для того, чтобы прочитать едва заметную, несмотря на относительно недавнее возведение этой могилы, гравировку: «Шиджу Фудзивара-Мидзуно — 45 ПГ — 77 ПГ» Женщина нахмурилась сильнее, бросив на Акайо недоверчивый взгляд. — Почему я должна тебе верить? Такой же надгробный камень есть и в фамильном склепе моей семьи, — Азуми поднялась и подошла к мужчине почти вплотную, словно пыталась даже физически как-то давить на него. — Разве того, что я сказал недостаточно, Азуми? — искренне изумился Акайо. — Твой отец, Шоджи, лично хоронил твою мать здесь, вместе со мной. На следующий день, он подменил ее тело и сказал, что она скончалась почти сразу после родов, — бывшая принцесса отвернулась. — Она сгорела заживо, да? — Азуми спросила безучастно, используя свою решительную и полную закрытость, почти отрешенность, когда дело касалось ее матери, как защиту. Едва ли женщина могла бы вынести боль осознания как-то по-другому, хотя и всячески отрицала это. — Да, — севшим голосом подтвердил он. — А ты? Какое отношение к этому всему имеешь ты? — требовательно спросила бывшая принцесса, мгновенно переключаясь от невыносимых мыслей. Позорное бегство. — Я любил ее, — почти незамедлительно ответил Акайо, и Азуми была готова поклясться, что он сказал это с такой пылкой искренностью, что ей совсем не хотелось спорить или как-то опровергать это. — И люблю до сих пор, — этот разбитый взгляд, полный горечи и чего-то еще, напоминал Азуми ее собственный, и это доставляло ей почти физическую боль, поэтому женщина поспешила отвернуться. — Восточный ветер — ветер перемен… Что это значит? — Азуми перевела взгляд на далекие огни ночного поселения на окраине столицы, что маячили где-то вдалеке, скрытые туманом. Сил на продолжение этого допроса в ней не осталось — лишь странное опустошение дарило столь желанное удовлетворение. — Я не знаю, — пожал плечами мужчина. — Шиджу говорила, что ты придешь сюда в этот день на закате и постепенно поймешь все, что нужно. Полагаю, что она сказала мне лишь то, что хотела, чтобы я передал тебе, — Азуми сильнее закуталась в меха — восточный ветер — холодный ветер. — Шоджи все время говорил мне, что Эиджи, на самом деле, не его сын, — в ее голосе скользил едва заметный, не требовательный вопрос. — Это знание, к сожалению, Шиджу унесла с собой в могилу, но даже если это так, то я бы не хотел, чтобы Эиджи знал об этом, — спокойно ответил Акайо, и бывшая принцесса не стала вдаваться в подробности. — Выходит, что Шоджи знал о тебе, — предположила женщина. — Неужели он закрывал глаза на все это? — Азуми действительно было интересно знать, как этот факт вытерпел ее отец. — Не совсем, — хрипло рассмеялся мужчина. — После смерти Шиджу этот старый черт назначил мне честную дуэль, в которой вышла ничья. Он оставил мне жизнь, и знал, что, несмотря на все, что было, я прослежу за тобой на войне, — Азуми усмехнулась. — Странный способ проявить отцовскую заботу, — язвительно протянула женщина. — Он был другим до ее смерти. Полагаю, что она даже нравилась ему, — поделился Акайо. — Я помню, каким он был. Смутно, но помню, — на лице Азуми отразилась глубокая задумчивость напополам с печалью. Воцарилось продолжительное молчание. — Это он тебе оставил на память? — с легким намеком на смешок спросила женщина, кивком головы указывая на шрам Акайо. Мужчина тоже усмехнулся и утвердительно кивнул. Азуми не знала, что еще добавить, поэтому, как и ее собеседник, отвернулась и подставила лицо холодным порывам ветра. Что-то холодное внезапно коснулось ее лица, и бывшая принцесса поморщилась. Азуми смахнула это «что-то» и лишь потом осознала, что это «нечто» было маленькой снежинкой. Женщина поймала несколько мелких снежных хлопьев в ладони, и они растаяли в ее руках также быстро, как и появились. — Никогда не видела снегопада в столице, — нахмурилась женщина. — Кажется, он был в день моего рождения, когда-то давно. По крайней мере, так мне сказал отец, — она обернулась к Акайо, но тот лишь пожал плечами. — Шиджу просила меня передать это тебе тогда, когда пойдет снег, — он покопался в сумке и извлек из нее что-то, обернутое в старую ткань. — Я, признаться, тогда не придал ее словам значение, не поверил, но, как она сказала — все было предрешено, — Азуми приняла вещь с интересом: это было что-то тяжелое и холодное, странной изогнутой формы. Женщина развернула сверток — маска. Та самая, про которую ей рассказывал Шоджи. Азуми улыбнулась так счастливо, так по-детски. Пожалуй, она сама от себя такого не ожидала. — Подожди, — она догнала Акайо, когда поняла, что слишком увлеклась разглядыванием загадочного предмета. — Просила ли она передать мне что-то еще? — с какой-то странной надеждой в голосе спросила Азуми, хотя и сама не знала, что именно хотела услышать. — Шиджу сказала, что ты сама все поймешь, когда придет время, — мужчина приостановился и обернулся. — Благодарю, — поспешила добавить она. Мужчина коротко улыбнулся ей в ответ. — До свидания, Акайо, — бросила она на прощанье и вновь принялась разглядывать легендарную маску. Она не знала почему, но была очень воодушевленна тем, что смогла найти ее, пусть и не лично. — Прощай, Азуми Мидзуно, — бывшая принцесса была слишком занята собственными мыслями, чтобы по-настоящему обратить внимание на его слова. И вряд ли она поняла, что, возможно, он прощался с ней навсегда.***
Она не ожидала, что Озай позовет ее этой ночью, но против тоже не была — разведать обстановку казалось ей необходимым. Мужчина выглядел крайне задумчивым, но не напряженным, как это бывало обычно. Его привычная агрессия, которую — Азуми была уверенна, — Лорд Огня должен был проявить по отношению к ней, сменилась на что-то более пассивное. Он был достаточно терпелив по отношению к женщине, и, в своем понимании, даже нежен. По крайней мере, сегодня для Озая было предпочтительнее уколоть ее словами, чем укусить по-настоящему, совершенно не заботясь о том, как потом сложно будет скрыть след. Особенно, если он был оставлен на видном месте. Пожалуй, это было тем единственным, что Озай всегда немного выпускал из своей железной руки, контролирующей все. Он просто был уверен в том, что Азуми была достаточно умна для того, чтобы позаботиться обо всем сама — это также было единственным, в чем мужчина мог полностью ей доверять. Сегодняшнее его поведение немало удивило бывшую принцессу, но она предпочла молчать и лишь наблюдать со стороны. — Помоги мне одеться, — женщина покорно исполнила приказ. Сегодня они оба молчали намного больше обычного. В отличие от Озая, Азуми выглядела собранной и сосредоточенной. Все ее мысли сейчас занимал Лорд Огня и его странное поведение. Без сомнения, все это было не к добру. — Разве я говорил тебе уходить? — совершенно спокойно спросил мужчина, глядя на какой-то документ. Бывшая принцесса застыла в дверях, бросила короткий взгляд через плечо, и вернулась обратно. Она напряглась сильнее, когда Озай молча кивнул ей на ковер, чтобы она могла расположиться там. Азуми предпочла настороженность расслабленности, поэтому даже физически ощущала, как сильно напряглась сама, и видела, как противоречиво, но по-настоящему был расслаблен мужчина. Это привело ее замешательство. Возможно, он хотел усыпить ее бдительность или вести в заблуждение подобным поведением. Озай поставил перед ней кувшин с неизвестным содержимым, два кубка и, через некоторое время, сел сам. Он наполнил чаши и протянул одну из них ей. Азуми взяла ее не колеблясь, но и свое удивление уже не скрывала. Долгое время они просто молча пили, и каждый витал в каких-то своих мыслях. Азуми по-прежнему находила все это иррациональным, но крепкий напиток смог немного расслабить ее, и затуманить занятый подозрениями разум. — Сегодня я пришел к выводу, что, несмотря на то, что меня окружают тысячи подданных, среди них не одного, с кем бы я мог просто выпить вина, — объяснил Озай, смотря куда-то перед собой. Мужчина позволил себе краткую пресную усмешку — отстраненную, как и он сам. Азуми бросила на него недоверчивый взгляд. — Ты показалась мне наименее раздражающей кандидатурой, — бывшая принцесса уловила некую долю издевки в его словах, но отвечать на них не хотелось, ни ответной издевкой, ни лестью. — Я предпочитаю пить одна, — пожала плечами женщина, но она вовсе не имела в виду ничего, что могло касаться Лорда Огня. — Так я уверенна в том, что я пью — отчего-то поежилась она. — И это значительно снижает риск быть отравленным. Озай усмехнулся несколько более участливо. Молчание казалось правильным. — Иногда я думаю, какой могла бы быть моя жизнь вне в дворца, — Азуми решила разрушить продолжительную тишину, но и продолжать не спешила. — Размеренной, спокойной, счастливой и настоящей, — казалось, что это и было тем, о чем всегда мечтала бывшая принцесса. По крайней мере, воодушевление, с которым она говорила, убеждало в этом Озая. — Но каждый раз, когда я возвращаюсь сюда, то понимаю, что нет места, где я бы чувствовала себя уютнее и раскованнее, чем жуткий, необъятный, холодный и величественный дворец Нации Огня, — женщина потерла запястье, и собственное прикосновение показалось ей слишком холодным. Похоже, что она, с годами, все больше стала напоминать свою мать. Она не переставала думать об этом, но и отгоняла столь невыносимые, в связи с недавними событиями, мысли прочь. — Тогда я понимаю, что другая жизнь мне чужда. — Правящей семье вообще чуждо все человеческое, — коротко изрек Озай, и хотя его лицо было нечитаемым, Азуми уловила в нем легкий намек на невеселую усмешку. — Возможно, она была права тогда, — губы женщины растянулись в сухой улыбке. — Возможно, — задумчиво согласился Лорд Огня. — Жалеть уже бессмысленно, — сказала бывшая принцесса скорее для себя, чем для мужчины. — А кто сказал, что я жалею? — с легким намеком на раздражение поинтересовался Озай. — Сожаления — удел слабых, — Азуми почему-то подумала о том, как сильно дочь мужчины была похожа на него. Во всем. — Значит все мы — намного слабее, чем думаем, — бывшая принцесса позволила себе высказаться свободно, но, к удивлению, не встретила сопротивления. — Каждый сожалеет о чем-нибудь. — Ко мне это не относится, — весьма категорично заявил мужчина. — Но, раз уж мы заговорили о слабых, то я хочу услышать, о чем сожалеешь ты. Азуми напряглась, ведь отчетливо почувствовала, что Озай проверял ее. Она не знала зачем и как именно, но была в этом уверенна. — Только об одном… — тихо начала она, спустя некоторое время. — Я сожалею о том, что не родилась магом огня, — это, отчасти, действительно было правдой, и, в то же время, помогло женщине избежать ненужного разговора. — Огонь не терпит слабых, — с нажимом сказал мужчина. — Вода — элемент гибкости и смирения, Земля — упрямства и твердолобости, но они оба прощают слабость, — с ожидаемым пренебрежением отозвался Озай. — Но Огонь — нет. Огонь — элемент силы, могущества и энергии. Нет ничего сильнее и опаснее огня, — чем старше он становился, тем сильнее и больше убеждался в этом на собственном опыте, так что действительно знал, о чем говорил. — По крайней мере, у меня хватает силы, чтобы признаться в том, что у меня есть слабость, — зачем-то попыталась утешить себя Азуми, хотя вовсе в этом не нуждалась. — Не лучший повод для гордости, — саркастично подметил Лорд Огня. Бывшая принцесса только пожала плечами. — У меня есть подозрения, что Коичи связан с Орденом Белого Лотоса, — сказал Озай через некоторое время, и эта фраза позволила Азуми понять, что все вернулось в прежнее русло. — Возможно, — пожала плечами женщина. Казалось, она вовсе не удивилась, хотя и взяла себе это на заметку. — Я сомневаюсь, что Айро действовал один, а если все так, как ты говоришь, то поимка одного позволит нам выйти на них всех, — предположила она. — Что требуется от меня? — Ничего, кроме бдительности на этот раз. Постарайся чаще наблюдать за ним — важна любая деталь. Что касается всего остального, то этим займусь я лично, — Озай бросил на Азуми краткий взгляд. — У тебя неплохое амплуа, — женщина вопросительно взглянула на Лорда Огня. — Продолжай в том же духе — пусть он будет уверен, что ты всего лишь распутная женщина, которая сдалась после первого же удара судьбы, — усмехнулся он. Бывшая принцесса поежилась, стараясь не выдавать своего негодования и разочарования. Неужели она так предсказуема? То, как быстро Озай догадался о тактике ее поведения, приводило ее в замешательство. Азуми поднялась и вернула кувшин с кубками на стол, но уходить не спешила. — Кроме того, я слышал, что ты близко общаешься с… — Лорд Огня поморщился, словно от головной боли, — с сыном Кэзуо Ватанабэ. — Таро? — женщина нахмурилась. — Да, кажется с ним, — Озай, право слово, не помнил его имени. — Его отец тоже, вероятно, причастен к Белому Лотосу. — Я могу проследить и за ним, если нужно, — женщина старалась оставаться спокойной, но была слишком удивлена для того, чтобы полностью это скрыть. — Или поговорить с Таро — я точно уверенна, что он не причастен, — Азуми вовсе не собиралась за него вступаться, но это было правдой. — Нет, — холодно перебил ее Озай. — Кузэо не имеет такой вес, как Коичи, так что ты должна сосредоточиться на нем и только на нем, — категорично высказался мужчина. — К тому же, как ты уже верно подметила: если мы выйдем на одного, то мы выйдем на всех, — добавил он уже более демократично. — Я поняла. Есть еще кое-что, — замялась Азуми, но лишь для того, чтобы привлечь его внимание. — Тебе стоит усилить охрану Чи, — Озай взглянул на нее с толикой едва заметного, но удивления. Он хорошо знал, что сестры не то, что не ладили, а терпеть друг друга не могли. Кроме того, это был первый раз за те два месяца беременности Чи, когда бывшая принцесса вообще подняла эту тему. — Если Белый Лотос попытался покуситься на тебя и наследников раньше, то где гарантия, что что-то подобное не произойдет с ней? К тому же, ребенок в утробе матери гораздо более уязвим, — казалось, она действительно знала, о чем говорила. Озай попытался найти в лице и словах женщины хоть капельку неискренности, но, похоже, Азуми действительно была настроена вполне честно и серьезно. — Я займусь этим, — согласно кивнул Лорд Огня. — Можешь идти. Азуми подумала о том, что он, возможно, оценил ее заботу о Чи, ведь это позволило бы ей немного отвести подозрения от себя. Она искренне надеялась, чтобы хотя бы этот обманный маневр удался. Игра принимала серьезный и опасный оборот, и бывшей принцессе не хотелось проиграть. Однако Азуми пришлось отложить месть Чи, на некоторое время, ведь все оказалось куда сложнее, чем она думала.