Снейповедение

Скрип садовых качелей убаюкивал. Легкий ветерок и приятное тепло летнего полудня в тени яблоневого сада, остро пахнущего перебродившими в густой траве яблоками, только способствовали хмельному спокойствию. С момента возвращения домой прошло немногим больше недели. Я положила увесистый томик стихов раскрытым на том месте, где буквы начали основательно плясать перед глазами, на грудь. Причин читать маггловскую поэзию было несколько: меня преследовали рифмующиеся строки, хотелось проникнуть в тайну соединения слов подобным образом. И запрет на творение волшебства несовершеннолетними просто не оставлял выбора для магглорожденных практиковаться. Мои действия не только не могли быть замаскированы общим магическим фоном и выданы за колдовство старшего поколения, но и производились бы на глазах у самых настоящих простецов, что трактовалось, как преступление значительно более тяжкое. А и ну их! Я сложила пособия с конспектами в дальний угол, принявшись за художественную литературу. Еще одним немаловажным фактором для выбора подобного времяпрепровождения служило полное отсутствие друзей. Общаться со старыми школьными друзьями было глупо. Растущая отчужденность от мира обычных людей давала о себе знать. А магическое сообщество, как ни странно, «своих» не бросающее, не спешило с распростертыми объятиями мне на встречу. Круг замкнулся! Как я не стремилась обзавестись связями дружескими и не особенно, так и со мной… Тоска и меланхолия словно медленнодействующая зараза оккупировали разум. Я стала окончательно похожа на садового гнома. Качельки обросли литературой. Здесь же стояли мои недопитые кружки с чаем, высилась горка яблочных огрызков. А родители упорно делали вид, что я не более чем призрак. Уж и не знаю, чем я успела их обидеть? То ли своим тотальным пофигизмом, то ли они шестым чувством ощутили, что я существо совершенно иного склада. Особенно сильно инаковость стала проявляться именно теперь. Даже в церкви, где звон тонких сфер особенно слышен, на меня поглядывали с недоверием, хотя времена гонения на ведьм давно канули в лету. В своем одиночестве я успела отвыкнуть от сов. Почтовая сова на министерском довольствии приносила мой «Пророк» и не более того, тогда как в школе, особенно на завтрак, совы устраивали столпотворение. Таков мой характер, что я приспосабливаюсь неплохо к любым ситуациям. Одиночеством и тишиной тоже можно наслаждаться. Правда иногда посещали мысли, не стала ли я преждевременно старухой. Но, как пугало, так и тешило одновременно — я ни от кого не зависела. Я от своего странного приятеля научилась избавляться. Его бывало многовато! Поэтому писем от Снейпа я не ждала и не выставляла условий переписки. Переболела, столкнувшись с неумолимой реальностью. Этот подросток и без меня найдет чем заняться. Уже сейчас его занимала фундаментальная наука, и предмет был выбран под стать. Как по мне — самый нудный. Скучнее могла быть только история. Потому что я однозначно выросла из сказок и просто не могла воспринимать больше всерьез восстания гоблинов и войны с великанами, затерянные в веках. Это по началу мне казалось, что события магического мира способны повлиять на внешнюю и внутреннюю политику простецов. Теперь я все больше убеждалась, что тесный магический мирок играет в свои игры. Он так и не готов был шагнуть в реалии современного мира. Вечерело. Огромная сова с глазами как две янтарные луны приземлилась на дорожку прямо передо мной. Вид она имела самый надменный. Села и принялась чистить перья. К лапе было привязано письмо. Я встала и попыталась получить послание. Обмотала руку полотенцем, у меня многое было припасено для жизни, а совы иногда жутко своенравны, кусаются. Сделала шаг навстречу. Птица отступила. Посмотрела на меня, повернув башку под неестественным углом, махнула крыльями, но далеко не ушла. Крекер был отдан почтовой сове. Я не понимала, если письмо адресовано мне, то и какого черта строить из себя жутко важную гостью. А если сова ошиблась адресом, чего с магическими совами не бывает, то интересно вдвойне. Я попыталась заговорить, а в ответ нахалка отлетела на ветку соседнего дерева и вновь принялась разглядывать меня. Так как картин на мне нарисовано не было и даже адреса на лбу не значилось, я решила изловить грубую сову во что бы то ни стало. Мои манипуляции привели меня к самой границе нашего садика небольшого, но и не маленького. Окраинное положение позволяло. Как я задумывалась в последствии, магия выбирает комфортные условия, чтобы осчастливить простеца. Гостья все перелетала, а порой шла пешком, поддерживая расстояние. Сумерки сгущались. Как бы это смешно не звучало, в моем-то случае, я чувствовала себя заколдованной. Внезапно передо мной, словно кто марево снял, возник основательный домик. Его стены увитые плющом до самой крыши выдавали возраст строения. И магией от этого места веяло с такой силой, что я задохнулась. Сердце заколотилось. Голова мгновенно взмокла от пота. Капли покатились по вискам. Возможно здесь крылись ответы на многие мои вопросы. В голове немедленно возникла простейшая схема. Только воспитание у меня было маггловское, а родство самое что ни на есть магическое. Они жили рядом, ходили в наш магазин, вероятно общались с молочником. Сотни раз проходили мимо, не удосужившись даже заговорить. Да что там пенять на простое человеческое общение! Куда при наличии статута и режима полной секретности? Значительно гаже выглядела вероятность быть незаконнорожденной дочерью волшебника. А теперь, спустя столько лет и поломанных о собственную совесть копий, меня поманили, да как бессовестно! Домашняя птица рванула немедленно на чердак, а я постучалась в двери. И что мне, спрашивается, оставалось еще?! Ответом послужила тишина, разрываемая скрипом приоткрывающейся двери. В просторной прихожей висели обычные для магического мира мантии по сезону. Только на встречу никто не спешил. Хозяев будто не было дома. Становилось самую малость страшно. Миновав гостиную, я очутилась в следующей просторной комнате и буквально вросла ногами в пол… Как хотелось сморгнуть и увидеть… Желательно ничего не увидеть! На полу лежали трое со следами ужасных пыток. Раскроенное режущими проклятиями свежее мясо лаково блестело сквозь лохмотья тряпок. Липкие лужи крови как вишневое варенье застыли вокруг тел. Повсюду видны были следы борьбы. Пальба стояла серьезная. Волшебники дорого продали свою жизнь, но закончилась она бесславно. Венчали картину выжженные глаза. Из горла рвался крик, но иссяк на сиплом выдохе. Я бежала с такой скоростью, что, кажется, мне удалась спонтанная трансгрессия. Не представляю, что делают в этом случае. Собственные мысли роились в голове, как бешеные пчелы. Лоб пронзила боль, заставившая согнуться и сунуть голову между коленями. Сова просто хотела, чтобы я обнаружила место преступления и сообщила о нем. А я нестерпимо хотела быть непричастной. Тем не менее, не прошло и получаса, чтобы прийти в себя и принять решение. С волшебной палочкой наперевес я шла к страшному дому, чтобы увидеть сову, забрать письмо и переманить осиротевшую птицу. Так или иначе она выбрала меня. На этот раз при слабом свете фонарика, магических следов я оставлять не решилась, оттерла ручку входной двери, уничтожив следы подозрительные для маггловской полиции. И устремилась прямиком на чердак. Дом скрипел и стонал в темноте открытыми окнами, гуляющие сквозняки вперемешку с запахом тлена и обильного кровопускания прикасались к лицу как призрачные руки. Или так только казалось? Пожалеть о своем желании я не успела. Растревоженная светом сова принялась ругаться. А я, зажмурив один глаз, на случай если та кинется в лицо, смело наступала на птицу. Вдруг она сдалась, примостилась на руке как увесистая курица и позволила снять конверт. Мне можно сказать везло. Никто так и не почесался. Не окружали печальное место машины с мигалками. Не сновали дотошные граждане, сканируя палочками каждый сантиметр округи. Дома я покормила сову и приступила к чтению. А слова-то было всего три: Маркус, вас предали… Стало холодно. Я подула на руки, накрылась пледом с головой и предалась размышлениям. Отрывочные статьи из газеты, разговоры шепотком — все складывалось в безрадостную мозаику. Кто-то уничтожал неугодных. И этих кого-то не устраивал быстрый метод гуманной авады. Через два дня, как и ожидалось, в двери нашего дома постучали люди в условно неприметной одежде. Полевая форма авроров являла собой неповторимый конгломерат повседневной маггловской одежды с атрибутами волшебников. И виной тому были не палочки в руках, а странные несочетаемые рюшечки, слегка, но выглядывающие из рукавов строгих пиджаков, жабо и остроносые ботинки. Сколько ни доводилось прогуливаться по магазинам одежды в магической части Лондона, так я и не поняла, откуда маги берут эту страшную несуразную обувь. Крупный совсем не старый мужчина был практически полностью седым. А его напарник напоминал бесформенное нагромождение различных окружностей. Налицо была болезнь обмена веществ в последней стадии. В который раз я удивилась упорному отрицанию достижений простецов. Что-то мне робко подсказывало, что далеко не все лекарства имели аналогии в зельях. Хотя как раз зелья оказывали порой более впечатляющий эффект. Круглый пришел в движение и переместился в гостиную, оттесняя своей колоссальной фигурой родителей. Незамедлительно они застыли с забавными выражениями лиц, какие у них всегда были при встрече с волшебниками. Только ничего смешного на сей раз не было. А на меня надвинулся седой. — Прошу простить нас, мисс, за вынужденные меры! Но дело не терпит отлагательств. — Что случилось? — внезапно я приняла решение тянуть время и сделать вид, что знать не знаю о цели визита представителей власти. — Кончайте ломать комедию! — взвился толстяк, взяв на себя роль плохого полицейского. — Департамент по надзору за магическими существами отследил сову. Она находится у вас дома. — Хм, интересно… Разве мне не положена сова? Нет, скажем так, разрешена, — отрезала я, чувствуя, как погрязаю в криминале. Необходимо было срочно вспомнить, что там делается в случае, когда врешь со страху, а на самом деле ничего предосудительного не совершал. — Хорошо, — добрый полицейский потер переносицу. — Вы знакомы были с магами, живущими по-соседству? — Насколько я знаю, поблизости больше нет людей со способностями к колдовству. — Это все правильно-правильно, — не унимался он же. — Я попрошу предъявить палочку. В памяти внезапно всплыл Северус, как он сидел на траве, подобрав ноги и заправлял бесконечно прядь волос за правое ухо. Дело было накануне отъезда. Нервный жест выдавал его с головой. К тому моменту он стал будто в два раза дерганней. И далеко не страх близящегося свидания с родными, а я была посвящена в тяжкую правду его домашнего существования, его тяготило нечто другое. Так выглядят люди, стоящие перед судьбоносным выбором. Какими бы откровениями и воспоминаниями он не вздумал делиться, некоторые сферы не освещались никогда. Мои попытки вникнуть в безответную, безысходную привязанность к подруге детства и странное братание с учениками, стоящими намного выше на социальной лестнице, всегда приводили его к замкнутому и раздраженному состоянию. — Смотри, где бы ты ни оказалась летом, не выпускай палочку из рук! — вещал он, прежде нахмурив брови, а затем молниеносно приподняв одну и сощурив глаз. Он вскинул левую руку мне под нос, а из манжета выглянула черная резная рукоять. Палочка Снейпа отличалась совершенно неуместной в его случае импозантностью, будто с заделом на далекое светлое будущее. Я и прежде видела этот способ ношения палочки — в кобуре, на руке противоположной рабочей. Вещица хоть и являлась самоделкой, служила верой и правдой. Не хватало только уверенности в себе. Но и это, как оказалось, дело наживное. Перед рассадкой в вагоны Снейп подошел ко мне, не привлекая внимания, но и не таясь. На короткое мгновение он не просто пожал мою руку, а сплел пальцы, что показалось интимней поцелуя при наших отношениях. И выдавало всю степень заботы и озабоченности моей персоной. Искренне не понимаю, почему при такой отзывчивости у него было так мало друзей? Но пока я наслаждалась своим алмазом не ограненным, мне и не хотелось поворачивать его лицом к миру вокруг. Все это я вспомнила ради одного решения, прошибившего меня волной холодного пота. Палочка лежала одиноко в саду. Мои попытки отправиться за ней могли привести к применению силы. И я не исполняла клятвы, данной перед отъездом единственному другу. Тем более ничего не получалось, если я передам свою палочку в чужие руки. — Моя палочка лежит в саду, — промямлила, чувствуя подступающие слезы бессилия. Большой немедленно приманил ее и стоял теперь передо мной, явно насмехаясь. Да, я была беспомощна перед лицом двух взрослых магов. И вздумай они творить насилие, как обычные люди, мне тем более нечего было противопоставить двум взрослым дюжим мужчинам. Повертев ее, он вызвал последние действия. Похоже, я не применяла ничего, кроме манящих чар и чар левитации еще в вагоне поезда. Какое облегчение! Надо отдать должное, и стражи магического правопорядка вздохнули. Атмосфера разрядилась, а я автоматически решилась говорить. — Я была в доме… Когда я поведала подробности своего неприятного приключения и предоставила письмо в качестве улики, мне объяснили, что дом находился под заклятием доверия. После выдачи тайны, по всей видимости, он и стал видим. Но мои злоключения на том и не думали заканчиваться. Как только мои родители отмерли, сотрудники аврората раскланялись и забрали меня в госпиталь, якобы для проверки на предмет ужасно заразной магической хвори. Больницы ассоциируются у людей с понятием болезни, а никак не здоровья, как бы не старались органы ими управляющие. Не был исключением и госпиталь имени Святого Мунго. Свет слишком яркий, белого чересчур много… А переходы будто нарочно запутаны. Мол только попади в наши сети, и мы не выпустим тебя без страшного диагноза! В крошечном кабинете на меня уставился пожилой маг с усами, в ядовито-желтой мантии на плечах, от одного цвета которой, голова немедленно разболелась. Судя по немногочисленным бумагам на столе, с моим делом он ознакомился, а с действиями определился. — Сядьте же сюда, милая, — прогнусавил желтый дед устало. — Такие потрясения вовсе ни к чему растущему организму! Вы должны отдаваться со всем рвением учебе и спать по ночам… Не успела я начать опускать голову в знак согласия, как испытала такие знакомые ощущения: тупой иглы в области переносицы, нарастающей головной боли и неопределимой посторонней тяжести. Весь этот неповторимый «компот» частенько возникал в присутствии Северуса. Но додумать свою мысль я не успела. Все лето до самого отъезда я промучилась состоянием легкой амнезии. Мне постоянно хотелось вспомнить что-то, что я, по всей видимости, забыла за ненадобностью. Иначе, как даже форма желания неминуемо расплывалась. Мне надо-надо-надо… Или не надо! — утверждал голос внутри.