Шипы
13 ноября 2018 г. в 18:10
Вечер продолжался и только набирал оборотов. Часы уже показывали начало одиннадцатого, но конец еще не предполагался. Эрен так и стоял в стороне, время от времени перекидываясь фразами со знакомыми ему гостями. Девушки тоже подходили, даже удосужились получить танец и «прохладный» комплимент. Виконт пытался перебороть свою неприязнь к юным леди, тянул улыбку как мог. Ривай же был окружен вниманием и застенчивым девичьим хохотом со всех сторон. Поди, все подошвы стер в попытке угодить каждой барышне, подарить танец. Как же это злило Йегера. А может, сего граф и добивался? Как ни крути, выглядело поведение Аккермана паршиво — будто он являлся хозяином вечера. Когда же Ривай так изменился?
Мозгуя над происходящим, юноша старался отвадить от себя глупые мысли, что только досаждали и бесили. Чтоб заглушить перешептывающиеся в голове голоса, Эрен незаметно прошел к столу и взял наполненный шампанским фужер, коий тут же опустел. Несколько минут погодя в ход пошел второй, ибо первый результата не дал. Только тонкая стенка венецианского хрусталя коснулась губ, как за спиной послышался тихий смешок, дескать, не рановато малец взялся за дурную привычку? Будь этим нравоучителем кто другой, Эрен прямо здесь сквозь землю провалился бы. А так, кинув безразличный взгляд через плечо, осушил еще один фужер и, поставив его обратно на стол, прошел вглубь зала, где и скрылся. Аккерман только хмыкнул вслед сбежавшему, взял продолговатый бокал искристого и себе.
— Ривай, все хорошо? — Кушель обеспокоенно обратилась к сыну, который слегка приуныл, ведь дразнить некого — лорд позорно сдал позиции. И почему черноволосому взбрело поиздеваться над Эреном, ведь он с нетерпением ждал этой встречи, желал увидеть мальчишку взрослым и уверенным в себе. Должно быть, маленькая месть за то, что в свое время сей паршивец здорово натер своими седалищем аккерманскую шею? Отчасти, вероятно и вполне похоже на правду. Но все же есть кое-что еще... Детская привязанность? Счастливые воспоминания? Эх, похоже, пить нельзя не Йегеру, а ему, взрослому дураку.
— Все в порядке. Просто меня утомили танцы... Выйду подышу свежим воздухом и вернусь, — кивнул Ривай, усмехнувшись маркизе. Он взял фужер, что был только вторым за весь вечер, прошел в сторону выхода в сад.
Музыка стала доноситься более приглушенно, и потому можно было послушать шелест деревьев, мелодию сверчка и обрывки лая сторожевых псов — эти звуки куда больше ласкают слух, успокаивают мятежную душу. Но побыть наедине со своими мыслями Аккерману не судилось — захмелевший юноша тоже выбрался на свежий воздух, желая отрезвить сознание. Эрен, сделав отрешенный вид и сосредоточившись на каждом шаге, решил, что может скрыть свое состояние, сдержать язык за зубами, не излить на голову графа всю тревогу из-за неясности бурлящих внутри него чувств. Между тем Аккерман особо не спешил поворачиваться в сторону на мгновение замявшегося на одном месте, но потом все же соизволившего закончить начатый маршрут. Уже прошедшему у себя за спиной, Ривай небрежно кинул:
— Не рад меня видеть вновь?
Молодой человек так и продолжал стоять, облокотившись о мраморные перила с такими же поддерживающими их балясинами. Зелень глаз вспыхнула бесовским огоньком, а тело само повернулось обратно, на зов. Аккерман усмехнулся и качнул фужером, что был наполовину полон, отбил перелив тонких стенок от падающего сквозь стекло света огромной многоярусной хрустальной люстры. С размеренным приближением шатена, Ривай выровнялся и встал лицом к лицу с подошедшим. От этого, чересчур эмоционального, непоседы можно было ожидать всякого. Именно — всякого.
Каждое письмо, каждая весточка радовала мальчишку, хоть перед родителями и маркизой он тщательно скрывал свой интерес к делам друга, бросившего его. Упрямство и непокорство наперекор чему-то непонятному: непонятному доныне, до сегодняшнего дня, до этой злополучной встречи.
Эрен приблизился практически вплотную, будто желал померяться ростом, показать, что здесь хозяин он, а не нежданный гость, накликающий смуту. Прищурившись в ответ на пылкий взгляд голубых глаз, отдающих от потемок синевой, протянул руку к фужеру, ножка которого находилась зажата между большим и указательным пальцами Аккермана. Нагло улыбнувшись вместо ответа на вопрос, юноша «позаимствовал» сосуд с игристым и залпом опустошил его. Почему-то сия выходка не возмутила графа, коий просто стоял и ждал, что же произойдет дальше. А дальше бокал был поставлен на широкую, плоскую сверху поверхность перил, а ладонь бесстыдника смяла белоснежный шейный платок стоящего напротив и резко потянула на себя. Горячее дыхание обожгло уста уже озадаченного брюнета, замершего в непонятном ему состоянии. Тем временем Йегер успел и растеряться, и снова собраться. Он, вовсе не осознавая возможных последствий, прильнул к чужим губам, не отвергшим, но и не ответившим взаимностью. Окрасившись в яркий алый, Эрен разжал ладонь и, виновато взглянув на растерявшегося Ривая, раскрытой пятерней толкнул его в грудь.
Шелест в ушах, бешеное биение сердца под кадыком и смех до выступления слез — виконт бежал среди розовых кустов: вьющихся и невероятно сладко пахнущих. Хмель отступил, и от этого стало еще хуже. Лоб и переносица морщились, в боку уже начало покалывать, а дыхания не хватать. Эрен остановился около полуметровых кустов спиреи, цветущих щитковидным, малинового цвета соцветием на концах побегов. Сквозь светло-зеленую с мелкой зазубренной по краю листве, он мог наблюдать за стоящим на ступенях Аккерманом, покачивающим пустой сосуд для питья. Интересно, о чем сейчас его мысли? Поди, презирает мальчишку, глумится над ним. Это раздосадовало юношу, он карал себя за все произошедшее. В минуты отчаянной битвы разума и сердца, за спиной шатена послышался треск ветви, но в перепуге обернувшись назад, он никого не застал, как не увидел графа, коий тоже исчез из виду. Огорчение и непонимание, что делать дальше. Эрен, поникший, решил пройтись по аллее, угомонить беспокойные думы.
Черные башмаки с позолоченной пряжкой ступали по плоским камням, ведущим вглубь цветника. Шаг за шагом юноша отдалялся от музыки и света, падающего из огромных окон, украшенных шторами с ламбрекеном и кисточками из бахромы. Как вдруг на пути из лабиринта остриженной туи нарисовался невысокий силуэт. Рассекая темноту белой перчаткой, неизвестный схватил перепугавшегося от неожиданности мальчишку за запястье и потянул за собой. Юноша начал упрямиться и вырываться, шипя от боли в передавленной руке. Но здесь «похититель» вышел на пробившийся луч луны. Вмиг все попытки Эрена сбежать оборвались — перед ним стоял не кто иной, как Ривай. Облегчение разлилось по занемевшему телу, что тут же усеялось мелкими, холодными иголочками плохого предчувствия. Однако лицо Аккермана не выражало гнева или замешательства, и следовательно — ничего не предвещало беды.
— Почему ты это сделал? — такой же приглушенный, но с легкой хрипотцой, разлился голос графа. Он двинулся в сторону роз, закрывших свои бутоны на ночь, чтоб распуститься поутру вместе с первыми лучами солнца. Эрен молчал, наблюдал за нежными прикосновениями уже освобожденных от перчаток рук к хрупким лепесткам Маунт Шаста, что слепили глаза, искрясь от просыпанной на нее лунной пыльцы. Насколько же Риваю нравится эти колючие красавицы, обозначающие своим окрасом и любовь, и надежду, и разлуку? Вся робость первых чувств и животная страсть, вплоть до агрессии — это она, королева цветов.
Не услышав ответ на свой вопрос, Аккерман повернулся в сторону задумавшегося юноши — может, тот не внял его слов? Тем не менее повторяться парень не захотел. Ведь и так все понятно — пьяная выходка. Тяжелый вздох. Черноволосый начал жалеть, что позволил себе расценить тот неловкий поцелуй, как выражение мальчишкой своих чувств к нему, такому же мужчине, коим является это чертово отродье. Глупая, однако, затея. Зачем он притащил сюда мальца? Чего добивается?
— Я ненавижу розы так, как вы их любите. Я ненавижу себя так же, как люблю вас...
Вот истинные чувства юноши, наконец-таки разобравшегося в себе, в своем отношении к когда-то просто другу, а нынче — объекту воздыхания. Виконт понимает, что все это не есть правильно. Это куда хуже, чем можно себе представить. Между тем ничего не попишешь — вот такое он жалкое существо.
Йегер сделал шаг навстречу графу, потерявшемуся в пространстве. Протянул ладонь к дрожащим от ветерка листикам, но отнял руку, так и не прикоснувшись к стеблю.
— Они, как и вы, Милорд, безжалостно красивы и настолько же жестоки. Жалят до костей, задевая все нервы, пронзая каждую клеточку, — просипел Эрен, сжимая кулаки. — Я не хочу больше ощущать сию невыносимую боль... Я боюсь ее.
— Мальчишка, — только и обронил брюнет, подцепив своими пальцами острый подбородок виконта, дабы узреть его переполненные слезами глаза. Паршивец не соображает, что творит, на что подначивает Ривая, который отнюдь не против пойти на поводу у демона искушения, подчинить и овладеть глупцом. — Могу ли я воспользоваться садовым инструментом и срезать несколько роз? — губы почти коснулись чужих, но в последний миг отстранились, вызвав невольный, судорожный вздох юноши. Шатен вновь залился краской и отступил назад, дав дозволение. Аккерман хитро улыбнулся, вызвав недоброе предчувствие у молодого человека, последовавшего к домику садовника, где взял ножницы и отдал их лорду.
И снова игра в молчанку. Виконт робко ступал за черноволосым, приминая зеленую травку подошвой башмаков, и даже не задумывался о том, что тот удумал. Но и вопрошать, навязываясь, он тоже не хотел. Поэтому решил дождаться итога променада.
— Если не возражаешь, то я мог бы тебе показать, что иногда боль приносит наслаждение, — обхватив стебель розового куста и приставив к нему лезвие садовых ножниц, Акерман задал очередной вопрос. Перережет ли инструмент «тело» цветка, зависит от выбора Йегера, его ответа. А тот, замыслившийся, с опаской смотря на переливы стали и беспристрастные, потемневшие глаза, нерешительно дал согласие, ибо доверился графу.
Стебель ложился к стеблю, упругие бутоны разных сортов и цветов отталкивались друг от друга, обмениваясь стойким ароматом.
— Шестнадцать... — тонкие губы выгнулись в легкой и непринужденной улыбке. — Возьми.
Пышный букет был протянут юноше, коий только скривился, глядя на острые пики несчетного количества шипов. Но отказаться от своих слов — слишком позорно. Следует выполнить обещанное. Пальцы, а после и ладони ощутили прохладу листиков, круглых и крепких стеблей цветков, их слабые уколы и царапанье. Но не все так просто. Когда Эрен полностью принял розы, Ривай накрыл кисти юнца поверх своими и с силой сжал их. Сердце зашлось от непередаваемой боли, грудь сковало, что не вздохнуть, а глаза застлали слезы, вольно хлынувшие по щекам. Виконт, шипя и, казалось, теряя силы, стал опускаться на землю. Сдерживая вскрик, он злобно посмотрел на бледного лицом Милорда — предатель есть предатель.
Алая кровь стекала с зеленых, зубчатых по краям листочков, бежала вниз по длинным стеблям с косым срезом, терялась в изумрудной траве, куда срывались соленые капельки слез, собравшиеся на подбородке. Колени сами подогнулись, опуская дрожащее тело юноши наземь, коль Ривай отпустил его окровавленные руки. Однако теперь уже сам Йегер не разжимал ладоней, боясь новой волны боли, ежели шипы начнут покидать его плоть. Аккерман присел у страдальца. Все как в детстве — Эрен поранился о шип, а он, Ривай, не позволяет ему реветь, как девчонке. Похоже... Хотя, нет — все куда сложнее. Тыльная сторона кисти брюнета скользнула по влажной дорожке на щеке, что успела остыть, а после пальцы перешли на шею, затылок, окунаясь в шелк каштановых волос. Томный взгляд зеленых глаз скрылся за неплотно прикрывшимися веками, когда губы Ривая подарили утешительный поцелуй. Вот что заставило Эрена выпустить цветы из рук, забыться на мгновение. Неумелый, робкий, но такой искренний ответ на следующее пожелание... Аккерман ослабил узел шейного платка, сбросил пиджак, разостлав его по траве, и повалил на него юношу. Будто потеряв голову, он все сильнее прижимал мальчишку к себе, продолжая целовать его, пока не стало хватать воздуха. Между тем, невзирая на взаимность, только рука Ривая спустилась с поясницы виконта ниже и очертила довольно-таки круглые, как для парня, ягодицы, тот нервно сжался. Напряжение сковало мальца, осознавшего свою неготовность к дальнейшим действиям. Это было быстро замечено Аккерманом, принявшимся исправлять положение. Ладонь так и осталась скользить по бедру, пальцы переходили к его внутренней стороне, намеренно задевая пах, на который легонько давило колено самого брюнета, нависшего над потерявшимся в мире своих грез. И эти нежные поцелуи, ласка выгнутой шеи, а после и попытки добраться к груди через несколько слоев плотной ткани, побудили Эрена поддаться желанию ощутить чужое тепло. Он сам стал расстегивать мелкие пуговицы на белой рубашке графа, пачкая ее кровью. И несмотря на свою чистоплотность, Ривай позволил ему сие сделать, как и позволил себе, ибо собирался овладеть мальчишкой прямо в саду, на газоне.
Почти все одеяние Йегера постигла та же участь, что и пиджак Аккермана — стянуто и отброшено в сторону. Обнаженная грудь, рвано вдыхающая, сдавалось, невмоготу густой воздух, вздымалась и опускалась; живот втянулся чуть ли не до позвоночника, выгнутого дугой, давая возможность с легкостью пересчитать все ребра; свободная от плена Аккермана нога была изогнута в колене, а стопа окуналась в прохладу травы, как и пальцы рук, что вцепились в благоухающую зелень, вырывая ее с корнем. Ривай двигался медленно, плавно, желая изучить мальчишку всего изнутри. Опираясь на локоть одной руки, второй он поддерживал разгоряченное тело Йегера за талию, порой опускался ниже или выше, вдоль позвонков до самых лопаток, выпирающих от каждого последующего движения. Никого в округе. Тишина, если не брать во внимание учащенное дыхание и вскрики, которые пытаются сдержать всеми силами. Но Риваю хочется услышать больше, чем это заглатывающееся стенание, хочется получить больше эмоций. Не зря он говорил, что научит Эрена переносить боль, находить в ней наслаждение. Все пришло само собой, стоило взглянуть на ранее брошенные цветы. Юноша, посмотрев, на что загляделся Аккерман, уперся в его грудь, пытаясь вырваться. Он неглупый малый, быстро разгадал намерение любовника, потому и стал противиться. Тем не менее все тщетно.
— Доверься... — прозвучало так тихо, хоть и у самого уха шатена. Сердцебиение участилось, а веки зажмурились, предвкушая адскую боль. Ривай подтянул розы ближе и, оборвав с них бутоны, разложил стебли по траве, куда вскорости вновь опустилось смуглое и юное тело. Эрен, обвивший руками шею брюнета, медленно ложился на шипы, притягивая все ниже и Аккермана. Острые пики входили в кожу спины, срывая град слез и немое мычание с уст. Почему мальчишка пошел на это? Доказать, что он не боится? Или что любит графа и верит ему? Время остановилось, как и «жизнь». Особенно после первого и довольно-таки резкого толчка Аккермана в горячее нутро юноши. Каждое движение разрывало плоть, омывало выступающей кровью из колющих ран на спине. Перед взором все мутнело, краски смешивались и стекали вместе со слезами.
Разве можно ощутить блаженство, когда тело жалят сотни шипов? Оказывается, можно. Ривай нашел нужный угол, вошел по основание, меняя темп. Такое странное чувство... Голова виконта горела огнем, он ничего не соображал, жаждал двигаться навстречу, отринув боль, что ни на секунду не давала о себе позабыть. Ароматные лепестки растерзанной чаши усыпали тело Йегера, будто небо роняло розовый дождь. Они, холодные и невероятно нежные, покрывали раскаленное от любви тело Эрена, вызывали мелкую дрожь. Наблюдая за неподдельной реакцией юноши, Ривай опустил руку к внутренней части бедра партнера, провел кончиками пальцев, переходя на истекающий смазкой член, готовый излить белесое семя прямиком на живот. Легонько похлопав фалангами по стволу, Аккерман обхватил стояк мальчишки, начал двигать ладонью от его основания до головки, при этом продолжая свои деяния. Забавной неожиданностью для графа вышло то, что, желая поцеловать зеленоглазое чудо, он нечаянно напоролся на один из стеблей роз. Ну что же, не только рука пострадала: когда Ривай встрепенулся от укола о шип, то дернул и мальчишку, причинив ему очередную боль и тем самым заставил стиснуть зубы во время поцелуя, приобретшего привкус металла. Тихо простонав в губы любовника, парень и не вздумал прерваться из-за подобного пустяка.
Если бы только можно было остановить время...