***
Ramin Djawadi — Heir To Winterfell Шел третий час ночи, а в кабинете Лорда Огня по-прежнему кипела рутинная работа с документами: Азуми помогала мужчине, выписывая то, что он диктовал, и ставила печать на тех указах, что он одобрил. Возможно, до проблемы в виде природного катаклизма внутри страны, такого рода бюрократии было намного меньше, и Озай бы справлялся со всем этим сам, в силу природного недоверия к другим, однако сейчас ситуация обстояла совершенно иначе. Женщину часто мучала бессонница, а, порой, она и вовсе не спала, обремененная государственной рутиной. Они оба выглядели нехорошо: истерзанные грузом различного рода переживаний, утомленные переменчивым происходящим, взволнованные мутным будущим. Азуми глотнула бодрящий, едва теплый чай, который принес измученный по причине постоянной надобности слуга, и сдавленно зевнула. У нее едва были силы для того, чтобы аккуратно выводить иероглифы — руки дрожали от постоянного напряжения. Женщина могла бы пожаловаться или попросить Озая об отдыхе, но причиной ее твердого упрямства была не то гордость, не то мотивация в виде работы на благо родины. Лорд Огня отстранился от очередного пергамента, разложенного перед ним и, потерев глаза, свел пальцы на гудящей переносице. Озай снова запросил слугу, который, в скором времени, должен был принести последние на этот день, а вернее ночь, документы. Азуми последовала примеру мужчины, и откинулась на низкую спину софы, устало прикрыв глаза. — Расскажи мне что-нибудь о войне, — негромкий бархатистый голос прорезал приятную тишину, заставив Азуми сначала едва заметно скривиться. До этого момента бывшая принцесса действительно питала надежду, что ей удастся отхватить хотя бы кусочек сна, пока они ждали новую партию документов. Похоже, что интерес Озая подпитывал еще и тот факт, что он сам балансировал на грани бодрствования и, очевидно, поддаваться сонливому мороку не желал. — Что именно? — Азуми удивилась подобному вопросу, но усталость не позволила ей выказать этого. — Что-нибудь из личного опыта, — неопределенно сказал мужчина, с легкостью подогревая уже остывший чай. Женщина посмотрела на него с завистью, а затем перевела разочарованный взгляд на свою фарфоровую чашу — Озай хорошо знал, что она, скорее, будет давиться ледяным чаем, чем попросит его помощи, даже в такой мелочи. Азуми ненадолго задумалась и начала повествование с того, что первое пришло в голову: — Мы с отрядом проезжали пограничные земли, где пока не обосновались наши войска, но и врага можно было редко встретить — только мирных жителей, и без того запуганных до смерти, — ее губы дрогнули в неопределённой гримасе. — Лето было очень засушливым, поэтому приходилось постоянно пополнять запасы в окрестных деревнях, — Озай слушал очень внимательно, не скрывая собственной заинтересованности, что отчетливо плескалась в уставших золотых глазах. — В деревнях редко можно было встретить мужчин — только женщин, стариков, детей, калек и, изредка, всякий сброд — дезертиров или разбойников, например. Но и они к нам не лезли, предпочитая только глядеть издалека, с опаской, — Азуми поправила выбившуюся прядь волос из порядком растрепавшейся прически и продолжила: — Местность была гористая, поэтому, несмотря на то, что я предпочитаю водить своих людей окольными путями, нам приходилось идти главными дорогами, — женщина замолчала ненадолго, поджимая губы, будто бы в отвращении, но Озай ясно видел в этой заминке нечто более глубокое. — Мы были как на ладони, поэтому совершенно неудивительно, что разбойники, скрывавшиеся на горах, напали на нас. У этих людей не было страха — я поняла это не сразу, но… Таких людей — людей, которым нечего терять, — стоит опасаться больше всего, — Озай не мог понять чувств, которые полыхали в ее глубоких лазурных глазах, когда она прямо встретилась с его взглядом. — Они начали стрелять по нам, — Лорду Огня не требовалось подробных объяснений, которые были и так очевидны. — Почти все были перебиты, — лицо Азуми заметным усилием приобрело безразличный оттенок — столь каменный, что казался неестественным. — Было много факторов, которые не позволили нам быстро справится с ними: преимущество в расположении, эффект неожиданности, неопытность многих людей из отряда, недостаток сноровки. Все же, это совсем не оправдывает мою ошибку, как капитана, как человека, который ответственен за жизнь каждого человека в своей команде, — Озай молчал, несмотря на то, что Азуми немного приостановила повествование, как бы давая ему возможность в очередной раз полить ее грязью, обвинить или унизить. Все это стало таким обыденным, что женщина не сдержала тень удивления, ясно проскользнувшей на ее лице, когда ничего не произошло: Лорд Огня по-прежнему внимательно слушал ее и, так несвойственно ему, терпеливо ждал продолжения. — И в подобных ситуациях, я — не из тех людей, который прячется за отговорками и враньем. Да, это моя ответственность и полностью моя вина, как капитана, которому простые солдаты доверили свою жизнь. Что бы не произошло, какие бы обстоятельства не окружали нас — лидер обязан сохранить жизнь своих людей даже ценой своей собственной, — Азуми говорила последовательно и, в то же время, всякое ее слово приобретало яркие черты, слишком насыщенные, чтобы казаться пустыми. Только не в этот раз. — Мою страусовую лошадь, на которых мы путешествовали из-за их выносливости и малой потребности в пропитании, подстрелили, и она упала на меня, — эти подробности давались женщине через внутреннее усилие. — Больше десяти минут я пыталась выбраться из-под ее грузной туши, и… я бы могла сказать, что у меня не было возможности помочь моим людям, но сомневаюсь, что этот факт бы облегчил страдания их семей, — Азуми качнула головой, как бы подтверждая свои слова, и Лорду Огня показалось, что на ее исхудавшем лице мелькнула тень сожаления. — Всегда есть промежуток между поражением и выигрышем, и в этом промежутке есть люди, чьи дети, мужья и отцы погибли, — женщина вновь ненадолго замолчала, и Озай, разумеется, догадался, с чем именно это было связано. Лорд Огня, право слово, поражался, как бывшей принцессе удавалось сочетать в себе такую греховную аморальность и очаровательную преданность вещам, которые были дороги лично ей. — Есть те, кто переживает горе тихо, есть те, кто громко, а еще есть те, кто с силой вцепится в твою военную форму и начнет проклинать тебя, твою семью, брызгать слюной, словно ядом, и обливаться слезами бессильного гнева, — Азуми повествовала об этих вещах так отчужденно, что казалась излишне черствой, бесчувственной. — Это и есть обратная сторона любой оглушительной победы, — Озай некоторое время глядел на нее как-то испытывающе, и женщина с готовностью приняла этот взгляд. — Ты спрашивал меня, почему я убила Джао, — успешно перевела тему Азуми, и тон ее голоса приобрел более жесткие ноты. — Так вот теперь я могу тебе ответить, — Лорд Огня внимательно наблюдал за скупыми эмоциями, то и дело напряженно проскакивающими на ее осунувшемся лице, и, к своему раздражению, никак не мог уловить что-то, что упускал в ее новом образе. — Я презираю таких людей, — прозвучало, будто приговор, и Озай не преминул отметить, как настрой Азуми сменился на нечто еще более непримиримое, однозначно достойное ее осуждения. — Все, что я делаю, я делаю во благо Нации Огня. Только так я могу подарить этим людям свою любовь — любовь, которую они заслуживают. — Ты залюбишь до смерти, Мидзуно, — ядовито усмехнулся Лорд Огня, подмечая, что это жестокое замечание задело ее — не могло не задеть. Азуми поджала губы, глядя на мужчину с уже привычной ненавистью и презрением, которые он воспринимал крайне спокойно, даже как-то снисходительно. Это было правильно, честно, и, возможно, они оба изголодались по ощущению взаимной неприязни, которое доставали из самых глубоких недр души, но теперь как-то неохотно, натянуто. Они все также ненавидели друг друга, но не так горячо, а как-то пассивно, как если бы это перестало быть для них неизменной необходимостью, а, стало, скорее, привычкой. — Как и ты, — усмехнулась Азуми пресно, даже не пытаясь выдавить из себя хоть какую-то эмоцию, и Озай, отчего-то, подумал о том, что теперь не был востребован — как для ее прежней ненависти, так и для связанной с этим чувством правды. Теперь бывшая принцесса могла только лгать для него. — Уж лучше твоя ненависть, чем любовь, потому что последнее тебе неизвестно. Ты не умеешь любить, — женщина говорила с такой жестокой насмешкой, что умудрилась задеть Озая, но не содержанием сказанной фразы, а, скорее, ее посылом. Она его раздражала, хотя, на данный момент, ему было действительно сложно обозначить, чем именно. — И никто никогда не полюбит того, кто не может дать ничего взамен, — Азуми с интересом наблюдала, как губы мужчины растягиваются в такой несвойственной ему натянутой улыбке. Бывшая принцесса не рассчитывала задеть его своими словами, а просто говорила то, что думала — и Озай действительно не знал, что его устраивало больше — ложь или правда, — когда дело касалось женщины. — Я не нуждаюсь в глупых привязанностях, — категорично подчеркнул Лорд Огня, как если бы хотел отчаянно доказать это. — Нет? — она вопросительно приподняла бровь, глядя на мужчину с унизительным снисхождением. — Нет, конечно, нет, не нуждаешься, — ответила Азуми сама себе, как будто соглашаясь с ложью ребенка — все, что угодно, да лишь бы во благо. — Тебя подпитывает страх и благоговение подчиненных, и ничто другое, ведь оно чуждо. — Меня должно волновать только благополучие моей страны, как и всех великих правителей, — пожал плечами Озай, глядя на женщину безразлично, как на кого-то, чье присутствие искренне его утомляло. — Так было и так будет всегда. — В этом мы с тобой схожи, — задумчиво протянула Азуми. — Сомневаюсь, — в тон ей от отозвался Лорд Огня, и разговор сам сошел на нет. Вскоре, вернулся слуга, еле волочащий за собой огромную стопку свитков и документов, требующих незамедлительного рассмотрения, и мужчина, как и бывшая принцесса, были оба вынуждены вновь погрузиться в изнуряющую своей монотонностью работу. Озай провел достаточно много времени в полной тишине прежде, чем осознал, что совсем не слышал ничего со стороны Азуми: ни слова, ни постукивания кисти о чернильницу, ни даже характерного шелеста пергамента, который она откладывала или переворачивала, когда завершала тот или иной свиток. Лорд Огня поднял взгляд, налитый сухим напряжением, чтобы с удивлением заметить напротив, чуть поодаль стола, за которым он работал, мерно посапывающую женщину. Он, право слово, сначала немного опешил от такой картины, ведь едва ли ему приходилось видеть Азуми столь похожей на нее саму, но только тогда, когда она была еще женой Лу Тена. Бывшая принцесса спала довольно беспокойно, иногда заметно хмурясь, и ее бледное лицо, подпертое кулаком, поминутно приобретало совершенно разные, никак между собой не связанные выражения, отчего-то напоминая Озаю о том, какой она была когда-то давно. Лорд Огня, бесшумно поднявшись, прошел вглубь комнаты, ненадолго задерживая взгляд на ее правой щеке с небрежно застывшим мазком чернил — белоснежная кожа аристократки выглядела теперь несколько неестественно и даже комично. Озай не брался судить, как такое недоразумение могло произойти с почти всегда выглядевшей идеально Азуми, но в ее неряшливо-наивном виде было что-то, что заставило его скупо ухмыльнулся. Мужчина плохо помнил, какой она была до смерти его племянника, ведь они общались достаточно мало, но уже тогда ей было не занимать упрямства и, порой, доходящей до абсурда, смекалки. Озай, в основном, слышал о бывшей принцессе либо по восторженным слухам, что без конца циркулировали среди двора, либо из уст обычно скромно молчавшей Урсы; но, пожалуй, только не тогда, когда дело касалось Азуми. Его жена восхищалась бывшей принцессой, а он так по-дурацки гневался на то, что Лу Тен, сын Айро — любимца отца, — превосходил его даже в этом. Сейчас же Озай сдержанно негодовал только от мысли об этом. На самом деле, Лорд Огня совсем не часто думал о своем прошлом, как и о самой бывшей принцессе — но не тогда, когда она появлялась в его поле зрения, так назойливо и нагло занимая подавляющее множество мыслей. Казалось, что Озай — повелитель всего мира, — часто не был властен над собственным сознанием. Надоедливая до невозможности — так для себя обозначал женщину Озай и, отчего-то, раздражался еще больше. Азуми обладала удивительной многогранностью и выразительностью эмоциональных образов, чем так разительно отличалась от серой Урсы, однако это Озай отметил и оценил в полной мере уже после ее первого возвращения с войны. Создавалось впечатление, что этих масок, которые бывшая принцесса носила без продыху и усталости, было бесчисленное множество — так часто и совершенно естественно она меняла их. Со временем, как казалось мужчине, в ней не осталось ничего человеческого и искреннего — только пестрая утомляющая череда образов-масок, которыми она тщетно скрывала ото всех дыру внутри в себя. Азуми была одиноким человеком — Озай знал это, потому что, вероятно, и сам был таким. Вот только женщину это одиночество тяготило, выводило из равновесия и здравого ума, медленно убивало. Он — один из немногих, — наблюдал, как, несмотря на отчаянные попытки закрыться от самой себя в ярких образах, женщина мучительно медленно увядала. Оставались только Азуми и ее отчаяние — чистое и такое глубокое, которое никто, даже сам Озай, не мог видеть, потому что у бывшей принцессы пока хватало сил его скрывать. Однако мужчина ясно почувствовал его во время их последней встречи, перед ее побегом. Лорд Огня видел отчетливый страх в лазурных глазах — банальный страх одиночества, — присущий столь многим людям. Вернее сказать, страх умереть в одиночестве. Озай, возможно впервые, не осуждал ее и не относился с пренебрежением — только лишь со снисходительной жалостью, которую, он знал, она не заслуживала. Азуми была несчастной женщиной с разбитыми мечтами и зияющей темной дырой вместо сердца. Женщиной, которую раздавила война. Женщиной без любимого человека рядом. Женщиной без детей и будущего… и, как не парадоксально, так отчаянно жаждущей любви. Для Озая подобные чувства были слабостью, как и бывшая принцесса — кандидатурой, не достойной их проявления. Возможно, именно поэтому он так демонстративно эгоистично распахнул ставни окна, пропуская в комнату ледяные порывы ветра, которые заставили Азуми сжиматься от холода ровно до того момента, пока тяжелая и колючая, но неожиданно уютная мантия Лорда Огня как бы снисходительно легла на ее худые плечи.***
Ночь выдалась на редкость прохладная, несмотря на подступающее лето. Азуми почувствовала, как несмелые рассветные лучи скользнули по ее лицу, и поморщилась, лениво приоткрывая один глаз. Тело чутко отозвалось неприятным покалыванием от одного только движения головы, когда бывшая принцесса, кратко осмотревшись, поняла, что заснула в сидячем положении. Женщина недовольно поджала губы, мысленно коря себя за отвратительную выдержку, но едва ли она действительно могла работать хорошо и продуктивно, проведя на ногах почти всю неделю с краткими перерывами на отдых. Когда Азуми посмотрела на наброшенную на нее сверху темно-вишневую мантию, которая, очевидно, грела ее всю ночь. Бывшая принцесса сначала не предала этому особого значения, но потом, через долгие секунды осознания того, кому именно она принадлежала, женщина впала в настоящий ступор, глядя на ткань как на что-то неземное, в то время как хозяин этой самой мантии, молча потягивающий чай, нагло наблюдал за ее реакцией издалека. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Азуми обернулась, встречаясь взглядом с Озаем, который выглядел крайне невозмутимо. Конечно, он заметил, как смущенно вспыхнула бывшая принцесса, как ее губы самовольно растянулись в задорно-хитрой улыбке. — Теперь она принадлежит мне, я полагаю, — женщина нарочно заострила свое внимание на этом, кутаясь в тяжелую мантию с преувеличенным усердием. Лорд Огня только молча махнул Азуми рукой, как бы снисходительно позволяя ей владеть тем, чего она так желала. — Только после того, как закончишь работу, — Озай кивнул ей в сторону стола, даже не скрывая насмешливо-издевательского выражения, когда бывшая принцесса, с откровенным возмущением, уставилась на две огромные стопки свитков, что возвышались подобно горам и выглядели действительно устрашающе, если брать во внимание объем необходимой работы. — За вчера и за сегодня. — Ты шутишь, — нахмурилась Азуми, глядя на Лорда Огня с вызовом — она явно была готова бороться за то, чтобы разделить эти документы хотя бы пополам. — Не думаю, — издевательски хмыкнул Озай. — Я не могу спустить с рук такое пренебрежение профессиональными обязанностями и потакание собственным желанием никому, а особенно — своему советнику, — женщина опустилась напротив него, молча наливая чай в пустую чашу, очевидно, предоставленную ей. Она только хмуро глядела на мужчину из-под опущенных ресниц, а Озай откровенно наслаждался ее смятением и несерьезным, но таким забавным гневом. — Обычно за такое снимают с должности или даже казнят, в зависимости от степени проступка, — как бы между прочим подметил Лорд Огня. — То есть, мне стоит быть благодарной? — безразлично поинтересовалась Азуми, перехватывая боярышник с одной из пиал, в которых были разложены сухофрукты, и морщась от того, что он оказался слишком кислым, напрочь перебивая всю прелесть утреннего напитка. — Отвратительно, — с досадой прошипела женщина, отодвигая посуду с гадким фруктом на край стола, скорее для того, чтобы заполнить чем-то непродолжительную тишину. — Очевидно, что так, — уверенно кивнул Озай, отпивая чай и наблюдая за ее манипуляциями с легким раздражением. Несмотря на свою холодность, Азуми частенько была чересчур эмоциональна, как бы отдавая дань своему прошлому, когда, порой, утомляла своей яркостью окружающих. — Очевидно, что я — особенная, — подмигнула ему бывшая принцесса, и Лорд Огня не сдержался от короткого и довольно искреннего, насколько могла судить женщина, смеха. — В назойливости тебе нет равных — это правда, — покачал головой Озай, и Азуми взглянула на него наигранно-воинственно, хитро щуря большие лазурные глаза. — Неужели? — Лорд Огня вновь наблюдал очередную маску, в которой женщина была мягкой и льстивой до тошноты, сохраняя свои самые неудачные качества из прошлого принцессы. Положение спасало только природное обаяние. — Только в этом? — протянула Азуми так сладко, что Озай едва не поморщился, но ей позволил приблизиться к себе. Бывшая принцесса неспешно опустилась позади мужчины, медленно и мягко проводя холодными руками по его плечам, неторопливо скользя по шее и, наконец, останавливаясь на висках. Бывшая принцесса хорошо знала, что ему это нравилось. Ее прикосновения были прохладными и ласковыми, как нежный шелк, — в такие моменты Озай действительно с трудом верил, что эти руки держали не одно оружие, а женщина, что сидела позади него была хитрой змеей, которая, едва заметив слабость, могла пустить в ход свой яд. Ей нельзя было верить, но Лорд Огня и не верил — он только доверял. — Тебе следует простить меня хотя бы только потому, что никто из твоих наложниц не ублажит тебя так, как это сделаю я, — прошептала Азуми, и Озай не мог видеть, но знал, что она хитро ухмылялась. — Ты думаешь, что ты — особенная? — с заметным пренебрежением поинтересовался Лорд Огня. — И вновь: очевидно, что да, — самодовольно и, в той же мере, как-то невинно заявила бывшая принцесса. — Очевидно, что ты очень высокого мнения о себе, — холодно подчеркнул мужчина. — Даже если это так, то ты не можешь не признать, что я — одна в своем роде, — без тени скромности заявила Азуми, на что Озай только закатил глаза. — Не одна женщина не сравнится со мной. — Разве что по части самовлюбленности и назойливости, — такое замечание вовсе не задело бывшую принцессу, а только раззадорило. — Ты так жаждешь услышать похвалу. — Всего лишь комплимент, как и любая женщина, — Азуми пожала плечами, отрываясь от своего занятия и возвращая Лорду Огня его мантию, с деланной сосредоточенностью набрасывая ее на плечи. — И я не услышу его от тебя, — вздохнула женщина с притворной досадой. — Не думаю, — ответил Озай как-то излишне скептически, терпеливо позволяя ей закончить начатое. — О чем вы говорили с Азулой? Мне стоит беспокоиться? — как бы между прочим уточнила Азуми. — Повстанцы планируют наступление, — Лорд Огня почувствовал, как напряглись ее руки. Азуми внимательно слушала каждое его слово — ему не нужно было наблюдать за ней, чтобы знать, что это было так. — Они обсуждали это с бежавшим Царем Ба Синг Се, но не думаю, что это несет серьезный характер. — Лучше быть готовыми ко всякому, — вполне практично подметила Азуми. — И когда ожидается нападение? Дата известна? — В начале осени, в день Черного Солнца*, — бывшая принцесса недовольно поджала губы. — Они уповают на какие-то жалкие минуты, чтобы достать меня, — холодно усмехнулся мужчина, отчего черты его лица обострились еще больше и заиграли совершенно по-другому. — Им не удастся, — уверенно заявила женщина. — Конечно, не удастся, — вторил ей Озай. — Жители столицы и королевская семья укроются в катакомбах. — Разумно, — одобрила Азуми. — Я и Бао Йин можем принять огонь на себя, когда маги огня временно лишаться силы. — Пусть так, — согласно кивнул Лорд Огня. — Однако нам следует хорошо спланировать это, а сейчас я хочу, чтобы ты начала подготовку Азулы, — приказ мужчины немало удивил Азуми, что она, впрочем, и не скрывала. — Она и агенты Дай-Ли займут мой бункер, на случай, если кто-то, все-таки, придет, — с явным неудовольствием пояснил Озай. — Это очень хорошая идея: принцесса постаралась на славу, — она безошибочно определила почерк Азулы в этом деле, как женщина, которая тоже строила военные стратегии. — К чему мне следует ее подготовить? Сомневаюсь, что Азула сможет научиться у меня чему-нибудь, — искренне засомневалась женщина. — Азула — способная, но без магии огня она более… уязвима, — казалось, такое изречение приносило Лорду Огня какой-то физический дискомфорт — до того унизительным оно было, когда дело касалось его семьи. — Ей, в любом случае, предстоит сражаться, и стоит быть готовыми к этому, — Озай, разумеется, заметил немой вопрос в глазах бывшей принцессы. — Здесь я мог бы нанять ей опытного учителя, но я делаю ставку на тебя, — прозвучало как-то пренебрежительно, но довольно уверенно — таким образом, мужчина дал Азуми понять, что его решение было окончательным. — Ты, как никто другой, умеешь вести грязную игру, Мидзуно, — жестко подметил Лорд Огня, чтобы уколоть ее, но Азуми совсем не обиделась, а, скорее, восприняла это как столь желанный комплимент. — И еще я женщина, — как бы между прочим подметила бывшая принцесса. — Что бы это не значило, — отмахнулся Озай, утомленный ее обществом. — Силовых тренировок будет вполне достаточно. Я сомневаюсь, что Азула выдержит твои нравоучения больше десяти минут. — Я думала посетить Айро сегодня, — через некоторое время, заискивающе начала бывшая принцесса, встречаясь с суровым взглядом Лорда Огня. — Он много знает о духах, в частности о конкретных духах, и мог бы оказаться полезным. Возможно, ему известно что-то, что не известно нам, — Озай, несмотря на собственную гордость, счел ее предложение вполне рациональным, поэтому, после непродолжительных раздумий, согласно кивнул. — Однако я сомневаюсь, что он расскажет что-либо тебе, — с пренебрежением выплюнул мужчина, и Азуми едва сдержалась от язвительного ответа. — Я умею убеждать, — холодно бросила она на прощанье, скрываясь за широкой дверью.***
Ramin Djawadi — Forgive Me Азуми заходила в тюрьму с опаской, ведь хорошо помнила, в каком положении была здесь в последний раз. Внутри ничего не изменилось, — сыро и мрачно, — местная атмосфера по-прежнему угнетала ее. Бывшей принцессе понадобилось немного времени, чтобы собраться с мыслями перед встречей с Айро, но едва только она увидела его, сидящего в темнице в каких-то лохмотьях, с обвисшими сальными волосами и уставшим бледным старческим лицом, как ее мнимые опасения испарились так неожиданно и быстро, как и появились. Возможно, теперь она могла не скрывать своего пренебрежения и брезгливости по отношению к Айро — банальное уважение к возрасту не переубедило женщину. Азуми могла бы вдоволь позлорадствовать, но сочла это ниже своего достоинства, ведь ее глаза — она знала, — говорили гораздо больше, чем могла бы сказать она сама. — Я знаю, зачем ты пришла, — его голос был твердым; таким, каким он был всегда — это напомнило женщине о ее прошлом, в котором они не испытывали ненависти к друг другу, по-семейному играя в Пай-шо за чашечкой чая. Азуми всегда ему проигрывала. — И ты ничего мне не скажешь, потому что знаешь гораздо больше, чем нужно, — пресно усмехнулась бывшая принцесса. Прошли те времена, когда она была почтительна, когда с искренним уважением называла старика на «вы». — Не так ли? — Я скажу только то, что ты захочешь услышать, — Айро пожал плечами, встречаясь с ее голубыми глазами, которые, признаться, на его взгляд, шли ей намного меньше, чем золотые. — Я знаю, зачем ты сделала это, Азуми, — прозвучало так, будто он действительно догадывался, но женщина только отбросила эту мысль прочь — вряд ли ему бы удалось прочитать путанные мысли в ее голове. — Не думаю, — протянула она как можно более сдержано, но нотки не то опасения, не то неуверенности ясно проскользнули в ее тоне. — Вокруг тебя осталось так мало людей, которые тебя искренне любят, — Азуми скривилась в ответ на его нравоучительное замечание. — Жаль, — прозвучало холодно, как если бы Айро противоречил сам себе. — Не потеряй их в погоне за властью, — отец Лу Тена посмотрел на нее пристально, сквозь свисающие сальные пряди седых волос, и Азуми стало не по себе: от его взгляда, от обстановки, от атмосферы. Мало кто мог вывести ее из равновесия, но ему удавалось каждый раз, когда они сталкивались. Кроме того, женщину не покидало ощущение, что Айро знал то, что не должен был. Бывшая принцесса могла жить с ним бок о бок, но только тогда, когда они вдвоем делили секрет, который не мог повлиять на ее будущее. — Ты и сама знаешь ответ на вопрос, который хочет знать мой брат, — сказал Айро без тени укоризны, но Азуми показалось, что это было так. — Все просто выходит из-под контроля. Я предупреждал тебя о дисбалансе тогда. — Я сделала то, что должна была — не больше, не меньше, — с заметным акцентом на смысловой нагрузке прошипела Азуми, непроизвольно подаваясь вперед и тут же отдергивая себя — никогда не стоило показывать свою несдержанность. — Возможно, Озай и поверил в эти сказки, но я — нет, — в спокойном голосе Айро четко прорезались жесткие нотки, и бывшая принцесса вспомнила, что перед ней сидел человек, прошедший войну, а не простой старик. — Сейчас твой последний шанс сделать выбор, но это не изменит ход событий — все уже предрешено. Любая плата за ошибку будет слишком высокой, — Азуми встрепенулась, когда услышала эту жуткую фразу, въевшуюся в ее голову еще тогда, когда она впервые ее услышала. Все уже предрешено. — Это был твой человек, тогда, в рыбацкой деревне? Хуар — человек из «Белого Лотоса», не так ли? — тщательно скрывая взволнованность за небрежностью, поинтересовалась женщина. — Это имеет значение? — Айро видел, как она раздражалась раз за разом, стоило ему ответить вопросом на вопрос. — И ты дал ему спасти меня потому что… — она нарочно замолчала, чтобы дать отцу Лу Тена закончить мысль. Азуми, в какой-то мере, ощущала себя беспомощной даже сейчас, когда, казалось бы, в ее руках было все. Так близко и одновременно так далеко. Бывшая принцесса ненавидела то, что не могла в полной мере контролировать ситуацию, и вопросы, ответы на которых у нее не было, или которые она тщательно прятала от самой себя — всего этого было недостаточно. — Потому что мне известен исход, — прозвучало так просто и так противоречиво многогранно, что Азуми только скрипуче рассмеялась: отрывисто, истерично. — Никому неизвестен исход, — женщина даже отрицательно покачала головой, искренне желая убедить саму себя в этой лже-правде, которая никогда не была ей известна. — События и их вариации могут быть разными, но и исход всегда один, даже если ты не видишь его, — слова Айро затронули обоих. — И твой выбор определит судьбу государства и судьбу твоей семьи. — Моя семья мертва, — незамедлительно пресекла это давление бывшая принцесса. — Твой гнев, твоя месть, твоя боль разрушительны для тебя самой, Азуми, — женщина и сама не знала, почему позволила ему вновь поучать себя подобным образом. — Не стоит переносить ее на невинных, а особенно на детей, которых ты любишь, — они оба хорошо понимали, что это был удар ниже пояса, которому женщина не могла противопоставить ни один аргумент. — Эта семья прогнила изнутри, и будет лучше, если все закончится так — быстро и безболезненно, — Айро видел, как Азуми отчаянно убеждала себя. — Так будет правильно, — слепо твердила она. — Есть только тот выбор, который ты совершишь сердцем, и только он будет правильным, — напору мужчины можно было позавидовать, и он так предательски уничтожал всю ложь-броню, которую бывшая принцесса возводила вокруг себя годами. — Давай будем говорить начистоту: смерть Озая не принесет тебе желанного удовлетворения, а смерть Зуко и Азулы раздавит тебя окончательно, — Айро, выражаясь так честно и, одновременно, жестоко, смог всколыхнуть ее женские чувства, и Азуми надеялась, что он не видел, как заблестели обожженные соленым спазмом глаза. — Я делаю это ради Нации Огня, — едва ли это могло убедить кого-то из них, но эта мысль была единственным, что все еще держало женщину «на плаву». — Ты делаешь это в угоду своей ненависти, — жестко высказался мужчина. — Я знаю, что жена моего Лу Тена — та, прежняя Азуми, — никогда бы не причинила вреда своей семье. — Она мертва, — холодно отозвалась бывшая принцесса, пресекая все попытки Айро надавить на ее совесть — даром, что морали у нее уже не было; все строгие догмы размылись. — А ты всегда осуждал меня. Все осуждают и даже не пытаются понять, — с ненавистью выплюнула женщина подобно змее. — Я признаю, что осуждал тебя, — такая покорность и честность немало удивила Азуми, но только лишь потому, что она привыкла ко лжи. — Но не теперь, нет, — женщина знала, что Айро говорил искренне, но старательно убеждала себя в обратном — простота казалась ей обманкой, ловушкой. Бывшая принцесса не попадется, ведь больше не имела в себе ни капли доверия. — Я знаю, что любовь может творить с людьми, — горько усмехнулся мужчина, ненадолго погружаясь в какие-то свои мысли, — что гордость может творить с людьми… Все мы пережили что-то ужасное, иначе бы не были здесь, и путь у каждого свой, — Азуми внимательно слушала Айро, ведь надеялась найти в его словах ответ хотя бы на один из своих многочисленных вопросов. — Нет, я вовсе не осуждаю тебя. — А что тогда? Жалеешь?! — неожиданно вспыхнула женщина — обуздать свой гнев становилось все сложнее. — Твоя жалость — последнее, что мне нужно, — ядовито выплюнула она. — Я прощаю тебя, — после слов Айро воцарилось продолжительное молчание. Мужчина был тверд в своих словах и суждениях, в то время как бывшая принцесса выглядела откровенно растерянной: собственный необузданный гнев разрушал все ее самообладание. — Прощаешь? — прошептала Азуми одними губами, и ее хрупкий силуэт сжался под натиском той ответственности, которую предательски возложил на нее отец Лу Тена. Этим Айро подарил бывшей принцессе еще одно мучение — прощение оставляло ее один-на-один со своим грехом. Она не желала раскаиваться не за то, что совершила много лет назад, не за то, что хотела сделать сейчас. По злой иронии Айро вновь оказался тем самым единственным человеком, который разделил с ней самые тяжкие секреты. — Ложь в каждом слове, — громко воскликнула Азуми. Они оба понимали, что ее слова — лишь отчаянная попытка самозащиты. — Я все еще чувствую осуждение и презрение — оно гнилью сочится из тебя, сидящим за этой решеткой, где тебе и место! — бывшая принцесса покинула камеру раньше, чем Айро смог что-то ей ответить. Теперь Азуми осталась одинокой в своем решении — пусть даже и не знала, откуда Айро было известно так много. Этот разговор, ожидаемо, не внес ни толики ясности в будущее и беспощадно разворошил ее темное прошлое.***
Последние несколько дней Азуми, в основном, провела в своем поместье, когда комендантский час, введенный по всей Нации Огня, не просто ожесточился, а дошел до того, что люди просто не выходили из своих домов. Виной всему была вспыхнувшая эпидемия тифа, настолько внезапная и значительная, что вызвала искренний страх даже у членов правящей семьи. Пожалуй, только женщине удавалось передвигаться между дворцом и своим поместьем, но не по улицам города, а по воздуху. Остальные же были вынужденно заперты в своих особняках до дальнейших распоряжений. На самом деле, никто из дворян особо не возражал, ведь перед лицом болезни даже представители аристократии были лишь обычной плотью и кровью. Компанию Азуми составили Ясуо и его дочь — Дзин, которая довольно часто обменивалась письмами с братом женщины. Эиджи оказался к ней более чем благосклонен, как уверила бывшую принцессу девушка, и эти сообщения нужны были только для того, чтобы получше узнать друг друга перед свадьбой. Азуми одобряла такой основательный подход будущей родственницы и гордилась тем, что брату, с ее легкой руки, досталась неглупая, красивая и приятная в общении невеста, пусть и более низкого происхождения. Бывшая принцесса знала, что любой статус можно было поправить при наличии влиятельных покровителей, каким, в данной ситуации, являлась она. Эиджи писал сестре значительно реже, чем Дзин, и хотя он все также эмоционально повествовал о происходящем, с искренностью возникали негласные трудности. Азуми хранила надежду на то, что семейная теплота в их взаимоотношениях не угасла за эти годы. Конечно, они оба ощущали много недосказанности и явный недостаток в живом общении, но все это можно было восполнить, когда брат, наконец-то, вернется домой. Женщина начала реставрировать поместье их матери, чтобы по возвращению Эиджи она могла удалиться жить туда, хотя ей действительно нравилось быть хозяйкой в собственном доме. Как бы ни парадоксально это звучало — до этого заслуженное Азуми место так несправедливо занимала Тамико. Бывшая принцесса не знала, куда пропала женщина, когда стало известно, что Азуми успешно захватила Северное Племя Воды, однако это, в действительности, мало интересовало ее. Проблемы, которые навалились на бывшую принцессу, не давали ей времени раздумывать над такими мелочами, и она жалела только о том, что не выгнала Тамико собственноручно. Озай был недоволен тем, что Азуми не узнала от Айро ровным счетом ничего, в то время как сама женщина не могла решиться на тот шаг, который запланировала еще очень давно. Бао Йин показал ей альтернативу, которую она просила, когда поняла, что ей, и правда, не хватит силы, чтобы отказаться от своей семьи в пользу страны. Она могла бы избавиться от Лорда Огня или от Айро, но не от детей, нет. Это действительно было выше всех ее амбиций — материнские чувства перевесили чашу весов. Однако теперь ей предстояло расплачиваться за свою ошибку, за свой неверный выбор вдвойне. Как и говорил Айро, и, к ее раздражению, оказался прав. Азуми ошиблась, когда уничтожила Духов Океана и Луны. Бывшая принцесса эгоистично желала мести, но и сама упустила момент, когда все стало неоправданно рискованным. Тот самый слуга, который сообщал Озаю и ей о проблемах на северном побережье несколькими неделями назад, приехал в поместье женщины далеко за полночь. Он выглядел крайне взволнованным, если говорить мягко, и Азуми незамедлительно передалось его настроение. — Что-то серьезное? — напряженно поинтересовалась бывшая принцесса, на ходу накидывая на себя мантию и нетерпеливо ожидая, пока сонная служанка сделает из ее волос хотя бы какое-то подобие прически. — Его Величество распорядился, чтобы вы незамедлительно прибыли ко двору, — похоже, слуга и сам недоумевал, но гнев Озая заставил его беспокоиться, о чем он не преминул сообщить бывшей принцессе. Большего он, к сожалению, не знал. — На вашем орле, — добавил слуга и только пожал плечами в ответ на немой вопрос, застывший на лице Азуми. — Возможно, это нужно ради экономии времени или безопасности, учитывая карантинные зоны столицы, — такое предположение вполне устроило женщину и она ушла, не дожидаясь, пока служанка закончит с ее прической. — Госпожа, нужно ли мне говорить что-то господину Ясуо? — едва поспевая за Азуми, вопросила запыхавшаяся служанка, быстрым шагом следующая за женщиной. — Государственные дела, — отмахнулась бывшая принцесса, ненадолго остановившись возле входа, чтобы стража могла открыть ей двери. Во дворе ее уже ждал не слишком довольный таким резким пробуждением Би, который только недавно вернулся с ночной прогулки. На этот раз Азуми почти не говорила с ним, занятая какими-то своими беспокойными мыслями. Бао Йин, разумеется, догадывался о причине ее переживаний, поэтому не преминул напомнить об альтернативном варианте, который казался Азуми слишком рискованным. Впрочем, ей всегда стоило иметь запасной вариант. Озай встретил бывшую принцессу угрюмым, слишком мрачным даже для него взглядом, и она поняла, что произошло что-то действительно серьезное. Мужчина, некоторое время, молчал, глядя на огонь свечи, что стояла на столе, то и дело беспокойно вспыхивая. — Что случилось? — Азуми действительно едва сдерживала волнение, глядя на то, в каком непривычном для ее восприятия состоянии пребывал Озай. Лорд Огня оторвался от пустого созерцания пламени, и тень, проскользнувшая на его лице, столь безошибочно принятая женщиной за искреннюю взволнованность, поразила Азуми. — Азула и Зуко заболели тифом, — Озай вынес это как приговор, и только тяжелый вздох уже со стороны бывшей принцессы, как нельзя лучше передавал общую обреченность. Они обменялись понимающими взглядами, в которых, из собственной гордости, прятали страх, и впервые по-настоящему прониклись настроением друг друга. Лорд Огня знал, что именно сейчас Азуми была единственной, кто в полной мере понимал его так, как это было необходимо несмотря ни на что. Все слишком усложнилось.