Seven Devils

      Ramin Djawadi — The Throne Is Mine       Известие о скором турнире лучников взволновало Азуми, ведь и ей хотелось поучаствовать в нем — наравне с мужчинами. Не то, чтобы подобного вида развлечения воспрещались, но и никогда не практиковались среди женщин; уж тем более среди женщин знатных кровей. Однако принцесса очень любила удивлять так, чтобы потом двор без остановки говорил только о ней. Азуми была чрезвычайно жадна до почестей и восхищений.       Вся сложность была в том, что девушка не желала никому навязываться — ни мужу, ни учителям стрельбы, ни кому-либо еще. На это было достаточно причин, но Азуми посчитала главным намерением желание удивить окружающих, ведь она была такой необычной, по мнению других, и сама это знала. Принцессе хотелось еще раз подчеркнуть свою значимость.       Она долго тренировалась. У Азуми, к собственному сожалению, не было совершенно никакого расположения к стрельбе — ни отменного зрения, ни силы рук, но горячая молодая кровь, упорство и желание понравиться делали свое дело, когда, раз за разом, заставляли ее возвращаться в глухую часть сада, пряча лук и несколько стрел за своей длинной накидкой так по-детски. Не то, чтобы это было тайной, но Азуми вовсе не хотелось, чтобы кто-то узнал об этом раньше времени — ей нравилось делать сюрпризы.       Каждый раз, когда стрела не достигала цели — небрежно нарисованного белой краской на стволе корявого дерева центра, — девушка возвращалась к нему, чтобы вновь поднять стрелу и попробовать снова. В очередной раз, когда Азуми совершенно неумело натянула тетиву и прицелилась, чтобы выстрелить, прямо возле ее уха с оглушительным свистом пролетело нечто, что заставило ее вскрикнуть и, поспешно опустив лук, обернуться. Позади нее стоял Озай.       — Это совершенно не женское занятие, и, сколько ни старайся, заработаешь только мозоли на руках, — насмешливо бросил принц, который был старше ее на одиннадцать лет, и знал, как ей казалось, слишком много даже для своих двадцати восьми лет. Азуми смотрела на него смущенно и, отчего-то, испуганно — как провинившийся чем-то ребенок. Младший сын Азулона только пренебрежительно скривился и поспешил скрыться за зеленой завесой сада.       Принцесса обернулась к дереву, чтобы увидеть, как в очерченном белой краской центре красовалась стрела. Азуми поджала губы и, быстро преодолев расстояние, со злостью вытянула стрелу.       — Значит, я буду первой, кто сделает его и женским тоже, — разгневанно бросила принцесса, хотя никто этого не слышал. И она, уязвленная, не остановилась даже тогда, когда едва ли могла держать лук и натягивать тетиву — так сильно у нее дрожали руки и ныли плечи.       На турнире Азуми с жадным интересом наблюдала за всеми участниками: за позицией их рук и стойкой; за тем, как далеко они стояли от цели и как долго целились. И сидящая рядом с ней, пока еще только невеста принца Озая, Урса только дивилась тому, с каким любопытством и упоением девушка разглядывала лучников. Задание, сначала, было довольно простым: выстрелить в голову тренировочной кукле, стоя при этом как можно дальше. Лучшими, как и всегда, были Айро, Лу Тен и Озай — ведь стояли практически наравне: в нескольких десятках метров от цели. Когда все закончилось и Азулон собрался объявить о закрытии первого этапа, Азуми, к удивлению абсолютно всех окружающих, выступила против:       — С позволения Лорда Огня я тоже желаю испытать себя, — громко объявила принцесса, с некоторым волнением наблюдая за добрыми, но, в равной мере, насмешливыми улыбками всех мужчин королевской четы. Азулон только кивнул, и его тонкие губы растянулись в некотором подобии ухмылки, однако и это выглядело подобно издевательству. Азуми благодарно поклонилась и легким шагом направилась к месту проведения турнира. Гробовая тишина тяготила ее, но принцесса не дала волнению проступить даже тогда, когда в ее руках оказался лук. Внезапно, четыре девушки — очевидно, служанки самой Азуми, — вынесли довольно большую фарфоровую статую гуся и установили ее ровно туда, куда приказала она.       Азуми отошла на приличное расстояние, чем действительно удивила наблюдающих, но, право слово, никто не думал, что она сможет попасть в цель. Принцесса отчетливо ощущала это, и эта насмешливая снисходительность к ее персоне раздражала и подстегивала в равной степени. Азуми глубоко вздохнула, приняла правильную позицию и подняла лук с натянутой тетивой, игнорируя легкую, но противную дрожь — следствие множества тренировок и волнения. Принцесса прицелилась; замерла; задержала дыхание; отпустила тетиву.       В напряженной тишине раздался один-единственный громкий звук — звон разбивающего фарфора. Девушка быстрым движением потерла между собой огрубевшие подушечки пальцев и самодовольно усмехнулась: статуя развалилась только на две части, потому что Азуми попала именно туда, куда хотела, в самую тонкую часть гуся — шею.       Как-то запоздало прогремели тысячи аплодисментов, и этот громкий шквал обрушился на принцессу так неожиданно приятно, что она сполна почувствовала всю возбуждающую сладость триумфа. Принцесса отняла оружие от лица и коротко поклонилась, сияя краше начищенного хрусталя. Азуми встретилась взглядом с явно довольными Азулоном и Айро, смущенной, но искренней в своей скромной радости Урсой, и абсолютно гордого и, одновременно, пораженного таким раскладом Лу Тена. Азуми, ненамеренно, разглядела Озая, улыбнулась и ему, но по-доброму насмешливо, с легким намеком на высокомерие в блестящих от восторга золотисто-карих глазах. Младший сын Азулона только сухо дернул уголком губ, в подобии немого одобрения, когда Азуми отвернулась от него, ловя на себе многочисленные восхищенные взгляды.

***

      У Азуми тряслись руки — рана в предплечье противно ныла при каждом движении и чувствовалась особенно остро тогда, когда громоздкие железные доспехи впивались в плоть. Женщина поднялась, и ее громкое дыхание, которое больше походило на глухие рыки животного, стучало в собственных ушах размытым гулом. Бывшая принцесса запоздало поняла, что прямо на нее бежит очередной солдат, чей взор застилала кровь, текущая, вероятно, с его собственной головы. Уж чего не отнять у землянок, так это бесстрашия.       Азуми чертыхнулась, нащупывая только лук рядом с собой. Женщина поспешно натянула тетиву, вновь игнорируя противное ощущение резкой тянущей боли в предплечье. Она попыталась выстрелить, стоя на одном колене, ведь подняться уже просто не было сил; но мужчина оказался много проворнее — когда повалил бывшую принцессу на землю и откинул лук прочь. Азуми вскрикнула: у нее на какое-то время вышибло воздух из груди и перед глазами так не вовремя заиграли белые пятна.       Воин нацелился кинжалом прямо в ее горло, и бывшей принцессе повезло очнуться раньше, чтобы успеть выставить руки перед собой. У Азуми совершенно не было возможности хоть как-то отпихнуть мужчину — до того он был грузным. Бывшей принцессе приходилось только обороняться и не дать лезвию ножа достигнуть ее шеи. Выжидать.       Азуми совсем не хотелось умереть от рук очередного обезумевшего на войне солдата — здесь, в степной грязи, вязкой и влажной от недавнего и такого долгожданного в этих краях дождя; в земле, в пыли, чей противный привкус она ощущала на своих огрубевших губах каждый день. Он уже приелся и стал привычным.       Бывшая принцесса внезапно опустила руки, позволяя кинжалу вонзиться в сырую землю всего в нескольких сантиметрах от своей головы. Женщина воспользовалась кратким замешательством возвышающегося над ней воина и, с коротким вскриком, ударила его ногой в живот, отталкивая от себя. Мужчина перекатился, переводя дух и шепча какие-то проклятья в адрес бывшей принцессы. Азуми нащупала лук и, поднявшись на колени, закинула его на голову воина так, чтобы тетива пережимала его горло, пока она сама тянула оружие на себя. Бывшая принцесса вскрикнула, когда беспомощно извивающийся и безуспешно цепляющийся за тетиву мужчина завалился на нее вновь, но теперь — спиной. Азуми издала громкий рык не то от того, что воин придавил ее ногу, не то от той силы, которую она прилагала, чтобы задушить его.       Женщина почувствовала, как предательски порвалась ненадежная тетива, и мужчина поспешил сползти с бывшей принцессы, сгибаясь пополам в попытке отдышаться. Азуми перекатилась на живот, упираясь руками в поверхность сырой земли и ощущая, как под некогда длинные, острые ногти, которые теперь были изломаны, вновь забилась грязь и пыль. Бывшая принцесса коротко взглянула на воина, который уже начал приходить в себя, и, глубоко вздохнув, дрожащими руками нащупала камень, который заприметила не так давно.       Все совсем не так, как было на турнире, ведь на войне не было ничего, кроме желания выжить.       Азуми сильнее сжала камень.

***

      Ramin Djawadi — Antrozous       Бывшая принцесса распахнула глаза, чтобы понять, что по-прежнему находилась на корабле. Азуми сильнее сжала свою дорожную сумку, которую ни на минуту не выпускала из рук и огляделась: в карцере было не так много людей, и почти все они дремали; но бывшая принцесса решила не терять бдительности, лишь изредка проваливаясь в тревожный сон. Азуми немного укачивало, однако она упрямо не обращала внимания на свое небольшое недомогание. Она не любила воду настолько сильно, что пошла в потенциально более опасную пехоту. Всю дорогу женщина пребывала в заметном напряжении: отчасти из-за того, что очень недолюбливала нахождение в непосредственной близости с водой; а отчасти из-за не очень хорошего предчувствия.       Азуми уже пересекла основную часть архипелага и двигалась по направлению к Царству Земли через не особо контролируемые колонии. Ей совсем не нравилось сидеть за, пусть и хлипкой, но закрытой дверью карцера, в сырости и зимней морозности, которая только увеличивалась по мере отдаления от Нации Огня. На этой торговой барже за небольшую оплату перевозили нелегальных путников — таких, какой была женщина. Азуми, к собственной удаче, хорошо знала торговые морские пути колоний, которые не были официальными и которые правительство контролировало, что называется, «сквозь пальцы».       Бывшая принцесса привалилась спиной к залатанной деревянными досками стене борта и прикрыла глаза, прислушиваясь к бурному покачиванию волн, раздражающему и, одновременно, успокаивающему скрипу сияющей бледным светом керосиновой лампы и отдаленным выкрикам моряков на палубе. Азуми чувствовала себя довольно отстраненно и, казалось, даже задремала, когда баржу ощутимо тряхнуло один, а затем еще несколько раз. Что-то с громким скрипом оцарапало борт, и женщина с ужасом отметила, как на стене образовалась пробоина, из которой непрекращающимся ручьем лилась ледяная вода.       Люди, находившиеся в карцере с бывшей принцессой, запаниковали и разом навалились на податливую дверь: под натиском всеобщих усилий она отворилась с оглушительным скрипом. Азуми подхватила свои немногочисленные вещи и, шипя от холода океанической воды, что касалась ее ног, быстрым шагом двинулась прочь с нижней палубы.       Когда бывшая принцесса оказалась наверху, первым, что она увидела, была огромная волна, которая мало того, что качнула корабль так, что сама Азуми привалилась к мачте, обхватив ту руками, так еще и вынудила женщину с ужасом наблюдать за тем, как многие люди, которые не успели схватиться за что-нибудь, упали за борт. Вернее, их просто смыло силой океана. Несколько раз волна достигала и самой Азуми, окатывая ее невыносимым холодом с ног до головы, отчего она вскрикивала и сжималась, с отчаянием обхватывая такой же смехотворно-ничтожный, как и шанс на ее выживание, деревянный кусок мачты. Дождь, что лил непрекращающейся стеной, больше напоминающей легкий град, ухудшал и без того отвратительную видимость в ночной темноте. Бывшая принцесса, как ни старалась, не могла нормально раскрыть глаза, а потому поздно поняла, что очередная, слишком сильная волна не только прокатилась по палубе, но и накренила корабль.       Азуми зарычала, игнорируя боль в руках, с силой цепляясь за мачту, стараясь не оглядываться вниз, в морскую тьму — туда, куда она совсем скоро могла попасть сама.       Корабль наклонялся все больше и больше, и женщине пришлось обхватить мачту ногами, ведь ее мокрые ладони начали предательски соскальзывать. Азуми вскрикнула не то от всеобъемлющего ощущения, что тянуло ее вниз, не то от банального страха. Она не умела плавать.       Мачта предательски затрещала, и бывшая принцесса с ужасом осознала, что и этот деревянный кусок тоже грозил вот-вот разломаться и пойти на дно. Кроме очевидной проблемы, которая заключалась в том, что Азуми не могла нормально держаться на плаву, неумолимо назревала еще одна, более масштабная: вода была не просто холодная — она была ледяная. И, вероятно, даже те, кому посчастливится выжить после того, как баржа окончательно пойдет ко дну, вряд ли продержатся в этом статусе надолго.       Бывшая принцесса коротко вскрикнула, а затем поспешила задержать дыхание, когда почувствовала, как летит вниз вместе с, все-таки, разломавшейся на несколько частей мачтой. За те долгие секунды своего быстрого падения, женщина ощутила, как продрогла всем телом, когда холодные порывы ветра беспрепятственно забирались под ее плащ и несколько льняных рубах. Она летела и не могла видеть совсем ничего, ведь ее волосы растрепались и застилали ей взор подобно тысячам взвившихся маленьких, но прекрасных абсолютной чернотой своей чешуи, змей.       У Азуми выбило воздух от резкого и грубого соприкосновения с водой: неприятное острое ощущение расползлось сначала по ее спине и всей задней части тела, а затем накрыло с головой. Едва ли женщина могла вздохнуть, возможно, впервые за долгое время, поддаваясь настоящей панике. Бывшая принцесса поняла, что расцепила руки во время падения, и теперь у нее не было своеобразной помощи даже в виде простого деревянного обломка. Следующим, что прочувствовала Азуми всем телом и, казалось, даже внутренним существом, была совершенно не ласковая вода, которая парализовала, окутывала резким ощущением морозности и не давала двигаться.       Бывшая принцесса попыталась всплыть, припоминая уроки учителя, которого нанял ее отец еще в детстве, но на деле все это выглядело как беспомощное барахтанье котенка-утопленника. Азуми успела не раз укорить себя за то, что так и не поборола свой страх, но сейчас это было бессмысленным. Женщина кое-как добралась до обломка мачты, который, к ее удаче, пока не собирался уходить на дно, и неуклюже взобралась на него, поудобнее перехватывая свою насквозь промокшую дорожную сумку, которая неведомым образом осталась при ней. Азуми сомневалась в том, что хоть одна карта, которая была там, уцелела, но все равно питала слабую надежду.       Едва женщина успела перевести дух, как почувствовала, как что-то — а, вернее кто-то, — тянул ее за ноги. Вниз. В темную бездну.       Азуми не разглядела так хорошо, как хотелось бы, но, кажется, это была какая-то женщина средних лет чрезвычайно хрупкого телосложения. Ее костлявые руки не обладали достаточной силой для того, чтобы спихнуть бывшую принцессу с обломка, но вполне весомой для того, чтобы доставлять сильное неудобство. Азуми ударила ее ногой, и соперница взвыла, на время отплывая от того места, где была бывшая принцесса. Женщина вернулась, пытаясь стянуть Азуми с мачты — уже за руки, — и у нее это неплохо получалось, учитывая, насколько скользкой была мокрая поверхность. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы они обе разместились на этом обломке, ведь, даже несмотря на хрупкость и небольшой вес обоих женщин, они бы все равно пошли ко дну.       Азуми игнорировала боль и дрожь в руках, которые попеременно были спровоцированы то холодом, то жуткими ногтями ее соперницы, которые так настойчиво впивались в ее кожу. Бывшая принцесса вырвала руки из ее хватки, резко опустила ладони на голову женщины, а затем с силой надавила на нее. Похоже, ее соперница опешила от неожиданности и сама не поняла, что оказалась полностью под водой. Азуми не позволяла сопернице всплыть, и ее лицо, которое искажалось в гримасе боли, когда ей сводило конечности от холода, оставалось довольно сосредоточенным. Бывшая принцесса не ожидала, что в один момент женщина перестанет барахтаться и пытаться найти своими костлявыми руками ее кисти.       Задохнулась.       Бывшая принцесса опустила голову соперницы и устало соприкоснулась лбом с деревянным обломком, ловя призрачную нить тепла, которую создавала своим же дыханием. Азуми ощущала острое изнеможение, но по-настоящему перевести дух ей не дали проклятые волны — шторм не желал успокаиваться. Женщина прижалась к обломку как можно сильнее и, возможно впервые в жизни, начала по-настоящему молится. Она не обращалась к кому-то конкретному — она обращалась к любому, кто услышит.       — Пережить столько всего, чтобы в итоге сдохнуть в море, — болезненная ирония проскользнула в ее сиплом шепоте. Бывшая принцесса усмехнулась, выпуская из своего рта облачко ледяного пара. Сколько времени она сможет держаться на плаву? Пару часов; до рассвета, если повезет. Затем этот обломок, как она сама — или уже ее мертвое тело, — пойдут ко дну. Азуми совсем не хотелось умереть от холода; но правда была в том, что она не была уверена, чувствовала ли она что-либо, кроме ощущения приближения собственного конца.       Бывшая принцесса опрокинула голову на обломок и вся сжалась, как бы физически признаваясь самой себе, что жить ей осталось совсем недолго: возможно, ее смоет волна, а возможно — заберет в свои надежные объятья холод. Если бы у нее была хоть толика силы, то Азуми, возможно, даже заплакала бы.

***

      Было далеко за полночь, когда тишина покоев Азуми была разрушена ворвавшимся в них разъяренным Лу Теном.       С минуту они лишь глубоко смотрели друг на друга. На расстоянии.       Принцесса сидела за своим трюмо: изящный гребень замер в тонких пальцах. Она тяжело глядела на отражение в зеркале. Конечно, он все понял. По ее мрачному взгляду, по волнительно трепещущим ресницам и размыкающимся губам, которые говорили за нее красноречивой немотой.       Лу Тен поморщился, рвано вздохнув. Он не знал, что сказать.       Азуми чувствовала себя виноватой под его пристальным взглядом, однако не жалела.       Девушка медленно опустила гребень на стол, как если бы лишний звук мог потревожить это нереальное состояние, сравнимое с мороком сна. Азуми взглянула на мужа из-под опущенных ресниц, с силой сжав руки в кулаки, оставляя на ладонях алые разводы в виде полумесяцев. Она бесшумно поднялась с циновок, напряженно согнувшись в спине, словно кошка, готовящаяся к прыжку.       — Я одобрила все. Все твои условия, все просьбы. Все абсолютно, — обвинительно бросила Азуми. Лу Тен вновь увидел в ее глазах боль.       Когда все стало таким сложным?       Бывшая принцесса с трудом открыла глаза, и яркий, слишком яркий для измученного темнотой взгляда свет бил, словно взывая ее к жизни. Азуми попыталась пошевелить пальцами или разомкнуть губы, но нашла все свое тело замерзшим, неподвижным, застывшим в ледяных оковах. Только редкое хриплое дыхание прорезало тишину, выпуская в воздух редкие белесые облачка пара. Женщина посмотрела на идеальную морскую гладь — совсем противоречивую вчерашнему настроению океана, — ей хотелось провести по ней пальцем, нарушить, разбить.       Азуми понимала, что деревянный обломок с каждым часом все больше и больше погружался в воду, впитывая в себя жидкость, словно губка. Бывшая принцесса готовилась погрузиться вместе с ним.       Почти мертва.       Азуми медлила: налила немного вина в чашу, отпила; поморщилась, поджала губы; заправила выбившуюся прядь волос за ухо; скрестила дрожащие руки в замок, а потом разняла их; провела пальцами по губам; отстраненно скользнула по ключицам; нахмурилась; глядела на Лу Тена из-под опущенных ресниц. Он отвечал взглядом полным жалости. Молчал.       Азуми кричала. Бесстрастно, безразлично. Просто кричала, выпуская наружу только звук. Лу Тен поморщился, но вовсе не от ее голоса; запустил руки в волосы.       Принцесса затихла, все также смотря на мужа из-под опущенных ресниц; вновь отпила вино. Она, более, не скажет ни слова.       Когда все стало таким невыносимым?       Азуми знала, что осталось совсем немного времени прежде, чем она покинет этот мир. Оставит все: амбиции, любовь, ненависть, желания, радости и печали. Оставит сожаления, которых у нее не было. Бывшая принцесса знала, что странный человек, плывущий по воде в небольшой лодочке, которая не оставляла следов на глади — только призрак. Старик плыл без весла — лишь едва заметно двигал костлявыми, исчерченными тысячами мелких сосудов, руками. Вероятно, он был магом воды.       Азуми представляла свою смерть совсем не так.       Принцесса бежала, и грубые капли дождя очерчивали ее бледное печальное лицо. Эти многочисленные холодные крупинки мешали ей разглядеть что-либо, как острую необходимость ощутить собственные слезы, которые уже давно смешались и были отданы безмолвной погоде. Азуми бежала, чтобы спрятаться от правды. Так наивно и глупо.       Девушка сбросила с себя плащ, который оседал на ее плечах подобно невидимому грузу. Легче не стало. Принцесса раскрыла объятья дождю. Она когда-то слышала, что вода смывает все печали, уносит все мысли прочь, как бесконечный поток реки.       Пусть вода унесет ее бесконечную обиду. Пусть вода унесет ее унижение.       Пусть вода унесет ее боль.       Азуми вновь почувствовала ветер, играющий в ее волосах, услышала шелест листвы и знала, что была мертва. Она стояла на горе: закат, простирающийся на небе яркими всполохами оранжевого, желтого, янтарного и багрового цветов, все еще не поблек для нее. Женщина окинула саму себя кратким взглядом: серебристая, начищенная до блеска броня, наплечники, отделанные многочисленной чешуей, напоминающей, скорее, оперенье птицы, серо-голубая тканевая накидка, что развевалась на ветру, и сапоги с острым носком, обрисованные белыми узорами. Совсем не как в Нации Огня.       Перед ней вновь возникла фигура Чжэнь-няо, размахивающая своими массивными крыльями так, что покрывало из опавших на траву листьев и простой пыли вздымалось, заставляя Азуми недовольно щуриться и заслонять глаза рукой. На спине духа кто-то был, но она не могла разглядеть ничего, кроме его силуэта.       Прежде, чем тьма окутала и ее видения, бывшая принцесса вновь услышала эти слова, которые пугали своей неизвестностью и, одновременно, потрясали ее до глубины души невероятными возможностями, которые она могла вообразить сама для себя.       Все уже предрешено.