Кукушка

Они шли уже не первый час. Короткий зимний день стремительно угасал, бледные и скупые солнечные лучи путались и терялись в ветвях. Постепенно подымалась сизая мгла. К счастью, вечер выдался безоблачный, ветра почти не было, а потому коварного снега, крадущего следы, ожидать не стоило. Но лес становился всё угрюмее и неприветливее с каждой минутой. Юсси и Хромой время от времени бросали друг другу тревожные взгляды, но ни один пока не решался озвучить неизбежную мысль о привале. Данька, сжав зубы, собирался идти до конца, до тех пор, пока больная нога окончательно не откажется его слушаться; финн уже был не так весел и размышлял о том, что с ним сделает командир по возвращении — хорошо, если только наряд или взыскание, а ну как и чего похуже… И только Рябчик был счастлив, потому что любил тайгу, любил бегать по свежему снегу, любил идти по следу, и лапы у него не болели, и никаких командиров он не боялся. Хромой споткнулся об какой-то корень и рухнул в сугроб. Отборная брань нарушила тишину таёжного леса, и Юсси, хоть и не очень понимавший русский матерный, слегка покраснел. Вдруг его взгляд блеснул от какой-то хитрой мысли, и он бодрой рысью устремился куда-то в чащу, в сторону от следа и тропы. Данька сел и недоумевающе уставился в сторону умчавшегося спутника. На секунду у него даже мелькнуло отвратительное подозрение, что финн решил его попросту бросить, но он тут же отмёл её — не потому, что очень уж верил в благородство своего товарища, а потому, что очень уж странное было бы направление для побега. Но Юсси вернулся и протянул Даньке крепкую суковатую палку. — Костыль, — пояснил он. Хромой скривился — любое напоминание об увечье причиняло больше боли, чем сама хромота, — но палку взял и поднялся сам, сделав вид, будто не заметил протянутой ладони финна. — Темнеет. Нам ночью идти никак нельзя, у нас ни фонарей, ни факелов, — угрюмо пробормотал Данька. Произносить эти слова было мучительно, ему казалось, будто только его слабость стала помехой для резвого финна и бодрого пса. — Никак нельзя, — кивнул Юсси, — собака есть хочет, тяжело ей. Хромой только хмыкнул — надо же, нерусь, а понимает, как не хочется ему быть причиной задержки. — Здесь есть дом… охоты… — Охотничий домик что ль? — Да, да! Дом, там еда, постель, тепло. До утра можно ждать, есть и спать. — А это славно! — Данька даже взбодрился, хоть неприятная тревога о бедных заблудившихся детях и снедала его сердце. — Знаешь дорогу-то? — Знаю не очень хорошо, но я найду! Тут близко! И Юсси взял за ошейник Рябчика, который и впрямь к концу дня выглядел печальным и измождённым. Поиски оказались тяжелы для всех. «А каково-то там Леськиной сестре да мальцу этому, — горестно подумал Даня. — Ведь наверняка измучились, иззябли, оголодали…» Ему стало тошно от мысли, что даже с легавой они не сумели догнать двух усталых детей. Чтобы отогнать тоскливые и бесплодные размышления, Даня зашагал бодрее, даже начал почти бежать, хоть и продолжал опираться на палку. На лес наползли густые сизые сумерки. Приближалась жестокая холодная ночь.

***

Шли быстро, жёстко, молчаливо. Спешили. Юсси иногда ненадолго останавливался, оглядывался, хмурясь, но ни разу не произнёс тревожных слов. Даня даже не допускал мысли, что финн не знает дороги, потому что мысль эта была бы самоубийственной — они далеко ушли от тропы, вернуться было почти невозможно, силы физические и духовные почти на исходе. Два человека несли свои тела и печали, пёс нёс усталость и голод. Рябчик вдруг резко встал в стойку. Хоть и натасканный на зайцев, он давно приучился не отвлекаться на дичь, а потому Юсси и Хромой мгновенно напряглись, даже потянулись к оружию. Спустя несколько звенящих от напряжения мгновений все трое услышали тихий хрипящий кашель. Стремительно рванувшись на звук, Рябчик чуть не споткнулся о свернувшуюся в клубочек, совершенно обессиленную Дашу. Даня подлетел к ней как на крыльях, даже палку отбросил в сторону, а девочку нежно и бережно подхватил на руки. — Даша! Ты ведь Даша? — спросил он, хоть и не ждал, чтобы в таёжном лесу блуждала ещё какая-нибудь девочка, кроме дурной Леськиной сестры. Девочка с трудом разлепила запёкшиеся губы (кажется, у неё был жар): — Мишка… Мишку схватили… Спасите его… — Кто схватил? — вдруг подскочил Юсси. Но девочка только зашлась тяжёлым, надсадным кашлем, сквозь который с трудом смогла произнести «Мишка… убьют…», после чего, кажется, потеряла сознание. Хромой усадил бедняжку на снег и осторожно взял за плечи: — Где? Даша, это очень важно, не засыпай! Где Миша, скажи мне? — Хромой старался говорить спокойно и твёрдо, заглядывая в мутные от лихорадки глаза девочки, а сам уже трясся. — Дом… у дороги, охот… охотничий, — с трудом выдавила Даша, захлёбываясь кашлем. Юсси и Данька переглянулись. Значит, маршрут прежний. Вот только никакого отдыха их в охотничьем домике точно не ждёт.