***
— В этот день 37 лет назад появилась самая назойливая женщина в истории Нации Огня, — с сухой усмешкой отозвался Лорд Огня. Он сидел-возвышался напротив Азуми, во главе длинного стола. — Я ведь прав? — поинтересовался мужчина, пряча противную в своем притворстве, будто треснувшую, ухмылку в чаше с вином. — Ваше Величество как всегда проницательны, — прозвучало и пресно, и противоречиво благосклонно с другого конца стола, — Азуми умела язвить так, чтобы это едва было заметно даже ее непосредственному оппоненту. Таким образом она выказывала свое неодобрение всему, что разыгрывал Озай. Впрочем, Лорд Огня не оскорбился этим из-за ожидания привычной реакции, и по-прежнему держал невозмутимый вид. Бывшая принцесса не знала, чего ей хотелось больше: раздраженно закатить глаза и издать утомленный рык, совсем несвойственные даме ее положения, или просто попросить Озая прекратить это немедленно. Однако Азуми продолжала молчать и изредка подыгрывать, хорошо воспитанная для первого своего желания и слишком гордая для второго. Ее мутило не то от третьей по счету закуренной трубки за это утро, не то от всепоглощающего дурмана лжи и притворства. Лорд Огня по-прежнему невозмутимо вкушал обеденные яства, и от естественности всего этого действа Азуми, казалось, делалось еще дурнее. Молчание затягивалось, но тяготило оно лишь Азуми. Бывшая принцесса с заметной периодичностью клала правую руку на место своих ключиц, туда, где холодило кожу золотое ожерелье с драгоценными камнями, отгоняя фантомное раздражение в горле от едкого дыма трав и невысказанных слов. — Лилии, — звонко и оживленно выпалила Азуми, и Озай с искренней заинтересованностью поднял на нее вопросительный взгляд: женщина, на мгновенье, растерянно стушевалась, как если бы не ожидала услышать собственный голос. — Где Ваше Величество достали их зимой? — сдержанно пояснила бывшая принцесса, терпеливо заполняя это невыносимую ей тишину. Мужчина помедлил с ответом, осматривая Азуми как-то по-новому, с возникшим и волнующим его чувством дежавю. Женщина, что сидела перед ним отказалась от буйства красок, множества новомодных фасонов и грузных силуэтов и это, как ни странно, украшало ее естественной элегантностью и изяществом, действительно достойных спутницы Лорда Огня. Азуми казалась ему совершенно чужой в светло-сером дзюни-хитоэ, с вышитыми на нем блеклыми узорами, и укороченной у широких рукавов бордовой накидке, окантованной жемчужинами. Выцветшие с возрастом волосы цвета вороного крыла были собраны в высокую, но простую конструкцию, и украшены искусно вылитым золотым фениксом — единственным существенным доказательством высокого социального статуса его носительницы. Азуми напоминала Озаю… его мать. Лорд Огня пришел в пугающее удовлетворение от этой мысли, и чувства его смешались куда больше, чем когда он увидел ее воскресшую — ту, что испустила дух буквально у него на руках. Бывшая принцесса не оценила мимолетную перемену в выражении его лица, как и не оценила вновь затянувшееся молчание, по-прежнему ожидания ответа на поставленный ранее вопрос. Она расслабленно зажгла трубку от близстоящей свечи и закурила в четвертый раз, а Озай, к собственному раздражению, не мог увидеть в этом действии ничего, кроме необходимой естественности, как если бы он наблюдал за Азуми каждое утро. Апогей его сомнительной мыслительной деятельности на этот счет достиг тогда, когда мужчина с крайним неудовольствием признал, что в действительности наблюдал бывшую принцессу непосредственно рядом с собой практически каждый день. — Их искусственно вырастили маги земли наших колоний, — объяснил Озай, совершенно не заботясь о том, что пауза между их репликами тянулась более чем минуту. Впрочем, этот факт не особо беспокоил и Азуми, чьи мысли, в отличие от ленивого утра и заторможенных реакций, беспокойно метались, истощая ее куда больше, чем что-либо иное. — Специально для моей будущей жены, — Лорд Огня добавил это намеренно, и хотя он говорил отстраненно, Азуми знала, что ему необходимо было подчеркивать ее скорый статус с завидным постоянством. — Нравится? — лицо бывшей принцессы непременно бы вытянулось в неприкрытом изумлении, если бы реплика Озая содержала в себе хотя бы малую толику вопроса. — Они прекрасны, — кивнула женщина, но лицо ее оставалось столь беспристрастным, что это впору было бы посчитать даже оскорбительным. Лорд Огня, ожидаемо, не заинтересовался тем, что отметил его меткий взгляд. — Я благодарна Вашему Величеству за внимание и затраты, — добавила Азуми, но лишь потому, что в зале появились молчаливые свидетели-слуги, услужливо наполняющие чащи своих господ. — Хороший правитель никогда не забывает о своих подданных, — отмахнулся Озай так, будто это и вправду ничего ему не стоило, не оценив натяжную искренность сидящей напротив женщины. — К тому же эти цветы — совершенно ничтожные затраты, — Азуми уловила в его голосе и игривую насмешку, и унизительное снисхождение, как если бы Лорд Огня хотел указать ей на нее столь же ничтожное место, и едва сдержалась, чтобы не скривиться. — Разумеется, — выплюнула она холодно, когда слуги скрылись из зала, и разговор ожидаемо сошел на «нет». — Я отправил Азулу на Кипящую Скалу, — внезапно переменил тему Озай, и лицо его приобрело оттенок холодности и собранности, как это обычно бывало, когда он говорил о политике. — Надеюсь, что ты права, — Азуми не нашлась с ответом, и лишь многозначно кивнула. Она действительно была уверена, что Аватар и его шайка направятся за «своими» плененными товарищами даже в сам Диюй. — Порой, мы оба забываем, что она всего лишь пятнадцатилетняя девочка, Озай, — едва ли Азуми хотела поднимать эту тему вновь, но она понимала, что за всей будущей суетой другой возможности может и не представиться. — Она имеет право на ошибку, — вкрадчиво и выверено, как будто отрепетировано, подчеркнула бывшая принцесса, спокойно выдержав гневный взгляд Лорда Огня. Несмотря на печальную гневливость, реакция мужчина была в высшей степени предсказуема. — Тебе не следует приравнивать ее ни к себе, ни к другим, — пренебрежительно фыркнул Озай, отпивая вино, и всем своим видом демонстрируя нежелание погружаться в эту тему. Азуми спокойно вынесла его язвительный укол, и без труда сохранила собственную раздражающую собранность. — Она обязана быть идеальной. Бывшая принцесса затянулась, чтобы скрыть неоднозначные чувства, которые вызвали в ней слова Лорда Огня, и задумчиво сощурилась. Озай же уловил в ее позе закрытость, а в глазах две противоположные позиции: некую затравленность и решимость. — Это лишь отчасти твои слова, — с философским, нарочито легким сомненьем, протянула Азуми, намеренно не глядя на более не прикрытый гнев Озая. Впрочем, такими они оба были более естественными и привычными друг для друга. — Ты не можешь судить об этом, ведь тебе не дано воспитывать ни наследников престола, ни детей в принципе, — бывшая принцесса была готова к болезненному удару — они оба хорошо это понимали, — и лишь слегка поморщилась, выпуская изо рта густую струю горького, режущего взор дыма. Озай был удостоен молчаливым осуждением и кратким презрительным «твоими стараниями». Она могла бы предсказать каждое его последующее действие, фразу или тон, а он был так отрыт перед ней, что позволял видеть то нелицеприятное, что покоилось где-то на дне его личности. — Азулон был прав во многом, и чем старше я становлюсь, тем больше понимаю это, — Азуми сдержала легкую победную усмешку, когда Лорд Огня без раздумий бросился оправдывать свою позицию за неимением других достойных аргументов. — Возможно, ты прав, — лениво отступила бывшая принцесса, чтобы дать мужчине иллюзорное чувство лидерства. — И все же, я хорошо помню его, тебя в детстве, — Азуми не тушевалась под угрожающим взглядом Озая, а, казалось, напротив, расслабилась. — Стоило ли все произошедшее того, чтобы ты стал тем, кем ты являешься сейчас? — женщина вновь капитулировала в сомнительную философию, чтобы дать Лорду Огня пространство для размышлений и вывести его на настоящий диалог. — Можешь в этом не сомневаться, — Озай подтвердил это так уверенно и твердо, что Азуми не удивилась, если бы увидела, как он заставляет себя поверить в эту правду, нашептывая подобную мантру каждую свободную минуту своей жизни. В конце концов, все они здесь были лишь заложниками собственных догм и правил. От этой простой истины бывшей принцессе становилось по-настоящему дурно. — Но уроки отца послужили мне лишь отчасти; в большей степени я сковал себя сам, — добавил мужчина, после короткой, но необходимой паузы. Азуми пришла в необъяснимый ужас, когда, казалось, по-новому осознала ясную в своей жестокости правду — она была такой же, каким был и Озай. Они оба уловили эту нелицеприятную параллель, что тянулась из прошлого, из детства, и снова предпочли продолжать быть слепцами. — У каждого свой путь и свой выбор, — женщина не была уверена в своих словах, как не была уверена и в том, что ей стоило сказать на этот счет. — Бездумно разбрасываться мудрыми изречениями — это в твоем стиле, — презрительно фыркнул Лорд Огня. — Не смей оправдывать ее, — ядовито выплюнул Озай, и женщина едва ли не задохнулась от возмущения, которое не мог сдержать даже горький дурман курительных трав. — Почему нет? — поинтересовалась она со всей своей прежней горячностью и вызовом, который напоминал мужчине о той, прежней Азуми, которая была и противна и приятна ему в равных степенях. — Потому что я тоже прекрасно помню тебя и твоего отца в детстве, — мрачно отозвался Озай, и бывшая принцесса успела пожалеть о своем вопросе прежде, чем ответ ее оппонента оформился в колкость. Всяческие беседы вновь сошли на «нет», и Азуми закурила Кох-знает-какую-по-счету трубку под привычно неодобрительный взгляд Озая. — Придворные ждут нас, чтобы поздравить мою будущую жену, — пресно известил он ее несколько позднее, завершив трапезу, и бывшая принцесса замерла с сомнением. — Нас? — вычленила она самое главное, умудряясь вопрошать и робко и требовательно одновременно. Озай лишь молча протянул ей руку, демонстрируя свою сомнительную расположенность и явное желание, наконец, четко обозначить их взаимоотношения всему двору. Колебаться было нельзя, но Азуми засомневалась всего на мгновенье, — мужчина отчетливо увидел эту осторожную затравленность в ее глазах, обрамленных водопадом черных трепещущих ресниц, на ее непроницаемом и сдержанном, почти кукольном, идеальном лице, и в отточенных, изящных движениях руки. Женщина, помедлив, как показалось Озаю, только из своей гордости, обманчиво уверенно вложила свою мягкую ладонь в шершавую сухую и горячую ладонь Лорда Огня. Контрастность, что существовала в этих прикосновениях и ощущалась так ярко и ошеломляюще, была почти интимной для женщины, и по ее рукам и плечам прошла волна приятной дрожи. В этом прикосновении не было ничего мистического, но оно было особенным потому что… потому что Озай никогда не касался ее так. Азуми подавила в себе желание скосить глаза в сторону мужчины, но только потому, что знала, что его лицо останется непроницаемым. Как и всегда.***
Люди. Разношерстная толпа — от высокопоставленных дворян и чиновников до слуг, — пестрящим калейдоскопом сновали вокруг нее. Они все галдели, услужливо улыбались, смеялись, растягивая губы в мучительной своей неискренностью усмешке, и — о, Агни, — все обсуждали, и обсуждали рано наступившую зиму. Поздравления летели со всех сторон и были один слаще другого — такие, которые хотелось сплюнуть с губ. Азуми обмахивалась туаньшанем так, как будто в помещении царила пряная духота восьмого месяца, и глядела перед собой стеклянным, ни на чем не сосредоточенном взглядом. Озай что-то коротко отвечал каждому подошедшему подлизе, неизменно коротко указывая на место, где они все могли оставить дары будущей жене Его Величества, но голос его размылся, стал каким-то искаженным. Азуми вздрогнула, находя в своих руках маленького зверька, с густым слоем ярко-красного меха и перевела растерянный взгляд на, судя по специфическому одеянию, очередного управляющего колонией. — Эту породу укротили специально для будущей жены Его Величества, — слух вновь заполнила эта гадкая льстивая сладость, и бывшая принцесса не собиралась отвечать. К счастью, ответил Озай, что-то отмечая сухой усмешкой — он выглядел весьма благосклонно, чем смог выказать свое удовлетворение данным даром. Не иначе, как завуалировано, он, таким образом, выказывал и политическую заинтересованность. Азуми не запомнила ничего в дарителе огненного хорька, за исключением потного лба, покрытого малиновыми пятнами. Такое иногда бывало, когда человеку приходилось нервничать или возбуждаться. Женщина подавила в себе желание сбежать от всей этой мишуры, но ощущала такое невыносимое отчаяние, что ей и самой было неясно, как она могла оставаться здесь, в толпе людей с этими потными лицами в малиновых пятнах. В ее ледяных руках беспокойно метушился подаренный зверек, и Азуми с заметным отвращением отбросила его со своих колен на пол, к своим ногам. Огненный хорек тихо заскулил, — так, что услышать его смогла только женщина, — и его жалобно-возмущенный писк утонул в гомоне бессмысленных разговоров. Озай обратил на это особое внимание, отвлекаясь от властного созерцания окружения, и уставился на бывшую принцессу с немым вопросом. Однако Азуми даже не взглянула на него, и, побледнев еще сильнее прежнего, подобрала животное прежде, чем это смогли бы сделать слуги, осторожно погружая руку в его мех извиняющимся движением. Лорд Огня заметно нахмурился, отчего на его переносице пролегла заметная складка, когда он смотрел на женщину: ее глаза хаотично метались по помещению, губы подрагивали, бледная кожа выглядела нездорово сухой и зеленоватой, а грудь быстро вздымалась в такт жадным вздохам. Бывшую принцессу всю заметно трясло, как при сильной лихорадке, и он сомневался в том, что ее состояние могло оставаться незаметным для окружающих, как и в том, как долго она могла еще сохранять хрупкое равновесие. Озай принял молниеносное и интуитивное решение покинуть залы вместе с Азуми, не разъясняя причин, и одаривая чиновников, дворян и слуг короткой речью. К счастью, подобный уход с мероприятия был обычной практикой в королевской семье, поэтому никто не придал этому особого значения, глубоко кланяясь правящей чете в знак прощания.***
Азуми буквально бросила огненного хорька в руки какой-то служанки, и теперь шла по коридорам дворца с такой скоростью, что полы ее нелегкого одеяния опасно вздымались, демонстрируя высокие парадные сандалии. Ее свита едва поспевали за своей госпожой, предусмотрительно храня некоторое расстояние, и лишь молчаливо переглядывались, как бы выказывая этим свое недоумение сложившейся ситуацией. Лорд Огня со своей прислугой остался далеко позади. Впереди отчетливо виднелись широкие и высокие двери, ведущие в покои Леди Огня, куда совсем недавно Азуми переселилась под давлением Его Величества, и прежде, чем слуги успели распахнуть их для своей госпожи, женщина сделала эта сама. Под сдержанно-возмущенные взгляды сопровождающих, и, игнорируя всяческий этикет, бывшая принцесса безмолвно закрыла их прямо перед лицами своей свиты. Характерный тяжелый звук отпечатался в ее голове настойчивым эхом, и Азуми согнулась в спине, припав спиной к дверям и переводя дыхание. Все ее хаотичное внимание было направлено на широкий пояс оби, опоясывающий ее талию с такой силой, которая занимала ее ум. Давление и невозможность дышать были ожидаемо скрыты не в данном предмете одежды, но Азуми, отчего-то убежденная в обратном самой собой, наспех избавилась от него, предварительно сбросив почти невесомую темно-бордовую накидку, расшитую жемчугом. Бывшая принцесса не могла мириться с самобытным чувством глубокой зияющей дыры в груди, что, казалось, расширялась и поражала всю ее, и, схватившись руками за талию, с остервенением принялась мерить комнату шагами. Вскоре, и сандалии постигла участь оби: они, хаотично валяющиеся посреди огромных роскошных покоев, смотрелись в таком положении более чем нелепо. Азуми, быть может, и хотела бы заплакать или взвыть, но ее глаза оставались сухими, а грудина спазмировала словно бы вхолостую — лишь обрывочные мысли привносили заметный дискомфорт. Еще до того, как женщине суждено было выдохнуться физически, и без должной грации упасть на широкую постель, Лорду Огня удалось застать ее как раз за занятием бесцельного блуждания по залу. Озай вошел бесшумно, без представлений от слуг и всяких официальностей, и продолжил осуждающе молчать вплоть до того момента, пока Азуми не перестала метаться по комнате, как подыхающая на берегу рыба. Она была уверенна, что именно такое впечатление производила на мужчину, когда, за неимением оправданий все-таки упала на кровать, безучастно уставившись в потолок. На нем был изображен изящный золотой дракон, и бывшая принцесса отстраненно залюбовалась его чертами, четко прорисованной чешуей, статью и грозной мордой. Озай, вскоре, оказался рядом, относительно скромно занимая сидячее положение на шелковых простынях. Он не знал, чего хотел больше: обругать ее или вновь сделать вид, что ничего не заметил. Озай до последнего был уверен, что не станет копаться в женском непоследовательном разуме бывшей принцессы, но и не мог более закрывать на это все глаза. Больше нет. — Азуми, — тихо сказал Лорд Огня без какой-либо эмоции, не оборачиваясь и глядя строго перед собой — так, как делал настолько часто, чтобы женщина могла привыкнуть к этому. Бывшая принцесса встрепенулась, переводя взгляд на его статный силуэт, широкоплечую спину, облаченную в длинную мантию, часть которой сейчас хаотичными складками лежала на постели, но только потому, что необыкновенно редко слышала свое имя из его уст. Подумать только — лишь несколько раз за почти десять лет! — Да? — отозвалась женщина скрипуче, не менее пресно чем он сам, и вновь сконцентрировалась на его мантии: темно-бордовая ткань на ярко-алом шелке постели выглядели как будто маленький кровавый остров. Она чувствовала себя как никогда правильно в этом хаосе символизма. — Что мне нужно сделать, чтобы ты перестала изображать животное со стрелой в горле? — было заметно, что Озай долго раздумывал над тем, стоило ли вообще задавать подобный вопрос, но, придя к определенным неудовлетворительным выводам, спросил так, как будто брезговал ею более, чем грязью под своими сапогами. — Что происходит?! — Лорд Огня обернулся, и его гневный взгляд выглядел столь же устало и растеряно, сколько и ее. Азуми прекрасно понимала, что он спрашивал искренне, с по-настоящему задетой… мужской гордостью, быть может? Ее поведение ведь косвенно сказывалось и на нем тоже, как бы они оба этого не отрицали. Озай раньше видел ее совсем другую: категоричную, раздраженную, сопротивляющуюся — какую угодно, но настоящую. Сейчас же он не мог взять в толк, не мог найти момент, когда все изменилось, когда он безвозвратно потерял узду своего контроля, как не мог найти и того самого сокрушительного надлома в ней самой. И что было делать с больше неинтересной, доставляющей лишь сплошное неудобство игрушкой он искренне не знал. — Ты же не хочешь слышать, не хочешь знать, — Азуми пряталась за этими нелепыми словами-обвинениями потому, что и сама не знала ответа, и они оба хорошо это понимали. — А я не хочу снова быть обесцененной, — слова вырвались прежде, чем женщина успела подумать дважды, и Озай почувствовал в ней претензионную обиду. Это все было совершенно нелепо, ведь как может правитель всего мира обращать внимание на чьи-то сомнительные, нечеткие чувства?! Лорд Огня не знал, стоило ли ему оскорбиться данным высказыванием, или же поддаться желанию рассмеяться. — Мне нужны не домыслы и истерики, а факты. Какого Коха с тобой происходит? — Озай выглядел крайне раздраженным, когда повторил свой вопрос с четкой расстановкой, отбрасывая свою мантию, и глядя на распластанное перед собою женское тело с особым презрением. Его до исступления изводила не сама Азуми, а, скорее, сам момент, когда ему так унизительно приходилось выступать кем-то вроде плацебо для нее. Бывшая принцесса хотела отмахиваться дальше, — по привычке не имея желания копаться в своих ощущениях и выворачивать их наизнанку, — но сам настрой Озая поставил ее в однозначное положение, и женщина вспыхнула в неясном ей самой гневе: — Да что ты заладил: «что происходит, что происходит»! — совершенно по-крестьянски обругала его Азуми, приподнимаясь на локтях, и глядя на мужчину из-под опущенных ресниц. На ее лице вновь отразился болезненный румянец, а уставшие глаза блестели каким-то нездоровым энтузиазмом. Лорд Огня затаил дыхание, потому как знал, что сейчас ему придется выуживать крохи здравой информации из очередной лавины надуманного ею отчаяния. — Я больше не могу просыпаться по утрам с неизменной мыслью о том, как опостылела мне такая жизнь! Открываешь глаза, тратишь ежедневно несколько часов на привидение себя в «достойный» вид, сидишь над какой-то бумажной волокитой, гуляешь в саду, обедаешь, принимаешь какие-то прошения и… и так постоянно! — Азуми натурально кричала, поддавшись вперед к лицу Озая, активно жестикулируя. — Иногда я выезжаю за пределы дворца, чтобы заняться благотворительностью, проконтролировать обновления в своем поместье, полетать на Би или послушать игру на цитре в театре и «насладится» игрой актеров и… — продолжала перечислять она, и Лорд Огня следил за живой мимикой ее осунувшегося лица со всей скептичностью, на которую мог быть способен. Озай не мог ответить на вопрос, все время крутившийся в его мыслях: как он еще мог терпеть ее жалостливые бредни? — И живешь так, как живет меньшая часть населения мира, — укоризненно бросил он бывшей принцессе, и, вообще-то, имел на это полное право. Она отшатнулась от него так резко, будто его слова дали ей самую отрезвляющую пощечину. Азуми посмотрела на него влажными болезненными глазами, и глубоко вздохнула, прежде чем продолжить: — Дело не в этом. Это не то, что я пытаюсь сказать, — женщина схватилась за голову, разминая виски, и затихла на некоторое время, что-то обдумывая. Озай нетерпеливо ждал, бросая в ее сторону колкие, осуждающие взгляды. — Я перепробовала столько всего, — от покупок редких тканей до курительной трубки, — но каждый день по-прежнему чувствую это… неудовлетворение жизнью, — Азуми долго не могла подобрать нужное сочетание слов, и в итоге остановилась на самом туманном. — Бывают дни, когда я ничего не чувствую, ничего не хочу. Ничто меня не привлекает, ничто не кажется мне существенным, — на этот раз бывшая принцесса разъясняла тихо и медленно, с тяжестью подбирая слова, и подсознательно избегая взгляда Лорда Огня. — Мне становится так невыносимо, что хочется сбежать, — прошептала Азуми, искренне пристыженная своими чувствами, и Озай обратил бы на это небольшое для него открытие внимание, если бы не был так занят планированием как можно более нейтрального и действенного ответа. Как не было прискорбно, мужчина понимал, что обругать или обесценить ее паранойю мало того, что не имело никакого смысла, так еще и могло дать обратный эффект. И Лорд Огня, совершив над собой титаническое усилие, абстрагировался от всего субъективного, что невидимой стеной было между ними, отдав предпочтение качественному решению со всей отдачей лучшего стратега, каким он по своему мнению был. Думать об Азуми в контексте очередной военной задачи было значительно проще. — Это только твой выбор, — пресно заметил он. — Ты либо берешь себя в руки и смотришь на все это под другим углом, либо продолжаешь метаться до тех пор, пока не сойдешь с ума. Это все, — мотивация получилась слабая, и это больше походило на обвинение, но Озай никогда и не умел быть деликатным. Женщина вздрогнула, когда хаос в ее голове четко сформировал образ такого понимающего и настоящего Таро. — Если бы я не знала тебя Озай, подумала бы, что ты недоговариваешь, — ядовито выплюнула Азуми, явно намекая не то, чтобы на толстокожесть мужчины, а, скорее, на скудность его мышления. — Оставь, это пустое, — неожиданно сдалась она до того, как Лорд Огня мог вспыхнуть привычным раздражением и ответить ей. Озаю оставалось только дивиться, как быстро она могла переключаться, и он не был уверен, что это была здравая реакция на происходящее. — Правда всегда на стороне победителя, тебе ли не знать? — колко бросила женщина, и взгляд ее потемнел. — Сомневаюсь, что ты понимаешь, о чем говоришь, — в тон ей язвительно отозвался Озай, чувствуя поверхностное удовлетворение от того, что вся эта тема перешла в привычное для них обоих русло. — Ценность всегда по-настоящему представляла не твоя жизнь, а наследие, которые ты оставишь после себя — это и есть цель, — данное высказывание вызвало у Азуми неясную ей самой волну раздражения, и она поддалась вперед, садясь прямо перед Озаем и поджимая под себя ноги, вновь игнорируя всяческий этикет и банальное удобство. Так, будто неосознанно хотела спрятаться от его слов. — Временами я думаю, как все они будут помнить меня через несколько столетий: просто принцессой? Очередной безликой женщиной — только выцветшим именем на крошащемся пергаменте? Политиком, капитаном, генералом? Завоевательницей? Вдовой? Ведьмой? Яогуай? — Азуми кривилась при каждом упоминании наиболее популярных ее статусов, и Озай не мог быть недовольным данным зрелищем. — Или и вовсе придумают какую-то глупую легенду, исковеркав реальную историю? — усмехнулась женщина бесцветно, и взгляд ее потерялся в складках кроваво-красных простыней. — Рано или поздно тебя все забудут, Мидзуно, — отрезал Озай со всей своей ядовитой категоричностью, но ни слова, намеренно брошенные им, ни осточертело «Мидзуно» не вызвало в ее душе никакого урагана возмущения и гнева. — Всегда оставалось лишь наследие. — Как и тебя, похоже, — хрипло рассмеялась Азуми, уколов его, скорее, по привычке. — Это будет зависеть от наследия, которое я оставлю после себя, — нашелся Озай, очевидно недовольный ее замечанием. — Наследие… — протянула бывшая принцесса, будто пробуя это слово на вкус. — Наше наследие весьма спорное, слишком хлипкое, чтобы считаться таковым, — Озай мрачно нахмурился ее высказыванию, но лишь оттого, что оно имело разумное зерно. — Корни нашей семьи прогнили, иссохли, и все мы знаем, что бывает с любым, даже самым цветущим и плодотворным деревом, когда его корни больны, — Азуми, впервые за долгое время, посмотрела на Озая ясным взглядом. Ее глаза цвета лазури, казалось, обладали особым магнетизмом, когда она глядела на мужчину так пристально. — Я бы попросил тебя аргументировать свои слова, если бы меня интересовало твое мнение на этот счет, — очередной колкостью капитулировал Озай. Он предпочитал размышлять об этом изредка и исключительно в одиночестве, не опираясь ни на чье субъективное мнение. Даже на мнение члена этой самой семьи. — У нас в руках целый мир и нет ничего, что могло бы расстроить это. — Вот именно об этом я и говорю: проблема всегда начинается с сердцевины, — философски изрекла женщина, не желая отступать, и, казалось, напрочь позабыв о своих внутренних конфликтах. — У нас есть семья, — это правда, — но семья стоящая на чем? Страхе, ненависти, недоверии и лжи? — чем больше Азуми говорила, тем больше искренне распалялась, и тем невыносимее ее речи были для Озая. — Как ты не видишь: все вокруг нас только фальшь и ложь! — ее лицо исказилось в гримасе боли, как будто эти слова доставляли ей физический дискомфорт. — Как долго мы сможем быть сплоченными таким образом? Что скажешь на это? — требовательно вопросила бывшая принцесса, глядя на мрачного Озая в упор. Лорд Огня молчал, отвечая ей потемневшим от гнева, тяжелым взглядом золотых глаз. — Королевская семья веками возводила свое наследие, и мое поколение является самым плодотворным за всю истории нашей страны, — процедил Озай с такой злобой, как будто речи Азуми имели бранный характер, а не разумное зерно. — Как ты смеешь подвергать это сомнению? — воскликнул он достаточно громко для того, чтобы Азуми оскорбилась этим тоном. — Ты сам постоянно твердишь, что я твоя жена, но отказываешься говорить со мной на тему нашей семьи и наследия, — укорила его женщина его же словами, и глаза ее недобро заблестели в свете многочисленных свечей. Выглядело это угрожающе и осуждающе одновременно. — Говорить о моем наследии и моей семье ты будешь только с моего позволения! — Озай окончательно потерял свой самоконтроль, когда нагнулся к Азуми, буквально вдавив ее в полулежащее положение одним своим полыхающим взглядом. В такт его настроению взвилось и пламя свечей, но никто из них ожидаемо не обратил на это явление никакого внимания. — Я сделал тебя той, кем ты сейчас являешься! — О да, ты сделал меня даже сильнее, чем ты сам есть, — гадко усмехнулась женщина, неожиданно схватив Лорда Огня за ворот его мантии цепкой хваткой до того, как он мог причинить какой-либо вред ей. Озай сдавлено рыкнул, ожидаемо придя в бешенство от такой дерзости, и буквально насел на Азуми, в отместку придавив ее всем свои весом. Такое положение могло со стороны показаться интимным и впечатляющим, но для непосредственных участников спора — располагающим только к воинственному противостоянию. — Тебе повезло, что я на твоей стороне. — Тебе повезло, что мое терпение в отношении тебя еще не лопнуло, — в тон ей грозно отозвался Озай, не нарушая зрительного контакта ни на одно мгновение. Горячее частое дыхание они тоже делили на двоих, и этого было достаточно, чтобы подбрасывать даже простое физическое действие в костер их обоюдной ненависти. — Ты моя, и это — главная причина, почему ты на моей стороне, — прорычал мужчина, и Азуми хватило и поверхностного смысла этой фразы, чтобы, за неимением других аргументов (и нежеланием их искать), совершенно по-дикарски укусить его за губу: грубо, потягивая кожу, до крови. Озай зашипел, отпрянув от нее от неожиданности — ее раздражающая отчаянная непредсказуемость вновь возымела эффект, но, к сожалению, не остудила их обоюдный гнев, а, напротив, лишь распалила его. Азуми удалось окончательно спихнуть его с себя, но только, чтобы привести Озая в еще большее замешательство, а себя — в состояние, в котором она могла чувствовать хотя бы что-то. Сейчас, среди всего этого торжества хаоса, на островке кроваво-красных простыней и в обществе этого ненавистного ей мужчины она чувствовала себя живой. К сожалению, только сейчас. — Ты можешь получить мое тело, но тебе никогда не достанусь я сама, — Озай не знал, с кем могла бы сравниться женщина, когда дело касалось яда в ее речах, но эта попутная мысль исчезла, сменившись полнейшим непониманием, когда Азуми, со всей быстротой и яростью избавила себя от одежд, удачно лишенных оби. Женщина сбросила с плеч несколько кимоно, и, нагая, рухнула на кровать, глядя на мужчину таким темным от гнева взглядом, который никак не вязался с представлением-протестом, на которое она решилась. Ледяной воздух покоев обжог тонкую кожу, что весьма непривлекательно обтягивала ее тощее тело, подобно змеиной чешуе. У Лорда Огня и правда возникла ассоциация с ползучей гадиной, и ранее желанная плоть теперь казалась ему самым омерзительным зрелищем в мире. Азуми жадно дышала, и грудь ее вздымалась в такт тяжелым вздохам. Она лежала на кроваво-багровых холодных простынях, словно распятая, и глядела на Лорда Огня с неожиданным бесстрашием, решительностью, искренней готовностью доказывать свои слова — только тонкие пальцы, до боли стискивающие в цепкой хватке ткань смятых под ее телом кимоно, выдавали ее напряжение. Озай не отводил взгляда, продолжая зрительную дуэль, когда к нему вернулась прежняя холодная собранность. Он бесстрастно отметил, как дрожало ее покрытое гусиной кожей тело, как, с течением времени, ей все тяжелее давалась концентрация, уступая место пониманию своего поражения. Однако ее упрямство все еще никуда не делось, и Лорд Огня не мог выразить молчаливое удовлетворение этим. Наконец, он снова мог видеть ее перед собой настоящую, оголенную, — не только в буквальном смысле, — разгневанную и гордую. И мысль отплатить ей той же неожиданной «монетой» показалась Озаю более, чем удачной, даже слегка игривой. Ему ведь действительно нравилось оставлять ее в замешательстве. Лорд Огня медленно снял свою тяжело мантию, не сводя взгляда со мгновенно напрягшейся Азуми — она выглядела не растерянно, а, напрочуд, воинственно. Бывшей принцессе оставалось лишь молча наблюдать за тем, как неспешно, даже лениво приближался к ней мужчина: нагнулся, опустившись на коленях, выдержал очередную паузу, следя за ней слишком пристально — так, что невозможно было чувствовать себя доминирующей в данной ситуации. Лорд Огня навис над Азуми с совершенно непроницаемым, даже иррационально смягчившимся взглядом, сохраняя дистанцию между ними и, под аккомпанемент недоуменного взгляда женщины, опустил на нее свою мантию, с преувеличенными вниманием и сосредоточенностью обернув ее в теплую тяжелую ткань. Озай приподнял нелепо покачивающуюся женщину, которая вся, за исключением головы, находилась как будто в плотном и надежном коконе, на уровень с собой, и посмотрел в ее глаза совершенно ясным взглядом. Азуми недоверчиво уставилась на него ответ, вызывав у мужчины непроизвольный смешок, который, как ни странно, не воспринялся ею как нечто оскорбительное. — Я тебя услышал, — вкрадчиво начал Озай, сократив расстояние между ними, с ликованием победителя глядя на озадаченную женщину напротив. — Но я настоятельно рекомендую тебе не поднимать тему моей семьи до тех пор, пока я сам не заговорю об этом с тобой, дорогая жена, — опасные нотки явственно прорезались сквозь его обманчивое благодушие, и Азуми тяжело нахмурилась в ответ, поджимая губы. Это казалось ей куда большим унижением, чем если бы он взял ее на этой кровати, «демонстрируя» свою власть и силу. Апогей всего омерзения женщины к данной ситуации взыграл тогда, когда она почувствовала продолжительное прикосновение его губ и щетины к своему лбу, и не сдержалась от попытки вырваться и его обманчиво-мягкой хватки. И эта попытка, ожидаемо, не увенчалась успехом. Озай и вовсе сделал вид, что не заметил ее нервного жеста. — Смени одежду на что-то парадное, — бросил женщине Лорд Огня, покидая ее покои, едва заметно скривившись. — Я хочу видеть тебя на военном собрании до пира, — послышалось уже из коридора, из-за почти закрытых слугами дверей, глухой скрип которых отделил атмосферу комнаты на «до» и «после». Азуми вновь рухнула на постель в абсолютном изнеможении, кутаясь в теплую мантию Лорда Огня, с вялым осознанием того, что сегодня действительно разозлила его.***
— Госпожа, Его Величество просил передать вам его дары, — Азуми отвлеклась от правок, которые вносила в свой вечерний образ с помощью многочисленных служанок, круживших вокруг нее с едва слышным роптанием. Бывшая принцесса безразлично повела бровью, чуть качнув головой, и, таким образом, подав знак девушке, что стояла перед ней с двумя разными, искусно отделанными, деревянными коробками. — Мне было поручено открыть только одну, — добавила служанка, отставив ту, что была поменьше. Азуми не выглядела по-настоящему заинтересованной, хотя продолжала смотреть, тогда как девушки, кружащие вокруг ее дзюбана, прически и предметов туалета, все, как одна, заинтересовано вытянули свои лебединые шеи. Крышка деревянного ящика была достаточно увесистой, и когда служанке удалось, наконец, открыть ее, взору Азуми и окружающих предстали пара саи, с отделанными драгоценными камнями рукоятками. Никого не смутил подобный подарок для женщины, и служанки восторженно загалдели от обилия сверкающих камушков в — подумать только! — оружии из настоящего золота, тогда как сама «виновница торжества» отреагировала достаточно спокойно, с тщательно выверенным достоинством. Честно говоря, даже в «капитанский» период ее жизни, бывшую принцессу не порадовал бы столь расточительный и непрактичный подарок, не говоря уже о том, что сейчас она изо всех сил пыталась забыть все связанное с войной. — Передай Его Величеству мои искренние благодарность и восхищение тонкостью и символизмом его подарка, — протянула Азуми нейтрально, растягивая губы в холодной улыбке, которую, впрочем, нашло приемлемой ее окружение. — Я непременно найду этому подарку достойное применение. К оружию женщина даже не прикоснулась. — Госпожа, Его Величество настаивает, чтобы вы надели на прием второй дар, — отчего-то смущенно прошептала служанка, осторожно кивая в сторону маленькой деревянной шкатулки, тоже инкрустированной драгоценными камнями — Азуми слегка нахмурилась, бросив на нее оценивающий взгляд. Женщина была уверена, что внутри была какая-то безделушка, чью ценность она непременно поставит под сомнение, и, быть может, даже разочаруется. Вся эта мишура из неоправданного обилия драгоценностей уже опостылела, приелась ей. Бывшая принцесса не стала брать шкатулку сама, а сначала позволила служанке передать ее: тонкие пальцы с длинными острыми ногтями нежно пробежались по богатому покрытию, отмечая уже привычную им фактуру материалов. Азуми неспешно ощупала маленький замочек и, провернула механизм. Комната была погружена в выжидающую тишину, — всем без исключения было, в той или иной степени, интересно содержание этой самой шкатулки, — поэтому щелчок, который ознаменовал приближение раскрытия интриги, был отчетливо слышен в каждом углу. Лицо Азуми, до того хранившее привычное бесстрастное выражение, изумленно вытянулось, — это было заметно даже под обильным слоем белил, — а сама она, казалось, затаила дыхание. Те немногочисленные служанки, которым удалось разглядеть содержимое шкатулки, тоже удивленно замерли, не смея издать и звука. Губы Азуми, спустя долгие мгновенья, чуть дрогнули в ломаной усмешке, а глаза заблестели настоящим энтузиазмом. Ногтем указательного пальца она бережно огладила форму золотой заколки-короны в форме языков пламени — единственное, что напоминало о классическом варианте данного символа высшей власти. Украшение только силуэтом напоминало то, что обычно носили на голове Лорды Огня: тонкие зубцы-веточки, вились вверх, украшенные, наиболее вероятно, огненными лилиями, что были инкрустированы драгоценными камнями цвета закатного солнца — единственным, что не было золотым, и, как ни странно, лишь удачно дополняло заколку. Стоило признать, что Озаю все-таки удалось впечатлить бывшую принцессу как изяществом данного подарка, так и его значением в контексте ее статуса. — Распусти нижнюю часть моих волос, — Азуми отдала приказ служанке, не обращая никакого внимания на взгляды, прикованные к символу королевской власти в ее руках. Озай действительно совершил тонкий ход, и непременно хотел, чтобы двор сплетничал о произошедшем во всех красках и подробностях — это польстило женщине, которая еще даже не была его официальной женой, не говоря уже о ношении статуса Леди Огня. Покидая свои покои, бывшая принцесса осмотрела себя в широком зеркале с особой придирчивостью, придя к выводу, что ее черный закрытый дзюбан из плотной ткани, богато расшитый красными и золотыми фольклорными рисунками, прекрасно оттенял оригинальный, сделанный специально под нее, символ власти — заколку, что величественно возвышалась в ее густых волосах.***
— Ваше Величество балует меня, — призналась Азуми, когда поймала на себе очередной недоумевающий взгляд новоприбывшего чиновника, и глаза ее искрились живыми лукавством, хитрецой. Казалось, Озаю удалось, наконец, произвести на нее впечатление. — Дальше — больше, — губы Лорда Огня чуть дрогнули — она заметила это лишь благодаря тому, что стена пламени пока не разделяла их. Азуми удивленно вскинула брови, и каждая черточка ее лица вспыхнула в забавном предвкушении. Так было задумано, разумеется. Озай ранее указал ей на место Леди Огня, что не могло не польстить пока только «потенциальной» невесте Его Величества. По крайней мере, так это должно было выглядеть в глазах всего двора. Место Азулы законно пустовало во время ее отсутствия в столице. Собрание проходило терпимо, когда дело касалось накаленности ситуации, и едва ли Азуми извлекла для себя что-нибудь полезное за исключением понимания того, что Аватар и все его приспешники решили залечь на дно. Это осознавали и все присутствующие, и это было негласным, не подлежащим обсуждениям меж ними. — Следующим моим решением, с сопутствующим одобрением Верховного жреца, является возведение статуса моего личного советника и будущей жены, госпожи Азуми Мидзуно, в ранг Ее Величества Леди Огня, — бесстрастно и совершенно естественно отчеканил Озай, погружая комнату в потрясенное молчание. Безмолвие хранила и «виновница» торжества, которая только и могла, что растеряно глядеть на размытый силуэт Лорда Огня, ослепляющее, обдающее жаром кожу пламя перед ней. Азуми такое заявление взволновало не с лучшей стороны, ведь женщина прекрасно понимала, какой резонанс эта новость могла вызвать в обществе страны. До этого момента она не могла предположить, что Озай решиться на такое расхождение с каноном в Королевской семье. Бывшая принцесса воздержалась от комментариев, от горделивого взгляда и торжествующей ухмылки, с преувеличенным усердием оправляя свое черное строгое парадное дзюни-хитоэ. Она избегала смотреть на кого-либо, и Лорд Огня с недовольством отметил, как напряженно осунулось ее лицо. — Церемонии проводиться не будут в виду военного положения, — едва ли это был вразумительный аргумент, учитывая не только относительное процветание страны, но и то, что еще несколькими часами ранее, они с Озаем посещали праздничное гуляние. Азуми прикрыла глаза в настоящем ужасе, едва находя в себе силы гневаться на мужчину за подобное неосмотрительное решение — она была странно смиренна. Отчаяния, как и страха перед неминуемым публичным порицанием во многих дворянских семьях, было предостаточно, чтобы почувствовать себя крайне неловко в данной обстановке. Бывшая принцесса знала, что хотя Лорд Огня и хотел таким своим решением продемонстрировать безграничность и неоспоримость своей власти, в настоящем рисковал вызвать настоящий скандал в высшем обществе, большую половину которого занимали консерваторы. — Я уважаю и почитаю Ваше Величество, но не стану преклоняться пред ведьмой, которая получает больше, чем заслуживает, — голос адмирала Риота — наследника древнего почтенного рода, — не дрогнул ни на йоту. Мужчина был прекрасным стратегом, бесстрашным и беспощадным воином — он честно вызывал уважение и даже трепет у своего окружения, и Азуми справедливо опасалась, как и его консервативных взглядов, так и крутого нрава. Он, на свое несчастье, был слишком прямолинейным и гордым, чтобы смолчать о том, что возмущало его, человека служивого и видавшего в жизни многое, до глубины души. Если ранее тишина казалась Азуми напряженной, то сейчас она подавляла всех, став практически физически осязаемой. Женщина тяжело сглотнула, ощущая предательскую сухость, раздирающую горло, и выдержала паузу перед тем, как держать достойный ответ. По крайней мере, остальные ждали от нее этого. Все, кроме одного. Озай сдержанным, но окончательно осаждающим жестом руки приказал ей молчать и оставаться на месте, подобно камню, которого едва ли трогали ледяные крученые волны. Бывшая принцесса пока прекрасно справлялась с задачей. Лорд Огня, не изменяя ни своему спокойствию, ни властности и статности в движениях, снизошел с трона — огонь уступчиво рассеялся перед его широкоплечей фигурой, — и, обойдя длинный стол с испуганными и бледными лицами окончательно притихших военных и советников, остановился за спиной Риоты. Адмирал не стушевался, а лишь встал и поклонился Озаю так, как того требовал этикет. Азуми, что в полной мере наблюдала за происходящим благодаря удачному расположению, могла с точностью определить, что настроение Озая граничило где-то на периферии страшного гнева и тени уважения. Ее сделалось дурно от плотности напряжения и духоты мрачного зала, но она не смела промокнуть выступившие капельки пота на лбу, как не смела и пошевелиться, судорожно вцепившись в изнаночную кроваво-красну ткань длинных рукавов. — При иных обстоятельствах, я бы призвал к ответу за отстаивание своей чести генерала Азуми, однако… — тихий и опасно глубокий — такой, в которым можно было разглядеть и гнев, и превосходство, и властность, и пренебрежение, — тон Озая погружал других присутствующих в еще большее угнетение, но это никоим образом не сказалось на холодной уверенности виновника происходящего. — Госпожа Мидзуно теперь является не только моим личным советником, но женой и членом Королевской семьи, — эти слова должны были невероятно польстить бывшей принцессе, но внутри у нее все похолодело от осознания, куда клонил мужчина. — Я без пощады наказывал собственных детей и за меньшее неповиновение и пренебрежение моими приказами. Как вы думаете, какая участь ожидает вас? — ядовито выплюнул Озай, приблизившись к Риота почти вплотную. — Я держу ответ за свои слова и всегда буду, — спокойно отчеканил адмирал, вызывая некоторое благосклонное уважение. — Я приму любое решение по поводу своей судьбы, если это поставило под сомнение мою верность Его Величеству, но и от своих убеждений не откажусь, — Риота был человеком «старой закалки» — твердым и бескомпромиссным, преданным традициям, и несмотря на свой сложный характер и суровость, Азуми искренне считала его достойным представителем своего рода и военного совета. — Держите его, — бросил Озай сидящим ближе всего к виновному советникам. Однако сделано это было не для того, чтобы унизить адмирала, а лишь для того, чтобы он не упал, предположительно потеряв сознание. Лорд Огня поднес руку к правой щеке Риоты, едва касаясь, и бывшей принцессе показалось, что она увидела, как мерно нагревалась, краснела внутренняя стороны ладони Озая. Женщина громко охнула, синхронно с сдавленным рыком адмирала, и, наплевав на указание Лорда Огня, направилась к ним: ей потребовалось драгоценное в данной ситуации время, чтобы подняться, добраться до спуска с возвышающегося выступа на котором она сидела. Длинное дзюни-хитоэ, расшитое золотыми узорами и красными и белыми полосками ткани с внутренней стороны, тяготило допустимую скорость шага дамы ее положения, а туфли на высокой платформе раздражающе стучали по каменному полу. Риота не терял сознание, не кричал — лишь жмурился и звучно рычал сквозь стиснутые зубы, когда кожа на его щеке мучительно-медленно плавилась подобно воску. Глаза его оппонента заполнились диким гневом: всеобъемлющим и неукротимым. — Ваше Величество, этого достаточно, — пролепетала запыхавшаяся Азуми едва звучно, избегая смотреть на Риоту или других безмолвных свидетелей столь безрассудного, как на ее вкус, поступка, но лишь потому, что объектом ее внимания всецело был Озай. Черты лица мужчины исказились, приобрели острое хищное напряжение; он не слышал робких просьб до тех пор, пока она не дотронулась до предплечья его второй руки, рискуя навлечь на себя гнев мужчины. — Я уверена, что адмирал Риота прекрасно осознал последствия своих слов, — с нажимом проговорила Азуми, предпринимая попытку хотя бы чуть-чуть оттащить Лорда Огня, который, похоже, вошел во вкус происходящего. Хотя намерение бывшей принцессы и выглядело смехотворным, но правильно подобранные слова нашли в нем отклик столь необходимого благоразумия. Озай отступил, брезгливо поморщившись от запаха и вида паленой кожи, полусознательного адмирала и испуганных лиц своих поданных. Едва ли он бросил взгляд на женщину, но она поняла, что часть его гнева ей еще предстоит испытать на себе. — Вы все будете держать ответ за свои слова, если это потребуется, — презрительно выплюнул Озай, и отдал приказ вынести из зала полусознательного, однако, благо, живого Риоту. — Теперь падите ниц перед Ее Величеством Леди Огня и убирайтесь отсюда, — негромко и даже пресно сказал Озай, но для шокированных недавними событиями советников этого было более чем достаточно: они подорвались со своих мест, поклонились правящей чете, едва касаясь лбами холодного мрамора, и чуть ли ни ползком, храня низкие поклоны в напряжении плеч, скоропостижно удаляясь из мрачного зала. Азуми судорожно втянула воздух, глядя на грозный силуэт Озая, молча принимая весь его укор. Она не стала нападать на него первой, ведь не видела в этом никакого смысла. — Тебе не приходило в голову, что если я делаю что-либо, то я делаю это не просто так? — начал мужчина удивительно холодно и собрано, без тени того гнева, который так явственно пылал на его лице, в резких движениях ранее, и это поразило женщину. — И если я приказываю тебе что-то сделать, то ты должна не то, что доверять мне, а просто подчиняться! — прошипел Лорд Огня, скорее, раздосадовано и осуждающе, нежели по-настоящему яростно. — Ты не удосужился даже оповестить меня о том, какой ход собираешься сделать, — Азуми привела аргумент в свою защиту, однако даже он выглядел жалко. — Леди Огня без соблюдения каких-либо традиций! Это не реформа, а настоящий скандал в обществе, Озай, — женщина выложила все, что ее беспокоило, не взирая на немой укор своего оппонента. — И этого тебе было мало! Ты же понимаешь, что мне титаническим трудом удалось заслужить уважение хотя бы половины этой дворянской швали, а теперь они все будут желать моей смерти, — ее слова имели разумное зерно, если бы только Озай не счел себя достаточно влиятельным, чтобы пресекать все негативное, что могло быть сказано и сделано в сторону его жены. — Ведь нет никакой гарантии, что подобное не повториться вновь, — уколола его бывшая принцесса, как ей показалось, его слабостью — несдержанностью и импульсивностью. — А теперь закрой свой рот, и послушай то, что я тебе скажу. Уверен, что все мои действия расширят твой кругозор на несколько новых ступенек, — презрительно выплюнул мужчина. Азуми выжидающе изогнула бровь, слишком уверенная в своей позиции, чтобы задуматься о чем-то другом. — Ты сама подтвердила, что орден Белого Лотоса, по какой-то причине, крайне заинтересован в твоей смерти; сама сказала о том, что в нашей канцелярии, близком окружении завелась огромная крыса, — Озай как бы снисходительно бросил Азуми несколько фактов-костей, предоставляя ей не только возможность самой дойти до логичного умозаключения, но и начать вполне заслуженное самобичевание. — Ты называешь меня непоследовательным, когда я хочу выяснить и расколоть предателя, как только предоставляется прекрасная возможность это сделать, — его тон ужесточился, а взгляд теперь Озая напоминал ледяные глыбы. Азуми прикрыла глаза, ошеломленная, и молча покаялась в том, что не смогла разглядеть тонкую, изящную игру за мишурой гнева и уязвленной гордыни, которую вел мужчина. — Ты не дала мне расколоть его, Мидзуно, — бескомпромиссно укорил ее Лорд Огня, но был слишком спокоен, чтобы продолжать эту дискуссию в подобном ключе. — Кто знает, когда нам еще предоставиться такая возможность… Я считал тебя менее мелочной, когда дело касается твоих эмоций, — унизил ее Озай, и, честно говоря, вполне заслуженно — Азуми даже не стала обороняться. — Если есть что-то, чем я могу помочь, так это тем, что уверить тебя в непричастности Риоты к Белому Лотосу, — твердо заявила бывшая принцесса, слишком гордая для того, чтобы открыто признать свою оплошность. — Он может ненавидеть меня, но лишь потому, что является узколобым консерватором и приверженцем традиций. Эта также одна из причин его непричастности к ордену. Он — не предатель, — Озай скривился, как если бы кто-то угостил его лимоном, не уверенный в словах Азуми, хотя она ни раз доказывала правоту своей интуиции. — В любом случае, мы не узнаем об этом до тех пор, пока все это не придет к нам на порог, — раздраженно отмахнулся, Лорд Огня, стремительно удаляясь из зала. — Наслаждайся своим положением, Ваше Величество, — бросил Озай насмешливо ей на прощание. Азуми раздраженно закатила глаза, и, несмотря на понимание того, что мужчина был достаточно расчетлив и хладнокровен в своих решениях, тяжести в груди у нее не поубавилось.