В режиме non-stop

Воротник кофты неприятно колол кожу шеи, но молодой мужчина совершенно не обращал на это внимание. Тонкие губы сомкнулись на фильтре сигареты, последовала первая затяжка, после чего в ночное небо воспарило серое облако дыма. На некогда радостном лице застыла маска глубокой задумчивости и безнадежности. «Что же мне теперь делать с этим?» — думал он, совершив очередную затяжку. Воспитатель в частном детском саду Ким Тэхён — он же индивидуальный репетитор по живописи в выходные дни, — пытался найти вескую причину для отказа некоему господину Чону в походе в театр на какую-то пьесу, на которую обычно ходят семьями. И вот эти слова бизнесмена: «Не пропадать же третьему билету, составьте нам компанию» — совершенно никоим образом не могли повлиять на образовавшуюся в голове Кима дилемму. Да, у него в воскресенье был выходной, да, ему совершенно нечем было занять завтрашний день, да, студент, у которого он должен был принять своеобразный экзамен для проверки техники и усвоенного материала, заболел, да… Тэхён тяжело вздохнул. Он не понимал, что с ним происходит и чего конкретно боится, когда вспоминает о треклятом Чон Чонгуке. Сложно сказать наверняка, но если рассуждать чисто логически, то на восприятие отношений с этим человеком могли повлиять десятки статей на Naver, что чуть больше двух месяцев назад занимали основную часть информационного потока. Насилие в семье, избиение жены, муж-тиран, трудоголизм, необоснованная ревность… Корейские пользователи мировой сети такие драматичные и искусные в плане сплетен. И зная Юнмина, что охотно делился своими достижениями (но не проблемами) с внимательным воспитателем, — тот обязательно постарался бы скрыть результаты побоев или сразу же замкнулся бы в себе. Нечто подобное уже происходило ещё в первый месяц обучения мальчика в садике, когда небо было затянуто тяжелыми тучами, а по улицам гулял пронизывающий до костей холодный мартовский ветер. Вечером, когда настало время забирать детей, мать Чона-младшего пришла за ребёнком и, заметив измазанные акварелью рукава кофты, отвесила пощечину сыну. Юнмин тогда ни с кем не разговаривал пару дней, скрывая в себе всю горечь и обиду, практически не контактируя с другими детьми, да и с воспитателями в том числе. Прилюдно наказанный за неуклюжесть… И как этот ребенок только не разревелся в тот же миг? Тэхён с тех пор лично проверяет, чтобы у каждого подопечного были закатаны рукава и повязаны фартуки. А Юнмину сонбэ подарил альбом, в котором, по словам воспитателя, можно было рисовать только карандашами. Как ни странно, но мальчик отреагировал на подарок очень ярко, расплакавшись перед мужчиной, наконец-то выплеснув всю ту гниль, что копилась в невинном ребенке с той самой пощечины… И почему-то мужчина был уверен, что если бы насилие и вправду процветало в семействе Чон, то заметить отголоски в поведении, словах и действиях подопечного не составило бы труда. «Всё в порядке, все эти статьи — лишь очередные слухи без доказательств», — вновь попытался успокоить себя Ким, но понял, что это совершенно ему не помогает. Не помогает, потому что причина страха не так очевидна, как казалось. Последняя затяжка — окурок улетает в мусорный бак. Вытерев руки влажными салфетками и кинув в рот жвачку, Тэхён пропал в недрах подъезда родной многоэтажки, морщась от усилившегося запаха табака в замкнутом пространстве. Ему совершенно не нравилось курить, не нравился этот запах и горький вкус, но в такие моменты, как этот, он не знал, чем заполнить свой разум, помимо едкого дыма. Благо, прибегать к такому изощрённому способу внутренней изоляции для самокопания больше раза в неделю не требовалось. По крайней мере, последние полгода.

***

Он не знает, по какой причине всё-таки согласился на поход в театр. Не знает, зачем подобрал подобающую случаю одежду, не знает, почему пытается уложить волосы. Не знает, для чего или для кого так старается. «Нелепо-то как, » — простонал в мыслях Тэхён, в последний раз посмотрев на своё отражение в зеркале. Ночные рассуждения с сигаретой в зубах привели лишь к осознанию того, что он совершенно ничего не потеряет, если пойдет вместе с семейством Чон на это мероприятие. Ну, может быть, кроме парочки свободных часов, что можно было бы выделить на давно заброшенную работу далеко не маленького формата. И всё же Ким прекрасно знал, что даже это якобы свободное время не потратит на кисти и масло, стоя у холста. Поэтому лучше провести время вне душных стен, погрузиться в радостную атмосферу, вытрясти из себя запылившегося социофоба, что поселился в нём ещё в школьные времена, и наконец-то вздохнуть свободно. «В любом случае, там будет Юнмин-а, так что всё хорошо», — успокаивал себя воспитатель, уже собираясь покинуть квартиру. На телефон пришло смс-сообщение, из-за которого мужчина ускорился в сборах, пытаясь побороть очередной бунт расшатанных нервов. Господин Чон уже приехал за ним. У подъезда и правда стояла та самая машина, которая неделю назад уже бывала здесь под покровом ночи. Чонгук покинул машину, приветствуя вышедшего из подъезда Тэхёна широкой улыбкой, на что Ким слегка смутился, но так же растянул губы в ответ. — Здравствуйте, воспитатель Ким. — Пожав тому руку, президент указал на переднее сидение, приглашая сесть в машину. — Должен признать, Вы сегодня отлично выглядите. — Могу сделать Вам ответный комплимент, — ещё шире улыбнулся Тэхён, ощутив странную детскую радость от того, что смог на краткое мгновение смутить Чона своими словами. Скорее всего водитель явно не был готов к подобному повороту событий. — Но не буду, так как вижу Вас в деловом костюме практически каждый день. — Хорошо, засчитаю Вам победу в этой маленькой войне, — усмехнулся Чонгук, медленно тронувшись с места. — А где Юнмин-а? — посмотрев на заднее сидение, удивлённо спросил Ким. — С моими родителями… — тихо произнёс Чон, невозмутимо набирая скорость. — Матушка решила немного покапризничать и настояла на посещении театра вместе с внуком и отцом, освободив меня, как она выразилась, «от участи быть некомпетентным зрителем». Билеты, как Вы понимаете, у меня конфисковали. Звонить Вам и отменять встречу я не осмелился, поэтому… — Вот как… — перебил Чонгука мужчина, тяжело вздохнув. — Поэтому хотел отвезти Вас на выставку в COEX'е, — продолжил как ни в чём не бывало он. — Сегодня последний день, после чего все привезённые для показа полотна переправят в Японию. Не хотел упускать возможности самолично насладиться подобным мероприятием. Юнмину, увы, пока что не так интересно смотреть на картины и скульптуры, а более сведущего человека, кроме Вас, я, увы, не знаю. — Всё равно я уже дал согласие на поездку с Вами, так что нет смысла брать свои слова назад, — как-то смиренно произнёс Тэхён, приняв участь обманутого Кима. — И во сколько закрывается галерея? — Ровно в пять часов дня, — на губах Чона вновь расцвела улыбка. — Кстати, раз уж нам предстоит провести этот день вместе, возможно, следует перейти на «ты»? Обращаться друг к другу «господин Чон» и «воспитатель Ким» я считаю немного… — Абсурдным? — подсказал тот, понимая, к чему ведётся разговор. — Верно. — Кивнув головой, бизнесмен взглянул на наручные часы и поспешил ускориться. — Тем более что мы с Вами одногодки, так что не вижу ничего страшного в подобном общении. Не так ли, Тэхён-ши? — Вынужден согласиться с Вами… — После чего сам же исправил себя: — Согласиться с тобой, Чонгук-ши. Чонгук радовался своей очередной маленькой победе, чувствуя прилив сил и уверенности в собственных действиях. И стоило поблагодарить матушку за столь своевременное решение навестить внука и провести с ним время, отправив младшего сына наслаждаться жизнью разведённого мужчины. Она была тем самым человеком, что пытался отговорить отца от решения о скоропалительной свадьбе с бывшей госпожой Чон. Наверное, только матери он может доверять так, как никому более. — Раз уж путь нам предстоит долгий, предлагаю скоротать его общением, — на краткое мгновение оторвав взгляд от дороги и встретившись глазами со своим спутником, произнёс Чон. — Отвечу на любой твой вопрос, но взамен ты тоже должен будешь отвечать честно. — Мне особо не о чем спрашивать, — после минуты раздумий признался Тэхён. — Тогда первый вопрос за мной, — не особо удивившийся ответу Чонгук тут же взял ситуацию под контроль. — Ты ведь закончил художественную академию в Тэгу, не так ли? — Откуда ты… — Юнмин-и рассказал после первого урока по рисованию, когда ты отвечал на вопросы детей, — не стал утаивать Чонгук. — Память у тебя, должен признать, сверхъестественная, — поражённо выдохнул Тэхён. — Да, закончил академию перед своим совершеннолетием, после чего сразу поступил в университет на педагога. — Но почему педагогика? — Это может прозвучать странно… — кусая губы, нехотя начал объяснять он. — Мне нравится работа с детьми, нравится проводить с ними время, учить их чему-то новому, разговаривать с ними, помогать разбираться в их детских проблемах. Но это вторично. На самом деле, в окружении детей я чувствую себя спокойнее. Мне становится проще быть самим собой. Не знаю, замечал ли ты, но быть взрослым совсем невесело. — Даже спорить не буду, — фыркнул Чон. — И не потому, что нужно решать взрослые проблемы, платить по счетам, работать и быть в постоянном нервном напряжении, — передёрнул плечами воспитатель, — а именно в плане психологическом. В таком возрасте тараканы в твоей голове становятся просто невыносимым грузом, отплясывающим кордебалет прямо на оголённых нервных окончаниях, вытаптывая для депрессии удобное местечко… И я совершенно не хочу впасть в меланхолию окончательно. Последние слова растворились в тишине, в которой Чонгук, хмуро взирая на машину, вставшую перед ними на светофоре, пытался утрамбовать сказанные Кимом слова. Он не мог с ним не согласиться, так как тоже чувствовал этих таракашек, медленно выедающих его серое вещество. Внезапно его спутник приобрёл новый образ: к милому и стеснительному молодому мужчине добавился грустный и замкнутый в себе Тэхён. И в таком образе он был более существенным, более цельным, словно к разбитой на части мозаике присоединили недостающий кусочек. — Когда я вижу тебя вместе с Юнмин-и, то могу отчётливо прочувствовать это изменение, — всё-таки произносит Чонгук, нажимая на педаль газа. — Ты словно весь светишься изнутри, отдавая этот свет детям. И тебе легко удаётся успокоить ребенка, будто забираешь всю их боль себе, будто переживаешь грусть и обиду вместо них. — Наверное, не самое лучшее представление меня в твоих глазах, — грустно улыбнулся Тэхён. — Нет, это одна из тех сторон, что мне нравятся в тебе, как в человеке. — На этих словах Ким отвернулся, пытаясь спрятать румянец. Жар опалил щёки, и мужчина буквально чувствовал, что сейчас сгорит. — И также я понял, почему ты не особо ладишь со взрослыми. Воспитатель вопросительно уставился на водителя, позабыв о предательском румянце. Если уж сам Тэхён не мог разобраться в себе, то как ему мог помочь посторонний человек?.. Ну хорошо, уже не настолько посторонний, но всё же… — Взрослые люди считают себя слишком самостоятельными, чтобы прибегать к чужой помощи, — попытался правильно сформулировать ответ Чон. — Ты уже не можешь перевоспитать их и направить в правильную сторону, из-за чего боишься навязываться людям и показывать себя настоящего, боишься быть непонятым и отвергнутым. Разве нет, Тэхён-ши? Вновь повисла тишина, в которой настала пора хмуриться именно Киму. Шестерёнки в его мозгу натужно скрипнули, после чего словно встали на место, и мысли рекой полились в сознании воспитателя, наконец-то понявшего суть сказанных Чонгуком слов. И он вынужден был с ним согласиться. Потому что это было единственное внятное и понятное ему самому объяснение того состояния, из-за которого мужчина так боялся встреч с бизнесменом. «Я боялся оказаться неинтересным, бесполезным и низменным в его глазах», — проносится мысль в голове Тэхёна. — «Я боялся заочно разочаровать своего собеседника своими словами и действиями». Чонгук не спешил прерывать мыслительный процесс спутника, посчитав недавно сказанные слова чересчур резкими и прямолинейными. И следовало бы, наверное, всё-таки оправдать себя, извиниться, но что-то подсказывало ему, что не стоит этого делать. Тэхён сейчас был так похож на его маленького сына, что точно так же хмурился всякий раз, когда пытался найти ответ на сложный вопрос самостоятельно. Именно поэтому Чон хранил молчание, надеясь на свою интуицию и правильную интерпретацию Кимом. — Ты прав, Чонгук-ши, — всё-таки произнес он тихо. — Абсолютно прав. — И что-то меня это не радует, — отозвался Чон, уже подъезжая к комплексу COEX, на парковке перед которым практически не было свободных мест. — Казалось бы обыденный вопрос привёл к такому сложному разговору, которым мне совершенно не хотелось обидеть тебя. — Нет, что ты! — всполошился Ким, без задней мысли положив свою руку на плечо водителю. — Я вовсе не обиделся… Просто этот разговор помог мне кое-что понять. Наверное, никто из нас не ожидал подобного развития, так что… У меня уже мысли путаются. Чонгук чувствовал тепло тонких пальцев, от прикосновения которых его словно пробило током. По телу пробежал табун мурашек, а внизу живота завязался странный узелок, поддёргивающий за тонкие нити нервов, принося странное возбуждение. У Чона перехватило дыхание, когда, остановив машину на свободном участке парковки, он посмотрел в обеспокоенные карие глаза, теряя в них всё свое самообладание. Разве может малознакомый человек так волновать очерствевшее сердце? Разве возможно вот так просто смахнуть пыль со старых чувств и пробудить где-то глубоко внутри угасшее пламя? Чонгук не знал и знать совершенно не хотел. Ему требовалась хотя бы минута передышки, чтобы взять под контроль собственные чувства. Но он не мог, так как эти тёмные глаза продолжали смотреть ему прямо в душу.