***
Heir to the Throne — Ramin Djawadi Тайные коридоры дворца встретили женщину неприветливо: от стен веяло привычной сыростью, а темнота вынуждала ее, несмотря на освещающее путь пламя энергии в своей руке, ступать осторожно и несколько боязно. Она ненадолго остановилась у двери, ведущую в покои Лорда Огня, прислушиваясь к безмолвию. Должно быть, наложница уже покинула общество Озая — он не имел привычки держать этих девиц подле себя дольше необходимого времени. Крадущимся кошачьим шагом Азуми направилась дальше, и лишь убаюкивающий, едва слышный шелест подола кимоно нарушал тишину. Она остановилась у третьей выемки стены справа от не зажженного факела и, поразмыслив, ввела нужную комбинацию, известную только членам королевской семьи и некоторым немым слугам, которые изредка прибирались здесь. Стена недовольно скрипнула, но поддалась, впуская внутрь Азуми. Женщина разожгла энергию во второй ладони, осматриваясь с интересом — она была здесь очень давно. Это место было неизвестным для практически всех обитателей дворца, но его название, все же, передавалось в кругу Королевской Семьи. Покои Забвения. Все вещи, портреты и тайные переписки, которые имели вес в личной и государственной жизни Лордов Огня — все это хранилось здесь. Запахи пыли, старой бумаги и одежд, сырость, духота — все смешалось воедино, едва только Азуми вдохнула и глухо закашлялась. Бывшая принцесса, ведомая смутной памятью, свернула налево, где в высоких ящиках хранились портреты на пергаменте или полотне. Многие из них были незавершенные, испорченные, обрызганные чем-то, оборваны или старательно закрашены. Многие из них были безымянны. Перебирая полотна, Азуми убедилась в том, что эти комнаты сделали свое дело — она почти никого не знала. Разворачивая очередной сверток в руках, бывшая принцесса понимала — будто чувствовала, что это было именно то, что она искала. Эти предательские счастливые темные глаза, маленькое аккуратное лицо с не слишком миловидными чертами, легкая улыбка на тонких губах и бледная, но совсем не аристократичная, а, скорее, болезненная кожа — художник передал практически все ее черты в точности. Азуми неприязненно скривилась девушке на картине в ответ, поджимая губы и грубо проводя пальцами по толстому полотну. Казалось, сколько бы не прошло времени, на ее глаза все равно будут наворачиваться слезы ненависти; слезы чистого гнева по отношению к не менее чистому предательству. Бывшая принцесса приняла решение еще будучи в своих комнатах, но сейчас, отчего-то медлила, старательно запоминая образ ненавистной девушки на портрете, которая вросла в ее кожу едким воспоминанием — не отмоешь, не соскоблишь. Женщина сохранит нежеланную часть девушки на портрете в себе, пронесет через всю свою жизнь — она знала об этом. В руках Азуми портрет стремительно превращается в черный ядовитый пепел, окрашивающий ладони в черный цвет. Бывшая принцесса раскроет крепко сжатый кулак и развеет пепел в ночной темноте коридора и только холодные молчаливые стены будут ей свидетелями, но образ… Образ девушки на портрете останется с ней навсегда.***
— Как ты могла?! — Лу Тен шепчет гневно, будто плюется ядом, но в надломленном голосе есть толика непонимания — такого чистого, искреннего. Как женщина, которую он любил, которой он доверял, которую он уважал, могла совершить нечто настолько ужасное. Азуми всхлипывает, отмахиваясь от беспорядочных слез с раздражением, и чувствует только ноющую боль в груди, глядя в его осуждающие глаза — никто никогда не пытался ее понять. И он — самый значимый — тоже не мог или, что еще хуже, не желал. Лу Тен предпочитал быть слепцом, вот только у его жены спала с глаз эта сладкая пелена. — Я отдала тебе свое сердце, свою любовь, — Азуми неуверенно наступала, неотрывно глядя на исказившиеся лицо мужчины, оправдывая, прежде всего, саму себя. Однако женщина, к собственному ужасу, могла чувствовать все, кроме сожаления. Нет, она не жалела — она любила так, что была готова принять даже его ненависть. — Я — твоя жена, — возмущение, смежное с гневом, в ее голосе нарастало по мере того, как она подходила ближе — тяжелым и, одновременно, неуверенным шагом. — Я отдала тебе все абсолютно, а ты меня унизил, растоптал, уничтожил, — принцесса глядела на него с яростью и обидой, отчетливо горящими в золотых глазах. В груди клокотало, изводило ноющее пекущее ощущение. Лу Тен едва сдерживался, чтобы не уйти прочь от нее, самого себя, боли и этого мерзкого чувства вины, в котором он томился так мучительно долго. — Ты знаешь почему, — Азуми поджала дрожащие губы, подойдя к мужу вплотную и глядя на него — подумать только! — с презрением, совсем не присущим ей. Только не ей, не его женщине. Она ведь так любила его, так хорошо понимала и всегда поддерживала. В последнее время она могла только прощать, молчать и закрывать глаза. Так было проще — как будто ничего и не изменилось. Сейчас же она могла только плеваться ядом, как настоящая змея для того, чтобы защитить себя. — И мне не жаль, — лицо Лу Тена вытянулось в выражении полнейшего неприятия ее слов, а Азуми была так измотана постоянной ложью и болью, что все, чего ей хотелось, это причинить боль и ему. Такую чудовищную боль, которую он, как и она сама, не забудет, а пронесет, пропустит через себя. — Я, впервые за эти года, почувствовала… — иссушенный, посеревший голос оборвался, когда Азуми будто по-новому посмотрела на мужчину перед ней и осознала, что никогда не будет единственной в его любви, но, быть может, в ненависти. Агни, она любила так, что была готова разбить свою гордость и достоинство у его ног и целовать благословенные руки, но только не сейчас, нет. Азуми могла простить его вновь только после того, как и сам Лу Тен испытает боль. Эта боль была в стократ сильнее, но женщина точно знала — и она пройдет, притупиться со временем. Это не то, раздирающее чувство, тлеющее в ее груди и разрушающее ее под корень. Как огонь, выжигающий, иссушающий плодородную землю. — Я почувствовала, что поступила правильно, — Азуми сказала честно — она всегда была с ним откровенна. Даже тогда, когда Лу Тен пожелал бы услышать ложь. Лицо мужчины исказилось в гневе, — таком, страшном и необузданном, который ей еще не доводилось видеть, — и он ударил женщину по щеке, совсем не контролируя силу — так, что в ушах принцессы набатом прозвенел оглушающий хлопок и в голове надолго засел противный писк. Азуми приложила руку к полыхающей щеке и не могла унять удивления, отгородившего ее от всех прочего, как будто защищая. Муж никогда прежде не поднимал на нее руку. — Ты — чудовище, — его голос — громкий и пронзительный был похож на едва различимое эхо. Азуми хрипло рассмеялась, сплетая свой бархатный голос с неконтролируемыми всхлипами и наблюдая за стремительно удаляющейся фигурой Лу Тена. Ей правда было смешно — смешно до слез, до обжигающей горло боли, притупленной странной невысказанной иронией. Все остальные чувства поутихли, притупились и молчаливо легли на плечи женщины вечным грузом. Она — монстр?.. Пусть так — только бы не признаваться даже самой себе, что она — не более чем униженная преданная женщина с разбитым сердцем, задохнувшаяся под слоем пепелища собственной любви.***
Game of Thrones | Soundtrack — Farewell (Extended) Азуми отставила от себя чашу с сакэ, которую в который раз подносила к губам, но так и не отпила ни одного глотка. В другой руке она держала увесистую рукопись по искусству ведения войны, заимствованную из личной библиотеки Озая, которая не приносила ей совершенно никакого интереса и, соответственно, пользы, а, скорее, служила не слишком удачным средством для того, чтобы отвлечь внимание. Время давно перевалило за полночь. Мирная тишина убаюкала почти всех обитателей дворца, но только не бывшую принцессу. В покоях Лорда Огня горело всего несколько беспокойных свечей, волнуемых свежим ночным воздухом, просачивающимся сквозь приоткрытые ставни окон. Азуми зябко поежилась от холодного ветра, по привычке кутаясь в шелка, которые совсем не грели, и откинулась на твердую спинку софы, устало потирая гудящую переносицу. — Не спится? — тихо поинтересовался Озай, вырывая женщину из потока ее глубоких, но бессвязных мыслей. Она даже не услышала, как Лорд Огня миновал ширму, что разделяла покои, и остановился у бадьи, чтобы умыться. Азуми оторвала взгляд от строчки, которою перечитывала уже, наверное, в двадцатый раз, и посмотрела на мужчину бесконечно усталым взглядом. — Я спала, — она пожала плечами, ловя скептический, однако не менее утомленный бессонницей взгляд Озая, и вернулась к злосчастной строчке, чей смысл, на самом деле, даже не пыталась уловить. — С каких пор чтение военного трактата считается сном? — Лорд Огня кратко усмехнулся — совсем беззлобно, снисходительно. — Сон с открытыми глазами… — мужчина подошел к Азуми, задумчиво прищуриваясь. — Надо и мне попробовать, — Озай склонился над женщиной, заглядывая ей через плечо и вновь коротко усмехаясь: та же страница, что и была несколько часов назад, когда он оставил ее. — У меня беспокойный ум, — бывшая принцесса обернулась, практически сталкиваясь с мужчиной лбами и успешно игнорируя это. Ей даже удалось произнести фразу так, будто она не оправдывалась. — Его Величеству ли не знать? — фыркнула Азуми, приподнимая бровь и недовольно поджимая губы, очевидно, не слишком довольная присутствием Озая в его собственной комнате — довольно абсурдно, но факт. На самом деле ей просто хотелось, чтобы ее оставили в покое, но не в одиночестве, нет. Лорд Огня скользнул изучающим взглядом по ее бледному лицу, впалым щекам, сухим губам, растрепанным, небрежно заколотым одной только шпилькой, черным волосам и покрасневшим глазам. Она, беспокойная, вообще не спала уже несколько дней. Не то, что чтобы Озаю было до этого дело, — они оба хорошо это понимали, — но перспектива в виде личного советника, свалившегося в обморок от усталости на одном из военных собраний, казалась, с каждым днем, наиболее вероятной, и, оттого, так не нравилась Лорду Огня. — Если ты и дальше продолжишь морить себя бессонницей, то я всерьез начну задумываться над сменой личного советника, — категорично оповестил бывшую принцессу Озай, на что она фыркнула. — Это не влияет на мою эффективность, — отозвалась она и была права. Пока что. — Спешу напомнить, что Лорд Огня, до недавнего времени, не был против моей компании, однако, если я утомила Его Величество, я немедленно удалюсь, — сухо ответила бывшая принцесса, в который раз возвращаясь к трактату и в глубине души надеясь, что Озай не прогонит ее прочь. Сидеть в одиночестве было просто невыносимой пыткой, и Азуми как никогда нуждалась в компании, даже если необходимо было просто помолчать. Кроме того, ей нравились эти покои намного больше, чем ее собственные апартаменты во дворце или весь фамильный особняк: комнаты Лорда Огня казались ей необыкновенно привычными и оттого, наверное, даже уютными. — И все же, — не желал уступать Озай, — я приказываю тебе отдохнуть, — он сказал это негромко, но довольно твердо, наливая себе обыкновенной воды из кувшина. — На рассвете должна прибыть Азула, и ты встретишь ее, — добавил он менее требовательно, отпивая большой глоток и смачивая саднящее горло. Непривычное сомнение по поводу успеха возложенной на Азулу миссии, от которого мужчина поспешно отмахнулся, неприятно кольнуло где-то внутри. Азуми тоже думала об этом, и чем ближе был «знаменательный час», тем раздраженнее и напряжение она казалась. Отчего-то нехорошее ощущение не отпускало и без того беспокойную женщину, вынуждая ее томиться во волнительном ожидании. Бывшая принцесса глубоко вздохнула, откладывая трактат и лениво закрывая его, как бы выражая пассивный протест словам Озая, но, потушив свечи, все-таки, проследовала за Лордом Огня. Она хорошо знала, что и он не спал после того, как покинул ее в первый раз — возможно, только дремал или, мучимый мыслями, глядел в ночную темноту. Комнату окутал необъятный мрак, который казался Азуми чернильной бездной — она предпочитала спать при свечах и в такой обстановке ощущала себя неуютно. Впрочем, на данный момент, это мало ее волновало, и бывшая принцесса сбросила с плеч внешнее кимоно, чей шелк облаком опал на пол, и прошлась по нему, мягкому, сминая ткань ногами. В последнее время, она казалась Озаю раздражающе небрежной ко всему, что ее окружало. Азуми опустилась на большую кровать, и простыни приняли ее в холодные объятья — женщина обернулась в них, как в кокон и уставилась вверх, в ночную темноту. Озай занял место рядом — Азуми отчетливо чувствовала жар его тела, присущего покорителю огня, хотя он совсем не касался ее. Лорд Огня шумно втянул воздух носом, по-прежнему мучимый не сильной, но тянущей болью, что дискомфортом отдавалась в спине при всяком передвижении. Бывшая принцесса чуть прищурилась и вытянула руку, будто желая коснуться чего-то конкретного, но только выводила в воздухе невидимые узоры острыми ногтями, которые носили все знатные женщины. Отчего-то у Азуми складывалось впечатление, что в этой ночной тьме Озай молча наблюдал за ней, однако это тоже мало ее волновало. Возможно, мужчина даже не скрывал этого, но бывшая принцесса была так увлечена собственными мыслями и заворожена бесцельными движениями, что намеренно упускала это. Хотелось только не думать ни о чем. Азуми ощущала себя мерзко, как портовая девка, побирающаяся по благоприятным условиям с пустой, праздной душой, лживыми глазами и пустыми, выставленными лодочкой руками, как бы умоляюще прося лишней копейки. Сравнение, на самом деле, мало подходило ей, но женщина все равно брезгливо скривилась. Тошно, до скребущего чувства где-то в груди. Когда-то она лежала рядом с Лу Теном и искренне могла любить — как будто в прошлой жизни. Эта сильная привязанность одурманивала ее, и Азуми, обласканная, жила, будто в сказке. До того времени, будучи маленькой девочкой, она могла только мечтать о таком. Затем она могла абсолютно верить. Теперь же она гадала, могло ли нечто подобное не повториться с ней вновь, отнюдь, а только быть реальностью. Было ли это ее реальностью? — Ты когда-нибудь думал о том, что любовь и светлые чувства, о которых писали в сказках, и которых нам рассказывали в детстве служанки, действительно существуют? — Азуми не знала, зачем задала этот вопрос, но не смогла смолчать. Она услышала, как фыркнул Озай, и немного стушевалась: рука самовольно опустилась из чернильных небес на прохладный шелк. — Так вот, чем пичкали тебя в детстве, — Лорд Огня сухо усмехнулся, не ощущая клокочущего раздражения — в его словах и правда не было злости. Что-то кольнуло женщину в горле, и она сглотнула, отвернувшись в противоположную сторону. — Ты и так знаешь ответ, — небрежно отозвался он через некоторое время. — Знаю, — Азуми поморщилась, прикрывая глаза: холодная дрожь волной окатила тело. — Тогда зачем спрашиваешь? — утомленно, почти бесстрастно отозвался Озай, тоже повернувшись спиной к женщине. Они оба чувствовали физическое расстояние — длинное и бездонное, будто растянувшееся на тысячи ли, но это было комфортно для них, привыкших к одиночеству и, в некотором роде, отчуждению. Мужчина и сам не знал, был ли ее ответ ему по-настоящему интересен, или же, за неимением альтернативы, он просто поддерживал разговор. Уснуть все равно не удастся — он знал слишком хорошо. Азуми долгие минуты-часы беззвучно размыкала и смыкала губы, не решаясь. За всю свою жизнь, она не говорила об этом никому, живя с болью, издевательски тлеющей, едва заметной, изредка вспыхивающей комком в горле. — Потому что сейчас я не знаю, было ли это правдой, — честно сказала Азуми и почувствовала себя абсолютно оголенной и совершенно уязвимой — более чем когда-либо. Почему она посчитала Озая достойным того, чтобы услышать это? Он был последним человеком, кому она хотела бы доверять свои слабости, но, все же, самым близким к ней. Бывшей принцессе, отчего-то, казалось, что только он способен ее… не понять, нет. Скорее, принять ее слова. Хуже ей уже не будет — до того открытой в своих слабостях была она перед ним, что Озай мог ее уничтожить, если бы только хотел. Так было всегда — с Лу Теном и, частично, Таро. Азуми доверяла мужчинам, к которым была привязана, в любом контексте, все, что знала, и как бы позволяла им контролировать себя. И сопротивлялась этому тоже, будто намеренно желая причинить самой себе боль — до того абсурдно и нелогично выглядело все происходящее. Когда-то Урса сказала ей, что все из правящей семьи «больны, в своем проявлении». Что ж, теперь эти слова казались ей весьма… ироничными. Азуми ощущала неконтролируемую потребность в правде, однако до одури боялась собственных слов — лишь раз произнесся, придав им конкретную форму, она боялась, что… Осознает произошедшее в полной мере. — Чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что все былое — золотой налет, покрывающий обыкновенный чугун, — Озаю не нравились метафоры бывшей принцессы, но он, искренне заинтересованный, не спешил прерывать ее. Мужчина питал надежду, что, возможно, она окажется достаточно безрассудной, чтобы выдать против себя еще одну собственную слабость. — Ты, отчасти, был прав, когда сказал, что я живу в сплошной лжи, — Лорд Огня услышал, как дрогнул ее бархатный, отдававший легкой хрипотцой, голос в усмешке такой же горькой, как и многогранное чувство, с которым она говорила. — Лживая лицемерная дрянь, — добавил он, уточняя дословно, а Азуми рассмеялась в ответ: тонко, отрывисто и тихо, как будто только рвано дышала. Озай по привычке скривился в отвращении — ему никогда не нравилось ее притворство. — Ты хочешь узнать, почему я помогла тебе? — бывшая принцесса, так несвойственно самой себе, прикусила губу, взволнованно бродя взглядом в ночной темноте. Она услышала шелест простыней, когда мужчина обернулся и приподнялся, глядя на нее выжидающе, без тени былого и привычного раздражения. Пожалуй, это действительно интересовало его. Азуми даже не шелохнулась под взглядом Лорда Огня. Женщина хорошо понимала, что только Озай способен, хотя бы в какой-то мере, понять ее, но легче от этого не становилось совсем. Она осознавала, что вытянув из прошлого тайное она, дрожа от страха и, одновременно, ненависти к самой себе, преодолеет последний рубеж. — Я долго терпела, — фраза мало что значила в целостности для Лорда Огня, но у Азуми перехватило дух. Женщина шумно втянула воздух, сцепив дрожащие руки в замок и, совершенно не заботясь о том, как это выглядело, сжалась в комок, подтянув под себя худые ноги. Бывшая принцесса, слепо утешаясь, представила, что рассказывала все это ночной тишине и себе самой, чувствуя выжигающую ее грудь необходимость. Точка невозврата была достигнута. — Это правда… И я просила его не пересекать эту черту, — голос сипел, сломанный, а Озай, увлеченный ее словами, невольно поддался чуть вперед. Разумеется, Лорд Огня понял, о чем она говорила, — почти сразу, — но, отчего-то, не желал ее торопить. Мужчина только сейчас осознал в полной мере, что, даже спустя столько времени, она по-прежнему была такой чувствительной, как и много лет назад, где-то внутри — он не замечал этого обычно, но, будучи особенно проницательным, отметил сейчас. В такие моменты бывшая принцесса была особенно неосмотрительна. Азуми всегда было необычайно трудно отпустить свое прошлое, и это было ее самой существенной слабостью. — Кох, — она прислонила руку к разгоряченному лбу, прикрывая глаза и, как будто, скрываясь в своих ладонях от всего остального мира, — неужели я так многого просила?! — голос Азуми вопросительно дрогнул, приобретая волнительные нотки. — Я не просила любви, нежности и доброты, — женщина была искренняя в правдивой жестокости своих слов, а Озай знал, что она жаждала этого, — возможно, где-то в своих девичьих далеких, с течением времени рассеявшихся мечтах, — но, в действительности, никогда этого не просила. Женщина желала многого и добивалась этого, преимущественно, сама, но, когда дело касалось чувств, она не просила того, чего не могла взять или дать сама. Однако они также оба хорошо знали, что именно Азуми, когда-то давно, отдавала всю себя Лу Тену безвозмездно. Просто потому, что любила. — Я даже… — она осеклась, прикрывая пекущие сухими слезами глаза. — Я не просила хранить мне верность, — прошептала она так тихо, что Озай едва расслышал. — Я не просила его прекратить или скрывать чувства к ней, — речь мгновенно иссушилась, стала пресной и абсолютно безразличной — Озай знал, что только так Азуми могла скрывать боль, вцепившуюся в саднящее от обиды горло. Лорд Огня прекрасно помнил, как женщина изображала беспечную дурочку, тогда как в ее печальных золотых глазах плясали угасающие с каждым днем вечные огни. Как она громко, необычайно легко и, в то же время натянуто, смеялась, ходя под руку с Урсой. Как улыбалась всем прохожим, по-прежнему почти искренне, растягивая губы в безупречной улыбке, чтобы не изменять своим привычкам. Как занималась повседневными делами, скрывая дрожащие руки в длинных рукавах кимоно, а покрасневшее иссушенное солеными рыданиями лицо за тонной белил. Азуми оставалась такой же, какой была, как бы цепляясь за свой идеальной образ, с образовавшейся на нем — предвестницей необратимого краха, — глубокой трещиной, пересекающей все, что она когда-либо имела. Женщина смеялась, чтобы скрыть боль и страх, а другие — еще более лицемерные, чем она сама, — подыгрывали ей. Но только не Озай, нет, — он всегда видел ее насквозь. Второй сын Азулона, казалось, был единственным, кто видел, как идеальная принцесса разваливалась на части, и совсем не жалел ее — только презирал за слабость. За это гадкое притворство. Она же, сейчас, была благодарна ему за честность, хотя тогда с радостью отдавалась объятиям окружающей лживой мишуры. Лу Тен лгал и ей тоже, а Азуми, едва узнав, больше никогда не произносила Ее имя — предательница стала безымянной. Лу Тен лгал вместе с ней. — Минэко, — губы Озая чуть приподнялись в скупой ухмылке — изредка, когда его мысли возвращались к прошлому, он не переставал удивляться тому, как совершенно обыкновенная дочь бывшего провинциального чиновника, не блещущая ни красотой, ни умом, ни талантом и даже родословной, смогла обыграть идеальную принцессу и, по совместительству, почти подругу, Азуми. Мужчина, разделял непомерную гордость женщины, и, даже не беря в расчет такие чувства как пресловутую любовь, обиду на предательство и многое другое, считал это сильным ударом по достоинству. Это имя вызывало у Азуми острое желание закрыть уши руками — до одури невозможная ненависть накрывала с головой каждый раз, когда она думала об этом. — Только никаких детей, — Озай не уловил в ее тоне ничего, кроме горечи, и сощурился. Теперь он не понимал, о чем она говорила, ведь абсолютно всем, и ему, в особенности, было хорошо известно, как сильно Азуми любила своих детей. Женщина почувствовала его нарастающий вопрос, но проигнорировала его, собираясь с духом, чтобы продолжить. Она слишком боялась, чтобы сказать, но была слишком измучена, чтобы молчать. — Потому что это то, что действительно бы разрушило бы все, — бывшая принцесса поджала дрожащие губы. Лорд Огня тяжело нахмурился, смутно догадываясь, о чем она могла говорить, однако внезапное осознание казалось слишком мрачным для восприятия и почти невозможным. Озай отбросил недоумение и постарался взглянуть непредвзято на причину по которой она решила ворошить собственное прошлое и открыться ему так неосмотрительно, неосторожно. Безрассудно. — Да, может быть, это было эгоистично, но я ведь так много ему прощала! — неожиданно вспыхнула Азуми — она больше не могла молчать. Однако женщина также не желала найти в прошедшем справедливость, отнюдь. Только оказаться услышанной. — Эта любовь — все, что у меня было. Единственное, что было только моим, — голос бывшей принцессы заметно дрожал, срываясь то на высокие ноты, то на шепот. Женщина не знала, понимал ли Лорд Огня, что именно она хотела донести, но ей, отчего-то, отчаянно хотелось, чтобы это было так. Даже если он вновь съязвит, польет ее грязью или, напротив, смолчит — Азуми надеялась, что он понял. И Озай, чья жизнь была просчитана и решена за него с момента рождения, в своей мере, понимал ее. — Не моего отца, Айро, Азулона или кого-то еще, а только нашим, — женщина шептала это и с тоской, и с теплотой, предаваясь воспоминаниям, которые не были омрачены ничем. Таких в голове бывшей принцессы осталось совсем мало, к сожалению, — она научилась намеренно забывать, не придавать значения. — Только моим, к сожалению, — поправила она, утомленно прикрывая глаза. Нужна ли была эта любовь Лу Тену также сильно, как ей?. Повисла продолжительная тишина, и Озай все еще смутно понимал, почему она решилась рассказать все известное ему только со своей точки зрения. Возможно, катализатором послужило именно предательство Зуко, ведь она уже говорила ему о том, что осознала многие вещи благодаря этому. Вот только говорила Азуми об этом вскользь и пресно, без оттенка переживаний, а здесь… Лорд Огня даже и не знал, что ей и ответить. Язвить, отчего-то, совсем не хотелось — только уже привычное, но притупленное раздражение тлело в груди. Озай ненавидел ее слабость, которая обличала ее лживую человечность. — Какое отношение это имеет ко мне? — спросил мужчина с заметным недовольством. На самом деле, Озаю было плевать на эмоциональную сторону слов Азуми, ведь все то, что она опрометчиво доверяла ему, он рационально использовал против нее. В этот раз он тоже слушал только для того, чтобы открыть для себя еще один ее изъян. Только одно не укладывалось в голове: зачем Азуми сделала это добровольно? Зачем рассказала? Лорд Огня знал, что женщина, более чем кто-либо другой, понимала, что ему нельзя было доверять. Бывшая принцесса медленно, как будто боязливо, обернулась, глядя на Озая исподлобья. Очертания его широкоплечей фигуры с идеальной королевской осанкой угадывались в ночной темноте, горделиво возвышаясь над женщиной. Бывшая принцесса замялась, проводя ладонями по своей шее, нервно расчесывая тонкую кожу. — Она носила ребенка Лу Тена, — Азуми потупила взгляд, и — Озай не смог этого заметить, — сморгнула несколько скупых слезинок. Лорд Огня невольно поддался вперед, пораженный: этого не знал даже он. Этого, похоже, никто, кроме самой бывшей принцессы и Лу Тена, не знал. Осознание пришло довольно быстро: Айро, наверное, тоже знал. Одновременно с этой мыслью вспыхнула еще одна, мрачная, — Лорд Огня скривился в отвращении, ведь не был так глуп, чтобы не сложить все то, что он знал еще тогда. В официальной версии все перековеркали донельзя: дочь провинциального чиновника внезапно покончила жизнь самоубийством. Внутри Королевской Семьи произошедшее списали на помутившийся после смерти собственных детей рассудок Азуми. Бывшая принцесса приподнялась, принимая сидячее положение и пряча в длинных рукавах кимоно дрожащие руки. На ее лице, — если бы только мужчина мог увидеть, — ясно выражалась растерянность, взволнованность и даже несвойственный ей страх загнанного зверя. Сейчас она избегала смотреть в глаза мужчины, как много лет назад. Лорд Огня же глядел на нее со скептицизмом, отвращением и чем-то еще, но в его золотых глазах не было место осуждению. Озай зажег огонь в руке, чтобы рассмотреть Азуми сейчас — беспомощную и донельзя откровенную: на впалых щеках блестели влажные дорожки от слез, губы слегка подрагивали, а глаза глядели вниз, как будто она не то смущалась и страшилась, не то, напротив, набиралась смелости, чтобы сказать то, чего лично она не говорила еще никому и никогда. Женщина коснулась его шершавой горячей ладони, настойчиво пережимая ее и заключая в свою ладонь: слабый огонек опалил ее ледяную кожу, но она будто вовсе этого не заметила, потушив пламя и отпустив руку Лорда Огня. Бывшая принцесса желала оставаться в полной темноте, а мужчине оставалось только уступить и воскрешать ее образ, увиденный мельком, в голове. Азуми молчала очень долго просто глядя куда-то перед собой, а Озай, раздраженный и нетерпеливый, отчего-то, так не свойственно самому себе, не решался прервать звенящую ночную тишину. Возможно, он даже не хотел торопить бывшую принцессу, чтобы услышать все именно так, как хотела сказать она. Сомнения, страхи, печаль и горечь Азуми давно уже достигли своего апогея, поэтому сейчас, несмотря на то, что она по-прежнему не решалась вырвать одну фразу, — грязную правду, обличающую всю ее, как преступницу намного хуже, чем многие другие, — множество амбивалентных чувств мучительными ноющими волнами отдавались в груди. Она желала признаться и освободиться, и, вместе с тем, отчаянно оттягивала мгновенье… Покаяния? Если будет угодно. Однако момент пришел — женщина просто почувствовала это: внезапно, все, что их окружало, стихло, и даже раздражающий пищащий в голове звук тишины затаился. — Я убила ее, — Азуми сказала это так тихо, что едва ли сама себя слышала. Лорд Огня прислушался: в те моменты, когда бывшая принцесса говорила правду, она всегда шептала. Она пересекла последний рубеж. — И ее ребенка тоже, — мрачно заключил Озай, как будто желая ударить женщину этими словами, но никто не мог причинить ей боль так сильно, как она делала это сама. Женщина монотонно, год за годом, разрушала себя сама. Азуми поднесла ладонь к губам, чтобы заглушить громкий всхлип и быстро, почти незаметно, растереть горячие слезы на своем лице. Однако Озай все равно услышал ее жалобный скулёж — для него почти все, что она говорила, было лицемерным до тошноты, и Озай искренне не понимал, почему она, порой, придавала такое значение совершенному собой, а, порой, и вовсе не замечала. Зачем бывшая принцесса ковыряла свою рану, но тут же предпочитала оправдывать свои поступки высшей целью — это, на взгляд Лорда Огня, было абсолютной бессмыслицей. И эти человеческие терзания непомерно раздражали его в ней, — раздражали больше всего остального, — ведь не было ничего проще, чем просто принять свои поступки и свою «темную строну», как однобоко зачастую писали в различных литературных повестях. Однако «вершину» пренебрежительности и ненависти по отношению к Азуми Озай проявлял именно тогда, когда видел, как в ней боролись эти две стороны: истинная — такая, которая заставляла ее двигаться, несмотря ни на что, беспринципная и мрачная, но по-своему притягательная, и та, что была создана, казалось, кем-то другим — идеальная, начищенная до блеска, сердечная и чувственная, совершенно ей не подходящая. Слабая. И, в последние годы, много больше побеждала ее истинная сущность, от которой — Озай видел, — Азуми получала удовольствие, а затем, в редкие моменты, уничтожала себя саму лживым светом — образом, который когда-то создали в ней Лу Тен и бесполезная любовь к нему. Гораздо правильнее бывшая принцесса выглядела именно в своем естественном амплуа, и мужчину до одури бесило, когда она пыталась это отрицать и как будто содрать с себя собственную кожу. — Я повесила ее в Королевском саду на персиковом дереве, у которого мы с Лу Теном часто сидели в детстве, — продолжила женщина уже почти безжизненно — до того пресно и измученно звучал ее хрипящий голос, раздаваясь эхом в ночной тишине, оскверненной грязной правдой. — Она так умоляла меня, — Азуми болезненно скривилась, и чуть встрепенулась, как будто до сих пор слышала отголоски высокого дрожащего голоса в своей голове. — Падала в ноги, цеплялась в подол дзюбана так отчаянно, будто бы это что-то изменило, — женщина интенсивно замотала головой, не то силясь прогнать с глаз навязчивые воспоминания, не то просто в отрицании. — Айро знает, да? — утвердительный кивок послужил ему однозначным ответом. Ну, разумеется, ненависть Азуми не была беспочвенной — она винила его брата в том, что он допустил смерть Лу Тена, но всегда было что-то еще… Что-то, что всегда ускользало от пристального внимания и понимания Озая, а теперь, наконец, проявилось. Азуми банально боялась, что Айро, став Лордом Огня, отомстит, уничтожит ее, лишит всего абсолютно. И, в общем-то, ее страхи не беспочвенны: брат, едва Озай занял престол, действительно предлагал ему отослать «израненную душу» Азуми в монастырь, чтобы она обрела там покой после смерти супруга, но мужчина, к ее удаче, был куда более проницательным и предприимчивым. Он был уверен, что если война не уничтожит бывшую принцессу, то закалит, распахнет ее истинную сущность, забитую под полы сознания ею самой. Озай, наверное, был единственным, кто больше и раньше других прочувствовал эту многогранность в ней: возможно, он даже считал ее немного сходной с собой. Затем, когда идея не получила одобрения, Айро не спешил вскрывать карты, выжидая подходящего момента, потому что знал, что его брат уничтожит правду в угоду себе и, быть может даже в угоду Азуми, но женщина и сама всегда была готова предотвратить распространение правды. До этого момента по крайней мере, — больше молчать она не могла и, по всей видимости, не желала. — Никто, кроме меня, Лу Тена и Айро не знал, что она носила ребенка — срок был слишком мал, — добавила она немного нервно, с тяжелым придыханием, глядя на Озая из-под ресниц. — Он сказал мне самой первой — считал, что я имела право знать, — добавила Азуми с заметной горечью. — Еще так долго убеждал меня в том, что отошлет ее, что изредка будет навещать, что об этом больше никто не узнает… — бегло рассказывала бывшая принцесса, слегка мотая головой, как бы неверяще. Тогда она тоже не верила, хотя по-прежнему любила и, как могла, закрывала глаза. Озай чуть изогнул бровь, прищуриваясь и наблюдая за ее выразительной мимикой, за каждой искаженной чертой лица: на улице начало светать, и он уже мог различить не только очертания фигуры женщины. Азуми замялась, в который раз поджав дрожащие губы, опустив глаза и, невольно, сложив руки на груди в защитном жесте. Даже мысли приносили ей боль. — Он убил меня тогда, — женщина резко встрепенулась, решительно взглянув на Лорда Огня, как если бы глядела в самое нутро своего страха. — Просто уничтожил, растоптал, — она выбрасывала слова с придыханием, желая освободиться от чувств, что они вызывали. Озай только кратко подумал о том, что, вероятно, никто не любил Азуми в ответ так, как она делала это, и так, как она нуждалась. Лу Тен был к ней привязан, но настроен, не то, чтобы легкомысленно, а, скорее, не так фанатично, как она. Лорд Огня смутно представлял такую слепую преданность, и думал, что это было не так хорошо, как звучало. Пожалуй, результат этих взаимоотношений и был их обратной стороной. — И ты жалеешь, — Озай, отчего-то, отстраненно усмехнулся. Ему, возможно, даже хотелось, чтобы это было не так, чтобы Азуми не лгала самой себе, но он слишком хорошо знал, как она была слаба и ничтожна для этого. Мужчине больше приходилась по вкусу ее притягательная беспринципность. Разумеется, только не тогда, когда женщина применяла это качество против него. — Временами я думаю, что было бы, если я поступила иначе… Ничего хорошего, знаешь, — она вымученно усмехнулась, пожав плечами. — Да, это — единственное, о чем я жалею в этой жизни, — именно это признание далось Азуми удивительно легко и… естественно. Она и сама не ожидала подобного, глядя на Озая с некоторой взволнованностью. — Никогда ни о чем так не жалела. Однако в то же время, я понимаю, что даже сейчас, спустя столько лет, не поступила бы никак иначе. Азуми резко поднялась, чувствуя острую необходимость в глотке свежего, пока еще ночного, порыва ветра. Озай проводил ее взглядом, наблюдая за тем, как бывшая принцесса распахнула дверь, ведущую на террасу. Хрупкая фигура Азуми застыла в проходе, обрамленная легким предрассветным голубым сиянием, и Лорду Огня показалось, что, даже находясь на таком расстоянии, он слышал, как жадно она глотала свежий воздух. — Не потому, что я думала, что это было верным решением, — Озай обернулся, когда Азуми, все еще стоящая у порога террасы, неожиданно, продолжила — спокойно и выдержанно, как говорила обычно. Лорд Огня слышал ее достаточно отчетливо, но, все же, решил подойти, устремив задумчивый взгляд в предрассветную темноту: на территории личного сада, куда выходил вид из покоев, кое-где горели огни патрулирующей стражи. По главным дорогам и мостикам, у Восточного корпуса, который был едва виден отсюда, вот-вот должны были начать суетиться слуги. Столица, как и дворец, все еще безмятежно спали. Озай любил наблюдать за медленным, будто ленивым началом нового, уж точно динамичного для него самого дня, когда мог встать так рано или, напротив, как сегодня, не ложиться спать вообще: его довольно часто мучила бессонница. Азуми разделяла увлечение Лорда Огня красотами этого вида, но комфортнее чувствовала себя в темное время суток — тогда, когда даже стражу за пределами дворца, высшего кольца и центральных улиц, была большая редкость увидеть. Тишина, и оживленное цвириньканье сверчка — в этом, на ее взгляд, был особый шарм. — Не из-за призрачной надежды на возрождение утраченной любви, и не потому, что ситуация была, безысходной, отнюдь, — Азуми чуть поежилась не то от собственных слов, не то от прохладного ветра. — Неисправимая гордячка, — фыркнул Озай беззлобно, разряжая обстановку, за что женщина была ему благодарна. Порой, ей нравилась такая поверхностность мужчины. Лорд Огня мимолетно коснулся ее предплечья горячей ладонью, чуть сжав и тут же отпуская, а Азуми, обернувшись, натянуто усмехнулась ему в ответ. — Я поступила так, потому что была слаба, — Лорд Огня хотел съязвить на тему сегодняшних откровений и ее слабости, которая была присуща ей сейчас, но не стал, просто не видя в этом смысла. Теперь Озай знал о ней все, а женщина, до этого момента, так глупо полагала, что казалась ему непредсказуемой. В конце концов, Азуми сама открыла мужчине все карты — безрассудно и предусмотрительно одновременно. Больше, чем это, ударить и причинить боль он ей уже и правда не сможет. — Слаба, чтобы признать и принять то, что я никому не нужна, полагаю, — прошептала она, пряча дрожь голоса за сухим смешком. В действительности она умела лгать всем, кроме Озая, когда дело касалось ее прошлого. — И, все же, ты стоишь здесь, — задумчиво протянул Лорд Огня, совсем не стараясь поддержать или утешить ее, а просто не зная, что еще он мог бы сказать. — И, все же, я здесь, — утвердительно кивнула женщина. — Я нахожу иронию в том, что мои желания несколько переиначены, знаешь, — Азуми намеренно перевела тему. Озай, до того стоявший позади нее, поддался чуть вперед, вопросительно дернув бровью. — Едва ли не с рождения я знала, что стану сначала женой принца, а затем, если повезет, Леди Огня. Меня готовили к этому всю мою жизнь, однако все произошло совсем не так, как ожидалось, — горечь в ее голосе была прикрыта ядовитой насмешкой, и Лорд Огня неприязненно усмехнулся ей в ответ. — Значит, не зря готовили, — из его уст это прозвучало издевательски, почти как оскорбление, и Азуми неожиданно вспыхнула, гневно взглянув на Озая. — Ты больше не сможешь управлять мной, в любом случае, — неприязненно, но несколько пассивно выплюнула Азуми. — Неужели? Так ты открыла мне карты для того, чтобы я защитил твою репутацию, если вдруг мой братец в бегах решится рассказать о тебе кому-либо, чего не сделал до сих пор, или потому, что хотела вызвать у меня жалость? — Озай откровенно насмехался над ней, неожиданно грубо перехватив женщину за шею позади, наклоняя к себе и шипя это в ее ухо. Азуми не предпринимала попыток вырваться, но бросала на него красноречивый раздраженный взгляд всякий раз, когда удавалось. — Не лги мне, Мидзуно, — предостерег ее мужчина. — У меня есть имя, — бывшая принцесса ответила ему в тон, сжав горячую руку Озая в своей неприятной ледяной ладони. Лорд Огня чуть усмехнулся, но больше никак не отреагировал на ее слова. Даже после всего произошедшего, неприязнь между ними не прекратилась, нет, — лишь превратилась в необходимость. Пожалуй, их это более чем устраивало. — Мы оба знаем, что ты из себя представляешь, и прекрати пытаться разорвать себя на части — выглядит жалко и неубедительно, — Азуми сбросила его руку со своей шеи и уставилась на Озая немигающим гневным взглядом. — И не пытайся прожечь во мне дыру — обожжешься, — неожиданно беззлобно усмехнулся Лорд Огня, а женщина, вскипая, все-таки, коротко рассмеялась — натянуто и приторно. Это тоже его раздражало. Единственное, за что бывшая принцесса была благодарна Озаю — он понял и принял все, без осуждения, которого она не то, чтобы боялась, но не одобряла. Озай принял все, что женщина сказала ему, без вопросов и настоящего ковыряния ее ран. Она не просчиталась, когда подумала о том, что по-настоящему ее мог понять только Лорд Огня, в некоторой степени схожий с ней. Мужчине нравилась правда — когда бывшая принцесса не пыталась прикрыться идеальной маской или светлым, но совершенно неподходящим ей образом. Озай ожидал от Азуми абсолютной искренности, когда дело касалось ее настоящей. Бывшей принцессе же, казалось, что это он и обстоятельства сделали ее такой и теперь, как бы она не сопротивлялась, процесс был необратим. Принять себя новую ей было непросто, даже спустя столько времени — гораздо проще было лгать себе и окружающим. И путаться в этих многогранных образах тоже. — Тебя же учили угождать своему окружению и Королевской семье? — Азуми нахмурилась, глядя на Озая непонимающе. — Угоди Лорду Огня и своему будущему мужу, Мидзуно, — было очевидно, что мужчина откровенно наслаждался ее богатой реакцией: от недоумения до привычной неприязни. — Прекрати изображать из себя великую добродетельную мученицу и покаявшуюся в грехах — тебе не идет, — Озай раздраженно закатил глаза, поднимая руку, чтобы предотвратить желание женщины, вновь вспыхнувшей в праведном возмущении, говорить. — К тому же, — Лорд Огня с нескрываемым удовольствием наблюдал за тем, как исказилось в гневе ее красивое лицо, как заиграли жевалки во впалых скулах, и как неровно вздымалась грудь. — Мне так больше нравится… Азуми, — добавил Озай, заметно растягивая ее имя. Бывшая принцесса обмерла, не зная, что и ответить, глядя на Лорда Огня неприязненно, но, на самом деле, более не чувствуя клокочущего гнева в груди — только тлеющее раздражение и грузную утомленность. — Его Величество хочет, чтобы я сменила образ? — она чуть усмехнулась, опустив глаза, будто над чем-то раздумывая. — Ты желаешь не правды, Озай, а лишь переделываешь меня по своему вкусу, — недовольно фыркнула женщина. — Как и любой другой мужчина до тебя и, быть может, после тебя, — эта фраза, очевидно, совсем не понравилась Озаю то ли от того, что его приравнивали к другим, то ли из-за слова «после», но отвечать он не стал. — Ты слишком однозначного мнения обо мне, — Лорд Огня закатил глаза, выглядя несколько утомленно. — Думаешь, если бы ты не была той, кто ты есть на самом деле, я бы возжелал видеть тебя рядом с собой? — Азуми нашла в его риторическом вопросе разумное зерно, но, все равно, недоверчиво нахмурилась. Он редко хвалил ее, но сейчас мужчина явно признал ее, хоть в чем-то, да особенной. — То есть я должна быть благодарна, — такой вывод показался бывшей принцессе логичным и раздражающим одновременно. — Себе и окружающим можешь лгать сколько угодно, а вот мне не стоит, — словно предостерег ее Озай. — Это совет? — женщина действительно не была уверенна в собственном вопросе, изогнув бровь. — Приказ, — уведомил ее Лорд Огня будничным, но не терпящим возражений тоном. Азуми фыркнула: стоило ли ожидать чего-то другого? — И Его Величество ждет от меня беспрекословного повиновения и покорности, не так ли? — яд и подчеркнутое пренебрежение в ее словах не услышал бы разве что глухой. — Я знаю, что ты слишком горда для этого, поэтому упрошу задачу: всего лишь правды, — как бы снисходительно добавил Озай, наблюдая за ее реакцией с непроницаемым лицом. — Что это — забота или поблажка? Стоит ли мне оскорбиться? — Азуми искренне изумилась, хотя и попыталась скрыть это за ироничной насмешкой. Вышло не очень удачно. — Считай это залогом сосуществования в браке, — очевидно, что эти слова не приносили Лорду Огня удовлетворения, но были необходимы. — Я не желаю постоянно ожидать от тебя предательства, — категорично подчеркнул мужчина, с привычным брезгливым пренебрежением. — Интересная разменная монета в обмен на мою правду, — губы бывшей принцессы слегка дрогнули в неясном выражении, а ее лицо приобрело легкий оттенок задумчивости. Она немного помолчала, глядя на Озая не иначе, как оценивающе, как будто взвешивая свой ответ. — Что ж, если Ваше Величество не желает думать о возможном с моей стороны ударе в спину, я пригреюсь у него на груди, — протянула женщина, однако, не имея привычной льстивой приторности в голосе. — Только не окажись змеей, — как будто подыграл ей Озай, изображая на лице мученическое выражение, такое непривычное и, оттого, действительно забавное. Бывшая принцесса усмехнулась мысли о том, что когда-нибудь она задушит мужчину подушкой — самая унизительная кончина, на ее взгляд. Все-таки ему не стоило испытывать ее терпение. — Ну, это вряд ли, а вот за яд в речах я не ручаюсь, — Азуми подмигнула ему, и Лорд Огня коротко рассмеялся в ответ. Такой ответ, вероятно, послужил своеобразным согласием и вселил хотя бы какую-то уверенность и ясность в происходящее. Оставалось только надеяться, что все это не рухнет. Еще немного понаблюдав за пасмурным рассветом и кучевыми облаками, — предвестниками скорой бури, — они скрылись в покоях, принимаясь за пересмотр документов и чаши утреннего чая. Они оба с негласным напряжением ожидали весть о возвращении Азулы.***
Последующие несколько дней ознаменовались разочарованием. Неудача дочери сильно разозлила Озая, и Азуми только и могла делать, что «сглаживать углы». Лорд Огня прислушался к идее бывшей принцессы по поводу того, чтобы переместить Хакоду и других военнопленных в Кипящую Скалу, чтобы выманить Аватара и его команду, которые непременно придут за своими родителями и просто друзьями. Куда больших усилий Азуми стоило потратить на то, чтобы убедить мужчину в том, чтобы именно Азула получила свой заветный «третий шанс» в поимке этого сброда. Озай находился в глубоких раздумьях. Азуми верно оставалась подле Его Величества. Азула почти не выходила из своих покоев.***
Азуми перевернулась на спину, жадно вдохнув раскаленный воздух и небрежным движением откидывая со лба влажную прядь волос. Руки чуть дрожали, поддавшись сладкой неге тела, и бывшая принцесса почти не чувствовала их. Женщина натянула спасительные прохладные простыни почти до шеи и устало прикрыла глаза. Азуми почувствовала, как шершавая теплая ладонь Озая лениво и почти невесомо перебирала шелк ее темных растрепавшихся волос, змеями разметавшихся чуть ниже подушки. Он знала — ему это нравилось. Отчего-то женщина подумала о том, что, должно быть, сейчас выглядела рядом с Озаем особенно хрупкой: худое тело, обтянутое бледной и блестящей мелкими бусинами пота, которые словно отдавали завораживающим блеском в свете пламени свечей, кожей, часто и неровно вздымающейся грудью, чуть заметно потемневшими лазурными глазами и мягкими изящными прикосновениями. Мужчине действительно хватило бы лишь небольшого усилия, чтобы сломать ее кости в неосторожных руках. И, все же, Азуми придвинулась чуть ближе, переворачиваясь на бок и уткнувшись лбом в крупное мужское плечо, прислушиваясь к глубокому дыханию Озая. Лорд Огня не стал ни обнимать, ни отстранять ее, а лишь чуть напористее сжал шелк волос и тут же отпустил. Тишина была мирной, почти убаюкивающей. — Могу я просить кое-что у Вашего Величества? — Азуми с явным неудовольствием открыла глаза и, не спеша, оперлась на руку, слегка наклонив голову. Ее бархатистый голос чуть хрипел, когда она говорила негромко. — Ты выбрала самый удачный момент, — Озай посмотрел на нее как будто оценивающе, но в его глазах не было ни намека на привычное пренебрежение, а короткая усмешка, которой он ее одарил, вышла почти беззлобной. Лорд Огня коротко рассмеялся — тоже немного хрипло. Азуми улыбнулась ему в ответ, обнажив белые зубы, но не в оскале, а обаятельно и, быть может, даже искренне. — Сейчас ты мне не откажешь, — как будто подтверждая его слова, заискивающе протянула женщина, слегка царапнув Озая длинными ногтями по торсу и оставляя за собой на разгоряченной коже ощущение легкой щекотной прохлады. Лорд Огня, отнюдь не раздраженный, резко перехватил ее ладонь и сплел со своей на мгновенье, а затем отпустил, как будто играясь. — Прекрати меня дразнить, — требовательно и строго предостерег ее мужчина, впрочем, не слишком серьезно. Однако его слова только раззадорили бывшую принцессу, прибывающую в добром расположении духа, и она была готова ответить на вызов. — Мне казалось, аппетит Вашего Величества удовлетворен, — произнесла она как-то неуверенно, едва сдерживая смешок и с огромным усилием сохраняя вспыхнувшее изумление на красивом лице. Азуми слегка наклонила голову и поддалась вперед: шелк простыни как бы невзначай съехал с ее плеча, обнажая бледную кожу. — Я быстро становлюсь голодным снова, — отпарировал Озай, протянув руку и скользя по шее Азуми грубой шершавой ладонью почти несомо: женщина поддалась, глядя на него из-под густых ресниц, водопадом обрамляющих блестящие задорным огнем лазурные глаза. Взгляд женщины заметно трепетал, предательски выдавая и ее слабость, и томное помутнение, — глубокое и тягучее, — что разливалось во взоре туманом. Бывшая принцесса глубоко вздохнула, поджав губы, когда ладонь Лорда Огня с силой, почти до боли, сжала ее маленькое плечо. Озай внимательно наблюдал за ней и никак не мог понять, что изменилось в ее поведении — почти незаметно, но временами значительно. Казалось, что Азуми стала более отзывчивой и терпимой по отношению к Лорду Огня, и он не знал, было ли это банальной уловкой, чтобы хотя бы немного усыпить его бдительность, или же следствием их негласного договора. Бывшая принцесса всегда успешно сочетала в себе и прежнюю холодную обольстительность, и притягательное обаяние, которому, — мужчина был уверен, — ее обучили еще в академии. Эти качества всегда держали их обоих порознь, даже когда расстояние между ними можно было бы измерить в цунах. Сейчас же Озаю казалось, что к этому извечному образу, за весьма короткое время, она вплела легкий флирт и, быть может, даже ласку. Лорд Огня относился к Азуми осторожно, как бы проверяя, было ли это очередной маской, и, почему-то, думал так почти все время — ровно до того момента, когда она, изредка, улыбалась ему, обнажая зубы, что, вообще-то, было запрещено делать в обществе и считалось дурным тоном. Искренность (если это была она) даже в такой форме была для Озая необычной — мысли о том, что она часто улыбалась таким образом Лу Тену, стыдливо прикрывая разомкнутые губы туаншанем, казалась ему почти невозможной. Их отношения не изменились, за исключением некоторых деталей подобного рода, и это настораживало Озая не только возможным присутствием еще большей лжи, но и, временами, более теплой манерой поведения. Он ей не верил. — Чего ты хочешь? — почти безразлично поинтересовался Озай, отняв ладонь от ее шеи, и теперь вновь лениво перебирая ниспадавшие на лицо локоны. Азуми шумно вздохнула, чуть прищурилась, как бы раздумывая, и внимательно глядя на мужчину в упор. — Я хочу создать фонд от своего имени, который будет способствовать внедрению талантливых женщин в искусство и политику, — бывшая принцесса выглядела совершенно серьезной, глядя на мужчину не иначе, как требовательно, но, все-таки, с легким волнением в глазах. — Пусть это будет первым благотворительным проектом от будущей жены Лорда Огня, — Азуми определенно знала, «куда надавить», и безошибочно была уверена, что такая формулировка склонит Озая к выгодному для нее решению. — Я, как и другие дворяне, не приемлю женщин в политике, ты же знаешь, — ответил Лорд Огня спустя какое-то время несколько задумчиво и, в той же мере, озадаченно, но без должных раздражения или категоричности. — Неужели? — брови женщины изумленно влетели вверх. — А кто же я тогда? — она чуть усмехнулась, стараясь выглядеть как можно более непринужденно и, одновременно, вести свою игру. — Все, что я знаю, это то, что ты — не просто очередной Лорд Огня, — Азуми говорила действительно уверенно и проникновенно, почти искренне, и, при ином раскладе, мужчина мог бы даже поверить ее словам. Озай вопросительно изогнул бровь, приподнявшись на подушках, и глядя на женщину чуть более заинтересовано, чем до этого. Обманчиво заинтересованно. Азуми хранила интригующее молчание, приблизившись к мужчине так, что они почти соприкасались носами, глядя друг на друга в упор. — Ты — новатор, — горячо прошептала бывшая принцесса, и ее жадный глубокий взгляд блестящих глаз, который мог подействовать гипнотизирующе на любого мужчину, оттолкнул Озая. Лорд Огня уловил легкую растерянность в глазах Азуми, когда отстранил ее от себя, поднимаясь с постели слишком резко — так, будто***
A Knight of the Seven Kingdoms — Ramin Djawadi Погода была пасмурная, но, к счастью, безветренная. Предрассветные часы были свежими и слегка промозглыми, из-за чего немногие присутствующие, не входившие в число магов огня, недовольно кутались в свои плащи, да прятали в длинных рукавах одеяний замерзшие руки. В свои права вступал десятый месяц, изредка предупреждающий о предстоящих ухудшениях погоды таким образом. Во дворе было совсем немного провожающих: Лорд Огня собственной персоной, личная стража да пара немых слуг. Их численность почти равнялась с теми, кто покидал Нацию Огня. Бао Йин, на которого Азуми нацепила огромное седло, недовольно фыркал, не то выражая все свое «восхищение» подобным раскладом, не то просто в нетерпении. Чуть поодаль ото всех молчаливо стояли хрупкие фигуры подруг Азулы, укутанные в походные мешковатые, но в целом приличные одежды: Мэй и Тай Ли лишь изредка переглядывались. Казалось, придворная жизнь научила их обмениваться своими мнениями, не раскрывая рта. Рядом с ними стоял хмурый Таро, поминутно бросающий внимательный взгляд то на орла, то на Азуми, которая прощалась с Лордом Огня. Мужчина, вообще- то не слишком старался скрыть свою неприязнь, но, по настоятельной просьбе бывшей принцессы, не стал афишировать это. Все равно он не добился бы этим ничего. По правую руку от Таро стоял несколько напряженный обстановкой и «родовитой компанией» Горо. Пожалуй, он был одним из немногих, кто не мерз в эту погоду наряду с Азулой. Таро постоянно приходилось отдергивать товарища от слишком пристального разглядывания своего окружения, местонахождения и недовольного Бао Йина. Если бы не ситуация, мужчина мог бы даже иронично пошутить над тем, как, оказывается, было легко впечатлить мучителя заключенных. Азула стояла поодаль ото всех: сдержанная и внешне по-прежнему невозмутимая, но (как успела подметить Азуми) какая-то излишне задумчивая и, возможно, растерянная. Ее мрачный настрой в, какой-то мере, прочувствовал каждый из присутствующих, и поэтому она стояла здесь без компании, отгоняя окружающих одним своим взглядом. Бао Йин разрядил затянувшуюся тишину громким фырканьем, от которого пошатнулись особо впечатлительные в лице Горо и слуг Его Величества. Азуми обернулась и подарила орлу короткий неодобрительный взгляд, который, она надеялась, наделит Би чуть большим терпением. — По вашему прибытию, я прикажу перевести главных пленников в Кипящую Скалу, — тихо уведомил ее Озай, склоняясь к Азуми едва заметно больше позволенного этикетом. — Азула отправится туда. — Я рада, что моя идея с приманкой для этого сброда пришлась по душе Вашему Величеству, — чуть улыбнулась бывшая принцесса, с легкой толикой гордости. — Благодарю, за удовлетворение моей просьбы, — прошептала она почти одними губами — так, чтобы это слышал только Озай, — и благодарно кивнула. Ей хотелось, чтобы Лорд Огня дал дочери еще один шанс. — Медленной дороги, — ответил ей мужчина на прощанье, а бывшая принцесса, уже из этикета, покорно склонила голову. — Жду ваших отчетов, Генерал Азуми, — добавил Озай уже громче, как бы давая понять, что им пора отправляться в путь. Все окружение поклонилось на прощанье, и Лорд Огня со стражей и слугами незамедлительно покинул их, тогда как Азуми принялась руководить своей компанией. Таро и Горо были теми, кому она доверяла, и теми, кто был ей необходим с профессиональной точки зрения, когда дело касалось инспекции, а вот Мэй и Тай Ли были призваны по инициативе Азулы. Впрочем, бывшая принцесса вовсе не была против. Азуми подошла к по-прежнему фыркающему орлу и требовательно, но отнюдь не грубо, схватила малую часть его морды, глядя на него с особой, нежной привязанностью. Би немного потрепыхался, но позднее ответил на ее прикосновения ответными: подставлял морду под поглаживания, удовлетворенно сопя. Бывшая принцесса прошептала ему что-то успокаивающе-приятное, и орел быстро растерял весь свой недовольный запал, становясь, на удивление, очень покладистым. — Ваше Высочество, — окликнула Азулу Азуми, которая внимательно наблюдала за погрузкой их провианта на спину, наконец, угомонившегося зверя. Наследница едва заметно вздрогнула, осмотрела бывшую принцессу, будто только что увидела и, изогнув бровь, неспешно, даже вальяжно, подошла к ней с немым вопросом на лице. — Позвольте вашу руку, — принцесса немного поколебалась, но ответила согласием, не испытывая при этом никакой неуверенности, что очень обрадовало Азуми — дочь Озая не изменила своему поведению несмотря на то, что последние события, очевидно, сказались на ней определенным образом. Бывшая принцесса взяла Азулу под локоть и аккуратно приставила ее ладонь к оперению Бао Йина, который только довольно фыркнул в ответ, глядя на дочь Озая с особым интересом в глубине золотых глаз. Девочка тоже не стушевалась, немного сковано потрепав его по оперению и, неосознанно, ухмыляясь. Би ответил куда с большим энтузиазмом, нагло подставляя морду под ее руку и прикрывая глаза от удовольствия. — Вы ему нравитесь, — довольно улыбнулась бывшая принцесса, отчего под ее глазами пролегли заметные морщинки, не скрытые белилами. — Бао Йин будет рад отправиться с Вашим Высочеством на вечернюю воздушную прогулку. — Интересный способ добыть мою благосклонность, — ответила Азула в привычной колкой манере, не скрывая своего энтузиазма. — Я оценю его навыки полета в пути и дам свой ответ, — высокомерно добавила она, однако Азуми знала, что лишь воспитание и природные черты характера не давали принцессе выказывать свою заинтересованность открыто. — Разумеется, — кивнула бывшая принцесса чуть позднее, ловко взбираясь на орла и с удовольствием отмечая удобство седла и узды, сделанных на манер того, что были у Аппы. По крайней мере, им всем намного проще будет удержаться на Бао Йине в непогоду. Немногим позже, Азуми будет с интересом наблюдать за различными реакциями своей команды: от восторженных Тай Ли и Горо до явно не разделявших их настроя Мэй и Таро. Право слово, бывшая принцесса никогда бы не подумала, что Таро боится высоты. Азула же, хоть и старалась казаться обыденно сдержанной и холодной, выглядела наиболее впечатленной из всех. Пожалуй, это совсем не сравнится с полетом на дирижабле.