Кукушка

Каждые десять минут Даша прикладывала руку ко лбу Мишки. Ей казалось, что он вот-вот затемпературит. Но Мишка по-прежнему был бодр, никаких признаков, что он болен, не было. Девочка понемногу успокоилась. Отогреваясь у костра, она вспоминала ласковые, давно забытые взоры матери. Каждое утро она будила её, приговаривая: — Вставай, Дашутка, завтрак остынет. Как обычно, в это время отец хлопотал в мастерской, а Леся готовилась идти на занятия. Она же и занималась с сестрой, готовя её к школе. Даша с удовольствием училась и хотела даже стать умнее сестры. Часто она тайком листала учебники сестры, и, хотя мало что понимала, с интересом рассматривала задачи, сложные тексты и всё остальное. В восемнадцатом Леся получила рекомендацию на поступление в петрозаводский интернат — школа в их родном селе не могла дать качественное образование. По-видимому, так и не доучилась… Мишка тоже вспоминал родных. Его отец, с виду угрюмый, с сыном был ласков. Бывало, приподнимет его над полом и говорит: — Да, Мишаня, вымахал уже под потолок. Дом Погодиных напоминал муравейник — они были бедны, поэтому под одной крышей с ними жили и старшие, и младшие члены семей. Но, несмотря на бедность, они были дружны, как никто другой. Мишка тяжело переживал потерю родных ему людей, и, когда лежал в яме, нашпигованный осколками, он хотел одного: побыстрее умереть и попасть на небо, где его ждут отец, мать, братья. Каждый новый вздох давался ему всё с большим трудом. Ему было больно дышать, больно повернуться. Земля и ветошь, которыми забросали яму, затрудняли дыхание. В глазах у мальчика потемнело, он лишь помнил, как на нём зашевелились опарыши. «Жрите, жрите, сволочи, — обречённо думал он. — Помру, а там и с вами встречусь». В тот день он решил отправиться на рыбалку, однако, привлечённый шумом, побежал назад. Всё развивалось так стремительно, что Миша даже не успевал осознать всё: дома горели, люди истошно кричали, люди в шинелях постоянно кого-то утаскивали. Не помня себя, он рванул к родному дому. Вернее, к тому, что от него осталось. Последнее, что он увидел, прежде чем его утащили к яме, был его младший брат. Нескладный и слабый калека Федя был буквально пригвождён к земле штырём. Он был ещё жив, когда Мишка подбежал к нему. Некоторое время он беспомощно шевелил губами, а потом затих. Дальше всё тонуло во мраке. Действительность мешалась с бредом, он слышал лишь обрывки слов, фраз. Очнулся лишь в петрозаводской больнице. К удивлению врачей, он достаточно быстро поправлялся, во всяком случае, его жизни ничего не угрожало. Так он после многочисленных расспросов, мытарств по кабинетам милиции и ЧК очутился в приюте. — Миша, тебе плохо? Голос Даши вернул мальчика в реальность. Его беспокойная товарка заметила, что Мишка как-то сник, сидит хмурый, опустив голову. — Не грусти, Мишенька, — ласково говорила Даша, опустив руки ему на плечи. — Скоро нас заберут. И меня, и тебя, и Женьку. Будешь нашим братом! Ты ведь хочешь? — Ещё спрашиваешь? — взбудоражился Мишка. — Конечно хочу! Они и не сразу заметили, что стемнело. Тусклый свет припортового фонаря вернул их в реальность. — Мишка, нам пора! — воскликнула Даша. — Воспиталки нас уже обыскались! — Да, придём, нас с тобой взгреют. — Пусть уж лучше взгреют, чем тут мёрзнуть! — не унималась Даша. — Пошли, Миша! Мишка сдался. Затушив костёр, он принялся наугад искать дорогу. Он уже успел изучить здешние места, поэтому вполне неплохо ориентировался в лесополосе. Водная гладь служила ему неплохим ориентиром: так можно было выйти в порт, а там может кто из рыбаков накормит… По правде говоря, дети сильно проголодались, а Даша была готова даже надоевшую до тошноты пшёнку съесть в один присест и потребовать добавки. «А чего нам просить их? — мелькнула шальная мысль у Мишки. — Тут живёт неподалёку Филимон, у него в сарае целые бочки с соленьями. У него и одолжу». Довольный собственной мыслью, он внезапно изменил путь. Даша удивлённо расспрашивала его, зачем, ведь до Петрозаводска оставалось идти всего ничего. — Погоди, нам подкрепиться надо, — уклончиво отвечал Миша. Что? Попрошайничать? Нет уж, Даша слишком горда, чтобы просить у людей мелочи или куска дрянного хлеба! Но она не знала, что Мишка задумал нечто совсем иное. Остановившись у перекошенного забора, он мотнул головой в сторону огорода, намекая, что именно там они будут искать еду. — Это же воровство! — чуть не вскрикнула Даша. — Да у этого скупердяя полный сарай засоленной рыбы! Он сам вор — люди голодают, а он тут рыбу прячет! Украсть можно у честного человека, а у вора можно только вернуть своё. Слова Миши звучали вполне убедительно, поэтому Даша невольно согласилась. Перемахнув через забор, дети, опасливо озираясь, прокрались к сараю. Сбоку доска была сломана, поэтому лезть через дверь, которая хорошо просматривалась с крыльца, а заодно находилась в поле зрения дворовой собаки, было необязательно. Протиснувшись сквозь дыру, дети очутились в тёмном и мрачном помещении. Чиркнула спичка, и Даша смогла разглядеть в тусклом свете несколько деревянных бочек. Мишка же, не теряя времени, снял крышку с одной из них и стал с аппетитом уплетать рыбу. — Попробуй, — уговаривал он Дашу. — Она… Она не сырая? — Нет, конечно! Слушай, вы, девчонки, такие дуры бываете, ты уж не обижайся… Даша решила присоединиться к трапезе. Рыба была противна на вкус, но, когда ты голоден, нет времени на раздумья. Не в том она была положении, чтобы крутить носом. В это время за дверью послышались шаги. — Кажись, Филимон вышел, — с испугом произнесла Даша. — Валим! Не помня себя, Мишка выскочил из пролома и, кажется, оставил на гвозде лацкан пальто. Даша рванулась следом. Она слышала брань хозяина, но ничего не разбирала. Ей хотелось одного: поскорее оторваться. Дети бежали, не разбирая дороги, а остановились только когда устали. Мишка жадно хватал ртом воздух и очнулся только когда Даша его растормошила. — Миша, — чуть не плача говорила она. — Миша, где мы? Мишка сам едва не закричал: местность была ему абсолютно не знакома: кругом одна тайга, никаких признаков жизни.