***
Азуми держали в одном из шатров, за пределами которого ей не приходилось бывать, под круглосуточной охраной. Ее приволокли сюда в почти бессознательном состоянии и держали, по меньшей мере, несколько дней. Женщина молчала и не жаловалась на неприветливых служанок принцессы Азулы, которые были приставлены к ней для того, чтобы привести ее, в более не менее, приемлемый вид, и которые, с явным пренебрежением, обливали ее ледяной водой, с силой растирали тонкую кожу, игнорируя чувствительные места, покрытые ранами, и грубо расчесывали ее спутанные волосы. Бывшая принцесса отметила, что если ей удастся вернуться во дворец, то она обязательно выгонит оттуда этих непочтительных тварей. Азуми кормили рисом и пресной лепешкой два раза в день, давали пить столько, сколько она желала, да и в целом обращались весьма недурно, как для пленницы. Несколько раз к ней заглядывал лекарь, который помогал ей после всего, что она пережила не только физически, но и морально, хотя о многом женщина предпочла умолчать. Один раз к ней даже зашли Мэй и Тай Ли, которые, как выяснилось, сопровождали дочь Озая в ее рейде, и которые были очень рады видеть саму Азуми. У них сложились довольно теплые отношения с бывшей принцессой еще во время ее брака с Лу Теном, поэтому женщине удалось узнать много чего нового из того, что происходило в мире: адмирал Джао собирался совершить захват Северного Племени Воды, Зуко и Айро были объявлены предателями (именно на них и охотилась Азула, также выполняя функцию проверки колоний и недавно захваченных Нацией Огня земель), а сама Азуми тоже считалась предательницей и должна была быть устранена, хотя, как уточнили подруги девочки, точная причина была неизвестна ни им, ни самой принцессе. Тай Ли и Мэй добавили, что действительно верили в ее невиновность и, на протяжении всего недолгого разговора, ободряюще твердили, что мнение дочери Озая не слишком отлично от их собственного. Азуми же не была так сильно в этом уверена. Азула пришла к ней сама, когда первые лучи рассветного солнца начали потихоньку будить лагерь. Сначала девочка следила за Азуми долгим немигающим взглядом, в котором проскальзывало много различных эмоций: от поверхностного презрения и брезгливости до интереса. — Выглядишь отвратительно, — фыркнула Азула, разрывая продолжительное молчание. Бывшая принцесса только молча усмехнулась, отчего тени усталости, пролегшие на ее лице, заиграли по-новому. — И я рада тебя видеть, — Азуми поднялась с тюфяка, который ей предоставили для отдыха, и несмело подошла ближе, что вынудило дочь Озая сначала дать знак страже, чтобы они оставались на месте, а затем и вовсе выгнать наружу. — Зачем ты написала отцу? — лицо Азулы не выражало никаких ярких эмоций; холодный тон настраивал их обоих на исключительно деловой лад. Принцесса не желала тратить больше времени, чем того требовала ситуация. — У нас есть много шпионов, и, рано или поздно, мы бы узнали, где находится Аватар, — недовольно прошипела девочка, обернувшись к Азуми вполоборота, как если бы хотела показать, что даже смотреть на женщину было для нее противным занятием. — Раскрыть себя подобным образом было совершенно необдуманно и глупо, если только это не влекло для тебя определенную выгоду… — словно задумалась Азула, картинно потерев рукой подбородок, а затем обратила короткий взгляд на бывшую принцессу. — Я тебя внимательно слушаю, — сухо уведомила дочь Озая, и ее колючий строгий взгляд показался Азуми слегка напускным, преувеличенным. Девочка дала бывшей принцессе возможность оправдаться, но, к раздражению первой, она вовсе не собиралась этого делать. — Иногда приходится жертвовать своей выгодой ради родины, — спокойно уведомила ее Азуми и подметила, как медленно закипала в своем иррациональном раздражении дочь Озая. — О, прекрати! — выплюнула она подобно змее, и ее янтарные глаза вновь загорелись пассивным гневом. — Мне можешь не лгать, тем более так неумело, — Азула хотела сказать это с легкой иронией, но получилось как-то небрежно. — Это слишком низко, даже для тебя. — И все же, это правда, — Азуми пожала плечами. Дочь Озая раздражало такое… смирение. Ее вообще неимоверно раздражала вся эта ситуация, как и сама Азуми. Азула, по крайней мере, до этого момента, считала ее борцом, и это в некоторой степени их роднило. Принцесса не говорила об этом, но знала, что это было так, и поэтому женщина, теперь, заслуживала ее презрения сполна. Предав Озая, предав Нацию Огня, предав свои убеждения, она предала и девочку тоже. Принцесса не прощала предательства. Было место и недоумению, ведь Азула, всякий раз, когда смотрела на разбитую и раздавленную женщину, не могла видеть в ней Азуми. Не желала. Девочка упорно воспитывала в себе презрение к данному образу и упрямо игнорировала тот факт, что, возможно, даже немного жалела бывшую принцессу, чья жизнь оказалась не самой завидной. Азула отмахивалась ото всех своих амбивалентных мыслей, потому что в ней не должно было быть ни единого сомнения и сожаления. Она — потомок рода Созина, и в ее крови тек огонь. Принцесса готовилась стать Хозяйкой Огня и действовать решительно, принимая данную ситуацию как испытание для себя. Азула была уверена, что пройдет его с достоинством. Без сожалений. — Неужели? — саркастично поинтересовалась девочка, но ее голос предательски дрогнул. Почти незаметно — Азула скривилась и вовремя отвернулась, заложив руки за спину. — Тогда я разочарована, — они усмехнулись почти синхронно, хотя не могли этого видеть — горькими усмешками, которые искажали прекрасные женские лица подобно жутким гримасам. Девочка, и правда, была разочарована, и это раздражало ее едва ли не больше, чем все остальное. Почему? Она и сама затруднялась ответить. Это редкое, почти незнакомое ей чувство, вдруг накрыло с головой так неожиданно, что даже блестящий самоконтроль Азулы грозил затрещать по швам. — Ты не обдумала этот шаг и будешь расплачиваться за это, понимаешь? — слова вылетели раньше, чем Азула успела пожалеть, а затем поругать себя за подобную слабость. Азуми поддалась чуть вперед, обескураженная тем, как многогранно прозвучали слова девочки. Хотя бывшая принцесса не видела ее лица, но была готова поклясться, что слова дочери Озая прозвучали так, будто она была чем-то взволнована или озадаченна. — Более чем, — кивнула женщина сама для себя, и ее голос прозвучал с удивительной стальной уверенностью. — Но есть кое-что, ради чего я оставила Нацию Огня. Я не предатель Азула, и ты хорошо это знаешь, — твердости Азуми была не занимать, но эти слова оскорбили Азулу больше, чем она могла представить. — И что же это? — раздраженно поинтересовалась дочь Озая, сложив руки на груди, и, таким образом, как бы физически демонстрируя свое недоверие. — Я не могу сказать, — с легким намеком на сожаление продолжила бывшая принцесса. Девочка недовольно закатила глаза. — Все, что я знаю — это поможет всем нам в будущем, — весьма абстрактно отозвалась женщина. — Все твои доводы держатся только на словах — в это трудно поверить, — как бы упрекнула женщину Азула и, к собственному раздражению, не смогла справиться с толикой какой-то личной обиды в голосе. Азуми попыталась встретиться взглядом с дочерью Озая, но та отвернулась, недовольно поджав губы. Девочка с трудом признавала, что, возможно, осуждала бывшую принцессу не только за ее слабость. — Возможно, тебе стоит попытаться, — абсолютно спокойно отозвалась Азуми, чей тон резко контрастировал с общей атмосферой. Азула глубоко вздохнула, не то в очередном приливе пассивного раздражения, не то от отвратительной безвыходности этой ситуации. Дочь Озая обернулась, и ее пронзительный взгляд мог бы прожечь в бывшей принцессе дыру. Азула пожалела, что у нее не было такого умения, и только холодно посмотрела на Азуми, не скрывая своего пренебрежения, плескавшегося на дне янтарных глаз. — Я не хочу, — прозвучало отрывисто, и, одновременно, тяжело, и неосязаемый груз лег на плечи обоих вслед за этими словами. Затяжное молчание казалось чем-то необходимым, но таким безвыходным, что хотелось просто взвыть. Азула сделала свой выбор, и он дался ей совсем нелегко. И, все же, ее разочарованию не было предела — образ Азуми всегда вызывал в ней слабую толику уважения, смежного с чем-то еще, что заставляло девочку, в малой мере, подражать бывшей принцессе. Однако сейчас, когда дочь Озая видела перед собой слабого человека, — человека, которым она восхищалась когда-то, — она безмерно раздражалась этому. Сколько в ней было негодования, непонимания, непринятия и банальной, такой глупой, человеческой обиды. И… разочарования. Абсолютного и безмерного. Путь, который выбрала Азула, в какой-то степени был проще и избавлял ее от совершенно неприемлемой необходимости доверия, прощения и своеобразного признания привязанности. Это был вызов для нее, как для наследника, человека, верного своей нации и отцу. Принцесса выбирала этот путь, отчаянно игнорируя все свои сомнения, втаптывая их в землю, и, негласно, признавая их необоснованными. У Азулы не было совершенно никакой жалости, но она, к собственному удивлению, нашла немного для Азуми, когда подумала о том, что прежняя, совершенно другая женщина, была бы благодарна за смерть. Азула знала, что слова бывшей принцессы были правдой — она ясно видела это, но также знала, что прежняя Азуми никогда бы не смирилась. Бывшая принцесса посмотрела на девочку, и та, к собственному удивлению, не увидела в ее глазах ни гнева, ни осуждения — только горькая улыбка, растягивающая ее уставшее лицо, говорила о том, что она поняла это. И приняла — Азулу вновь захлестнула волна раздражения, когда дело касалось подобного смирения, потому что она знала ту, прежнюю Азуми и, возможно, даже тосковала по ней. Бывшая принцесса подумала о том, что ожидала такого решения, но также знала, что у Азулы не хватит сил, чтобы его воплотить. — И как распорядился Лорд Огня? — холодно поинтересовалась женщина. Дочь Озая прокляла себя за то, что расчувствовалась, где-то глубоко, едва ощутимо, когда Азуми показала, что приняла такое решение со смирением. Однако правда была в том, что бывшая принцесса, хотя девочка не могла об этом знать, только избрала политику наблюдения — не более того. Женщина знала, что для того, чтобы победить в конечном итоге, совсем не обязательно быть хищником — достаточно было притвориться жертвой. — Он назначил Джао ответственным за поимку Аватара, а мне поручил избавиться от Зуко, который, скрываясь за синей маской, — язвительно фыркнула Азула, когда увидела, как обострились черты лица Азуми, словно молчаливое подтверждение ее настроя, — освободил Аватара и дал ему уйти, — дочери Озая удалось застать Азуми врасплох этой новостью в таких подробностях, но совсем ненадолго. — Предатель-дядя плохо на него влияет, полагаю, — хмыкнула Азула, и хотя бывшая принцесса была абсолютно с ней согласна, она не спешила выказывать никаких знаков одобрения. — Забавно, — Азула широко ухмыльнулась, обнажая белоснежные зубы-клычки, — как много предателей в нашей семье, — Азуми проигнорировала ее пренебрежительный взгляд, и уточнила совершенно невозмутимо: — Что насчет меня? — Избавиться незамедлительно и любым способом, — совершенно серьезно заявила дочь Озая, без присущего ей саркастичного настроя. — Для Нации Огня ты уже давно мертва, так что… — Азула замялась для того, чтобы придать своему голосу большей холодности и отвернуться от женщины, как если бы та надоела ей слишком сильно. — Не думаю, что это будет трудно, — прозвучало весьма натянуто. — И как ты сделаешь это? — женщина постаралась придать своему голосу как можно больше безразличия и легкой небрежности. — Я еще не решила, — коротко ответила Азула, стремительно покинув палатку для того, чтобы избежать всяких сомнений, которых у нее, к собственному неудовольствию, было предостаточно.***
Ramin Djawadi — King of the North Азула пришла за ней на закате следующего дня и повела вглубь леса, когда небо окрасилось в пугающе-прекрасный багровый цвет. Словно кровавые разводы. Принцесса была необычайно молчалива, заметно сосредоточена и напряжена: натянутость ощущалась в каждом ее движении и коротком взгляде. Дочь Озая шла впереди, поминутно раздвигая частично поредевшие кусты и листву, будто занавес. Азуми покорно следовала за ней, принимая мрачный настрой девочки как данность. Бывшая принцесса думала о многом и, одновременно, ни о чем существенном, потому что не концентрировала свое внимание на чем-то конкретном, просто наслаждаясь моментом тишины и неизвестности, которая ее не пугала. Азуми была просто уверена в том, что девочка ее не убьет, и, казалось, Азула тоже знала об этом. — Я увела тебя вглубь леса, развязала руки и освободила от сопровождения охранников, но ты не пытаешься сбежать, — небрежно бросила дочь Озая через плечо. Девочка остановилась, вынуждая бывшую принцессу сделать то же самое. — Нет, не пытаюсь, — раздражающе спокойно заявила Азуми, и Азула недовольно поджала губы — ее тонкий гнев и пренебрежение ощущались почти физически. — Другого шанса не будет, — пресно уведомила женщину дочь Озая, глубоко вздохнув. Бывшая принцесса только кивнула и огляделась по сторонам, словно прикидывая что-то. — Значит я приму свою смерть, — с легким намеком на усмешку сказала Азуми, пожав плечами и наблюдая за тем, как резко обернулась до того стоявшая спиной Азула и пронзительно посмотрела на нее, не скрывая своего неодобрение. Бывшая принцесса спокойно выдержала своеобразные переглядки и, даже находясь в статусе пленницы, источала иррациональное спокойствие, смежное со смирением. — Неужели? — голос Азулы предательски вздрогнул, когда она отвернулась, чтобы скрыть легкий блеск в глазах, но Азуми, разумеется, заметила. Теперь женщина окончательно убедилась в том, что что бы не говорила дочь Озая, у нее не хватит сил на то, чтобы убить ее. Эта мысль успокоила и, в равной степени, взбудоражила бывшую принцессу. — Так просто? — девочка продолжила свое занятие с особым упорством и некой нервозностью и, вскоре, вывела их на небольшую поляну с множеством деревьев, сквозь ветви которых лил закатный свет. Багровый и пугающе-прекрасный, будто кровавые разводы. — Все мы рождены для того, чтобы умереть, — задумчиво изрекла Азуми, глубоко вдыхая свежий осенний воздух и, тем самым, выражая некоторую готовность к своей скорой участи, как показалось Азуле. Они осмотрелись: здесь было красиво. — Гораздо важнее то, как мы прожили жизнь. — Значит тебе определенно есть о чем беспокоиться, — язвительно выплюнула дочь Озая, собираясь с духом и продавливая все свои мысли. — Это только твой выбор: отпустить меня или запятнать свои руки в крови, — сухо добавила Азуми, подливая масла в огонь. Азула правда старалась выдать легкую толику неуверенности за небрежность. — Не пытайся давить этим на меня, — резко высказалась Азула, отходя чуть дальше и растирая руки, словно ей было холодно. — Ты знаешь, что это не сработает, — вымученная усмешка бывшей принцессы заставила усмехнуться и ее саму. — Знаю, — Азуми покачала головой и отвернулась, проходя немного дальше. Дочь Озая не была уверена в том, чувствовала ли она по-настоящему все те эмоции, которые были у нее на лице, или же это было фальшью. Обычно Азула с легкостью могла определить намерения и настрой человека, но когда дело касалось бывшей принцессы, все было несколько сложнее. Не то, чтобы она не могла с этим справиться, но дочь Озая, и правда, не знала, что было на уме у женщины. — Я только констатирую факт, — прозвучало с ноткой чего-то, схожего с осуждением и, одновременно, отчужденностью. Азуми и сама запуталась в том, что чувствовала — все пропускалось через призму спокойствия. Спокойствия, но не смирения, нет. — Не вынуждай меня… — Азула осеклась и нарочно коротко закашлялась, чтобы скрыть дрожащий голос. — Я сделаю все, что угодно, для отца и своей страны, — с запалом заявила девочка, порядком раздраженная тем, что бывшая принцесса стояла к ней спиной. Повисла непродолжительная тишина, во время которой они обе успели подумать о том, как неубедительно прозвучала последняя фраза. Слова дочери Озая были чистейшей правдой, но на этот раз вышли какими-то натянутыми. — Я знаю, — Азуми обернулась, чтобы встретиться с Азулой взглядом и увидеть в ее глазах сплошную растерянность. Да, принцесса обладала прекрасными данными лжеца, и даже глаза редко подводили ее, но этот раз, похоже, был исключением. — Я убью тебя, — бесцветно заявила девочка, будто это было чем-то обыденным, заложив за спину предательски дрожащие руки. Дочь Озая уже решилась, но это было намного сложнее, чем она представляла. Азуми же, напротив, была уверена в обратном — Азула может попытаться, но она этого не сделает, и столь странная уверенность предавала ей безразличия к этой ситуации. — И мне не жаль, — девочка отрицательно покачала головой. — Это цена, которую мы платим за власть и величие, — такое отстраненное откровение немного смутило дочь Озая — даже перед смертью женщина пыталась ее поучать. Азула недовольно признала, что ей, возможно, будет немного этого не хватать. — У предателей грязная кровь, и поэтому цена небольшая, — небрежно отмахнулась дочь Озая, и Азуми откровенно усмехнулась таким словам, ведь это изречение напомнило ей о Лорде Огня. В этой семье были одни сплошные гордецы, и они с Азулой вовсе не были исключением. — Я хочу, чтобы ты знала, что я благодарна тебе за то, что ты сделаешь это сама, — женщина кивнула, и ее бесцветный тон, на этот раз, затронул девочку больше обычного. — Не принимай на свой счет, потому что это — только необходимость, — небрежно отмахнулась дочь Озая, будто это совсем не трогало ее. Они понимали, что обе обманывались. — Хочу сама удостовериться в смерти предательницы, — выплюнула Азула, отчаянно игнорируя, что у нее внутри, где-то глубоко, была боль; едва заметная, но она была, как постыдное подтверждение того, что и у монстров есть душа. Дочь Озая пришла к выводу, что Урсу бы такое изречение не тронуло. — Тогда сделай это, — Азуми развела руки, и посмотрела девочке прямо в глаза. Бывшая принцесса знала, что Азула этого не сделает. Ей нравилось чувствовать боль, потому что только так она чувствовала себя живой. — Ты была для меня как дочь, — откровение слетело с языка Азуми совершенно неожиданно, даже для нее самой, и это пошатнуло уверенный настрой девочки, потому что именно сейчас, смотря на разбитого человека, разочаровавшего ее до окончательной точки, она знала, что эти слова, вопреки всем другим, были правдой. Они обе хорошо это понимали; также хорошо, как и обманывались в каких-то своих убеждениях. — Не слишком хорошая дочь, похоже, — горько усмехнулась Азула, скрывая свои эмоции за очередной маской язвительности. Азуми усмехнулась — ничего не менялось. Девочка приняла стойку и вскинула руки, предварительно отходя на несколько метров назад. Молния казалась ей лучшим вариантом, достойным бывшей принцессы. Азуми тяжело вздохнула, когда увидела, как девочка сосредоточенно принялась разделять энергии, и как в фалангах пальцев засверкали удивительные голубые блестящие нити. Женщина все еще была уверена, что Азула не станет ее убивать. Она знала это. — Но лучшая Хозяйка Огня, — напутственное слово прозвучало натянуто, и Азула посчитала такую перемену банальным страхом. Это было нормально, хотя дочь Озая в некоторой степени была приятно удивлена, с каким спокойствием и достоинством бывшая принцесса принимала свою смерть. Девочка не сомневалась, что принять смерть именно так могла только Азуми — как принцесса. Принцесса от головы до кончиков пальцев на ногах — как говорили о ней в народе когда-то. Что же, это было правдой. — Я верю в тебя, Азула, — дочь Озая старалась растянуть последнее мгновение как можно дольше, хотя легче от этого не становилось совсем. Горечь. Азуми глубоко вздохнула, когда слишком поздно поняла, что девочка, похоже, была серьезна в своих намерениях. И хотя ее вера все еще жила в ней, бывшая принцесса также с настоящим ужасом осознала, что просчиталась. И этот просчет совершенно точно будет стоить ей жизни. — Я знаю, — задыхаясь, выкрикнула Азула, игнорируя безумное напряжение в пальцах. Когда она увидела настоящий ужас в золотых глазах женщины, которая, казалось, только сейчас осознала, что в блестящем голубом сиянии и был ее конец, поспешила отпустить молнию. Азуми только почувствовала, как что-то с силой обожгло, распространилось ледяной дрожью по ее телу и выбило дыхание, погружая испуганное сознание в кромешную тьму. Последним, что ощущала женщина, был ужас, банальный страх перед смертью и это пугающее осознание отчетливо отразилось в ее глазах прежде, чем они закрылись. Молния ненадолго ослепила Азулу, и она увидела, как красиво и даже легко, будто пух, опускается тело Азуми. Девочка села рядом с бывшей принцессой, не сдерживая громких рыданий и хрипов. Азула положила ладони на руку женщины, точно безмолвно извиняясь, и зарыдала еще пуще прежнего. Когда силы иссякли, уступая место изнеможению, Азула пришла к выводу, что ей стоило незамедлительно возвращаться в лагерь. Она также знала, что Азуми, возможно, осталась жива, ведь молния прошла через ее плечо, но вряд ли она выживет здесь, в лесу, даже если очнется. Принцесса чувствовала себя отвратительно, ведь, на самом деле, не хотела подвергать женщину такой мучительной смерти. Даже монстр, каким являлась дочь Озая, был на такое не способен. Азула не могла сказать «прости» — такое простое слово не могло прорезать эту тишину. Потому что она желала, чтобы ей было не жаль. Азула не хотела чувствовать эту горечь внутри, и от того злилась на себя еще больше. Никакие убеждения не помогали, поэтому, оставляя Азуми на этой поляне с грубой сухой травой, она позволила себе последнее сожаление, прежде, чем замкнуть свои боль и горечь где-то глубоко. Дочь Озая не смогла в полной мере вернуть долг Азуми.