Снейповедение

Слагхорн взирал на нас с ужасом. Спраут — с преувеличенным интересом и настроением каким-то… бравым. Мы переглянулись. Если бы я могла влезть в голову Северуса. Специально для него я подумала усиленно, что он не прав, и ничего еще не решено. Хотя, если подумать, дом Слизерина был более щепетилен в отношении воспитанников. Вот поэтому, одернула я сама себя, и допускают участие своих студентов в сомнительных экстремистских организациях. — Прошу следовать за нами, — пропел Слагхорн фальцетом. — Порознь? — уточнил Снейп скучным тоном. — Вместе, — отвечала елейно Спраут. Декан Слизерина фыркнул с таким усердием, что оплевал жилет под расстегнутым сюртуком. — Палочки сдать, — рявкнул, возвращаясь к мужскому тембру. Тогда я поняла, что ничего не будет. Шестое чувство в виде интуиции и сумасшедшей надежды на лучшее сработало. Свершенное было ужасно, нарушало не только правила школы, но и статут. Не думаю, что нас могли видеть. Однако, полеты на незарегистрированной маггловской метле, осуществленные путем чистого волевого выброса, были ничем не лучше примененной палочковой магии. Но и палочки за такое не отнимают! Северус шагал, как стойкий оловянный солдатик. Руки по швам. Но в его отчужденности чувствовалась собранность, которой как раз убавилось у меня. Я видела все будто впервые. Каменные своды — высоченные, но давящие. Лестницы — опасные. Портреты — чересчур любопытные — мигом бежали судачить о причинах усиленного конвоя. Хорошо хоть, детей не было. Шел урок. Но как, спрашивается, нам было смотреть в глаза друзьям? Вся школа знала, как пить дать! У Снейпа, предположительно, друзей не было. Были заинтересованные лица. Да и, что страшно, заинтересованные в одну сторону. Хорошо было мне. Устранение одной неблагонадежной магглорожденной студентки с Хаффлпаффа небо на землю не обрушит. Уйду и проживу маггловскую жизнь. А если палочку оставят, с ограничением колдовства, то и не совсем маггловскую. Снейп пятнал репутацию самого замороченного на внешнем лоске факультета. Но так просто списывать со счетов студента, находящегося в ученичестве как минимум у одного преподавателя — неприемлемый выход. Горгулья отодвинулась. По мере подъема движущейся по спирали лестницы становилось все жарче. Дамблдор по-стариковски любил тепло. Я оглянулась беспомощно. Деканы исчезли с нашими палочками. Растворились, оставив нас на суд, без надежды на защиту. Дамблдора так близко я еще не видела, и в директорском кабинете бывать не приходилось. Я не могла удержаться от разглядывания обстановки, личностей на портретах, занятых своими делами. Снейп стоял с таким видом, будто бывал у директора несколько раз за семестр. Седая грива волос пожилого мага лежала на плечах. В окладистую бороду, достающую до середины груди, вплетен неизменный шнурок с колокольчиками. Очки-половинки висели на самом кончике носа, согнутого вопросительным знаком. Вокруг этой тайны слухов ходило больше, чем достаточно. Вероятно, и борода служила цели прикрывать какие-нибудь уродующие шрамы. Но очки наш директор точно носил для создания образа старого дедушки. Его яркие, как небо июльского полудня над Критом, глаза в коррекции зрения не нуждались. Дамблдор продолжал строчить в бумагах, не прерываясь, только вздыхая порой. Но его вздохи не были по злобе или недоумению. Судя по всему, он был раздражен писаниной. Наконец закончив, свернул три самолетика, кинул в камин вместе с щепоткой пороха и проговорил адрес так тихо, что оставалось только догадываться, куда направилась корреспонденция. — Как вы себя чувствуете, молодые люди? — он сотворил обнимающий жест и обнажил мелкие, ровные зубы в улыбке. — Спасибо, неплохо, директор, — отвечал Снейп монотонно. Мне показалось, что мое существование стало каким-то призрачным, не более реальным, чем у суетливых изображений на портретах. Со мной не собирались считаться, разговаривать, равно как и судить. При этом, отложив на подкорку странные знания, переданные Снейпом, я попробовала пощупать тонкие эфирные струны. На первый план выходил контекст, а не речь. Движения и мимика, а не слова. — Я написал, — директор приложил ладошку чашечкой ко рту, собираясь как бы посекретничать, — что вы попали в воронку пространственного искажения. Она исчезла вместе с источником аномального геологического выброса. Нами был запущен установленный в таких ситуациях протокол. Не все его стадии завершены, так как вы — студенты — вернулись намного раньше, чем в силу вошла четвертая ступень. — Родители не поставлены в известность? — деловито уточнил Снейп. — А вы знакомы с протоколом действий в случае пропажи учеников среди бела дня в силу необратимых внешних причин? — ответа Дамблдор ждать не стал. — Заинтересованность внутренним уставом школы и законами Министерства достойна будущего префекта! — Профессор, боюсь, научная деятельность не даст мне хорошо выполнять общественные обязанности, — отрезал «мой» злоумышленник. — Я вынужден назначить вам дисциплинарное взыскание, — Дамблдор переключился на официальный тон. — Происшедшее считается неосторожным взаимодействием с магическими аномалиями, повлекшим необратимое перемещение одного и более человек в пространстве и плоскости одного измерения. Я готовилась развернуться и с радостным посвистом кинуться лопатить грядки, убирать за самыми мерзкими существами, драить котлы… Но в воздухе повисло тягостное молчание. Неужели директор не понимал — затянувшаяся игра в гляделки даже самого невнимательного натолкнет на определенные мысли. Мне не нравилось лицо Снейпа. На этот раз совсем не потому, что он далеко не красавец. И гримасы на его лице были не такие, как обычно. Не презрение он испытывал, свойственное юношескому максимализму. Ему явно было тяжело. Лоб сморщился, брови полезли вверх, как будто его взяли за волосы на темечке и дернули наверх так, что кожа поползла. Я видела его дрожь, казалось, пол вибрирует под ногами. Моя способность к сопереживанию перешагнула пределы комфорта. Но я уже не могла повернуть вспять запущенный механизм. А вещи, названные своими именами, становятся очевидными вдвойне. — Не смею вас больше задерживать, — Дамблдор сложил руки на груди и отвернулся. Я летела со скоростью пробки, выбитой из бутылки шампанского. И бежала бы еще быстрее, если бы Северус не висел на моей руке мертвым грузом. Хотелось крикнуть, взбодрить его. Впечатлительность моего возлюбленного, после всего увиденного мною, вопросов не оставляла - Снейп мог пережить и перетерпеть любые невзгоды. Должно быть, он и побаивался старого влиятельного мага. Но не настолько же! Похоже, у него был один существенный страх - полеты на метле. И то - поборимый перед лицом обстоятельств. Я оглянулась. Серый носогубный треугольник перечеркивали два кровавых подтека. Капли скатывались, и он подбирал их языком. — Се-ев… Мир повернулся под странным углом, пол стремительно полетел в висок. Все, на что хватило его реакции, это подсесть и смягчить мое падение. Хотя вопрос спорный. Кости… Я тряхнула головой, мучительно перебарывая обморок. Мне не приходилось видеть ничего подобного. Снейп совсем не напоминал обычного мальчишку, у которого кровь пошла носом. Кровотечение было последствием сумасшедшей перегрузки. — Все будет хорошо! — он вытащил замызганную тряпицу и опустил в нее лицо. — Я не пустил его так глубоко, как он собирался попасть. — Может быть, не стоило сопротивляться? Откуда ты знаешь, что ему надо. Возможно, он из чувства такта не мог задать вопрос вслух. — Не ты ли говорила, что копаться в чужих мыслях, смотреть в память — верх бестактности и запредельное насилие над свободой воли личности? — он усмехнулся и отнял окровавленный платок от лица. — Я так не говорила! — Правильно, ты говорила, что это плохо. А подразумевала как раз то, что я сформулировал. Но разница в формулировках нередко подменяет сам факт. Не говорит ли моя способность проникновения за оболочку физического, что свободы не существует. Мы не вольны скрывать собственные помыслы. Однако, мне удалось нечто. Я держался, сколько мог. Дамблдор отпустил меня, но я чувствую привкус его интереса на корне языка. Он разинул рот и для убедительности указал пальцем место, на котором задержалось возмущение. — Это и хорошо, и дурно. Мне кажется, что в этом кроется одновременно и причина, и следствие всех будущих бед. — Надо откуда-нибудь начинать… — заключил он философски. Свободу нашего перемещения никто не ограничивал. Мы брели и брели молча, не имея больше сил обсуждать спонтанное приключение, как вдруг, у самого входа в барсучью нору меня посетило вдохновение. Не знаю, портить все — дар или проклятие?.. — А ты объяснился с Лили? — начала я без обиняков. — Актуально только на случай исключения. Снейп еще не оправился от шока ментального противостояния, а я подвергла его совесть экзекуции похлеще. Он скривился, как бы собираясь заплакать. Я внутренне собралась пережить и это. Но произошло другое: — Так вот чего ты, значит, хочешь?! — он стал похож на хищную птицу. — Это любовь у тебя так проявляется? Очень странно… Совершенства ищешь? Это не сюда, не ко мне… Я такой, какой есть — отвратительный, злобный, малодушный грубиян. Потому что я точно не в силах спасти кого-то от его выбора. Ты думаешь, у меня не было причин ее ненавидеть? Я нанес смертельное оскорбление, чтобы разорвать то, что нас связывало. Но я не смог. — Потому и спрашиваю, что вижу. А хочу я одного: тебя не должны раздирать сомнения. Шагать в любую бездну надо с внутренней уверенностью в своей правоте и абсолютном успехе. Именно поэтому ты должен определиться… — Прямо сейчас? — Северус оглянулся с притворным ужасом. Невольно и я осмотрелась. Слизеринцы могли ходить поблизости, наши факультеты находились на одном уровне. Вдруг он резким выпадом фехтовальщика сократил расстояние между нами. Стояли мы не так далеко друг от друга, и я со стуком влипла спиной и затылком в бугристый камень. Губы показались солеными и горькими, с привкусом окалины, хотя крови на них не осталось, но, возможно, во рту… Он не давал пошевелить головой, вжимая ее в стену с сумасшедшей силой. Я не могла освободиться, но лишь потому, что не хотела. Мне нравился такой Снейп! Выждав, словно змея в засаде, раскачивающаяся в такт ветке, на которой присела птица, я поймала его губу и прижала ее зубами. Он дернулся, но шанс ходить с недвусмысленным синяком заставил перехватить инициативу. Снейп упал на меня, давя весом, ухватил за руки и задрал их вверх, создавая полную иллюзию горизонтальной плоскости. Мир вновь перевернулся, в который раз за день. Несколько секунд мы яростно извивались, душа инстинкты, просыпающиеся в нас при близости двух тел. То, что было в голове, до страшного повторялось у обоих. Я знала, что на этом все - я унесу свое доказательство и оправдание. И обещание выполнить мою просьбу. Действенно и без слов. Но не менее боязно в плане того, что старые отношения дурманят сильнее любого заклятия подчинения. Мне казалось, что в его покаянии перед детской возлюбленной кроется первый шаг к спасению. Как бы меня ни заводили области тьмы, как ни сулили бы неизведанного удовольствия, сладкого, подобно любому запретному плоду, я люблю быть честной с собой. Мне нужен был «мой» Снейп, тот, что не "темный", но и не настолько "светлый", чтобы не мочь себе позволить целовать меня так.