Снейповедение

Как всегда с приходом осени мы были оторваны от дома почти на год. Наступало время учиться, общаться, дружить и… и любить для некоторых. Не то чтобы я остро ощущала нехватку романтики, свою ущербность и удаленность от бушующих подростковых страстей. У меня-то вообще был целый настоящий друг! Да такой, о котором страшновато и помечтать. У меня был Северус! Чаще всего это означало окунуться в бесконечный поток чужой желчи, вечного недовольства окружающим миром, презрения к людям. К выбору людей, которых Северус решался осчастливить общением, он подходил избирательней монаршей персоны. По всей видимости я представляла для него достаточно интересный экземпляр фауны. Нечто вроде слишком упорной жабы, старательно сбивающей молоко в масло, да еще и мимикрирующей походя. Должна же я была на протяжении многих лет сливаться со стенами Хогвартса. Школа-школа… Самое странное место на земле. Строение за века приобредшее не только историю, но саму душу. Оно затягивало вошедшего раз в эти стены в свои странные игры и интриги. Замок сам определял как вести тебя в ежедневном потоке суеты, то открывая нежданные проходы, то пугая до смерти ужасающими местами, обходить которые хотелось за милю. Похоже его подавляющая каменная воля расталкивала нас по разным углам. Расписание на этот год было составлено крайне неудобное для встреч. И сам Снейп был занят. Что показалось мне не особо удивительным, этот человек вообще не пребывал в праздности. А вот род его деятельности выходил за всякие рамки приличия. Он вдруг начал принимать участие в небезобидной травле, затеянной с непонятными целями той компанией, к которой он стремительно пристал в прошлом году. На фоне общей тенденции меряться магическими кулаками их выходки долгое время проскакивали незамеченными. Только фиолетовые волосы, саморазвязывающиеся шнурки и исчезающие пергаменты лечились легко и не заставляли объект насмешек вздрагивать при любом шорохе. А моя природная наблюдательность в купе с невероятным «везением» позволили увидеть нечто безобразное. Первый раз я наткнулась на сомнительные разборки среди бела дня, сразу после окончания занятий, на третьем этаже западного крыла. Бледная словно мел девчушка с родным для меня желтым галстуком, скорее всего первокурсница, я не запомнила ее бесцветную внешность, распласталась по стене. Я понимала, что ребенок не касается ногами пола. А лицо у нее было даже не такое как у Северуса, уходящего от погони. У того скорее была обреченная досада, густо замешанная на ненависти ко всем и вся, а прежде всего к себе. Тут же преобладал ужас до сумасшествия. Она не понимала где находится, что с ней делают, и точно не могла сопротивляться. Палочка была в руках у выпускника Мальсибера. Со лба Эйвери катил пот крупными каплями. Снейп стоял чуть позади, будто пытаясь увидеть картину целиком. Никакой радости, как и паники, на его лице не читалось. Руки сложены на груди, правая кончиками пальцев под левый манжет. Он готов был отныне и нападать и защищаться. — Северус, — Мальсибер поперхнулся именем приятеля, — закончи дело. Нам ни к чему, чтобы малявка помнила нашу встречу. — Конечно, Рекс… Его короткий ответ прозвучал холодно. Ни тени раскаяния в сломавшемся за лето голосе. Меня мороз по коже продрал. От его тембра и этой непередаваемой интонации волоски на руках встали дыбом. Он был жутким, мерзким, как человек, собирающийся препарировать живую жабу. Как всегда в угоду науке, но с сомнительным двойным дном. Я побоялась себя обнаружить и не могла взгляд оторвать от действа, желая удостовериться, что барсучиха доползет до нашей норы. Такие живые и неоднозначные переживания, включающие страх за товарища и ненависть к нему же, заставили схватиться за голову и сердце одновременно. Тысячи игл терзали мозг, а сердце сжималось от переизбытка непонятного горя. По коридору гуляли безжалостные сквозняки. Мой друг обернулся, прежде чем начать свою работу, и потянул носом. Я поняла, что провалилась с конспирацией благодаря собственному запаху. У меня не было доказательств его исключительных способностей, кроме того, что я пару раз становилась свидетелем обнаружения живого там, где его видно не было. Выглядело это на фоне всего прочего не страннее чем моя дурная слабость следить за кем-то. Я приготовилась к разоблачению, соображая попутно, чем это мне может грозить. Почему же у меня складывалась самая безрадостная картинка? На ум шло одно: меня могли просто убить за это знание! Северус демонстративно отвернулся, а я спешно ретировалась, не благодарность испытывая и не стыд, а гадливое чувство соучастия преступлению. Грязное дело не получило широкого резонанса. Чуть позже пошел слух про какое-то издевательство в отношении Мэри МакДональд. Разница была не только в возрасте подвергшихся нападкам девочек, но и в факультетской принадлежности. Пятикурсница гриффиндорка предпочла весьма расплывчатую формулировку в жалобах. Таким образом многие знали, что произошло что-то, а что именно — так и осталось между обидчиками и жертвой. По причине того, что мы так и не увиделись с Северусом, чтобы поговорить и поделиться информацией, накопленной за лето и увиденной вновь, я вынуждена была с новой силой прибегнуть к старому трюку со слежкой. Мои наблюдения показали, что мальчишки продолжали общаться, однако, не так много, как в прошлом году. У старшего было валом дел, связанных с выпуском. И Снейп не отставал по части науки. Если бы мы могли приблизиться друг к другу, как тогда на отработке. У меня они были, а у него — индивидуальные консультации! Я почти смирилась, что не смогу поговорить с объектом постоянного подспудного беспокойства. Не смогу спросить, что это он такое затеял недоброе и, как я могу помочь избежать очередного краха. Ведь мне довелось видеть весьма неприятную сцену у озера. В погожий денек, как и сотня других учеников, я стала свидетелем травли со стороны так называемых «Мародеров». Они наверно застали Северуса врасплох. Ни в чем нельзя быть уверенным, когда стоишь так далеко, что видно лишь набор действий. Парни перевернули его вверх ногами и подвесили в воздухе. Ничего более страшного чем обида их выходка вызвать не могла. Я знала о самоуничижении, которым так любил баловаться Северус. Конфликт был налицо. Привыкнув к роли стороннего наблюдателя, я даже не помыслила кинуться спасать своего друга. Потом меня долго снедало страшное чувство вины. Вдвойне от того, что как раз рыжая ведьма вступилась за своего приятеля, как бы мало и редко они не общались в последнее время. Что-то сработало не так как надо в тот момент. Видно было бурное и короткое осуждение с ее стороны. Ответ Северуса, поставленного к тому времени на ноги, был еще проще и действеннее одновременно. Ему, как признанному мастеру говорить гадости, хватило одного слова. После чего и девчонка убежала, и все разошлись, как будто пребывая в крайней степени недоумения. А у меня наступил период промежуточных аттестаций по таким сложным предметам, как трансфигурация и древние руны. Занятость не давала слишком отвлекаться на чужую жизнь. Как раз тут-то и произошло следующее событие, перевернувшее мой мир подобно тому заклинанию.

***

Мадам Пинс предупредила, что библиотека закрывается, а у нас остается час, чтобы добраться до отбоя к спальням. На середине пути я зазевалась, наблюдая, как целующаяся парочка отделилась и нырнула в один из обезлюдевших коридоров учебной части. В это время лестница, совершающая поворот раз в час, с радостным скрипом ушла прямо из-под ног. Выходов, как водится, было два: дождаться очередного поворота и дойти за пять минут, но через час, или пойти кружным путем, но потерять довольно много времени, да ужаса натерпеться в виду последних событий. Пришлось принимать непростое решение. Как только я углубилась в коридоры, навалился страх. Гнетущая тишина напоминала о чем-то похороненом на задворках памяти. Снова всколыхнулось чувство, что я что-то такое силюсь вспомнить, но не могу. И лучше бы жить вовсе без памяти. Как вдруг он появился из-за угла. Вырос передо мной, заставляя вновь ощутить, какой же он высокий и несуразный со своими узкими плечами и прямой как палка спиной. Я даже поздороваться не смогла, онемела. Северус оттеснил меня плечом к стене и подтолкнул двигаться в направлении подземелий. Нам было в одну сторону. Так мы и шли — молча. Я обтирала шершавый камень рукавом и постоянно чувствовала его тяжелое твердое плечо. На развилке, где нам было расходиться в разные стороны, он вдруг ухватил меня за плечи, больно впиваясь пальцами, и припер к стене, заставляя встать на цыпочки. Я не была той испуганной девочкой, но и у Северуса были свои методы давления, парализующие волю. Он приблизил лицо, дыхание долетало частое и тяжелое. Впился взглядом, заставляя распахнуть глаза и не моргать. Сейчас в моих глазах он стремительно переставал быть ровесником. С ужасом я наблюдала, как знакомый мне по всем ужимкам, почти родной юноша обрастает непомерным грузом, становится старше. Как будто его подтачивала тяжелая болезнь. — Чего ты все ходишь за нами? Вынюхиваешь? Ты — выродок! — Он задохнулся, но продолжил, как будто сказанного было недостаточно. — Грязнокровка… Я смотрела на моего Северуса и искренне не понимала, куда он клонит. На правду не обижаются. Я считала примерно так же. Иногда даже не стесняясь в выражениях. У меня даже собственная теория была относительно соотношения магглорожденных волшебников и сквибов в семьях с чистой магической составляющей. Честно говоря, мне показалось, что и вызов его скорее надуманный, с какой-то иной подоплекой. Внезапно, все еще продолжая глядеть мне в глаза, он изменился в лице. А мне стало так худо, как еще не было в жизни. Сначала показалось, что я проваливаюсь в глубокую яму. Затем появилась жуткая головная боль, от такой ума лишаются. Мой мозг вскипал и лопался миллионом пузырьков, походящих на смутные образы, коллажи картинок. Он листал их как книгу, ни на чем не задерживаясь, моя жизнь действительно ничем не примечательна, пока не наткнулся на закрытые двери. Я не могла сопротивляться снятию блока. Окклюментативный щит рухнул, а из-под него мощной волной хлынул пережитый ужас. И если я старательно игнорировала собственные ощущения и мысли сразу после события, то сейчас они, накопленные словно под большим давлением, затопили меня, заставив издать протяжный сиплый стон. Я распахнула рот, не замечая, как льются слюни, а градус истерики нарастает. Не знаю, было ли сделанное Северусом единственным шансом прийти в себя? Он вдруг приблизился вплотную, уперевшись своим немаленьким носом в мою щеку, схватил губами мой рот в попытках зажать его. Это не было похоже на поцелуй. Он все соскальзывал по мокрым губам, пока я не подняла руки и не вцепилась буквально в его волосы. И мне не оттолкнуть его хотелось. Наконец-то! Такие тонкие на ощупь. Я запуталась в них. В своих действиях… — Ты чего?! Он отступил на шаг. Лицо залил румянец. Попытался вытереть рот рукавом, но опустил бессильно руку. — А ты чего?! — я издала нервный смешок. Картинка приобрела форму, цвет и звук. На первый план выступил не поцелуй, а это был он, каким бы странным и неуклюжим не вышел. Я собрала воедино свое воспоминание, оскорбление, попытку запугать и очевидное. Северус только что был в моих мыслях, покопался в них изрядно. Его умение было шокирующим и опасным. Его могли использовать. Его уже использовали для стирания памяти несчастным подопытным. — Ты хоть понимаешь, что делаешь? — мне все казалось, что я одна обладаю разумом. — Эм… Прости! Я не нарочно, — он попытался улыбнуться. — О чем ты? — Смотря о чем ты! — Северус прищурился весьма самодовольно. И я поняла вдруг с неотвратимостью камнепада, что не выйдет у нас того диалога, на который я наивно рассчитывала. Как ни крути, а он остался доволен своим опытом, возможно первым в жизни. Что-то мне подсказывало, что между Снейпом и Лили существовало намного больше барьеров, чем связующих мостов. Со мной ему было легче, он не давал себе клятв и зароков, лишь находя точки соприкосновения. Да и то, это же я постоянно их изобретала. Мои умозаключения зашли в тупик. Его инициатива, чем бы ни была продиктована, принадлежала только ему. На сей раз обмен дежурными зеркальными вопросами служил не цели поиздеваться, пусть и выглядел так. Нам необходимо было нащупать путь во мраке и объясниться по многим пунктам. — Ты ведь был в моей голове! — сурово утвердила я. — И много раз до того. Не знай я тебя… Не попытайся узнать, — он потупился, сложив руки за спиной, — нашел бы способ убить. — Стоп! Это ты сейчас так говоришь! Северус, — обратилась я с особенным напором, — что ты такое творишь?! Неужели ты не видишь, что это плохо?! Выражение лица моего друга стало постным. Будто в сотый раз пришлось слушать скучную лекцию Бинса. — Знаешь… Да что ты знаешь! — крикнул он в сердцах, накладывая заглушающее. — Вот теперь я точно знаю, что есть два мира и правда у каждого своя. Ты ведь представить себе не можешь, что за глубины магии от нас пытаются скрыть. Это сложно понять и объяснить. Это опасно и выглядит не всегда так ладно, как превращение игольницы в ежа. Но я чувствую себя как будто в два раза более живым и сильным! — И оскорблениями горазд кидаться! Радуйся, что для меня это не так важно. Хоть горшком назови, только непростительные не применяй. Кстати, я теперь соображаю, что там у озера стряслось… Озарение снесло меня тараном. Я отшатнулась, представив себе, как его грубость могла оскорбить человека, друга, девушку, в конце концов, на любовь которой он претендовал. — Очуметь, — промямлила, еще не решив, как к этому относиться. Время стремилось к полуночи, а наш проступок к серьезным дисциплинарным взысканиям. Снейп в сердцах несколько раз всплеснул руками, раскрыл и захлопнул рот. Объяснение прорывалось как гнойный нарыв: трудно, болезненно, с треском, рискуя залить все отвратительной субстанцией своего содержания. Ужасно кривляясь он затараторил: — Она никогда не видела… Она просто не хотела. Так ведь удобней! Все должно быть сказочно, красиво, как она… А я… — он почти икал от напряжения. — Я ведь урод, неудачник, нищеброд. Я все про себя знаю! У меня никогда не было сил просто признаться ей, что это уже не игра в прятки под старой ивой. И я надеяться не смею, но я люблю ее! Лили… — И… Мне все казалось, что он не договорил, не довыплеснул. Хотя картинка и так рисовалась безрадостная и как-то не в мою пользу. Становилось совсем непонятно, что за тренировочный полигон он здесь устроил. Вот и целовал бы свою Лили в темных закоулках, авось воззвал бы к девичьей совести. Ревность оказалась жутко болезненным чувством. И если он мучился ей годами, то еще не на то был способен в помутнении рассудка. — Ох! Я тебя понимаю! — Опять ты, — и без того вытянутое лицо Северуса еще больше заострилось, невероятно темные глаза увлажнились. — Ну что за непробиваемая личность?! — Как раз та, которая тебе необходима, — напомнила менторским тоном. — Ты меня бесишь! — фыркнул, играя желваками. — Что мне с тобой сделать?.. Его риторический вопрос вел знамо куда. Снейп вдруг сделался меланхоличен, потянул меня за уши, отклеивая от стены, и припал к губам, оцепенев по-змеиному. Я аккуратно обняла его поверх рук, вдыхая запах не самой чистой одежды, в которую въелись назойливые компоненты сероводорода. Я была дома, остро ощущая, что его признание, прозвеневшее в тишине, становится пустым звуком. Стоило только его оформить и понять всю силу собственной глупости. Уже сейчас он был намного материальней, а я разоблачала его самообманы перед ним самим. — Лидия, — взмолился он словно в бреду, — ты ведь спасешь меня? — Конечно-конечно! Я чувствовала под губами лихорадочно горячие щеки. Подобные объяснения до добра не доводят. Северус сжимал мои пальцы, ограничивая тем самым возможность взять палочку. Он вновь смотрел мне в глаза, а я уже могла засечь его вторжение. — Не надо к Помфри. Бодроперцовое и успокоительное у меня самого есть…