Нация Огня встретила Азуми, Азулу и Мэй сильным ветром и грибным дождем — мерзкая, слякотная погода. Они гнали Бао Йина, который не приземлился, а, скорее, упал на каменную кладь с облегченным рыком, почти без продыху. Съестной провиант закончился на полпути, и они заполняли пустой желудок горячительным или теплой водой, которую подогревала в дрожащих руках сонная Азула. Последние дни ей пришлось подменить Азуми, которая банально не могла подняться из седла, пребывая в такой лихорадке, от которой принцессе с Мэй приходилось не по себе. Они действительно опасались, что бывшая принцесса испустит дух еще в пути.
И хотя их беспокойство не оправдалось, но по прибытию она едва ли напоминала живого человека, когда, опираясь на Мэй, попыталась поклониться Озаю, который встречал их во внутреннем дворе всего с несколькими слугами, и потерпела очень невежественно-эффектную неудачу, буквально свалившись к его ногам.
Лорд Огня, как обычно, брезгливо поморщился, но в его глазах блеснуло заметное недовольное беспокойство, и брови образовали возмущенно-хмурые изломы. «Мертвецкий» вид женщины вселял в него неясную тревогу, которую он старался всеми силами раздраженно подавить.
Личная прислуга Лорда Огня поспешили подхватить Азуми, которая едва ли находилась в сознании, и, по приказу мужчины, незамедлительно доставить бывшую принцессу к лекарю окольными путями — последнюю неделю неоднозначные слухи при дворе пылали страхом, и ему не хотелось, чтобы кто-то из обитателей дворца увидел генерала их армии в таком неприглядном, больном состоянии.
Азула сдержанно поклонилась, когда отец обратил на нее внимание, и хотя она держалась вполне презентабельно, также очень устала, что не укрылось от цепкого взгляда Озая.
— Я получил ваши доклады, принцесса Азула, — не слишком благосклонно начал Лорд Огня, сведя брови к переносице — видит Агни, как тяжело девочке было держать себя в руках и не подавать виду, что она оказалась крайне разочарована таким приемом. Отец все еще не простил ее — принцесса поняла это по его официальному тону, и искренне скучала за его доверительным:
«Азула, дочь моя». — Мне бы хотелось услышать все подробности от вашего лица в ближайшее время на следующем военном собрании, если, к тому моменту, состояние генерала Азуми все еще будет оставаться неудовлетворительным, — Азула глубоко вздохнула, пресекая свое маленькое, ничтожное желание личной встречи с отцом в официальной версии, даже без интереса с его стороны по отношению к ее самочувствию и переживаниям, и ответила покорным согласием.
Девочка старательно не обращала внимания на назойливое чувство, мучительное выжигающее ей грудь.
Обида, которая ничего не стоила.
Озай отдал приказ по сопровождению Мэй в особняк ее родителей, и Азула, с пассивным раздражением, почувствовала себя как никогда одинокой. И даже как бы снисходительно брошенное отцом «отдыхай», — единственная человечная милость, которая демонстрировала, что он все еще хоть как-то беспокоился о своей наследнице, — не смогло заполнить эту ужасную дыру.
Впервые в жизни Азула едва ли смогла пресечь банальное и омерзительное для ее восприятия желание разрыдаться от обиды и ненависти по отношению к самой себе за то, что просчиталась, за непозволительную ей ошибку.
***
— Я больше не вернусь на войну, — хриплый голос Азуми прозвучал слишком бескомпромиссно, чтобы Озай смог проигнорировать это.
Бывшая принцесса — напряженная и мрачная, — сидела в его рабочем кабинете, скрестив руки на груди и кутаясь в прохладные шелка. Всякий раз, когда ей удавалось, женщина бросала хмурые раздраженные взгляды на огонь, и Озай был достаточно проницателен, чтобы догадаться о лихорадке, которая все еще беспокоила женщину время от времени. Лорд Огня находил ее состояние крайне неудовлетворительным даже после продолжительной помощи от его личных лекарей, поэтому пока не желал видеть ее на военных собраниях. Однако по двору с новой силой брюзжали хоть и крайне осторожные, но боязливые слухи, и даже он — правитель Нации Огня, — едва ли мог повлиять на их распространение.
— Неужели? — язвительно вопросил Озай, чтобы скрыть свое искреннее изумление. — А если я тебе прикажу? — Азуми не выглядела ни на толику более заинтересованной, и ее безучастность, как и что-то еще, чего Лорд Огня пока не мог понять, совершенно не нравились ему. Женщина скривилась, как от кислого вина, избегая смотреть на Озая.
— Значит, я никогда не выйду из военного шатра, — со странной неприязнью, категорически пресекая попытки Лорда Огня вразумить ее, небрежно бросила бывшая принцесса. Она была так напряженна, что мигрень вновь вернулась терзать ее виски жгучей болью, и женщина поспешила прикрыть глаза.
Такое заявление удивило Озая куда больше, чем предыдущее, и ему едва удалось это скрыть. Лорда Огня искренне раздражали как и слабость Азуми, так и несвойственные ей, очевидно, совершенно необдуманные решения.
Он желал обсудить с бывшей принцессой другую сторону, касающуюся «Белого Лотоса», но вряд ли она стала бы даже вникать в суть проблемы. Сейчас, когда ее точка зрения, ее знания и стратегический ум были так… нужны Озаю. Лорд Огня почти почувствовал себя уязвленным ее эгоистичным решением, но отмахнулся от назойливой и столь же нелепой мысли.
— Ты поздно поняла, что война — не женское ремесло, — выплюнул мужчина с присущим ему ядом, но и это не сработало. Азуми научилась не реагировать на его уколы, ведь знала, что это — лишь показатель некоторой беспомощности Озая. Эта мысль почти заставила ее усмехнуться.
— Я не справилась с возложенной на себя ответственностью, — пресно заявила женщина, вновь прячась в своем коконе показного безразличия. Бесполезно, ведь Лорд Огня был тем, кто видел ее насквозь.
— Разве это так? — казалось, Озай действительно поинтересовался ее мнением. — Ты вышла с терпимыми потерями, — и здесь он почти не лгал. Не тогда, когда знал, что стояло на кону, и насколько силы были не равны.
Однако это ожидаемо не впечатлило Азуми.
— Терпимыми? — бывшая принцесса на силу подавила в себе желание нервного смеха, но ее высокий голос предательски вздрогнул, и ей пришлось взять паузу в виде нескольких глубоких успокаивающих вдохов. — Из двух тысяч служащих крепости в живых осталось меньше сотни, — ей не удалось скрыть боль, скользнувшую на бледном осунувшемся лице в виде кривых линий губ и характерного блеска в глазах. — Ты шутишь, да?
— Ты знаешь, что я прав, — Озай почти отчитывал ее, не имея более ничего в противовес. — Не думал, что когда-нибудь скажу это, но твоя самокритика, в данной ситуации, совершенно не оправдана, — Лорд Огня говорил на повышенных тонах, хотя упустил тот момент, когда несколько отпустил контроль.
— Это была не битва, — Азуми, неосознанно, и сама поддалась вспыхнувшему гневу, и, резко сорвавшись с кресла подобно гончей, не щадя саднящее горло. — Это была бойня! Многие погибшие и пленные остались валяться на пыльной земле у ворот, и я даже не могла забрать их для того, чтобы переправить на родину. Агни, фамильный склеп моего брата останется пустовать навсегда, а ты мне говоришь, что потери терпимы! — Лорд Огня не ожидал такого напора от бывшей принцессы, и несколько стушевался, глядя на нее скептически.
— Самое неразумное решение — это обвинять себя в этом. Тебе стоит учесть эту ошибку, и пойти дальше, — Озай искренне не понимал, когда стал к ней достаточно благосклонен для того, чтобы раздавать некое подобие советов, но и молчать не мог. — Это война, а на войне платят кровью.
— Это — была моя ответственность как генерала, — Азуми не желала ни оправдываться, ни жаловаться, поэтому ограничилась чем-то нейтральным. — И я не справилась. Мое решение окончательно, Ваше Величество, — только бывшая принцесса могла ставить Лорду Огня подобный ультиматум таким тоном и в такой формулировке — это по-прежнему раздражало Озая, но это также было наименьшей из его проблем.
Азуми демонстративно отвернулась, глядя на беспокойный огонь, оставив мужчину усмирять свой гнев.
— И ты сдаешься? — почти детская издевка, наполненная желчью, заставила ее нахмуриться. Это определенно было худшим из его аргументов — они оба хорошо это понимали. — Признаешь свою слабость? — едва ли это по-настоящему тронуло Азуми, которая уже выглядела уязвимой в глазах Озая, и он об этом знал. — Я и правда был о тебе лучшего мнения, Мидзуно, — мужчина с трудом вернулся к своему холодному тону, и Азуми была готова поклясться, что услышала в голосе малую, едва заметную толику…
разочарования.
Это было самой искренней фразой, которую Озай говорил ей за последние годы.
— Я только умею признать свое поражение, — Азуми не выглядела слишком уязвленной его речью на этот раз, но осадок обиды проскользнул в ее надломленном голосе так, что его нельзя было не заметить. — Это не смирение, — добавила она излишне категорично, кривясь так, будто одно только это выражение доставляло ей физическую боль.
— Как пожелаешь, — более благосклонно кивнул Лорд Огня. — Таким образом, твой статус Леди Огня станет полноценным, — казалось, он попытался выглядеть довольным таким раскладом.
— Прекрасно, — сухо усмехнулась Азуми в ответ, заполняя напряженную пустоту, внезапно возникшую между ними. — Старые титулы остаются при мне, а новых мне и не нужно, — бывшая принцесса старалась выглядеть хоть на толику более уверенной и спокойной, чем она была.
— После всего произошедшего, «Белый Лотос» становится для нас первостепенной задачей, — недовольно подметил Озай, свойственно ему, переводя тему. Азуми была благодарна за это. — Есть ли что-то, о чем мне нужно знать? — требовательный тон вовсе не испугал женщину, но заставил нахмуриться.
У нее ведь было что сказать — что-то, что искренне волновало ее стратегический ум.
— Я не знаю их мотивов, но совершенно точно знаю, что они осведомлены о духе Чжэнь-Няо, — Озай выглядел крайне недовольным этой новостью, и бывшая принцесса разделяла его настрой. — Возможно, намного больше, чем нам хотелось бы, — добавила она с мрачным раздражением. — Кроме того, они фанатики каких-то своих убеждений, и явно хотели убить меня. Я и Бао Йин — главные их мишени.
— Ты уверена? — не менее мрачно поинтересовался мужчина, заранее зная ответ. Азуми скрестила руки на груди, и согласно кивнула.
— Я совершенно ничего не знаю о них, но зато они знают все обо мне, — бывшая принцесса недовольно фыркнула, скрывая свое беспокойство данной ситуацией. — Кроме того, они знали, где и когда мы будем, и удачно совместили все свои нападения, с еще одной целью в моем лице. Так что у них точно был информатор, и, возможно, не один, — Азуми устремила требовательный вопросительный взгляд на разгневанного и, в той же мере, озадаченного Озая.
Перспектива крысятничества в подобных масштабах вызывала у Лорда Огня неконтролируемый гнев, и, все же, он спокойно уверил бывшую принцессу, что займется этим с особой внимательностью. Женщина лишь неопределенно кивнула, борясь с желанием влезть в политику снова.
— Что касается Азулы — я отправлю ее на Кипящую Скалу несколько позже, — Азуми неконтролируемо вздрогнула, когда поняла, что Озай некоторое время уже говорил совсем о других вещах — одним из негативных последствий ее недуга оставалось рассеянное внимание.
Лорда Огня это, разумеется, заметил, но отреагировал лишь немым укором в глазах.
— Озай, я благодарна тебе за содействие и отклик на мою просьбу, но я была бы очень признательна, если бы при мне более не упоминалось что-либо, связанное с политикой, — Азуми была излишне серьезна, и ее глухой голос прогремел неожиданно проникновенно. — Насколько это возможно, разумеется, — быстро поправила она оживленно, когда встретилась с крайне раздраженным выражением мужчины.
Озаю, очевидно, очень не понравилось то, что он услышал — он не ожидал почувствовать себя оскорблено таким замысловатым предательством человека, на которого опирался в большей степени, чем на других. Озай исключал подобную возможность, и сам себе не признавался, что подобная мысль доставляла ему еще и личный дискомфорт. Он банально отказывался верить в то, что бывшая принцесса была такой неблагонадежной.
Азуми склонилась ближе, осторожно касаясь его кисти в успокаивающем жесте, неосознанно поглаживая грубые костяшки пальцев. Лорд Огня от своевольного и совершенно несвойственного женщине жеста пришел в окончательное недоумение, и несколько секунд только молча смотрел на нее, оценивая ситуацию и взвешивая ее слова.
— Мы поговорим об этом, когда ты будешь в здравом уме, — подчеркнул он слишком холодно и неприязненно, что позволило Азуми догадаться, о том, что импровизированной совокупностью своих действий, она произвела на него сильное впечатление.
Озай откинулся на спинку стула, будто стараясь быть подальше от женщины даже физически, резко выдергивая кисть из ее непривычно ласкового захвата, и кривясь так брезгливо, как будто само ее общество было для него являлось чем-то сверх омерзительным.
Бывшая принцесса отвернулась, безучастным взглядом глядя на огонь с одной настойчивой и настораживающей мыслью о том, что лично Озай, казалось, отпускать ее был явно не намерен. Подобное его желание вселяло в Азуми беспокойство.
***
— Ты еще можешь отказаться от этого, — с неожиданной смелостью возразила Дзин, за что тут же получила полный осуждения взгляд Ясуо. — Это — путь в бездну.
— Да что ты знаешь? — нервно огрызнулся мужчина, очевидно, находясь в каких-то своих беспокойных раздумьях. Он подозрительно осмотрелся по сторонам, задержав взгляд на низеньких кустарниках у каменного побережья. Разумеется, местность на окраине города и громкий плеск волн о скалы уносили их тайны с собой, даря благостное и столь желанное ощущение конфиденциальности.
— Я считаю, что ты не должен жертвовать собой ради эфемерного предсмертного желания моего покойного отца, дядя, — максимально мягко осадила его Дзин, не теряя надежды переубедить мужчину от дальнейшего участия в этой крайне сомнительной и предательской афере. — Поступать так по отношению если не к нашей стране, то к нашему покровителю крайне бесчестно, — заговорщицки понизив голос продолжила девушка, своими обличающими словами вызвав новый приступ гнева у Ясуо.
— Это — не наша родина, а тебе стыдно забывать о своих корнях, — ядовито выплюнул мужчина ей в лицо, с силой сжав ее за локоть. — Дорогая, только не говори мне, что привязалась к этой порочной ведьме, — неожиданно сменив гнев на милость, участливо и чрезвычайно обеспокоенно поинтересовался Ясуо, заглядывая в глаза Дзин.
Она ведь никогда не умела лгать ему.
— Я питаю к ней прочное уважение и восхищение, хотя многого и не одобряю, — холодно подчеркнула девушка, предприняв попытку вырваться из хватки «отца», но, ожидаемо, потерпела неудачу. Ясуо молча уставился на нее со смесью негодования и глубочайшего оскорбления. — Я не желаю ни участвовать в этом, ни наблюдать всеобщий траур по погибшим от рук твоего дикарского ордена, ни уж тем более обманывать своего покровителя, — с запалом достойным искреннего восхищения для обычно скромной девушки, вспылила Дзин. — То, как они поступили с Эиджи просто… бесчеловечно, — чуть стушевалась она, помрачнев, когда наткнулась на удушающую холодность своего дяди. — Я не стану молчать.
Твердость ее духа непременно восхитила бы Ясуо, если бы она не была направлена против него, его дела и их погибшей семьи.
— Что касается Эиджи — умерь свою жалость, — брезгливо отозвался мужчина, наконец, отпустив ее локоть из цепкой хватки. — Ты бы все равно не вышла за него замуж, — решительно добавил он, как бы грубо намекая на то, что, даже при другом раскладе, он лично бы поспособствовал этому. Дзин выглядела глубоко оскорбленной, но сдержалась от колкости. — Что касается твоих слов… Я предупреждаю лишь единожды: не поворачивайся спиной ни ко мне, ни к своему роду, — что-то во вкрадчивом шепоте Ясуо заставило девушку похолодеть, и она остановилась в своих воинственных размышлениях, задержав взгляд на его мрачном лице.
— Я уже это сделала, — решительно отсекла Дзин, когда, наконец, почувствовала себя властной над самой собой, не находящейся под гнетом — казалось, это ощущение теплилось в ее душе давным давно. — И далее намерена действовать лишь по своему разумению, — это прозвучало как вполне ясная угроза, и Ясуо посмотрел на племянницу еще более мрачно, чем раньше. В мужчине будто и не было гнева, изумления — лишь угнетающее принятие. Он, казалось, знал, что однажды услышит подобное, и неминуемо останется один.
Глядя ей вслед, Ясуо мысленно проклял ядовитое влияние отродья Няо, которая отвернула от него последнего родного человека.
***
— Госпожа Дзин просит вашей аудиенции, — сухо уведомила ее бледная тень Мегуми — живое напоминание о Таро, скребущее где-то в груди. Она не знала, как именно умер ее муж, но оттого, казалось, выглядела еще более несчастной. Азуми старалась не смотреть на нее, однако боль ноющее ощущение приросли так, что это не зависело от появления конкретной служанки. — Она будет ожидать вас в фамильном поместье в любое удобное для вас время, — добавила Мегуми, и принялась складывать уже подписанные и просмотренные свитки.
Азуми только чуть согнулась в спине (которая больше не напоминала натянутую струну) и со странной сосредоточенностью, почти находясь в трансе или медитации, принялась размачивать большую кисть в чернильнице.
Бывшая принцесса вновь была одна — личный кабинет Озая заполняли только душные благовония, тепло огня в камине и мерный шелест папируса. Она осталась помогать Лорду Огня по негласному приказу только в заполнении документов, ведь это помогало ей и отвлечься, и также быть в курсе краткого положения всех политических сфер. Избавиться от этой зависимости было куда сложнее, чем от, например, опиума.
— Я прибуду туда к вечеру, — прохрипела женщина спустя какое-то время, откашливаясь в платок. Азуми совершенно не волновала ни «слабость», которую могла увидеть Мегуми, ни то, что она могла покинуть дворец прямо сейчас, ведь Озай дал ей на это временное позволение. Это было почти великодушием с его стороны, потому что она никогда прежде не видела такого «свободного» графика у людей ее положения. Возможно, Лорд Огня искренне беспокоился за ее самочувствие, хотя бывшей принцессе искренне претила эта мысль.
Что-то с силой дернуло Азуми назад, и она, даже не вздрогнув и не переменившись в лице, почувствовала и холодную сталь столового ножа у горла и то, как лопатки больно врезались в спинку стула.
Мегуми держала женщину хоть и крепко, но боязно и неуверенно, — это было заметно и по дрожащим рукам, судорожно сжимающим смехотворное орудие, и по приглушенным истеричным всхлипам, да и по положению самой хватки. Азуми же не почувствовала почти ничего, и лишь легкая волна дрожи окатила ее с головы до пят.
Бывшая принцесса оставалась абсолютно безучастной и отстраненной, выслушивая гневный и отчаянный шепот девушки у своего уха так, как будто просто наблюдала за происходящим со стороны. Женщине казалось, что она спит, и еще немного — совсем чуть-чуть, — и она проснется в своей холодной постели одна. Так, как происходило всегда.
Ее, беспокойную, ведь всегда будили кошмары.
Мегуми была так несчастна и безумна, что даже не обращала внимания на безвольность Азуми в ее руках. Как и не обратила внимания на то, что, периодически, то сжимала, то разжимала в онемевшей ладони рукоять ножа. Она могла только ненавидеть и разражаться гневной тирадой, заученной и прокрученной в голове, по меньше мере, бесконечное количество раз.
Глухое безразличие и слепая ненависть — это казалось забавным в своей абсурдности со стороны, пожалуй.
И они обе были так заняты собственными маленькими мирами самоуничтожения, что не заметили проблеск мутного отражения Лорда Огня в кубке, что стоял на столе, на самом деле, идеально начищенный и уже давно пустующий.
Азуми не услышала глухой удар и не почувствовала, как нож едва ощутимо, едва опасно, прошелся по коже шеи.
Она все также смотрела перед собой, совсем тонкий багровый ручеек брызгал неровными каплями на ее грудь, в ее ногах валялась Мегуми, а разгневанный и ошарашенный Озай, с долгую минуту гробовой тишины, раздумывал над тем, чтобы по-настоящему обеспокоиться психическим состоянием бывшей принцессы.
— Какого Коха? — Азуми не помнила ни того момента, когда мужчина оказался в такой ярости, чтобы выражаться несоответствующее своему статусу, ни того, как она сама была зажата меж его горячих рук-объятий, которые трусили ее так, что перед глазами расплывалась мутная пелена. Бывшая принцесса поморщилась не то от хватки Озая, не то от шума в своей голове — все звуки были реализованы будто сквозь толщу воды.
— Что? — тихо спросила женщина с таким недоумевающим видом, словно только что очнулась, посмотрев на Лорда Огня искренне недоумевающе, и от этого мужчина не только нахмурился с истинным неодобрением, но и окончательно и бесповоротно выпал в осадок.
— Ты сейчас серьезно? — мрачно поинтересовался Озай, отпустив бывшую принцессу из своих рук, и бросая красноречивый взгляд на свою служанку. — Ты вообще… в порядке? — это, казалось, было наименьшим, в чем мужчина должен был удостовериться, когда наблюдал за тем, как рассеяно Азуми водила ладонью по окровавленной груди.
И Лорд Огня не имел в виду действительно пустяковую царапину в том месте, куда эта незадачливая убийца прикладывала нож.
Женщина скользнула взглядом по Мегуми, которая по-прежнему валялась без сознания. Наверное, Озая остановила идея о том, чтобы допросить ее прежде, чем убить, поэтому он ограничился только ударом по голове.
— Я не понимаю, — с сомненьем протянула бывшая принцесса, и Озай не увидел в ней ни дрожи, ни гнева, ни даже тени страха за свою жизнь, и этот факт его очень насторожил. Он предполагал, что что-то сломалось в бывшей принцессе после случая в крепости Да Дзин, но он и подумать не мог, что ситуация стала настолько критической.
— Что именно? — Лорд Огня отбросил раздражающую в своей настойчивости мысль о том, почему он вообще продолжал столь участливую беседу, и продолжил… «подыгрывать»? От одной этой мысли его покоробило.
— Почему только боль? — Азуми впервые подала «признаки жизни» — ее голос заметно дрогнул, хотя лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.
И Озай, глядя на нее еще более озадаченно, не придумал ничего лучше, чем посадить женщину обратно, напоить вином и выслушать сухую выжимку из обширной, но лживо-посредственной истории о ее бывшем любовнике, который случайным образом умер на войне, и таким же случайным образом защитил ее, и о его ревнивой и действительно, судя по последним событиям, глупой в своей отчаянности, жене.
Лорд Огня заставил себя поверить, потому что инцидент действительно был исчерпан, и потому, что не желал задумываться ни о чем, что касалось бы ментального здоровья Азуми. Так было проще, несмотря на то, что закрывать глаза на что-то и, особенно, настолько значительное, было совершенно не в стиле Озая.
Азуми поймала себя на мысли, что просто знала, что не умрет сегодня, и уж точно не от руки служанки Лорда Огня.
Мегуми была приговорена к казни без разъяснений.
***
— Доложите госпоже Дзин, что я готова принять ее, — Азуми совершенно не интересовало, что время несколько перевалило за полночь, когда она,
необыкновенно нездорово бодрая с противоположно этому ощущению хмурым и болезненным видом, прибыла в свой особняк.
Женщина пила какой-то безвкусный терпкий отвар, назначенный лекарями Озая, глядя в пустоту перед собой, и прежде, чем разномастные мысли окончательно заняли ее рассеянное внимание, бывшая принцесса оказалась отвлечена каким-то ужасающе продолжительным воплем. На ум, почему-то, сразу пришла мышь, снующая в коридорах поместья, и перепуганная до бледноты этим мелким животным служанка, которую она отправила известить дочь Ясуо.
Азуми усмехнулась этой мысли с неоправданной жестокостью, однако запоздало подумала и о том, что это могло быть что-то серьезное. Подобная идея источала неприятный и, тем не менее, достаточный смрад параноидального беспокойства, чтобы бывшая принцесса могла укорить себя в том, что основательно «теряла хватку», и, подобрав полы широкого алого кимоно, отправиться в сторону предполагаемого звука.
Долго искать ей не пришлось, ведь на незамысловатый «сигнал» ужаса, который сводился к одной небольшой личной комнате, сбежались и заспанные слуги, и патрулирующие территорию поместья стражники. Азуми не нужно было расталкивать их, чтобы пройти чуть вперед, и, в неровном беспокойном свете факелов, узреть перед собой хрупкую фигуру Дзин, чья голова и тело безвольно свисали над потолком. Удавка ожидаемо переломила ее тонкую шею, и теперь прекрасный силуэт едва заметно трепыхался, безвольно обвисший подобно сломанной кукле.
Голова Азуми оказалась неожиданно пуста на наличие понимания происходящего и всяческих предположений, тогда как грудь вспыхнула в тугом, душащем ощущении там, где должно было находиться сердце. Бывшая принцесса стояла, оцепеневшая, среди всей этой хаотической возни, прижимая ладонь к сосредоточию истинной боли, и задыхалась. Азуми, до этого момента, вообще не знала, что сердце могло болеть, потому что предполагала, что лишена его.
Бывшая принцесса покинула комнату Дзин еще до того, как в нее вбежал, откровенно рыдающий у ног дочери, Ясуо, и позднее стояла в одном из коридоров, оперевшись о стену в жесте беспомощности, смаргивая влажную мутность перед глазами, тяжело, с ужасными хрипами, глотая прохладный отрезвляющий в своей свежести воздух ночи, и до крови раздирая свою грудь с этим проклятым ноющим ощущением.
О, Кох, как же она устала.
Азуми устала смотреть, как хоронили Дзин и многих других, до нее. Азуми устала слушать причмокивающие рыдания Ясуо, устала внимать и вникать его речам по поводу безмерной тоски его дочери по Эиджи, имя которого по-прежнему выжигало дыры в ее груди. Азуми устала слушать об этом гадком и глупом, на ее взгляд самоубийстве в стенах своего поместья. Азуми устала от того, что испытывала, произнося очередные слова соболезнования, и от чувства постоянной потери. Азуми устала от постоянной боли и недугов, которые касались лично нее. Азуми устала выслушивать от лекарей лживые и лицемерные беспокойства о своем слабом сердце и нестабильном уме. Азуми устала получать советы и нравоучения от всех, кто ее окружал. Азуми устала от сожалений и злорадства, так амбивалентно направленных в ее адрес придворными.
Она вообще от всего устала.
И если бы не ее отстраненная усталость, то она, непременно, была бы чуть более внимательной для того, чтобы заметить жуткие гниющие полосы-царапины от ногтей на руках Ясуо, которые он старательно прикрывал широкими рукавами белых одежд.
***
Она почти не говорила.
Ее глаза так часто застывали на огромном зеркале в спальне Лорда Огня, будто бы против воли и, в то же время, так необходимо. На ее мертвенно-бледном, нездорово-бледном лице, привычно покрытым тонной белил, застыло безучастное, скучающее выражение.
Она почти не говорила и даже дышала редко, с неестественным усилием.
Азуми игнорировала редкие и ядовитые замечания, которые Озай, скорее по привычке, вываливал на нее невидимым грузом, чтобы добиться результата в виде какой-нибудь, право слово, любой ответной реакции, и неизменно отвечала только раздражающим молчанием.
Она почти не говорила и даже дышала редко, с неестественным усилием, глядя на него безразлично с немой, выгрызающей нутро болью.
Лорд Огня и сам не знал, зачем так активно поддевал женщину, ощущая в этом потребность первостепенной важности — такую, с которой он, правитель мира, совершенно не мог совладать.
Бывшая принцесса проклинала себя за одну только навязчивую мысль, в которой она оказывается намного уязвимее созданного собой идеала и поддается странному соблазну спрятаться в руках мужчины — его грубых объятьях, так надежно и необходимо, до назойливого чувства защищенности, стискивающих ее до хруста костей.
Азуми не желала этого и искренне верила собственной лжи, а потому лишь просила его о своеобразной милости:
— Я какое-то время не буду посещать Его Величество, — голос Азуми скрипучий, надломленный, мучительно хрипящий — так мало походящий на ее настоящий бархатистый, завораживающий тон. — Мне хотелось бы побыть одной и оплакать брата, — Лорду Огня не нужно было смотреть, как бывшая принцесса сохранила на лице слишком безучастное выражение.
Озай молча кивнул, не отводя взгляд от свитка.
Он почти ничего не чувствовал в ее словах — Лорд Огня не знал, какого было потерять брата, потому что давно перестал считать Айро таковым для себя. Ее слова почти не тронули его — лишь только проскользнувшая тенью, необычайно редкая жалость по отношению к женщине смутила Озая так быстро, что он не успел отмахнуться от этого неоднозначного ощущения.
Позднее, приставленные к Азуми служанки с деланным беспокойством докладывали о том, что она почти не спала, мало ела, пила до бессознательного состояния и, разумеется, курила какую-то дрянь до невыносимого для слуха, пожирающего горло кашля.
Озай находил раздражающе-унизительным то, что он, Лорд Огня, вынужден был следить еще и за этим, и вполне предсказуемо велел лекарям и орде бесполезных слуг заняться вопросом здоровья Азуми более ответственно.
Мужчина искренне не понимал, откуда у его мыслей взялось неоднозначное «второе дно», сотканное теперь не только из раздражения, но и из некоторого подобия…
беспокойства? Сама формулировка приводила Озая в ярчайшее бешенство, и он спешил напомнить себе о том, что держал Азуми подле себя, по большей части, из-за ее крови и магических способностей.
Казалось, его совсем не трогала та самая малая часть, негласно и лживо прозванная между ними
привычкой-необходимостью.
Привязанностью.
Апогей нестерпимого раздражения Озая взвился пугающим пламенем тогда, когда ему, почти шепотом, с дрожью в голосе, сообщили последние новости, касающиеся Азуми и звучащие как приговор:
«Госпожа не принимает целебные отвары. Госпожа страдает бессонницей. Госпожа теряет сознание посреди дня».
Озай знал, насколько дурной нрав был у бывшей принцессы и непременно догадался, что она, гордая, совершенно точно не даст лекарям поить себя. Озай знал и о ее ночных кошмарах, криками от которых женщина будила добрую половину дворца и, из раза в раз, волновала стажу. Озай знал, что Азуми, скорее, доведет себя до смерти, чем примет реальную помощь.
Лекарю и немногочисленным слугам хотелось исчезнуть, вжаться в мраморные полы, — так низко они падали ниц — когда Лорд Огня едва не потерял контроль над гневом и пламенем.
У Озая тоже был чрезвычайно дурной нрав.
***
— Мои сновидения не должны беспокоить Ваше Величество, — осторожно вещала Азуми, приглашенная в покои Озая поздним вечером. Женщина застала его в неоднозначном расположении духа. Лорд Огня прекрасно знал, что он был едва ли не единственным, кто мог повлиять на нее, и лишь природное упрямство отделяло его от гордыни «марать руки». — Право слово, если вы уделите этому пустяку внимание, то, вскоре, во дворце будут разгуливать два полуночника в нашем лице, — слишком натянуто посмеялась женщина, и предательский кашель так не вовремя затмил дыхание — Азуми, с удивительным изяществом, приложила ко рту платок заметно подрагивающей рукой.
Озай неодобрительно нахмурился.
— От пустяков не теряют сознание, — категорично высказался Лорд Огня, отходя от камина и глядя на женщину излишне придирчиво: горящие насыщенным румянцем, который не скрыли даже белила, щеки, блестящий от пота лоб и жуткие тени под глазами. Она выглядела как никогда нездоровой. — Ты не можешь о себе позаботиться или даже побеспокоиться, поэтому оставь эти глупые мысли и возьми себя в руки наконец, — прозвучало привычно холодно, но, на удивление Азуми, совершенно не осуждающе или пренебрежительно.
Озай молча указал ей на кувшин с водой и влажные шелковые полотенца, чтобы она могла умыться.
Раньше бывшая принцесса непременно бы смутилась под его ледяным изучающим и слишком пристальным взглядом, но теперь ей оставалось лишь молча исполнять приказ, изумляться, и бросать редкие взгляды на мужчину, стоящего у стола с документами, так непривычно скрестив руки на груди, и наблюдавшего за ней.
— Чего ты добиваешься? — холодно поинтересовался Озай, глядя на женщину по-прежнему слишком придирчиво: теперь он также заметил ее бледно-зеленый цвет лица. — Своей смерти? — от Азуми не ускользнул его гнев, но едва ли она отреагировала на это.
— Ничего, — женщина безразлично пожала плечами, даже не стараясь придать своему виду хотя бы толику взволнованности.
— Я хочу услышать честный ответ, — Озай категорично пресек ее попытку избежать необходимого разговора, как это было с прошлой ситуацией, в которой была замешана его служанка, в то время как сама Азуми раздумывала о целесообразности своей правды. — И не смей лгать мне. Дело совсем не в твоем брате, потерянных людях, магии, крепости или поражении. Вернее, не только в этом.
Продолжительное молчание в этих стенах перед этим мужчиной казалось ей чем-то очень привычным. Чем-то таким, от чего к ней вновь, на краткое мгновенье, вернулась чувствительность и желание — едва сдерживаемое — защиты, объятий в этих жестоких руках.
Азуми прикрыла глаза, когда услышала созданный собственным воображением хруст своих костей и неожиданно широко усмехнулась, — впервые за долгое время — игнорируя подрагивающие губы и сводящее, будто судорога, ощущение сухой кожи.
— Сейчас у меня есть три желания, — бывшая принцесса приглушенно откашлялась в платок прежде, чем начать говорить. Озай, так несвойственно самому себе, вновь не стал ее торопить. — Первое: убить кого-нибудь, сжечь, вытянуть из него жизнь, услышать мучительные вопли и почувствовать на коже кровь — это бы отрезвило меня, — Азуми повествовала с пугающим безумным запалом, мрачным комком крутящимся в глубине глаз. — Второе: вырвать из груди это противное ноющее ощущение — ты не представляешь, как оно утомляет, — поморщилась она, будто бы от головной боли, неосознанно и почти невесомо проводя пальцами по ключицам — там, где на молочной коже, под шелками кимоно, красноречиво цвели тонкие алые и розовые полосы.
Она царапала себя до крови, когда бредила кошмарами, и, первые несколько ночей, мужчине, когда бывшая принцесса еще находилась с ним, приходилось с незавидным постоянством отнимать ледяные ладони с длинными острыми ногтями от ее шеи и груди.
Лорд Огня прищурился, глядя на Азуми с неясным выражением. Едва ли он не понимал, о чем она говорила, но больше мужчину интересовало, почему именно сейчас она неожиданно…
сломалась.
Любимая марионетка Озая, за которой он, порой, наблюдал с такой привычной охотой, раскололась где-то там, внутри — окончательно и бесповоротно, как бы они оба не пытались это отрицать и прятаться от неудобной правды. Ее привычная жажда к борьбе волновала и пробуждала в мужчине чувства разного толка, и сейчас ее безграничное отчаяние и столь же безграничная беспристрастность должны были ожидаемо взбесить его, но они лишь посеяли странное смятение.
Лорд Огня неожиданно приблизился к ней, сидящей у изножья огромной постели, и опустился на колени, сравнявшись с женщиной ростом и глядя так пронзительно, что бывшую принцессу бросило в неясное ощущение мучительной дрожи. Мужчина опустил горячие ладони ей на колени — шелк внешнего кимоно обжег кожу приятной прохладой.
Глаза Озая — расправленное золото с вкраплением светлого янтаря — жадно пожирали каждую мысль, тенью мелькнувшую на лице женщины так, будто мужчина в точности знал, о чем она думала сейчас.
Глаза Азуми — светлая глубокая лазурь, взволнованная и словно светящаяся изнутри, как вода сказочных лагун, — отвечали Лорду Огня поразительно несмелым и помутневшим взглядом.
Бывшая принцесса поддалась вперед, ощущая как собственный самоконтроль утекал сквозь пальцы подобно песку — до того сильно новый и волнующий своей неожиданной чистой интимностью момент подчинял ее себе. Женщина не помнила, когда испытывала нечто подобное, но сейчас все похожее было не более чем выцветшим пятном в памяти, ведь дурман этого момента, прожигающего ей легкие пекущим воздухом и грузной атмосферой, был сложен для ее понимания. Азуми просто знала, что слова, произнесенные сейчас Озаем или ей самой — не важно — будут чем-то особенным.
Бывшая принцесса не замечала, что могла чувствовать рядом с Лордом Огня. Могла чувствовать даже сейчас, когда события ее жизни выжгли женщину как плодородную землю — до основания.
— Ты возьмешь себя в руки, — повелительно и изумительно проникновенно приказал Лорд Огня, ощущая странную сухость во рту — он бы непременно откашлялся, если бы не придворный этикет. — Так, как подобает Леди Огня и моей женщине, — Азуми смотрела на мужчину как завороженная, со странным воодушевлением — Озай подумал о том, что она прониклась его уверенностью и властной непоколебимостью, однако, в связи с последними событиями, присутствовала и мысль о ее психическом нездоровье.
И все же, внутреннюю силу бывшей принцессы будто беспощадно выгрызали: в глазах мелькнул недюжинный и такой живой испуг, а лицо приобрело неясный оттенок боли. Она с сомненьем покачнулась, ни то в нерешительности отступая, ни то не желая поддаваться соблазну.
Нервно поджала губы, неровно вздохнула — в предательской тишине комнаты это послышалось особенно громко — и опустила глаза, с живо трепещущими на веках ресницами. И вскоре вновь вспыхнула смелостью, встречаясь взглядом с Озаем и, будто перебарывая саму себя, но лишь для того, чтобы признать собственную слабость, подавшись вперед, соприкасаясь с мужчиной лбами.
Озай опешил, — она чутко ощутила это — но отстраняться не спешил.
От неоднозначной интимности этого момента — чего-то совершенного особенного — горло свело сладким протяжным спазмом, который хотелось поскорее сглотнуть и прогнать проклятое наваждение.
Она чувствовала себя и живой и уязвимой.
— Я не могу, — шепот, как и осознание смысла слов, давались Азуми с огромным трудом — как будто в горле растеклось липкое и пекущее, до желания разодрать глотку, ощущение плавленого железа. — Я не могу, — зачем-то повторила она громче, с нескрываемой болью, от которой хотелось выть, забиться куда-нибудь в угол и исцарапать себе грудь, вытравливая это назойливое мучительное ощущение.
Кажется, именно там у всех людей, кроме нее, хранилось сердце — снова припомнила женщина.
Именно в этот момент Лорд Огня понял, что Азуми была свободна сейчас, как никогда раньше, ведь бывшей принцессе было все равно, какой ее видит он — главный враг-союзник и тот единственный, кто мог по-настоящему
раздавить понять ее.
Озай тяжело нахмурился, искренне не зная, что он мог бы сказать. Мужчина пребывал в смятении и настойчиво грызущих беспокойный ум раздумьях. Впервые он, вспыхнув в привычном раздражении, при осознании необходимости помощи Азуми, просто… принял это.
— Сколько титулов тебе не присуждай, ты все равно останешься всего лишь человеком, — Озай подметил это как-то неоднозначно с горькой, почти разочарованной усмешкой, отстраняясь. — Не более.
— Всего лишь человек, — протянула она отстраненно, неконтролируемо вздрагивая, когда грубая теплая ладонь Лорда Огня
обвилась вокруг ее шеи почти невесомо коснулась подбородка. Азуми посмотрела на него изумленно.
— Чего ты хочешь от жизни сейчас? — Озай, будучи удивительно проницательным человеком, знал, куда следовало «надавить», чтобы привести женщину в единственное доступное на данный момент ей чувство.
Бывшая принцесса глубоко вздохнула, задумавшись. Ее лицо приобрело явно озадаченное выражение, с тенью какого-то раздражения. Раздражения по отношению к самой себе, пожалуй.
Всю свою сознательную жизнь она знала ответ на этот вопрос. У Азуми никогда не возникало сомнений на этот счет, ведь она твердо верила, как и в просчитанную за нее родителями судьбу, так и в свое предназначение. Обстоятельства менялись, цели искажались, но бывшая принцесса всегда знала, чего хочет от жизни.
И сейчас все планы, все идеи и смелые представления о дальнейшем будущем тлели во рту горьких пеплом, не смываемым никаким горячительным.
Азуми никогда не сталкивалась с проблемой выбора «жизненной миссии», а четко разграничивала, что именно было ей нужно, и что она должна была делать для этого. Так или иначе, в ее жизни никогда не было неопределенности — даже когда все рушилось, Азуми четко знала, что нужно выжить для того, чтобы нанести удар обидчикам, для своей Нации, для самой себя и своего величия. Гордыня и ненависть подпитывали ее намного лучше, чем что-либо другое.
И, разумеется, ощущение значимости в своей судьбе, предназначении.
Сейчас были лишь бессильный гнев, чувство собственной ничтожности и абсолютное непонимание, что же женщине все-таки было нужно. Казалось, раньше она четко знала для чего совершала все, к чему шла, а сейчас… Сейчас словно потеряла эту важную связующую нить.
И еще, разумеется, была боль, выжигающая и вытесняющая все абсолютно. Боль, от которой не отмыться.
— Всю жизнь я знала ответ на этот вопрос, а сейчас — нет, — сил не осталось даже на самоуничтожение, и Азуми померкла, глядя на Озая с абсолютным безразличием. — С детства мне внушали, что мне предначертано быть частью Королевской семьи и, если повезет, женой Лорда Огня. Я знала это, и меня это устраивало, — Лорд Огня слушал внимательно, подмечая то, что сама Азуми, даже в свои ранние годы, была достаточно своенравной, так что и навязать ложную цель ей не могли. Она искренне верила в это сама. — Потом я знала, что мне следует выжить и принести пользу своей Нации, — бывшая принцесса заметно поежилась, откашливаясь. — Было много сопутствующих мыслей, но я всегда знала, к чему иду и приду в итоге.
— Что изменилось? — с налетом недоумения спросил Озай, пристально следя за каждой эмоцией проскользнувшей на ее лице. — Ты точно не из тех, кто сдает позиции даже при сокрушительных поражениях. И последние события не были такими критичными, в сравнении с некоторыми другими, — словно рассуждая, интерпретировал ее мысли мужчина. Если бы у Азуми были силы, то она бы непременно оценила его благосклонную проницательность.
— Сложно сказать, — Азуми пожала плечами. Она раздумывала над этим вопросом слишком долгое время, чтобы дать однозначный ответ прежде, чем отрешенно погрузиться и отдаться на растерзание своей боли. — Я могу только сказать, чего, по ощущениям, мне сейчас не достает, — Озай заметно оживился, ведь это могло натолкнуть его на более конкретную мысль. — Я всегда знала, что смогу сделать все, что задумала. Всегда противостояла миру в одиночку, как бы ни было трудно. Я всегда верила в то, что особенная, что избранная… — она заметно нахмурилась, как будто эта мысль тоже причиняла ей боль, — избранная Агни, если угодно.
Лорд Огня отмахнулся от очередной вспышки презренного раздражения.
— А сейчас этого нет — только пустота, — признание далось Азуми слишком легко — так, будто это неотъемлемой и естественной ее частью. — Нет веры в себя. Нет понимания того, что я — особенная, — женщина видела, как эти слова изумили Лорда Огня — он даже не попытался скрыть это.
— Напрашиваешься на комплименты, Мидзуно? — ядовито протянул он с усмешкой, скорее, для того, чтобы разрядить обстановку. Получилось не так удачно, как обычно. — Не думал, что что-то вообще способно покачнуть твою уверенность и самооценку.
— Так бывает, — почти невинно пожала плечами женщина, выдавливая необходимую сухую усмешку. В хриплом голосе мелькнула болезненная дрожь. — Это как дыры внутри тебя, боль от которых пожирает. У меня их так много… — Азуми ненадолго опустила глаза, часто моргая. — Я должна была давно перестать чувствовать и просто смириться с этим. Но становится только хуже, — ее голос дрогнул в который раз, но взгляд оставался достаточно ясным, избавленным от пелены соленых слез.
— Я не стану говорить тебе ни о твоих титулах, заслугах или промахах перед Нацией Огня, — категорично подчеркнул Озай, но его слова даже не тронули бывшую принцессу. Она все реже отвечала на его выпады с прежним запалом и раздражением, предпочитая колкостям непривычное молчание. — Но ты находишься здесь лишь потому, что, в первую очередь, я дал тебе эту возможность. Я поверил в тебя, ничтожную, разбитую горем и желанием мести. Я дал тебе возможность избежать участи всех, подобных тебе, лишь потому, что увидел в тебе что-то стоящее, — мужчина говорил негромко, почти без присущей ему интонации, и от этого женщине делалось не менее жутко чем тогда, когда он обвинял ее в чем-то. Азуми заметно оживилась от его слов, но, все же, глядела на Озая с заметным опасением. — Как ты думаешь, Мидзуно, многим ли я даю такой шанс? — шипящий тон Лорда Огня приобрел требовательные ноты. Мужчина ненавидел то, как она вынуждала его говорить это, сама того не осознавая.
— И, все же, ты не раз пытался избавиться от меня, — прозвучало несколько обвинительно — у Азуми включились привычные «защитные рефлексы», с которыми она могла нападать в ответ.
— Ты сейчас там, где должна быть. Тут твое место, — настоял Озай, возможно, впервые в жизни пропустив ее колкость. — Ты вернулась к тому, с чего начинала — только из всего.
— Я хотела этого раньше и не так, — вяло возразила Азуми, не зная, что еще могла бы сказать.
— А мечты не всегда сбываются так, как хотелось, или не сбываются вообще, — неожиданно помрачнел Озай, и это натолкнуло женщину на мысль, что он действительно понимал, о чем говорил. — Я знаю, что ты это понимаешь.
— Скорее да, чем нет. И сейчас я не уверенна ни в чем, — бывшая принцесса потускнела еще больше. — Это… это больно, — Лорд Огня неодобрительно нахмурился не то ее размытому изречению, не то самому факту ее слабости, которую она, в последнее время, проявляла в избытке. Мужчине пришлось приложить больше усилий, чтобы прогнать презрительное наваждение. — Терять, — пояснила Азуми почти шепотом — сиплым и надломленным. — Особенно, когда не остается ничего.
— У тебя все еще многое есть, — прозвучало от Озая, скорее, как сухой факт, а не возражение.
— Так уж и много? — бывшая принцесса болезненно усмехнулась. — Я бессильна больше, чем разгневана.
Азуми вновь проявила перед Озаем свою личностную слабость так откровенно и безрассудно: спрятала лицо в руках, склонившись к коленям и сжавшись всем телом так сильно, как могла. Женщина услышала приглушенный тяжелый раздраженный вздох мужчины, и была готова поклясться, что он мысленно выругался. Она могла бы даже усмехнуться этому, если бы имела силы.
— Ты так и не ответила на вопрос: чего ты хочешь? Или к чему склоняешься, — утомленно поинтересовался Лорд Огня, спустя время, все еще ощущая за собой некоторую ответственность.
Бывшая принцесса немного отклонилась назад, спустя время.
— Я хочу любить и быть любимой, потому что это — единственное чувство, которое может заполнить эту дыру, — ответ Азуми, очевидно, изумил Озая, однако сама женщина была уверена в своих словах. — Ты можешь дать мне все, кроме этого, а я не смею просить, — она говорила напрочуд спокойно, но выглядела все также понуро. — Забавно, но только сейчас, прожив столько лет здесь, во дворце, я поняла, что есть лишь одно лишение, которым мы платим за власть, и которое никогда не получим. Мы никогда не получим и не познаем счастье, — Лорд Огня неожиданно рассмеялся, приводя Азуми в искреннее замешательство. — Убери все это, всю мишуру, переменчивое богатство, титулы… и что останется? — Лорд Огня старательно отмахнулся от одной-единственной реплики, которая не оставила его равнодушным. Он не должен был думать над этим, но лишь оттого, что знал ответ.
Память.
Память и известность останутся так надолго, как и то, что ты совершил до того, как отдать душу Агни или Коху.
— Понятие счастья, Мидзуно, тесно связано с удовлетворением жизнью, и вообще является довольно размытым, — отмахнулся Озай, казалось, совсем не тронутый ее изречением. — Да, мы делаем то, что должны, а не то, что хотим, но ты и сама знаешь, насколько ничтожна эта «цена», — Лорда Огня действительно забавляла поверхностная наивность данного суждения. — Проблема не в отсутствии счастья, а в том, что ты запрещаешь себе его чувствовать, — Азуми заметно вздрогнула от, затронувших ее нутро, слов Лорда Огня. — У тебя на порядок выше возможностей почувствовать полное удовольствие жизни, Мидзуно. Ты можешь позволить себе почти все, — женщина готова была поклясться, что это было самым полезным изречением Озая за долгие годы. — Ты мешаешь сама себе потому что… — Озай подвел женщину к окончательному выводу, давая ей возможность поразмыслить над этим вопросом и ответить на него самой.
Азуми вскользь подумала о том, что, возможно, ей не стоило судить Лорда Огня так однозначно, как она делала это раньше.
— Потому что боюсь ожечься вновь, боюсь боли, но, похоже, получаю ее в равной мере, в независимости от обстоятельств, — женщина пожала плечами, выпрямляясь и чувствуя нечто, вроде облегчения. Она, неожиданно, улыбнулась Озаю несколько нервно, но целиком искренне, обнажая зубы и запрокидывая голову в беззвучном смехе. — Забавно, не так ли?
— Скорее, глупо, — сдержанно отозвался мужчина, так непривычно не имея ни капли осуждения в голосе. Лорд Огня, наконец, отстранился, теперь глядя на бывшую принцессу сверху-вниз. — Ты мешаешь сама себе.
Азуми неожиданно для себя осознала, что, возможно, именно это и являлось причиной, по которой Озай так старательно и упорно «выбивал» из нее установки прошлого и устаревшую для этого мира мораль.
И, позабыв о любых границах, бывшая принцесса страстно желала спросить:
— Ты выбрал меня, снисходительно протянул руку, лепил по своему подобию, ломал и собирал… почему?
— Почему? — неохотно фыркнул Лорд Огня, видимо, не слишком довольный эти вопросом, но все еще ожидающий от нее конкретики.
— Почему я? — Азуми видела, как в глазах мужчины вспыхнуло яркое раздражение, которое он не смог сдержать. Однако Лорд Огня выждал некоторое время, глядя куда-то в сторону и почти не моргая. Его громкое размеренное дыхание было тем, что волновало тишину комнаты, наряду с потрескивающими поленьями в камине.
— Надеюсь, что раньше ты была достаточно внимательна, чтобы ответить себе на этот вопрос сейчас, — уклончиво ответил Озай, проклиная ее странное любопытство — его хмурый вид также выдавал некоторое беспокойство. — В любом случае, этот ответ довольно очевиден.
Эта фраза прозвучала как небрежная защита, попытка спрятаться от правды в слепом презрении.
— Неужели? — Азуми чуть усмехнулась, требовательно изогнув бровь, и на ее лице, впервые за последние недели, промелькнуло нечто игривое. — Очевидно, пожалуй, лишь то, что Лорд Огня всегда выбирает лучшее для себя. Получает лучшее, — ее, казалось, откровенно забавляло раздражение мужчины, которое неконтролируемо вспыхивало в нем подобно свечам, чье пламя тоже беспокойно вилось. — Ты правда умеешь выказывать все, кроме заинтересованности, Озай, но твои долгие взгляды были слишком многозначны даже тогда, когда мне не было до тебя никакого дела, — Азуми победно усмехнулась, когда подумала о том, что мужчину, изредка, действительно выдавали глаза переливчатого цвета золото и янтаря. Лорд Огня демонстративно фыркнул. — Когда я искренне стала тебе… интересна? — женщина ненадолго замялась, подбирая самое емкое и нейтральное слово. — Правду, — жестко добавила она, замечая пассивное раздражение Озай, который все еще не смотрел на нее, выглядя при этом максимально безучастным.
Кох, отчего он вообще должен отвечать на этот бред?!
— Стрельбища, — неохотно и показательно пренебрежительно отозвался мужчина. — Твое упорство несколько… удивило меня тогда, — слова Лорда Огня прозвучали пресно, но Азуми все равно оценила их. Более того, женщина знала, что Озай скажет именно это.
— Надеюсь, что Его Величество приятно удивила и искусность в этом не женском ремесле, — зачем-то добавила бывшая принцесса. — По крайней мере, я была интереснее Урсы, — достаточно легко отозвалась Азуми, не ощущая при этом хотя бы одной выжженной дыры в груди от упоминания близкой подруги, и так точно неосознанно угадывая мысли Озая на этот счет.
Азуми действительно превосходила женщину во всем, и Лорд Огня искренне считал ее более достойной для себя партией с точки зрения выгоды и их какой-никакой совместимости, хотя никогда не признался бы в этом никому. Едва ли он признавался в этом самому себе.
— Однако, — Азуми неожиданно нахмурилась, невольно привлекая этим Озая, — с того события прошло семнадцать лет, — бывшая принцесса вновь посмотрела на Лорда Огня слишком пронзительно — так, что ему хотелось послать ее к Коху, и отмахнуться от ее назойливого желания вытравить из него… А, собственно, что ей было нужно, кроме сомнительной правды? — Неужели, заинтересованность не исчезла? Не надоело наблюдать меня? — с язвительным смешком поинтересовалась женщина, заранее предсказывая его ответ. Похоже то, что она здесь «устроила» было только для того, чтобы немного отвлечься от действительно серьезных тем, затрагиваемых ранее.
— Не думаю, — мрачно сказал мужчина с долей категоричности, и ему удалось изумить бывшую принцессу на этот раз — если бы она обладала меньшей выдержкой, то непременно выдала бы свое удивление. — С тобой не соскучишься, Мидзуно, а ты знаешь, как я устаю от рутины, — Озай сказал куда больше, чем хотел изначально (вернее, вообще не хотел), но не почувствовал ничего, кроме спокойствия.
Фраза прозвучала довольно многогранно, и Азуми с беспокойной жадностью уловила ее не поверхностную сторону.
— Спасибо, — только и смогла ответить она, не желая акцентироваться на том, что это — самые искренние и благосклонные слова, которые она слышала от Озая за вообще все время их знакомства. Лорд Огня по-прежнему выглядел безразличным, хотя внимательно наблюдал за реакцией женщины. — Почти десять лет… — отстраненно добавила бывшая принцесса спустя время, когда мужчина уже сидел за столом, перебирая какие-то свитки. Она все еще сидела у изножья огромной круглой постели, и не чувствовала в затянувшейся тишине никакого дискомфорта. — Как думаешь, сможем ли прожить еще десять таким образом? — казалось, искренне интересовалась Азуми.
— Почему нет? — скорее, по инерции, отозвался Озай, фокусируя внимание на пергаменте с очередным прошением. — Ждешь от меня ножа в спину? — собственные слова заставили Лорда Огня иронично усмехнуться.
— Не совсем, — Азуми настороженно нахмурилась, когда, на самом деле, не почувствовала в себе и толики опасений на этот счет. — Мы ведь уже оговорили момент с мирным сосуществованием в браке.
— Тогда что тебя беспокоит? — устало и несколько раздраженно отозвался Озай, потирая переносицу, и действительно не интересуясь ее словами так, как ранее. Лимит его внимания был уже исчерпан, как казалось Азуми, но она также не спешила что-то умалчивать.
— Я не молода, Озай. И давно не так красива, как была когда-то, — было слышно, что подобные изречения давались Азуми тяжело, как и начавшееся ранее откровение, которое действительно изумило Лорда Огня. — Сколько времени пройдет прежде, чем я перестану быть привлекательна и… интересна тебе? Пять, десять? — бывшая принцесса говорила осторожно, ведь помнила о его неожиданных словах, и не спешила ввергать Озая гнев, когда ему бы пришлось повторять все то, что он уже сказал.
Однако Азуми неосмотрительно сделала это, но Озай также помнил и об ее опыте с Минэко, так что не спешил пренебрегать ее опасениями. Да и то, как он поступал с Урсой тоже не внушало особого доверия.
Лорд Огня поймал себя на ужасной мысли, что стал слишком проницательным по отношению к бывшей принцессе, так что поспешил исправить это ожидаемым пренебрежением:
— Я уже говорил тебе о твоей значимости, и вспоминай об этом всякий раз, когда в твою голову закрадывается подобный бред, — процедил Озай сквозь зубы, по-прежнему не глядя на Азуми. — Тебе не приходило на ум, что если я вознамерился сделать тебя своей женой и Леди Огня, то мои намерения по отношению к тебе более чем серьезны? — яд сочился из гневного полушепота мужчины, но лишь потому, что он вновь вынужден был повторять что-то, что подчеркивало хоть какую-то значимость этой женщины, сидящей на его постели с видом совершеннейшего изумления. — Ты рядом со мной потому, что я так хочу, — по телу Азуми неожиданно пробежали мурашки от этих слов, несмотря на уже привычную собственническую формулировку, и бывшая принцесса почувствовала, что вновь теряет контроль над ситуацией и свою независимость. И, впервые за долгие годы, она не почувствовала в себе необходимости ощетиниться в оборонительной позе, а лишь расслабилась больше прежнего.
В конце концов, Озай был единственным, кого она могла считать достаточно близким к себе. И они с Азулой станут ее семьей в ближайшем будущем. Семьей, о безопасности и благополучии которой ей не придется беспокоиться слишком сильно, ведь все они могли постоять за себя.
От этой мысли Азуми посетило тонкое ощущение неожиданного спокойствия — она давно не чувствовала чего-то подобного. Бывшая принцесса вообще не могла чувствовать что-то подобное рядом с Озаем, и, все же, сейчас это было именно так.
— Я останусь, — бывшая принцесса более не спрашивала у него позволения, а, скорее, мягко сообщала о своем намерении. Озай уже давно снова погрузился в работу, и лишь неопределенно махнул рукой.
Ей хотелось лишь разделить молчаливое одиночество именно с ним — находиться наедине со своими мыслями, в последнее время, было для нее невыносимым.
Огонь в камине лениво тлел, одаряя комнату слабым теплом, когда Азуми погрузилась в беспокойный сон на шелковых простынях огромного круглого ложе.
Она действительно устала искать ответ на вопрос, почему необъятные мрачные королевские покои стали для нее такими уютными.
