Нежные шипы

      Одевшись, Аккерман кивнул в сторону садового домика. Разумеется, там должны быть какие-нибудь спиртовые растворы, прочие медикаменты и бинты. Следовало обработать раны и остановить кровь, возобновившую поток после того, как шипы покинули пробитую ими плоть. Йегер неуверенно встал на ноги. Он ощущал боль и дискомфорт где только можно. Но, не подавая виду, мальчишка неспешным шагом последовал за брюнетом, занимавшимся с ним любовью несколько минут назад. Эрен на миг задумался, посему не заметил, как остановился, потупившись в коротко остриженный затылок впереди идущего: повторится ли еще когда-нибудь то, что произошло между ними сегодня? Или все это вина алкоголя, и завтра Ривай возненавидит его? Граф, не услышав шагов позади, обернулся и застал виконта смотрящим куда-то сквозь — пустым, бесцветным взглядом. Молодого человека явно что-то тревожило. И без особого труда ясно, что именно. Мысли прервались, когда юноша почувствовал, как его подхватили на руки и понес все в том же направлении.       Ну что же, можно сказать, что парням подфартило — старика Ханесса на горизонте не наблюдалось, и, следовательно, они могли беспрепятственно войти в его обитель, раздобыть какое-нибудь лекарское снадобье. Эрен ощущал неприятное жжение, стянутость кожи из-за присохших кровоподтек и боль, когда рубашка касалась ран, раскрывшихся подобию бутонов тех самых роз, даровавших ему и слезы, и наслаждение. Подумать только... Впрочем, как бы то ни было, время не повернуть вспять. Сегодня еще можно упиваться этим моментом, возвращаться к нему снова и снова в попытке переиграть, но итог оставить неизменным. А вот завтра... Завтра стоит забыть, вычеркнуть произошедшее из памяти, из жизни — ничего не было.       Йегер снова снял пиджак и рубашку, усевшись на покалеченный летами стул. Ривай встал позади него, копошась в небольшом ящичке с медикаментами, без спросу взятый с полочки у двери. Из всех скляночек пришлась только одна — какая-то непонятная настойка на спирту. Да, старик любитель пропустить пару-тройку, однако он не потерянный пьяница, опустошающий все жидкости, имеющие градус. Ханнес страдает от боли в суставах, как-никак давно уже не юноша, и, наверное, позабыл, когда таковым являлся. Так вот — Аккерман смочил настойкой ватный тампон и промокнул им свежие раны на спине юноши, мигом взвывшего от «огненных» прикосновений. Слезы, что еще окончательно не успели высохнуть, который раз смочили длинные ресницы, а голосовые связки издали мычание, вибрацией пройдясь по всей шее, осев в опустевших от воздуха легких. Тихий стон и всхлип шатена отяготил что-то внутри Аккермана, почувствовавшего новую волну желания властвовать над телом безрассудного мальчишки. Но понимая, что для первого раза с Эрена достаточно, он не решился поддаться воле чувств. В паре влюбленных всегда должен быть несущий ответственность за все деяния — и эта роль досталась ему, Риваю. Он осознает свой поступок, поэтому готов взять полную ответственность на себя.       Долгий срок молодой человек не мог видеть зеленоглазое чудо, доставляющее ему не только уйму хлопот, а и какое-то умиротворение, разбегающееся по жилам теплотой и свечением, подобно тысячи светлячкам. Голос его напоминал маленький колокольчик, поющий на ровне с лесным родничком и птицами. Все изменилось — огрубевшие черты, говор, сдержанность. Но глубина изумрудных радужек, наивность и обидчивость — это осталось прежним, чего так недоставало длинными, холодными ночами вдалеке от дома. Почему Аккерман дорожил воспоминаниями о проведенных минутах с надоедливой занозой в лице Йегера? Может, оттого, что у Ривая не было близких друзей, не считая одну мало уравновешенную личность, и только этот неугомонный занимал все его внимание? Только Эрен умел слушать непонятные ему строки о совершенном подводном мире, разинув рот и широко распахнув глаза. Только он мог верить во все сказанное и мечтать о путешествии. В пятнадцать лет все выглядит так безгрешно, так просто... Что же произошло сегодня? Что щелкнуло в груди, притом сразу у обоих? Одиночество, обида, злость, мысли и желания — косвенные весточки, заставляющие ребра выгибаться под надрывно стучащей мышцей, хранящей все-все-все.       Похоже, жалеть никто не собирается.       Шипение вырвало графа из тяжелых дум, указав на время, что не терпело и взывало к более быстрым действиям. Вата, окрашенная в алый цвет, была завернута в небольшой отрезок ткани и выброшена в урну. Затем пришел черед наложить повязки, что не вызвало особых затруднений, ибо Аккерман был обучен подобным вещам на соответствующих занятиях в колледже. Да и на службе не обошлось без этого: граница двух непримиримых государств — всегда горячая точка соприкосновения.       Белоснежная лента обвивала смуглую кожу, но явный контраст заметить не удавалось, так как свет от свечи был далеко не ярким. По всей видимости, беда заключалась в фитильке, но возиться еще и с ним... Увольте.       Последний оборот бинта, обхвативший торс юноши, и Ривай принялся помогать Эрену надеть рубашку, доселе впитавшую в себя капельки крови. Все мелкие пуговицы были застегнуты, а красная лента под выложенным воротничком обратилась в бантик. Лорд взглянул в заалевшееся лицо виконта, перебравшегося со стула на край стола. Разве возможно удержаться, дабы не поцеловать мальчишку, выглядевшего так невинно? Вот и черноволосый не сдержался, все же положил свои ладони на талию юнца, притянул его ближе к себе. Несомненно, проделанное вызвало томную негу во всем теле, поддавшемся чужим рукам. А после уста ощутили поцелуй, предвещающий завершение сегодняшней сказки.       — Пора возвращаться, гости уже разъезжаются, — произнеся это в губы парню, Ривай еще раз поцеловал его, но вскользь. Между тем граф не мог предстать перед элитой общества в испачканной травой и багровыми пятнами рубашке. Да, Эрен, хоть и не желая того, здоровски «наследил». И ежели кровь с лица Аккермана и шеи удалось вытереть, то, ясно дело, с тканью подобной штуки не проделать.       Йегер потупил взгляд в контуры кривого пятна — он знает, что следует делать. Вскочив на ровные ноги, юноша схватил черноволосого за запястье и задал направление. Так, домик садовника опустел, сохраняя в воздухе запах настойки и погасшей свечи. Уверенные и скорые шаги обратились в бег, что все еще вызывало дискомфорт и снаружи, и внутри ведущего за собой. Опять на газоне виднелся падающий из окон свет, слышался шум и гам... Эрен осмотрелся по сторонам — в саду никого, только на ступенях стояла какая-то парочка, абсолютно ничего не внимающая. Добравшись к первой преграде, юноша подошел к лестнице, полностью овившейся лозой дикого винограда, приставленной почти к самому окну его комнаты. Взявшись руками и ступив ногой на первую ступень, Эрен стал подыматься по невидимым в густоте листвы перекладинам все выше и выше. Обернувшись и посмотрев вниз, будто бросив вызов смешавшемуся Риваю, влез в приоткрытую створку окна. Лампа зажгла оранжевый огонек, дополнительно осветив озаренную луной комнату, и Йегер принялся копошиться в шкафу со своими вещами, подбирая парадную рубашку, соответствующую размеру Аккермана. Пока тремпеля передвигались по деревянной перекладине, в комнату хозяина дома влез и сам граф. Ловко перекинув ногу через подоконник, он уже стоял позади озабоченного видом мальчишки, пытающегося исправить смутное положение.       — Вот, должно подойти, — одна из последних рубашек, приобретенных у лучшего портного Сины, была протянута недовольно фыркнувшему Аккерману. Надо же, паршивец эдакий, небось тайно ликует над низким ростом брюнета. Впрочем, привередничать не лучшая идея. Граф принялся расстегивать свою рубашку, чтобы надеть новую, с чужого плеча. Теперь Эрен мог наблюдать безукоризненность тела своего любовника, так как тот стоял на свету и не был поглощен тенью, нависая сверху над ним, раскинувшимся на траве. Риваю удалось уловить тот самый косой взгляд не то зависти, не то непонятной обиды. Торопливо управившись с пуговицами, черноволосый натянул пиджак, хорошенько оттертый от возможного сора. Последний штрих — Аккерман пригладил растрепавшиеся в порыве страсти волосы и, кивнув зеленоглазому, проследовал на выход.       В коридоре никого не было, что обрадовало парней, свернувших в сторону библиотеки, доверху заполненной трудами Григория. Теперь пребывание наедине вызывало неловкость у виконта, и его щеки вспыхнули, как маков цвет. Молчание давило не менее того, будь сказаны хоть какие-нибудь речи. В общем, Йегер и сам не понимал, чего хотел.       Дверь в библиотеку осталась слегка приоткрытой, а сам Аккерман уселся в кресло, стоящее как раз таки напротив этого приметного зазора, в котором неожиданно появилась прислуга. Светловолосая девушка постучалась костяшками о косяк и сделала робкий шаг внутрь помещения с высокими стеллажами, коие ей приходится регулярно очищать от надоедливой пыли. Эрен улыбнулся, пряча волнение на своем лице.       — Милорд, изволите отведать чаю? — негромкий голос, еле слышен.       — Будь добра, Хистория, — одобрительно кивнул прислуге юноша. Та сиюсекундно метнулась за дверь, засеменила на кухню, дабы приготовить господам угощение. Ривай задержал взгляд на все том же, только опустевшем проеме, где только что стояла курносая обольстительница. Девчушка-то не старше самого Эрена. Она является дочерью кухарки Альмы и кучера Рода. В свободное от учебы время Хистория помогает матери и гувернантке Имир, что походит своим поведением больше на парня, нежели на утонченную леди: касательно последней — и как такую девицу еще не вытолкали в шею? Однако, возможно, именно она и повлияла на Йегера-младшего, в частности, на его решительность, немножко переходящую за грань бесшабашности. Эрен же, после беседы с работницей их дома, стал себя чувствовать более уютно в собственной шкуре. Ведь эти секунды послужат своеобразным алиби, ответом на родительское: «Куда вы пропали?» Как бы там ни было, даже невзирая на, возможное недопонимание, мальчишке так хотелось побольше узнать о расположившемся в мягком кресле, закинув нога на ногу: где бывал? Что видел? Как служил? Бесспорно, все эти важные в некой степени вопросы будут звучать нелепо и смешно. Следовало их задать до того, как поддаться чувствам, взявшимся не пойми откуда. И пока Йегер намеревался хоть что-то из себя выдавить, в коридоре снова раздались торопливые шаги, звон фарфоровой посуды на подносе. Рейсс уже возвращалась обратно, когда ее окликнул до боли знакомый голос — маркиза.       Стрелки часов уже перевалили за одиннадцать и госпожа засуетилась собираться домой, в принципе, как и добрая половина гостей, распустивших приличную долю сплетен взамен на свежие, еще не затертые до дыр. Предложение остаться с ночевкой в особняке, Кушель учтиво отклонила, хоть раньше часто позволяла себе гостить у Йегеров, ибо дома, пребывая в одиночестве, потихоньку сходила с ума. А так: вечерняя трапеза, непринужденная беседа у камина или в беседке, в зависимости от сезона и погоды, за чашечкой кофе — это дарило покой и ощущение, что ты еще кому-то нужен, о тебе не забыли. Но сегодня, коль сын госпожи воротился после столь длительного расставания, она жаждет отправиться в свой дом, в свою вновь крепость.       Маркиза поинтересовалась, не видела ли случаем Хистория ее сына. Ко всему, Кушель заодно пришлось описать внешность Ривая, ибо вряд ли девушка могла запомнить его в лицо за один вечер, да еще среди уймы неизвестных ей гостей. И то не факт, что она его вообще видела. Но только служанка услышала первые слова, как сразу сообразила, что тот молодой человек, находящийся в библиотеке вместе с ее хозяином, и есть граф Аккерман. Улыбнувшись, девушка вежливо согласилась сопроводить госпожу к ее сыну, не задавая лишних вопросов.       Тонкая бровь нахмурилась, когда периферийный обзор заполонила черная тень, а следом и вторая. Звук шелеста юбок и цокот каблуков уверенно сокращал дистанцию, тем самым отдаляя Аккермана от облюбованной точки на затылке мальчишки, пытающегося отыскать покой и гармонию, созерцая далекие звезды. Время... Стук в дверь вздернул виконта, заставил подскочить на месте. Испуг, будто все его мысли о близости были излиты на бумагу, а затем попали в чужие руки, не обошел глаз обоих Аккерманов, обескураженно покосившихся в его сторону.       — Милорд? С вами все в порядке? — озадаченно поинтересовалась женщина тем часом как Хистория поставила поднос и удалилась из комнаты. Кушель понимала, что между парнями мог возникнуть спор, конфликт, потому опасалась, как бы все это не испортило впечатление о вечере до тошноты придирчивых личностей, вертящихся в знатных политических кругах. Госпожу беспокоило положение как и семьи Йегер, так и ее, не сходящее с языка у ревнивых женушек набитых кошельков. Что поделать — «С'est la vie, ma chеrie». Однако виконт отреагировал спокойно, точно в мановение ока позабыл об удручающих мыслях, якобы тех и вовсе не было. Явное облегчение снизошло на женщину, продолжившую свою речь, касательно поздравлений, проведенного вечера в целом, ну и конечно же подошедших сборах домой. Йегер все это слушал, изредка кивая в ответ. Может, если Ривай сейчас уедет, огоньки стыда в конце концов потухнут, испепелив совесть в край? Да, так оно будет лучше. Наверное.       — Конечно, — усмехнулся виконт. — Благодарю, что приехали, не оставили меня одного в этот важный вечер. — «Важный вечер», не вызывающий ничего воодушевляющего, положительного. Все же наследник графской четы Йегер поражал своими взглядами на статус, положение, титул — относился чисто наплевательски и неуважительно. Он ставил превыше всего человечность и душу, не обращая внимания на уродство наружное. Главное — не оболочка, а сердцевина, что у большинства гнилая. Скорее всего, посему Эрен и доверился Аккерману, ибо видел в нем все того же юношу, ведающего ему о бескрайних просторах, о взаимоотношениях людей, о любви к природе и всему живому: чувствующему боль, умеющему дышать, расти, увядать. Прежняя холодность не покинула голубых глаз Ривая, но в его груди далеко не глыба, отколовшаяся от айсберга посреди океана. Кровь брюнета горячая, не обращена в мелкие льдинки. Возможно, он умеет плакать, и вовсе не острыми, режущими кристаллами.       — Доброй ночи.       Гости разъезжались от высоких кованых ворот особняка Йегер, украшенных выгнутым очертанием родового герба. Смех, лесть, фальшь — как же это бесит. Юный виконт, простившись с безразличными к его персоне особами, поднялся на второй этаж, прошел обратно в библиотеку. Вольно уместившись в кресле, где недавно сидел уже не просто друг детства, он потупил свой бирюзовый взор в нетронутую чашечку остывшего черного чая, так и оставшегося неиспитым.       Прислуга еще долго возилась в зале, прибиралась за культурным обществом: уносила столовые приборы, снимала со столов скатерти и вымывала пол. Мальчишка все это слышал, так как не мог уснуть, жалея, что весь алкоголь выветрился, не оставив и следа, еще там, в стальной хватке сильных рук и пронзающей шипами простыни из роз. Приснится ли ему тот изголодавшийся взгляд? А те губы, временами растянутые в ухмылке, временами хватающие воздух? Постоянно выгибающие дуги брови и морщинка у переносицы? Столько эмоций, столько слов, тяжелых вздохов — все из-за него, Йегера. Все по его вине.