Азуми тяжело вздохнула — грудь обжег воздух, насыщенный благовониями. Не раскрывая глаз, женщина прислушалась к тишине того места, где она находилась. Не было сомнений, что рядом с ней была служанка, которая, похоже, как-то взаимодействовала с водой, судя по специфическим звукам.
Бывшая принцесса долго собиралась с мыслями, лежала неподвижно, притворяясь, что все еще пребывая во сне. Азуми уже знала, что ее ребенок, скорее всего, мертв — пусть пока только в ее мыслях, но она не хотела знать наверняка. Ей хотелось задержать эту призрачную веру хотя бы на мгновенье — всего мгновенье. Возможно, ее ребенок просто спал рядом с ней? Женщина зажмурилась и вытянула руку, чтобы коснуться пустого холодного пространства рядом и тихо выдавить:
— Где?.. — слова Азуми были прерваны коротким испуганным вскриком и, похоже, падением таза с водой. Служанка подскочила к бывшей принцессе, вынуждая ее неохотно открыть глаза. — Где мой ребенок? — едва слышно прохрипела женщина, чтобы встретиться с неуверенно-жалостливым взглядом девушки, что хлопотала над ней.
— Госпожа… — служанка отрицательно покачала головой, но Азуми будто не обратила на это внимания, совсем не облегчая ей задачу. — Мне так жаль…
— Где мой ребенок? — сказала бывшая принцесса с большим напором, с трудом принимая сидячее положение, вопреки болям во всем теле и вялым возражениям своей оппонентки. Азуми прожигала служанку пронзительным и нездоровым взглядом — влажные покрасневшие глаза придавали женщине больной вид. Девушка вздохнула и потупила взор, чтобы выдавить с заметной жалостью:
— Он умер, госпожа.
Азуми зажмурилась, чтобы скрыть слезы, застывшие в глазах. Полный тяжести вздох обрушился на тишину комнаты. Служанка следила за бывшей принцессой с опаской, из-под опущенных ресниц: женщина не открывала воспалённых глаз, и ее губы то дрожали, то дергались в некотором подобии нервной улыбки. И служанке, и самой Азуми было сложно определить, отчего бывшая принцесса содрогалась: от сковывавших ее ярких и различных эмоций, или же от жара.
— Я желаю его увидеть, — хриплый голос Азуми трепетал так печально, что и девушка не сдержалась, когда скромно утерла несколько слез, упавших на ее румяные, словно спелые яблоки, щеки.
— Но… — служанка замялась. — Госпожа, вы боролись с недугом почти три дня и… — повисла давящая тишина; бывшая принцесса, отчего-то, посмотрела на девушку с такой ненавистью, что та содрогнулась под ее взглядом.
— Пошла вон! Убирайся! — несмотря на мерзкое саднящее ощущение в горле, бывшая принцесса воскликнула это достаточно громко, чтобы напугать девушку такой резкой переменной настроения. Азуми нельзя было оставлять одну на продолжительное время, но служанка не могла ослушаться.
Когда дверь с глухим скрипом закрылась, бывшая принцесса позволила себе обессилено рухнуть на подушки. Женщина приложила руку к своему рту, подрагивающим губам, чтобы заглушить рыдания, сделать их едва слышными, почти незаметными.
Азуми знала, что у нее не будет детей, знала, что никогда не стоит обнадеживать себя так сильно, как это делала она, но неужели… Неужели бывшая принцесса не могла получить хоть малой толики того, чего так желала? Женщина получала только удар за ударом, и они все словно были призваны для того, чтобы сломать ее окончательно.
***
Audiomachine — The Truth
Холодные порывы ветра, врывающиеся в комнату через распахнутые двери, что вели на балкон, задули огни всех свечей и умиротворяюще-красиво колыхали распущенный тюль балдахина. Было бесснежное, но морозное, как для двенадцатого месяца, утро.
Азуми сидела на полу, увлеченная игрой на гучжэне, и изредка прерывалась для того, чтобы коснуться едва заметных кровавых пятен на циновках. Вероятно, служанки старательно замывали эти багровые разводы, пока она спала. Женщина смотрела на них безразлично, словно со стороны; как если бы совершенно не представляла, откуда они взялись здесь.
Бывшая принцесса практически не ощущала холода, но девушки, которые прислуживали ей, с притворной заботой, накинули мантию на ее хрупкие плечи, прежде, чем уйти. Азуми постоянно смотрела в сторону холодного утреннего света — света, что лился сквозь распахнутые двери и так красиво обрамлял ее уставшее, неестественно бледное лицо.
Женщина будто видела все это со стороны.
У нее сковывало пальцы от холода, и бывшей принцессе казалось, что она и вовсе их не чувствовала — только слышала иррациональный треск
костей веток в камине. Женщина без устали играла на гучжэне, ведь только музыка тонкой гранью отделяла ее от падения в тишину. Наедине со своими больными мыслями.
Бывшая принцесса услышала, как негромко скрипнула и закрылась дверь, как зашелестели подолы накидки. Неспешный и уверенный шаг Озая было несложно узнать. Вероятно, мужчина сейчас стоял позади нее, но ей не хотелось оборачиваться. Азуми глубоко вздохнула, вновь коснувшись струн — зазвучала отрывистая печальная мелодия.
Лорд Огня позволил себе невольно заслушаться, хотя он знал, что женщина играла на арфе куда искуснее. Азуми никогда не любила гучжэн. Она считала его звучание то слишком грубым и громким, то чересчур тихим и скрипящим — словом, не таким, как нужно, — поэтому для Озая оставалось загадкой, почему в этот раз она предпочла гучжэн ее излюбленной арфе.
Бывшая принцесса надеялась, что мужчина не заметил, как сильно у нее дрожали руки и какой напряженной была она сама. Азуми едва сдерживалась, чтобы не закричать, потому что позади нее, всего в нескольких метрах, был ненавистный до одури ей человек. Женщина сдерживала все, что было у нее внутри и что так отчаянно хотело вырваться из ее груди, лишь затрагивая струны цитры сильнее, резче, яростнее обычного, отчего мелодия приобретала острые, нетерпеливые нотки.
— Тебя осудили в государственной измене, — пресный голос Озая заставил женщину резко оборвать игру и замереть в молчании. Тишина, нарушаемая лишь ее громким — слишком громким, — и прерывистым дыханием, была напряженной. Когда мужчина подошел ближе, чтобы взглянуть ей за спину, он увидел только подрагивающие руки, что лежали на инструменте.
Азуми глубоко вздохнула, словно не могла надышаться этим морозным свежим воздухом, и, внезапно, начала играть какую-то танцевальную, слишком праздничную для траурного настроения и восприятия, мелодию. Только вот выходила она отнюдь не веселой, а раздражающей и неуместной.
— Прекрати, — Озай хорошо знал, что таким образом женщина показывала, что не желала его слушать. Азуми, на мгновенье, остановилась, а затем заиграла с большим напором и силой. — Прекрати! — повторил мужчина громче и строже, но бывшую принцессу это будто только распаляло. Женщина вздохнула и заиграла еще яростнее и быстрее — она ощутила, как струны, которые она дергала столь неаккуратно, грозили порваться. Пусть и так — только бы они исцарапали ладони Азуми так сильно, чтобы она смогла отвлечься на физическую боль. — Я сказал — хватит! — гневно воскликнул Озай, и бывшая принцесса вздрогнула, когда мужчина, не сдерживаясь, отбросил гучжэн прочь. Азуми почувствовала, как рядом с ее руками промелькнуло что-то горячее, и немало удивилась, когда увидела маленькие язычки пламени на ладонях Лорда Огня и угольно-черные отпечатки на деревянных краях музыкального инструмента.
Озай редко демонстрировал свою силу так открыто и несдержанно, тем более при ней. Женщина продолжала сидеть неподвижно, и ее прямая то ли по привычке, то ли от напряжения спина, на которой задержал взгляд мужчина, отчего-то, напомнила ему о том, что она была принцессой. Не так давно, но как будто в прошлой жизни.
— Я позволю тебе выбрать свою смерть, — грубо бросил Озай, когда огоньки свечей, вспыхнувшие так внезапно, как и раздражение мужчины, приняли прежние размер и форму.
Тишину комнаты прорезал негромкий смех Азуми.
— Как великодушно! — она приложила руку к тому месту, где должно было быть сердце. Азуми не была уверена, было ли у нее сердце, ведь люди, которые окружали ее, часто твердили об обратном. — Мне стоит воспринимать это как подарок на день рождение? — Озай бросил на нее пренебрежительный взгляд.
— Как тебе угодно.
— Нет, правда, это так милостиво со стороны человека, который осудил меня за закрытыми дверями без права голоса, — ядовито усмехнулась женщина, но и это получилось натянутым.
— Ты сама во всем виновата, — безразлично пожал плечами Лорд Огня.
— Правда? — голос Азуми взлетел вверх, приобретая фальшиво-вопросительные нотки. — А в чем еще я виновата? — женщина приложила пальцы к губам в театральном жесте глубокой задумчивости. — Возможно, я виновата в том, что допустила очередную ошибку, когда сказала тебе о нашем ребенке, — надтреснуто усмехнулась бывшая принцесса.
— О чем ты? — не скрывая своего раздражения, поинтересовался Озай, на что Азуми откровенно посмеялась вновь.
— О, не делай вид, что ты не догадываешься, — отмахнулась она. — Знаешь, что сказал мне Сэберо?! — мужчина вопросительно и в равной мере скептически приподнял бровь. — Он сказал мне две вещи: первая — я никогда больше не смогу иметь детей, — голос Азуми предательски дрогнул, но она решила не заострять на этом внимания. — А вторая… О, вторая такая забавная… Я, признаться, сначала не поверила, — усмехнулась бывшая принцесса, словно действительно была чем-то очень удивленна.
— Что сказал тебе Сэберо? — с напряжением, умело скрытым под слоем пренебрежения, спросил Лорд Огня. Азуми замялась, но только для того, чтобы обернуться и посмотреть на мужчину так пронзительно, как только могла: в ее змеиных глазах была только всепоглощающая тьма.
— Долгое время меня и нашего ребенка травили, — женщина поджала губы не то в раздражении, не то потому, что они предательски дрожали. У нее уже не осталось слез.
— Мне известно об этом, — бесцветно отозвался Озай.
— Разумеется, известно, — усмехнулась Азуми. — Как же тебе не знать?
— Что ты имеешь в виду?! — вновь не сдержался мужчина, схватив бывшую принцессу за руку. Он поволок Азуми за собой в попытке поднять ее, но женщина сделала это сама, когда с неизвестно откуда взявшейся силой вырвалась из его грубой хватки.
— Хватит лгать! — крикнула Азуми, и в ее глазах проявились гневные слезы. Озай застыл напротив нее, с некоторым недоумением подмечая, что она, возможно, впервые выражала свои эмоции столь откровенно. Даже в тюремной камере женщина не была так искренна, как сейчас. — Ты убил нашего ребенка, — бывшая принцесса сказала это негромко, но с таким гневом, который — Озай был уверен, — не была способна испытывать. — Ты убил нашего ребенка! — собственный голос заставил женщину поморщиться не то пронзительной громкости, не то смысла этих слов.
— Нет, — бывшая принцесса приблизилась к Лорду Огня, пытаясь его ударить, но он перехватил ее руки.
— Лжец! Лжец! Ты лжешь! — не успокаивалась Азуми, вцепившись в кимоно Озая мертвой хваткой. Мужчина грубо пресек все ее жалкие попытки вырваться и нанести ему смехотворный, судя по ее состоянию, вред, когда завел руки бывшей принцессы ей за спину. Азуми ненадолго отвлеклась и зашипела, подобно змее.
— Я его не убивал, — выплюнул Озай, склонившись к женщине так близко, что они соприкасались лбами. — Он умер только потому, что его мать нажила себе огромное количество врагов.
Азуми долгое время смотрела в глаза мужчины с гневом, а затем, словно осознавая всю жестокость и одновременно правдивость его слов, вздрогнула, сильно-сильно зажмурившись. Лорд Огня почувствовал, как бывшая принцесса обессилено расслабилась, и отпустил ее руки, чтобы она могла вцепиться в его кимоно вновь, но теперь в жесте отчаянной беспомощности. Женщина беззвучно рыдала, изредка всхлипывая, словно рыба, выброшенная на берег. Озай же только отстраненно выводил круги горячими ладонями на ее спине, но вовсе не желая успокоить бывшую принцессу.
— Ты не защитил нас, — хрипло прошептала Азуми, когда все эмоции резко пропали. Осталась только одна. — Я хотела этого ребенка. Правда, хотела, — Лорд Огня не подал виду, что все, что она говорила, заинтересовало его. — Неважно, что случилось бы потом, но меня бы грела мысль о том, что я, все-таки, подарила кому-то жизнь. Я бы даже смирилась со смертью, — женщина дернула уголками губ в сухой усмешке.
— Хочешь сказать, что ты не смирилась со своей скорой смертью сейчас? — Озай совсем не удивился, когда она отрицательно покачала головой.
— Нет, не смирилась. И никогда не смирюсь. Я только принимаю ее с гордостью и достоинством, как подобает принцессе, — голос Азуми, отчего-то, сделался уставшим и бесцветным.
— Думаешь, что у тебя все еще есть право носить этот титул? — в голосе Озая скользила насмешка, но она вовсе не показалась женщине обидной.
— Каким он был, — резко перевела тему бывшая принцесса, к неудовольствию мужчины, — наш ребенок? — добавила она, когда встретилась с вопросительным взглядом Лорда Огня.
— Она.
— Девочка… — прошептала Азуми сама себе, и на ее лице, на мгновенье, промелькнула светлая улыбка — такая, которая напоминала о той, кем была женщина прежде.
— Она была похожа на потомков рода Созина, — начал Озай с некоторой опаской — ему казалось странным описывать свою дочь подобным образом. — У нее были острые правильные черты лица и большие глаза, которые, кстати, были единственным, что напоминало о тебе, — отчего-то отстраненно усмехнулся мужчина, наблюдая, с каким жадным упоением слушала его Азуми. — У нее был странный цвет глаз, — нахмурился мужчина. — Не то янтарные, не то золотые, не то и вовсе карие.
— И как ты ее назвал? — живо поинтересовалась бывшая принцесса, ведь у нее самой было множество вариантов имен.
— Изами, — женщина сдержалась от язвительного комментария по поводу фантазии Лорда Огня, ведь имя было довольно красивым и созвучным с ее собственным.
— Неужели это конец? — прошло много времени прежде, чем бывшая принцесса заговорила вновь.
— Только для тебя, — безразлично отозвался Лорд Огня, вызывая у женщины короткую нервную усмешку.
— Тогда я выберу его сама, — Азуми легко оттолкнула от себя Озая, быстрым шагом направляясь к большому зеркалу за ее трюмо. Мужчина не успел отреагировать, когда бывшая принцесса, не жалея силы, ударила краем подсвечника стекло, которое посыпалось на пол беспорядочным градом осколков. Азуми осторожно лавировала между стеклом, чтобы не исцарапать босые ноги, до тех пор, пока не нашла подходящий осколок. Женщина дернула Озая за руку, вкладывая в его горячую ладонь найденный осколок и приставляя его руку к своему горлу.
— Вот как я хочу умереть, — она отчаянно старалась скрыть дрожь, бьющую ее тело и скользившую в ее голосе, но Лорд Огня, разумеется, заметил. — От твоей руки.
Озай смотрел на нее долгим изучающим взглядом, словно знал, каким томительным и нервирующим было для женщины это ожидание. Азуми сильнее сжала его руку, и ее испуганный взгляд говорил больше, чем говорила она сама.
— Давай, сделай это! — крикнула женщина, когда увидела, что Озай вовсе не намеревался предпринимать что-либо. — Я выбрала свою смерть! — Азуми уже не сдерживала свою дрожь страха. Она не просила жалости, но жаждала ее всем сердцем. — Чего тогда стоят твои слова?! — Озай брезгливо скривился, откинув осколок прочь.
— Ты умрешь от руки палача, как того заслуживает предательница, — пренебрежительно выплюнул он.
— Я тебя ненавижу, — прошипела женщина, жадно глотая воздух ртом, словно кто-то стягивал вокруг ее шеи невидимую веревку. Ее потемневший от злобы взгляд метался по лицу Озая, но сама она молчала, не имея ничего; ничего, что могла бы сказать или сделать, чтобы изменить ситуацию. Азуми захлебывалась в собственном яде — ненависть разрушала, прежде всего, ее саму.
— Я знаю, — он посмотрел прямо в ее полные гнева и отчаяния глаза, прежде чем направиться к выходу из комнаты, оставляя за собой ее ничтожный, сгорбленный и уничтоженный под натиском созданных им обстоятельств силуэт.
— Знаешь, почему я тогда предала ее? — Лорд Огня остановился, но не обернулся, словно это вовсе не было ему интересным, но Азуми знала, как удержать его. — Урса пришла ко мне и сказала, что ты хочешь убить Зуко в обмен на престол, и рассказала мне о вашей сделке. Однако она вовсе не собиралась уходить, нет, — женщина покачала головой. — Она хотела избавиться и от тебя, и от Азулона, освободив дорогу Айро, а затем — Зуко, — губы бывшей принцессы, отчего-то, дрогнули. — Она заключила сделку с моим отцом, чтобы он помог ей совершить переворот в пользу Айро, и она сама обвинила бы тебя в измене и убийстве Азулона. Тогда я тоже подумала о том, что план был хорош, — Озай, все-таки, обернулся, вглядываясь в ее лицо с особым вниманием. — Было очень много причин для того, чтобы не пустить Айро на престол, но когда я рассказала тебе об этом плане, а следом — и своему отцу, который, вероятно, проклял меня за то, что я отдалила его от столь желанного престола, но счел более рациональным переметнуться на нашу сторону, я…. — Азуми замялась, поджав губы. — На протяжении всех этих лет, вплоть до самой смерти, Урса постоянно говорила мне о том, как мне повезло с мужем, говорила о том, какая я замечательная и красивая, и о том, что ей никогда не стать такой, как я. Знаешь, о чем думала я, когда слышала нечто подобное? — в глазах бывшей принцессы блеснуло… сожаление? — Я не гордилась этим.
— И что? — с раздражением поинтересовался Озай. — Меня вовсе не волнуют твои глупые девичьи переживания, связанные с Урсой. Все это совсем не оправдывает того, что ты убила ее, — мужчина намеренно придал своим словам более жестокую формулировку.
— С годами я стала все чаще, и чаще примерять на себя ее образ, потому что была… — бывшая принцесса замялась, и выражение ее лица приобрело еще большие тяжесть, напряженность. — Она была такой храброй, такой сильной. Она жила своими детьми, не боялась смерти и была всегда готова пожертвовать своей жизнью ради них. Я восхищалась ею, — голос Азуми предательски дрожал, как и ее губы, растянувшиеся в треснувшей улыбке. — И только после ее смерти я поняла, что я вовсе не восхищалась ею. Нет, это было не так, — женщина замотала головой, сильно-сильно зажмуриваясь, потому что ей было
больно. Было больно говорить правду. Признаваться в том, что ее душа прогнила окончательно, и все, что с ней случилось, она заслужила. — Я завидовала ей, — на силу выдавила из себя Азуми, и легче ей не стало — напротив, принять все это сделалось почти невозможным. — Я стремилась превзойти ее во всем и получить то, чего так не хватало мне: детей — единственное, в чем она превосходит меня даже сейчас, когда гниет в своей могиле, — Озай не мог понять, чего в ее тоне было больше — горечи или же какой-то иррациональной иронии. — Как она может до сих пор волновать меня так?! Как она может выворачивать меня наизнанку?! — Азуми гневалась так откровенно потому, что знала, что мужчина, пусть и не скажет, но поймет. Конечно, поймет. — Я победила ее! Я жива, а она гниет в могиле! Почему она не может оставить меня в покое?! — бывшая принцесса задыхалась в собственной ненависти, как в яде — отравляла сама себя.
Озай смотрел на нее, не скрывая удивления. Мужчина знал — или догадывался, — о многих мотивах Азуми, но никогда не думал о том, что в ее душе есть место для такой всепоглощающей и абсурдной ненависти по отношению к его жене. Однако он был однозначно доволен тем, что с бывшей принцессой было покончено — она сломана и, кажется, даже не скрывала этого. Единственный возможный для Азуми конец — быть разрушенной собственным прошлым. Быть разрушеной самой собой.
— Озай, — бывшая принцесса позвала его совсем негромко, как тогда, пять лет назад. — Я ведь лучше нее? — голос Азуми дрожал, а глаза — змеиные глаза с ядовитым взглядом, — блестели так безумно и так беспомощно одновременно. — Скажи мне правду.
— При других обстоятельствах, — пресно протянул Озай, глядя на бывшую принцессу сверху вниз. — Ты бы могла быть на ее месте. Ты могла бы сидеть по правую руку от меня сейчас.
Азуми криво улыбнулась ему на прощание, как если бы его ответ удовлетворил ее, но он значил, что Урса все равно превзошла ее. Хотя теперь женщину это вовсе не волновало — она знала, что была сильнее подруги лишь только потому, что пережила слишком многое. Она была особенной. Такой, какой всегда описывала и выделяла ее подруга. Даже в конце. Азуми нашла ироничным то, что они обе были приговорены к смерти одним и тем же мужчиной — но она не Урса, нет. И никогда ею не будет.
Бывшая принцесса прошла к трюмо, чтобы нанести на свое лицо последний макияж. Она уже говорила Озаю о том, что примет смерть, как подобает принцессе. И хотя у Азуми была только рисовая пудра, она неплохо вышла из положения, когда размягчила уголь для рисования, подержав его немного над огнем свечи, для бровей и стрелок. Женщина сделала неглубокий порез на руке одним из осколков, и собственная кровь послужила ей багровым покрытием для губ.
Азуми вышла на балкон, сбросив с себя накидку и тонкое кимоно, чтобы ледяной воздух мог коснуться ее обнаженного тела. Она может умереть только от собственных рук и только если сама этого захочет. Умереть в день своего рождения — бывшая принцесса находила это символичным. Сегодня ей исполнялось тридцать пять.
— Жаль, что нет снега, — хмыкнула Азуми, унимая дрожь в своих руках и с силой сжимая осколок в ладонях, оставляя на них тонкие порезы. Женщина вдохнула морозный обжигающий воздух: жадно, чувственно. Азуми с силой обхватила осколок обоими руками, возведя руки над головой.
Несколько глубоких, но прерывистых вздохов, чтобы успокоить себя.
Дрожащие губы и застывшие в глазах слезы.
У нее больше не было страха.
Бывшая принцесса резко опустила руки, и осколок остановился у ее живота. Она попыталась надавить еще немного, чтобы стекло, наконец, вошло в горячую плоть. Чтобы все закончилось.
Для того, чтобы умереть, не нужна была смелость — только смирение. Смирение, которого — она гордилась, — у нее не было.
Женщина упала на колени, давясь собственными судорожными хрипами-слезами. Осколок отлетел куда-то в сторону и.… она знала, что не была готова умереть. У Азуми все еще было то, ради чего стоило жить — у нее всегда были амбиции, которые она, непременно, воплотит в жизнь.
***
Была глубокая ночь: яркие звезды плавали на небесном полотне подобно лодочкам и кораблям в бездонном чернильном море. В старом поместье не было даже маленького очага света — такого как, например, свеча; даром, что тепла от нее все равно не было бы. Азуми сидела на старой скамье, которая, периодически, трещала так подозрительно, будто грозилась расколоться на части. Бывшая принцесса поджала под себя ноги, посильнее кутаясь в плащ. Зябко.
Ее длинные роскошные волосы ниспадали на плечи, на лице не было ни грамма рисовой пудры или чего-либо подобного, но ее, обычно обеспокоенную собственным внешним видом, это не волновало. Возможно, впервые за долгое время, ничто не мешало ей наслаждаться тишиной. Такой иррациональной, непривычной, но правильной тишиной. Азуми даже допустила мысль о том, что ей бы не хотелось покидать Нацию Огня на рассвете.
— Возьми, — Таро опустился рядом с ней на старую скамью, заботливо протягивая деревянную чашу с горячим чаем. — Холодные, — неодобрительно прошипел, едва только его пальцы почувствовали ее ледяные ладони.
— В последнее время они всегда такие, — безразлично пожала плечами женщина, отпивая чай. Безвкусный. — Спасибо.
Мужчина не знал, благодарила ли она его за чай, или за что-то другое, но кивнул. Таро коротко взглянул на Азуми и отчего-то подумал о том, что действительно наслаждался таким незамысловатым времяпровождением вместе с ней. С женщиной, с прекрасной женщиной, которая занимала все его мысли, и он не мог от нее отказаться. Молчание и даже недосказанность между ними вовсе не тяготила. Азуми вытянула ноги, коротко коснулась старой уличной брусчатки, и принялась раскачивать ими, словно маленький ребенок. Таро усмехнулся.
— Я боюсь воды, — совершенно серьезно, но, одновременно, так просто сказала она. — В детстве я любила играть около того фонтана, — Азуми кивнула на сооружение, что находилось не так далеко от них, в тени старого дерева. Все, что видел Таро здесь, было старым и заброшенным, но, признаться, была в этом и некая прелесть — все это принадлежало только им. — И упала в него, — как-то невесело усмехнулась женщина. — Отец спас меня тогда, и если бы не он, я бы, вероятно, задохнулась, — мужчина обнял ее за плечи, будто хотел согреть или поддержать. — Пожалуй, это было единственным, что он сделал хорошего для меня лично, — бывшая принцесса отстраненно покачала головой. — А я убила его, — Таро бросил на нее короткий взгляд, чтобы увидеть, как безразлична и холодна была Азуми. Она действительно не сожалела об этом. — Приговорила и подожгла костер.
— Ты этого не хотела, — успокаивающе сказал мужчина.
— Нет, хотела, — женщина резко перевела взгляд на Таро, и в ее пронзительном взгляде сверкало столько различных эмоций, что он не мог понять, какая из них являлась настоящей. — Шоджи был отвратительным мелким человеком, который, в погоне за властью, манипулировал мною. Он грозил убить моего брата, — собственного сына, — если я не делала то, что он говорил, — Азуми посмотрела прямо в глаза Таро. — Я не жалею. Вот только… — она ненадолго замялась. — Жизнь не стала проще.
— Месть облегчает страдания, но не лишает нас воспоминаний, — казалось, мужчина знал, о чем говорил.
— Мой род проклят, Таро, — сказала женщина, спустя время. Ее голос был спокойным, даже пресным, но мужчина отметил, как растерянно оглянулась на него бывшая принцесса. — Можешь не верить, но моя мать умерла для того, чтобы сохранить нам с братом жизнь. Она знала все, Таро. Знала, что мои мужья умрут, что я потеряю своих детей. Она говорила, что так было предрешено, — похоже, женщина действительно верила в это.
— Ты уверена? — скептически поинтересовался мужчина.
— Я знаю это, — уверенно кивнула она. — Я и сама толком во всем не разобралась, но я знаю: что бы это ни было, оно поможет мне, — с пугающим воодушевлением заявила бывшая принцесса. — Мне нужно уйти завтра, Таро, — она сжала его руку, хотя сама, похоже, не придала этому значение.
— Я не в праве тебе запретить, — отозвался мужчина спокойно, хотя это, очевидно, стоило ему определённых усилий.
— Я только хочу поблагодарить тебя. За все.
— Мне не нужны благодарности, — он отрицательно помотал головой. — Обещай: что-то, что ты хочешь найти, подарит тебе долгожданный покой. Этого достаточно, — женщина улыбнулась ему устало вымученно, но искренне.
— Я не уверена, что это будет так, однако обещаю, что всегда буду стремиться к этому, — Азуми улыбнулась вновь и коротко поцеловала его. — Хорошо?
— Я привык, что ты уходишь, и что ты всегда недосягаема, но я всегда видел тебя рядом, а теперь… — Таро выглядел крайне растерянным и печальным.
— Теперь тебе нужно привыкнуть к тому, что я всегда возвращаюсь, — усмехнулась она, не выдавая собственных сомнений.
— Пожалуй, ты права, — невесело усмехнулся он. — Я буду скучать по тебе.
— У нас еще будет время попрощаться. Завтра, — ее рука скользнула по его плечу в успокаивающем жесте. — Как ты можешь любить меня? — спросила она спустя некоторое время, вовсе не ожидая от него ответа. — Никто не может.
— Я — не все, — усмехнулся Таро вполне искренне, и бывшая принцесса поверила ему. — К тому же, только любовь может прощать даже самые ужасные поступки.
— Моя любовь не прощает, — как-то отстраненно и одновременно горько улыбнулась Азуми, невольно прижимаясь к мужчине ближе. Женщине вовсе не было холодно, но ей так не хватало тепла. — Это так странно, — бывшая принцесса прикусила губу, выдавая некоторую тревожность и озадаченность. — Ощущать, что все твои мечты, которые годами строились и возводились из пепла предыдущих амбиций, в один момент разрушились окончательно, — Азуми говорила безразлично, и Таро не мог понять, какая из эмоций преобладала на ее лице. — Я много думала об этом, ища всевозможные пути к возрождению, к спасению, но когда поняла, что вот он — конец, все они исчезли. Растворились, изжили себя и выцвели. Их нет, — в голосе бывшей принцессы проскальзывала грустная ирония. — Сейчас в моей голове существует только одна мысль, которая не дает мне покоя, но и которая, как ни странно, удерживает меня от смерти в смирении.
— Печаль? — вполне логично предположил мужчина, но бывшая принцесса отрицательно покачала головой, глядя куда-то перед собой.
— Желание мести, — Азуми говорила безразлично — казалось, что она была отстраненна от всего мирского, что ее окружало. — Это ощущение пустоты, наполненное жгучей ненавистью, разрывает меня на части, но и исцеляет тоже. Дает силы для того, чтобы дышать по-новому.
— Ненависть не может помочь тебе по-настоящему, — зачем-то неодобрительно сказал мужчина. Бывшая принцесса бросила на него краткий понимающий взгляд. Конечно, она знала об этом. — И ты намерена?.. — замялся Таро, чтобы дать ей возможность ответить.
— Раздавить всех, кто виновен в смерти моего ребенка, — мужчина отметил, сколько неприязни и пренебрежения скользило в ее тоне, и как опасно заиграли жевалки на лице бывшей принцессы. Он понимал желание Азуми и разделял его, насколько мог, но всепоглощающая тьма в ее глубоких золотисто-карих глазах теперь настораживала его гораздо больше, чем раньше. — И вернуть то, что принадлежит мне в ином, куда более масштабном размере.
— И кому ты будешь мстить? Озаю? Его детям? — с опаской поинтересовался мужчина и позволил себе выдохнуть, когда бывшая принцесса отрицательно помотала головой.
— Первой будет Тамико, — ответила Азуми с пугающим воодушевлением. — Я еще не решила как, но умирать она будет медленно, наблюдая крах всего того, что сделала. Над ней я не сжалюсь, — женщина скрестила ладони между собой в замок, то сжимая, то разжимая их с неконтролируемой силой. — Затем Джао, — сухо усмехнулась бывшая принцесса. — И Айро. Да, определенно, Айро, — Азуми словно проклинала их всех — до того зловеще шипел ее голос. — А Озай… Озай только средство для достижения цели, — пренебрежительно скривилась женщина.
— Но у тебя ведь больше нет на него никого влияния, не так ли? — недоуменно поинтересовался мужчина.
— Пока нет, — бывшая принцесса покачала головой. — Но я сделаю все, чтобы оно появилось вновь.
— Не сомневаюсь, что у тебя получится, — как-то пресно подметил он, не слишком обрадованный тем, что женщина собирается вновь рисковать своей жизнью и ставить на кон все. Один раз она уже проиграла, и мужчина не был уверен, что ей повезет быть спасенной вновь.
Таро оставил ее, как и просила Азуми, чтобы она могла подумать о том, как много времени Озаю понадобится для того, чтобы догадаться, что они укрылись в особняке ее матери. Она надеялась, что он еще не обнаружил усыпленных, а затем убитых ими с Таро стражников и служанок, одну из которых они переодели в одеяние бывшей принцессы и намеренно разбили лицо до неузнаваемости. Весь этот план был довольно хлипким, но женщина также знала о том, что теперь Лорд официально сможет объявить о ее смерти, даже если и будет догадываться о том, что она сбежала. Однако все это, вероятно, будет завтра, также как и ее казнь, которая не состоится.
Азуми была впечатлена холоднокровием Таро, когда тот без сомнения заколол своего друга, чтобы не оставлять свидетелей. Это было в стиле бывшей принцессы, но никак не в его, и женщина не знала, стоило ей радоваться или пугаться этому факту.
Азуми думала и о том, что теперь для нее открыты все горизонты, и ничто не связывало ее с домом, как раньше. У нее была карта, было немного денег, которые она предусмотрительно спрятала в особняке, и еще была… свобода. Женщина, как бы абсурдно это не звучало, все еще цеплялась за власть и хотела найти Чжэнь-няо не только для того, чтобы разобраться в семейном проклятье, но и для того, чтобы обрести силу, о которой говорил Шоджи. И тогда у бывшей принцессы появится шанс вернуться и отомстить.
Азуми приложит все усилия для того, чтобы вернуться, но уже навсегда.
***
Предрассветное время было особенно прекрасным, но у Азуми совершенно не было времени любоваться красотами, хотя желания было предостаточно. Она усердно готовилась к своему походу и очень надеялась, что успеет отплыть на первом морском судне, которое, по слухам, принимало и нелегальных пассажиров. За небольшой гонорар, разумеется.
У нее были деньги, копии множества различных карт и немного провианта, которое бывшая принцесса могла унести с собой. Таро отдал ей своей меч, и Азуми была бесконечно благодарна ему за это, ведь у женщины не было даже шпильки, не говоря уже о других, более серьезных орудиях, которыми можно было нанести урон.
Когда Азуми вышла на улицу и морозный воздух коснулся ее бледного лица, забрался под не слишком теплую одежду, она, отчего-то, почувствовала себя тоскливо. Неизвестность уже пугала не так сильно, как раньше, но ей совсем не хотелось покидать свой дом. Женщина не знала, когда вернется сюда, хотя и пообещала себе, что сделает все возможное, чтобы достичь всех своих целей.
— У нас не так много времени, Таро, — она грустно улыбнулась, когда мужчина заключил ее в порывистые объятья. Азуми на мгновение позволила себе расслабиться и прикрыть глаза.
— Я знаю, — он кивнул. — У меня есть кое-что для тебя, — Таро отстранился и спустя всего мгновение неуверенно протянул женщине кольцо. У бывшей принцессы перехватило дыхание.
— Что это? — Азуми удивленно посмотрела на мужчину.
— Это фамильное кольцо, которое передала мне мать, когда ей пришлось уйти, — Таро мягко, но настойчиво вложил это в ладонь женщины. — Теперь оно твое.
— Я… — бывшая принцесса растерянно посмотрела на мужчину. — Я не могу это принять.
— Это важно для меня, — с нажимом сказал Таро, сжав ее руку. — К тому же, я сделал для себя копию, — он показательно помахал ей рукой, на которой красовался еще один перстень.
— Я не знаю, что сказать, — улыбнулась Азуми, и мужчина засиял, ведь, наконец, смог вызвать у нее настоящие светлые чувства. Таро с удивлением отметил, как несколько небольших слез расчертили прозрачные дорожки на ее прекрасном лице. Впервые, за все время их общения, это были слезы радости.
— Я слышал, что раньше, в краях Царства Земли, пара могла обручиться подобным образом, — мужчина подмигнул ей.
— Но я не твоя жена, — фыркнула Азуми, хитро улыбнувшись.
— Нет, не жена, — Таро неожиданно поцеловал ее руку, в которой она сжимала подаренный перстень. — Но я усердно работаю над этим, — нагло заявил мужчина. — А пока — я люблю тебя и надеюсь, что этого достаточно.
— Вполне, — Азуми не сдерживалась когда плакала не то от счастья, не то от того, что не хотела покидать этого человека, который так незаметно стал слишком важным в ее жизни.
— С днем рождения, — Таро вновь поцеловал ее руку и задержал ее у своих губ, тщетно скрывая свою тоску.
Бывшая принцесса обняла его со спины и обнадеживающе шепнула:
— Я вернусь, — Таро сжал ее руку, словно демонстрируя, как сильно он не хотел отпускать ее.
— Я знаю, — ответил мужчина шепотом, так, чтобы этого не слышал никто, кроме нее.
Женщины, которая значила для него слишком многое.
