Когда звёзды падают

      Ночь как одно мгновение.                   И яркое звёздное небо над головой.       И хорошо так, как никогда и ни с кем больше.       Потому что мы не знаем, кого выберет наше сердце.       И когда оно выбирает, всё становится правильным.       Только с этим, одним человеком, только с ним.       Иван морщится — тело затекло в неудобной позе — осторожно потягивается, разминая одеревеневшие мышцы, и открывает глаза. Уже утро. Положив голову на его плечо, мирно посапывает Ян, прикрыв голые плечи выуженным из недр багажника пледом.       Волошин улыбается, вспоминая подробности минувшей ночи — феерия острых эмоций и ощущений.       «Видели ночь, гуляли всю ночь до утра»…       Он легко прижимается щекой к голове Яна, чувствуя прикосновение его спутавшихся во время сна волос к своей коже. Хочется обнять его, но Иван понимает, что таким образом может разбудить свою звезду, а что будет после пробуждения, как поведёт себя этот непредсказуемый человек, предугадать невозможно.       «Ты кто?»       Больше всего Ивану сейчас не хочется услышать этот вопрос.       Поэтому он терпеливо дожидается, пока Ян сам откроет глаза, несмотря на ноющие мышцы, требующие немедленной смены позы.       — Привет, — Ян улыбается. — Сон в машине — сомнительное удовольствие, не находишь?       Иван улыбается в ответ:       — Привет.       — Надо ехать. Город ждёт.       Волошин кивает. Ян выбирается из машины, прыгает, приводя в чувство скованное от неподвижности тело. Собирает разбросанные по салону вещи, одевается и садится на переднее сиденье.        — Поехали.       Иван заводит машину и выезжает на трассу. Некоторое время они молчат, наконец, Волошин решается:       — Поговорим?       — Зачем?       — Ты мне нравишься.       — Ну, надо же, — Ян дёргает бровями в непонятной эмоции. — А ты уверен, что это именно я тебе нравлюсь?       — В смысле?       — Ты ничего не знаешь обо мне. И поверь, я бы тебе совсем не понравился, если бы ты знал меня настоящего.       — Так и ты, не зная меня, делаешь выводы о моих решениях, — парирует Иван.       Ян поворачивается к нему и отрывисто говорит:       — Ты на что повёлся? Вот на это? — он обводит своё лицо по контуру пальцем. — Так это оболочка, фантик, понимаешь? Ты ведь не маленький, должен знать, что не всегда под красивым фантиком оказывается вкусная конфетка. Почём знать, может, какой-то шутник подсунет тебе мышьяк вместо конфетки. Нельзя всё подряд в рот тащить.       — Ты таким образом хочешь отпугнуть меня? — Иван тоже начинает заводиться. — С чего ты взял, что меня привлекает только внешность?       — Да проходили мы это. Неинтересно, — зло бросает Ян и приказывает. — Машину останови.       Волошин на автомате жмёт на тормоз, и Ян тут же выскакивает наружу, хлопнув дверью. Машет руками перед проезжающими мимо автомобилями — один из них тормозит, и он, не глядя в сторону Ивана, запрыгивает внутрь.       Вот и поговорили.       Вот и сдвинулись с мёртвой точки.       Вернулись туда, откуда начали.       Странная игра.       Непонятные правила.       Выпал ход на пять клеток вперёд, но на месте оказалось, что удачный шаг привёл тебя к пропасти, и теперь ты возвращаешься окольными путями на исходные позиции.       Телефон вибрирует от сигнала входящего сообщения. Иван косится на экран — так и есть — адрес, по которому надо забрать Генку.       Самойленко уже ждёт его возле подъезда высотного дома по указанному адресу, подпрыгивая от нетерпения. Иван улыбается, подмигивает другу:       — Ну, как, хорошо оттянулся, дитя порока?       — Это была божественная ебля, — сладко потягивается Самойленко, но тут же негодующе смотрит на друга. — Ты зачем мальчика обидел?       — Какого мальчика? — Иван непонимающе хмурится, а Самойленко продолжает:       — Я отправил к тебе мальчика, чтобы он утешил тебя в твоей печали, а ты его кинул.       Точно. Был же мальчик. Как же его… как же…       — А, Артём, что ли? Так это ты его подослал?       — Ага, я, — довольно кивает Генка. — Он на тебя давно глаз положил, и не прочь был положить и всё остальное. На кого ты его променял?       — Помнишь того парня, с которым я как-то уехал из клуба? Ты ещё дико завидовал.       — Я? Завидовал? — Самойленко задыхается от возмущения. — Да у меня таких по всем углам по пятеро. Помню. С ним?       — С ним, — кивает Иван.       — Ясно. И как?       — Да всё так же.       — Снова потрахались и разбежались? — Генка крутит головой и фыркает. — Идеальные отношения.       Да уж. Для кого такие отношения идеальные, а для Ивана — печаль-беда и осень в мыслях.       — Кстати, — Самойленко душераздирающе зевает и выдаёт, — я Артёму твои данные скинул, так что не пугайся, если он вдруг нарисуется.       — Ну, зачем? — Иван укоризненно смотрит на друга, но тот в ответ лишь пожимает плечами и довольно улыбается.       Иногда Волошину хочется придушить Генку, изображающего доброго самаритянина, что пальцы сводит. Но Самойленко так непоколебимо уверен, что это всё только во благо, и ничего плохого в его поступках нет, что все намерения Ивана разбивались об ослепительную улыбку друга, и он смиренно встречался с какими-то мутными типами, которых подыскивал ему Генка, ходил с ними на свидания и чувствовал себя героем шоу «Давай поженимся».       А и пёс с тобой.       Иван обречённо вздыхает.       Артём — синица в руках.       Ну вот, берём синицу, раз до журавля в небе все равно не достать, а собственных крыльев отрастить не удалось.       И Артём не заставляет себя ждать. В этот же день звонок:       — Встретимся?       Иван морщится. Только не сегодня. Сегодня он ещё ощущает волнующий запах ночного тела, кожа ещё помнит прикосновения к ней, а если закрыть глаза, то фантазия дорисовывает и всё остальное.       — Я занят, — сухо отвечает он.       Артём молчит несколько секунд и шумно дышит в трубку:       — У тебя всё равно нет там шансов, — выдаёт отрывисто.       — Ты о чём? — Иван старается придать своему голосу недоумевающий тон, но всё он прекрасно понимает.       — Я знаю его. Его не интересуют отношения. Только на раз, на большее его интереса не хватает. Он тебя и не узнает при встрече.       — Какая информированность, — хмыкает Иван, а внутри всё сжимается, потому что это горькая правда.       — Ты что думаешь, ты первый? У него крыша протекает. Понятно?       — Непонятно.       — Конечно, он такой весь таинственный, что неебаться. На него все ведутся. Не будь серой массой, Иван. Он псих. А ты мне на самом деле нравишься.       — Давай, я сам выводы буду делать, — отрезает Волошин и прерывает разговор.       Бьёт кулаком в стену.       Нет. Надо поговорить.       Ещё один шанс.       Ещё один.       Ему?       Себе?       Им?