Нежные шипы

      Правда, что у влюбленных свое время. Так лето незаметно сменилось осенью, а она уже зимой. Теперь сад цветет белоснежными, кристальными цветками, хрупкими и плавящимися в руках, обращающимися в маленькие лужицы. Раскрашенное узором мороза окно больше не открывается, как и на белом, пушистом покрывале не виднеются следы сапог. Однако это ничего не означает. Сама дверь в комнату любезно впускает гостя и запирается на ключ, что мирно лежит на краю прикроватной тумбочки, пока любовники не утолят свою тоску друг по другу.       Опаска Эрена, что он скоро надоест Аккерману не покидает его голову надолго. Но стоит мальчишке пасть в столь крепкие объятия любимого, как тут же все тревоги исчезают, а взамен возникает желание погрузиться, забыться и раствориться в этом человеке полностью, без осадка. Да, волнение есть всегда. Что правда, здесь особенная ситуация — как удержать подле себя человека своего же пола? Ни красивой фигуры, ни тонкого, сладкого голосочка, ни обольстительных штучек, привлекающих мужчин, у Эрена, разумеется, нет. А Ривай и положением, и внешностью влечет юных прелестниц, охочих сбежать с ним под венец. Каждый новый силуэт в шикарном платье вызывает досаду и ревность у зеленоглазого, который даже не замечает того, что и к нему питают интерес несколько обворожительных леди — две дочери местных баронов и одна видама. Йегер этого и вправду не видел, коль собственник Аккерман, делая безразличный вид в присутствии господ, опосля спрашивал с мальчишки за каждую вынужденную улыбку, комплимент или жест любезности. Несмотря на непонятность для Эрена резких скачков настроения, а также импульсивность любимого, он был безгранично доволен тем, что Ривай все же предпочитал этим девицам его, парня.       — Миледи, вы еще не думали над тем, чтобы подыскать своему сыну выгодную партию? —сидящий во главе стола Гриша лукаво улыбнулся в сторону женщины. Та улыбнулась в ответ, орудуя столовыми приборами. Она уже размышляла над этим и неоднократно приходила к выводу, что ей давно пора обзавестись внуками.       — Полагаю, вы правы. — На этих словах Ривай дернул рукой, нечаянно зацепив локтем смачивающего пересохшее горло Эрена. Подрагивающие пальцы не удержали сосуд, что пролил прозрачное содержимое на рубашку и брюки, а после, упав на пол, разбился.       — Прости... — не договорил Аккерман, как был одарен гневным взглядом шатена и чуть ли не послан. Прошипев слова извинения, мальчишка покинул трапезу, ежели Ривай остался на месте, исподлобья окинув приутихнувшую Карлу, пристально смотрящую вслед сбежавшему. Внутри что-то неприятно вздрогнуло. Неужели графиня обо всем догадалась и специально затеяла разговор о женитьбе и наследстве, кой, естественно, поддержал Григорий? Она хотела спровоцировать Аккермана или своего сына, которого не составляло особых трудов вывести на чистую воду? Рисковый ход — проделывать подобное в присутствии главы семейства. Впрочем, Миледи добилась желаемого. Или все-таки это обманчивая видимость?       Эрен влетел в свою комнату точь ошпаренный. Ревность делала его безумцем, чинящим в горячке всякую ерунду. Мальчишке требовалось больше терпения и эмоционального равновесия. Жаль, что последнего невозможно позаимствовать у чересчур спокойного Аккермана. Ну что же, мягкая подушка стала успокоительным для шатена, но сперва утратила пару перышек, а уже после была объята и прижата к груди, подпираясь снизу коленями.       Веки прикрылись, пытаясь избавить юношу от назойливой картинки, где Ривай был окружен разномастными по титулу барышнями. Особенно раздражала дочка герцога — юная Леди Петра Рал. И хоть ее отец никогда не породнился бы с семьей положением ниже своего, сам факт того, что девушка положила глаз на Ривая не давал покоя. Эти мысли отогнали сон и Эрен просто лежал с закрытыми глазами, пока не услышал стук в дверь. Карла не собиралась ждать разрешения — предупредила тройным стуком, а затем вошла. Притворяться спящим смысла не было, потому Йегер быстро оторвался от подушки, уселся, скрестив ноги практически в позе лотоса. По лицу матери сразу не составило труда догадаться — разговор будет серьезным и малоприятным.       Женщина обошла комнату, посмотрела в окно, кончиками пальцев придержав занавеску. Явно, что она не могла напасть на сына прямо с порога. А возможно, где-то в глубине ее души теплилась надежда, что она ошиблась, и все то, напридуманное бессонными ночами, не стоит внимания, ибо ее мальчик хороший, вовсе не такой...       — Мы с отцом посоветовались и решили отправить тебя на обучение в пансион для мальчиков. Это поможет тебе стать самостоятельным, подготовиться к службе... — Миледи судорожно вздохнула, поправив пышный волан жабо на легкой кремового цвета блузке. Следовало что-то предпринять, посему этот выход, по мнению Карлы, казался самым верным. Отчасти, может быть, так оно и есть. Просто сейчас Эрена нужно оградить от соблазна, гляди, все наладится.       — Но мама... — юноша широко распахнул глаза, что вот-вот обещали пролить слезы. Он не понимал, с чего вдруг его надумали ссылать из дому, ведь учился он хорошо и проблем по этому поводу у него не возникало, да и... Погодьте! Нет, неужели мать прознала о его порочной связи? Что же теперь делать? А отец? Если отец молчит, значит он не в курсе? Однако, начни сейчас противиться, и неизвестно как все сложится. Между тем Эрен не желал расставаться с Риваем, из-за любви к которому он и должен расплачиваться.       Тяжелая голова поникла, скрывая лицо от стоящей напротив матери. Солёная и горячая капелька все-таки сорвалась с наполнившихся слезами глаз, упала и разбилась о сжавший покрывало кулак.       — Хорошо, мама.       Женщина печально вздохнула и вздернула кверху брови — ежели она сейчас даст слабину, то погубит в своем сыне мужчину, продолжателя рода Йегер. Карла опустила протянутую, дабы погладить щеку мальца, руку, плотно сжала губы и, молча развернувшись, вышла из комнаты прочь. Эрен же, как сидел, так и повалился набок, вновь обхватив свои колени. Слезы продолжали скатываться, перебираясь через переносицу, разбегались пятном по покрывалу. Веки налились и слегка припухли, а вскоре сомкнулись. Размышляя над верностью своего поступка, юный лорд погрузился в сон.       С той самой беседы прошла неделя. Гриша подготовлял нужные документы, Карла собирала необходимые сыну вещи — ну и что из того, что в пансион он отправится лишь после зимних каникул. Главное, это заранее подготовиться.       Дела молодого графа обстояли ничем не лучше: которой день на него созерцают как-то странно, чуждо, в принципе, как и разговаривают.       Утро. Аккерман сидел за столом, читал свежую газету, попивая чай. Косые взгляды матери прожигали его даже сквозь страницы с печатным текстом, что прямо-таки напрягало и не позволяло сосредоточиться на колонках последних новостей. Когда парень отложил газету в сторону, предварительно сложив ее по намеченным изгибам, и открыл рот, дабы обратиться к матери с вопросом «что происходит?», в дверь постучали. Молоденькая, стройная фигурой девушка, облаченная в темно-коричневое платье по самые косточки ступней и подпоясанная белым фартуком, отправилась в прихожую, чтоб впустить пришедшего гостя. Сначала раздался щелчок замка, шуршание вперемешку с девичьим голосом, приветствующим явно мужчину. Окончилось все хлопком входной двери и приближающимися к столовой твердыми шагами.       — Доброе утро, сестра… Ривай, — кивнул брюнет, направляясь к привставшей с места маркизе, дабы поцеловать ее в щеку и, естественно, пожать ладонь племяннику, заподозрившему что-то неладное.       — Присаживайся, позавтракаешь вместе с нами, — Кушель щелкнула пальцами в сторону прислуги и та сразу метнулась за столовыми приборами для гостя.       Цокот вилок, скрип ножей — трапеза лишена слов. Быть может, оно и к лучшему. Однако скоро все изменилось, стоило Нанабе подать десерт и разлить по чашкам свежезаваренный чай. Беседа началась сразу, без предисловий. Кенни прибыл в особняк сестры, чтоб сообщить о зачислении Ривая на военно-морской флот Элдии. На сборы три дня и принятое решение не обсуждается.       — Кто вас просил? — сдерживая свое негодование, Аккерман-младший что есть мочи пытался смягчить тон. Ясно дело, в ответе он не нуждался, ибо все читалось на лице растерявшейся маркизы. Миледи оказалась между двух огней и начала жалеть о содеянном. — Знаете, я уже достаточно взрослый, так что могу строить свою жизнь самостоятельно.       — Сын... — Кушель умолкла, заглотив обрывки разбежавшихся мыслей и слов. Только сейчас она осознала, что вновь останется одна. Но с другой стороны речь шла о репутации ее мальчика. Уж лучше одиночество, чем разочарование и позор. — Твой отец хотел бы...       — Отец? Да я вырос наполовину сиротой только потому, что он «хотел» не семью, а море, которое его в конце концов и забрало! Я не желаю быть таким же, как он...       Вот она — обида, злость и безумное желание быть нужным. Ривай высказал все наболевшее за все прожитые им годы, за что и получил пощечину от матери, не сумевшей удержать слезы и гнев. Да, однозначно, Ривай прав — его отец был помешан на шелесте волн, ударяющихся о стальные борта величественного крейсера «Мари»; на созерцании заката и восхода; крике чаек и чистом воздухе с привкусом соли на языке. Этому морскому волку не нужна была юная супруга, по-настоящему любившая его, невзирая на приличную разницу в возрасте. Он отдал свое сердце и душу свободе и необъятности горизонта, кораблю и его экипажу. Жена и ребенок стали лишь поводом возвращаться домой в дни прибытия крейсера в порт, отменяя попойки в смерть в первом попавшемся пабе. Однако Кушель закрывала на все глаза, любила за двоих, а когда узнала о смерти мужа, обороняющего водные границы Элдии во время конфликта с Марлией, чуть с ума не сошла. И кто знает, возможно, так и закончила бы, коль не ее малыш. Но нынешняя попытка уберечь Ривая от одного, может породить другое, о чем даже думать не хочется, да уже и поздно.       Аккерман лишь хмыкнул. Впервые он посмотрел на мать с презрением, но не с ненавистью. Парень погорячился и осознал это, когда все было высказано. Как бы то ни было, от истины он далеко не ушел, вероятно, именно понимание сего и сподвигло Кушель ударить сына по лицу, только бы не слушать всю ту горькую правду, которую она и так знает, несет второй десяток.       Скрип туфлей. Ривай, что доселе стоял и всматривался в заслезившиеся светлые глаза напротив, покинул комнату, оставив маркизу и ее брата в гнетущей тишине. Выйти на крыльцо без верхней одежды было опрометчивым поступком, ибо мороз взялся хороший — сковывал все на своем пути. Даже горячее дыхание холодело, не успев покинуть легкие.       — Что же делать? Видимо, от судьбы не уйти.       Чертыхнувшись и ударив носком туфли по бочкообразной балясине, молодой человек вернулся в дом. Уже будучи в рабочем кабинете отца, захламленном картами и всевозможными безделушками, макетами кораблей, фрегатов и ракушек, Ривай мозговал над тем, как бы ему встретиться с Эреном. Он хотел лично объясниться перед мальчишкой, дабы тот истолковал его отъезд верно, а не как в прошлый раз. И почему парня это так заботит? Неужели его чувства настолько сильны? Сколько раз они разделили ложе, но Ривай никогда не признавался зеленоглазому в любви, которую питает с юношеских лет. Вот... Теперь пришло время открыться и чистосердечно признаться.       Итак, единственным связующим звеном между мальчишкой и графом являлась безумная подруга последнего — дочь герцога Зоэ. В кругах знати ее принимали за слабоумную, но когда что-то кому-то требовалось от ее отца, мели хвостами только так — низкие лицемеры. Ханджи знала Эрена, ибо не единожды так совпадало, что Йегеры приходили в особняк Аккерманов на званый ужин, на коий приглашалась и чета Зоэ со своей дочерью. После отъезда Ривая на учебу, Ханджи встречалась с уже повзрослевшим мальчуганом несколько раз на балах, а последний раз пришелся на тот самый вечер присвоения ему титула «Виконт».       Хоть и опасное дело затеял черноволосый, ведь язык у кое-кого как помело, все же осмелился рискнуть. И вот Зоэ сидит за чайным столиком на мягкой софе, с подозрением всматривается в лукавый прищур старого друга.       — Ох, сдается мне, что не просто так я получила приглашение от самого графа Аккермана, — усмехнулась девушка. — Что тебе надобно?       Наверное, это единственная черта, которая нравилась парню в данной личности. Ханджи понимала все с полуслова и могла посодействовать в любом деле. Однако на фоне этого отмечалось чрезмерное любопытство и пустой треп, благо не налево да направо. Вдобавок кареглазая обожала тайны и секреты, что правда, умела их и хранить. В общем: дружелюбная, наглая и умная чертовка.       — Сможешь доставить одну записку? — Ривай вытянул из внутреннего карманчика сюртука слегка согнувшийся из-за нехватки места конверт, положил его на столешницу и кончиками пальцев пододвинул к распивающей горячий напиток подруге. Та, взглянув на послание, вопросительно выгнула бровь — требуются подробности. Что же, хочешь помощи — плати. Зоэ уселась поудобнее, приготовилась внимать рассказ, так как знала, что тот обещает быть интересным. Смутило ли сие пожелание шатенки молодого человека? Скорее всего, нет — он сам знал, на что подписывается.       — Эрен ...       Куранты, что донеслись с нижнего этажа, встрепенули Ханджи всем телом. Она сидела и чуть ли не всхлипывала от поведанной ей истории, разумеется, в пределах разумного: Ривай еще не лишился мозгов из-за любви и желания — ну, по крайней мере, не всех. Тем не менее, как он не юлил, Зоэ-то не дура и не слепая — хоть последнее и подвергалось сомнению, причем обоснованному — ей удалось уловить тот посыл, коий пытался скрыть «просто друг» по отношению к «занозе давних лет». Двусмысленные, неточные фразы четко просветили положение вещей, что Леди воспылала интересом к подробностям, прониклась и стала сопереживать.       Аккерман вздохнул с облегчением — его не осуждают и не высмеивают. Ханджи оказалась настоящей подругой, и сейчас черноволосому даже немного совестно за все то плохое, что он думал о девушке. Что правда, это не мешало их общению уже более тринадцати лет.       Ну что ж, Зоэ, посидев еще с полчаса, стала собираться в гости к адресату спрятанного на груди под меховой накидкой послания. Девушку распирали непонятные эмоции, ведь к ней обратился за помощью не кто-либо, а сам Аккерман. И опуская сотни распрей, что регулярно происходили между ними, девушка честно выполнит просьбу влюбленного и всеми силами скрывающего сию слабость, трагедию его только начавшейся жизни.       Возложив все надежды на Зоэ, Риваю осталось лишь отсчитывать томные минуты ожидания, возможно, к последней встречи с зеленоглазым мальчишкой, уповать на то, что этот неугомонный сможет ускользнуть из-под пылкого надзора своей заботливой матери.       Строгий взор окидывает заснеженные деревья сада сквозь хрустальный узор на стекле. Сердце не умолкает, бешено стучась, сбивая размеренное дыхание. Виной всему его несдержанность и ревность — глупый болван. Теперь, поди, доволен, ревновать больше не к кому. Нижняя губа все ярче ощущает оттиск острых зубов на себе, а глаза застилает гнев и печаль.       — Что же делать? — тяжелый вздох и мысли вслух. Эрен прикрыл веки и, поморщившись, коснулся переносицы большим и указательным пальцами, под кончиками которых рьяно билась пульсирующая венка. Давление прибавило нездоровый румянец утратившей цвет коже юного личика, что дополнялось краснотой припухших от бессонницы век. Внезапный стук в дверь и звонкий голосок Хистории вернули молодого человека в реальность, весьма досадную. И послать бы всех куда подальше, как это он делал последние дни, но что-то остановило... Остановило виконта произнесенное прислугой имя — Ханджи. Йегер смутился, глаза забегали в поиске ответа, а после вспыхнули все теми же бесовскими огоньками. Понимая, что Зоэ он попросту неинтересен, оставалось предположить только одно — девушку прислал Аккерман. Мальчишка, можно сказать, сорвался с места, поспешил спуститься вниз.       Пока Хистория звала молодого господина, Имир уже подала чай со свежей выпечкой, принесла Леди плед, что должно было помочь ей согреться после стужи, царствующей на дворе. Услужливо улыбнувшись, гувернантка ступила пару шагов назад и проследовала прочь из комнаты, когда ее чуть не сшибли с ног. Эрен невнятно извинился, вцепившись в предплечья шатенки, не позволив ей этим упасть ниц. Имир никогда не стеснялась отпустить парочку поучительных напутствий виконту, но сейчас сдержалась, ибо вновь узрела в юнце тягу к жизни. Она лишь кивнула и продолжила путь, покидая лорда и леди наедине. Йегер провел взглядом работницу, под завязку набрал воздуха в легкие и решительно ступил навстречу гостье. Он чувствовал, он знал, он надеялся... Это все читалось на детском лице без особого труда, что очень растрогало девушку, протянувшую руку в ответ на жест любезности со стороны стоящего перед ней. Ханджи смотрела в большие раскосые глаза мальчишки и вспоминала слова Ривая, его эмоции, приобретшие новых оттенков: оттенков еще непознанных ею любви и желания. Вот оно... Страдание, боль, нежность, чувства — все искренне и взаимно.       — Милорд, — девушка опустилась обратно в кресло, выудив из рядом лежащей муфты сердечное послание. — Я полагаю, вы уже догадались.       — Леди Зоэ, я вовек буду вам обязан, — рука сама потянулась к конверту, желая поскорее узнать содержимое письма. Тонкие пальцы на мгновение затряслись, предвкушая повествование волнительных строк, однако Эрен поборол дрожь, принялся читать. «Нужно встретиться — это очень важно. Если все еще питаешь чувства ко мне, то отыщи способ выбраться из дому. Завтра, в шесть часов вечера, когда на улице достаточно стемнеет, я буду ждать тебя в парке, что недалеко от вашего особняка. Надеюсь, ты придешь.

Р.»

      Улыбка растянула губы, что тут же выгнули уголки обратно — как же ему незаметно сбежать? Следовало продумать все действия, избрать самый верный план.       Эрен так погрузился в мысли, что не сразу услышал спускающиеся по крученной лестнице шаги. По звуку каблуков сразу можно было догадаться — Карла. Все, что осталось виконту, так это быстро бросить письмо в огонь камина, охвативший и мгновенно съевший почерневшую бумагу, обратив ее на сизый пепел. Да, он мог просто спрятать послание, но, поддавшись панике, принял иное, скорее всего, самое верное решение.       Шуршание за спиной все приближалось, дразня сковывающее юношу волнение, окуная его то в жар, то в холод. Ханджи даже испугалась настолько резкой перемены в поведении собеседника, но сиюсекундно стала приветливо улыбаться появившейся из-за угла графине.       — Леди?.. — Карла была удивлена столь неожиданному визиту дочери герцога. А зная о ее дружбе с Аккерманом, тут же заподозрила неладное.       — Добрый вечер, госпожа, — грубоватый, как для девушки, голос посетил какой-то странный, сдавленный звук, мало похожий на писк, наверное, скорее, напоминающий скрежет. Да, вообще-то она и сама не ожидала от себя такого. И вот беда — пути отхода шатенка-то не предусмотрела, что и вовсе выбивало из колеи. Впрочем, Эрен взял все на себя. Правильно истолковав смятение девушки, которая никогда не страдала от нехватки слов и фантазии, а сейчас просто провалилась в какую-то яму безмолвия, задался действовать быстро. Только Карла собралась спросить о причине визита гостьи, как Йегер, с хмурым выражением лица, твердым голосом объявил, что Леди Зоэ здесь делать нечего и пора бы ей честь знать. Настолько правдоподобной игры кареглазая не видела, даже возмущенно поджала губы, когда заметила поданный виконтом знак. Горделиво задрав горбатый нос, недовольно фыркнула и пошла к выходу. Там она приняла свою верхнюю одежду у служанки и, кротко кивнув хозяйке особняка, скрылась за порогом. Спектакль удался, но все же тревога за мальчишку осталась внутри Ханджи, ступающей мелкими шажками до своего кэба.       Эрен, услышав хлопок входной двери, деловито вскинув голову в сторону матери — ну что, рада? Ловко развернувшись на носочках, он вышел из комнаты, оставив довольную сложившейся ситуацией Карлу наблюдать отдаляющийся силуэт девушки через толстое стекло окна.       Вечером юноша снова не соизволил спуститься к ужину, а графиня особо и не настаивала, да и главы семейства сегодня тоже не наблюдалось за столом. Все же Карле было не по себе от последнего события за день, ибо не знала, чего именно хотела от ее сына Зоэ, а так, догадывалась о том, что речь шла непосредственно об Аккермане. И, понятно дело, Миледи порадовало поведение Эрена, хоть он слегка и перегнул палку. Остается надеяться, что сей маленький конфликт не выйдет за пределы и никто об этом не прознает.       Пребывая в взволнованных чувствах, виконт без остановки блуждал по своей комнате, измеряя ее шагами вдоль и поперек. Перед взором все еще стояли аккуратные литеры, выведенные тонким пером; подушечки пальцев все еще ощущали шероховатость тонкой бумаги, а ее аромат, отдающий парфюмом графа, будто бы окутывал все тело юноши, жарко обнимал за плечи. Губы растянулись в загадочной улыбке, выражающей и счастье, и горесть одновременно. Так, походив еще маленько, мальчишка свалился на постель от странной дрожи в ногах, что постепенно овладела всем телом и в конце концов осела в груди, посасывая под ложечкой.       Тихое сопение. Сладкий сон. Треск догорающих дров в камине. Дверь в комнату Йегера-младшего немного приотворилась, позволяя женщине убедиться, что с ее сыном все в порядке. Щелка, выпускающая тусклый свет в коридор, тут же исчезла, стоило сновидцу заворочаться, не выдержав пристального янтарного взгляда.       Новое утро встретило нанесенными сугробами, метающими между собой сухую крошку снега. Мороз держался крепко и не хотел сдавать свои позиции, ибо еще не все преобразовал за ночь. Эрен проснулся часам к десяти — наконец-таки он выспался, отдохнул душой и телом за столь длительный срок беспрестанных переживаний, самобичевания. Сладко потянувшись, потрескивая хрящиками, рвано вздохнул, лишив грудь воздуха. Сколько же дел ему предстоит сегодня выполнить. Хотя, минуточку! Тогда его поведение будет слишком подозрительным. Из этого следует — нужно вести себя так, будто ничего не случилось: продолжать сидеть в комнате, убивать всех лезущих к нему с разговором или советом своим холодным взглядом. Немного осталось потерпеть. Считанные дни отделяют мальчишку от нового дома, где он позабудет что есть счастье и любовь, будучи вдалеке от своего избранника. Небось, так будет лучше для всех? Никто больше не пострадает... Только он. Только юноше достанется неподъемное бремя, гнущее его спину к земле все ниже и ниже, пока груз и вовсе не сломает позвоночник под своим непомерным давлением.       Что ни говори, а жизнь полна огорчений. Провести день в стенах своей комнаты Йегеру не судилось — Григорий наконец-то прибыл домой из трехдневной поездки в Трост, где он управлялся с делами по работе. Вот Эрену и пришлось спуститься к обеду и строить всем довольный вид. Хотя, если учесть, что в шесть часов вечера он встретится с Риваем, особых усилий для игры не требовалось.       Каждая минута тянулась подобно часу. Каждое слово отца или матери нарушало планы побега. Виконт так разнервничался, что чуть ли не свалился с ног посреди гостиной. Ох, не дай Бог малец упал, Карла прикипела бы к нему, ни на миг не отошла бы. Поэтому, почувствовав головокружение, Эрен отказался от предложенного чая, желая поскорее добраться до своей спальни. Благо у родителей не возникло каких-либо вопросов, тем для беседы, и мальчишка смог-таки подняться наверх, ощущая, как по его прижатой к носу ладони побежало что-то горячее. Закрывшись на ключ, шатен стал приводить себя в порядок — утирать кровь, менять испачкавшуюся одежду. До вечера оставалось всего несколько часов, а голову продолжало стискивать в невидимых тисках, взрывая виски. Но это полбеды. Главная проблема продолжала сидеть в гостиной, будто догадалась в чем заключается загадочность мальчишки. Ну что же, делать нечего... Йегер натянул на себя халат, взял с комода пустой стакан и вышел из комнаты. Прислушиваясь ко всем шорохам и голосам, юноша свободно определил место пребывания матери и сыграл на этом. Посчастливилось и в том, что рядом носилась Рейсс — она-то и послужила палочкой-выручалочкой виконту, воспользовавшемуся удачным случаем. Молодой хозяин громко окликнул девушку, протягивая ей стеклянный сосуд.       — Хистория, не подашь мне свежей воды и что-нибудь от головной боли? — любезно произнес господин, добавив, — и передай моей матери, что я не спущусь к ужину.       — Хорошо, Ваша Милость, — кивнула светловолосая, принявшая продолговатый стакан у Йегера, кой надеялся, что Карла услышит именно его голос: наполненный слабости и усталости, что вмиг отойдут, позволь организму отдохнуть как следует. В такой способ освободив себя от семейной трапезы, Эрен, являясь довольным своей смекалкой, победоносно направился обратно в спальню.       Дождавшись ухода служанки, принесшей воды и лекарство, мальчишка мигом откинул одеяло и бросился запирать дверь. Теплое одеяние вынуто из шкафа и уже покрывает тело хитреца, поглядывающего через стекло открывающейся рамы на белые сугробы под окном. Наплевав на свою безопасность, Эрен дернул за отомкнутую створку, сел на подоконник и перекинул ноги на улицу. Аккуратно, выверяя каждое движение, беглец спускался вниз по обмерзшей лестнице, обвитой одеревеневшей лозой винограда, и под покровом темноты побежал в конец сада. Он не хотел думать о плохом, об истинной причине внезапного свидания и о прочих мелочах, боясь нарушить свое маленькое счастье.       Так, хватая носом и ртом колючий воздух, Эрен преодолевал метры, отделяющие его от любимого, терпеливо ожидающего, не внимающего лютому морозу. Выбравшись из заснеженного сада, мальчишка, окунаясь в длинный вязаный шарф сильнее, поспешил в зимний парк. Как же он боялся опоздать... Наверное, именно поэтому и «вышел» немного раньше, чтоб наверняка; дабы Ривай не дожидался его, поглядывая на карманные часы на золотой цепочке, доставшиеся от покойного отца. И недаром торопился, ибо граф тоже решил прибыть на место встречи заранее, чтобы привести свои мысли в порядок, подобрать самые верные слова для предстоящего разговора.       Впервые Ривай ощущал невыносимую боль, рвущую его грудь изнутри. Если бы он не пригубил тот сладкий яд, не вкусил запретный плод — сейчас не был бы изгнан из эдема, а также лишен всего, что получил за эти несколько месяцев, компенсировавших десять лет ссылки. Он все так же мог бы наблюдать за непоседой, встречаться с ним за чашечкой кофе, вести разного рода беседы... Но нет же! Аккерман сам все испортил, осознанно. Ведь можно было проигнорировать тот поцелуй на лестнице, уйти куда подальше от греха. Однако...       Молодой граф стоял под раскидистой кроной одетого в пушистую шубу дерева. Время от времени он потирал озябшие руки, выдыхал густой пар ртом, перешагивая с одной ноги на другую. Что самое интересное, черноволосый был полностью уверен в том, что ожидание его не напрасно — еще немного, и он услышит за спиной скрип снега под подошвой башмаков с штиблетами, робкое приветствие дрожащим голосом. И Ривай не ошибся. Точнее, не совсем. Посиневшие губы пришедшего мальчишки не обронили а ни звука — они тотчас припали к таким же холодным устам стоящего напротив парня, пытаясь вернуть в них кровь, растопить иней.       — Милорд... — очнувшись от минутного умопомрачения, протянул шатен. Смятение и неловкость зажгли и так пылающие щеки, скрыв всю прежнюю смуглоту смазленыша.       — Помолчи, — тонкие пальцы обхватили острый подбородок юнца, коль сам граф опять-таки вовлек его в поцелуй.       Предстояло столько всего обсудить, найти выход, объясниться, да и дать волю чувствам тоже хотелось. Но всего этого не сотворишь под открытым небом, на остужающем даже самые что ни на есть раскаленные тела потоке ветра. Посему Аккерман подозвал своего коня и, взобравшись верхом, протянул руку продрогшему виконту. Сегодняшнее ожидание черноволосого было скрашено подготовкой к этой самой встрече. Тайным убежищем для влюбленных послужил заброшенный особняк Чертчев, давно перебравшихся на чужбину в поисках своего предназначения.       Заснеженная аллея могла выдать незваных гостей очень любопытным особам, оттого Ривай въехал на задний двор, сокрытый еще одним обветшавшим домом. Спустившись на свои две, граф протянул руку помощи и мальчишке, здоровски промерзшему от поздней прогулки на чересчур свежем воздухе. Ноги уже даже не кололо иглами — они просто пекли, будто находились в кипятке.       Пройдя во внутрь строения и укрывшись от подымающейся метели, парни принялись сбрасывать с себя набитые снегом верхние одежды, раскидывать их по покрытой пожелтевшими простынями мебели, дабы те просохли. Аккерман подошел к камину, еще излучающему тепло от не до конца прогоревших угольков. Да, перед тем, как отправиться в парк, парень немного протопил, чтоб хотя бы уменьшить запах сырости, прогреть маленько воздух в комнате. Что правда, для этого, поди, и целого дня не хватило бы, не говоря уже о паре часов. Касательно сизого дыма, расстилающегося над крышей — из-за непогоды его не было видно, да и на опустевшей улице часто бродят не имеющие пристанища люди. Так что всегда можно списать сие злодеяние на бедолагу, укрывшегося в одном из пустующих жилищ.       Подкинув на жар бумагу и дров, Ривай остался сидеть перед камином, безразлично созерцая на вспыхнувшие языки огня. Тревога в голубых глазах передалась и вставшему позади него на колени Йегеру, бережно положившему свою голову на крутое плечо. Холодные руки мальчишки обвили чужие, такие же ледяные. Виконт сильнее прижался к сгорбленной спине, ожидая хотя бы полслова от человека, чье сердце так громко избивается о ребра, заставляя задыхаться и умирать от неведения.       — Эрен... — Ежели в голове фраза сложена, то на языке она растворяется, отдавая горьким послевкусием. — Я должен... Я завтра уезжаю. Меня призвали на службу. И отказаться, сам понимаешь, возможности нет.       Вот и все — слова сказаны. Завтра наступит меньше чем через пять часов, но пока что есть время: время для прощания, для любви, для мечты.       Горячие капельки упали на открытый участок шеи черноволосого, скатились вниз, вызвав мурашки по коже. Эрен тяжело выдохнул и прикоснулся припухшими от прикусываний губами к мокрому следу после сбежавшей слезы. Наверняка, мальчишка стал бы возражать, обижаться, раскричался бы до выступления багровых пятен на своем прекрасном личике... Однако он сего не сделает, ибо сам уже давно упаковал чемодан. От судьбы не убежишь — эту истину юноша познал в день новой встречи со своим любимым и в день вынужденной разлуки, что оказалась детским лепетом по сравнению с нынешнем положением.       Аккерман обернулся назад, придерживая Йегера за кисть положенной на его плечо руки. В груди колко сжалось, когда он увидел влажные дорожки на щеках юноши, скатывающиеся к подбородку, его бегающие глаза, точно малец сделал нечто ужасное, злое.       — Эрен?       — Я замерз. Очень... Согрей меня? — просьба прозвучала как вопрос. Неуверенность и стыд поглотились вожделением, подталкивая виконта на бесстыдные вещи. Он, так и продолжая ронять слезы, надвинулся на Аккермана, повалив его на вымощенное у камина ложе, прильнув к истерзанным устам, что вдруг проронили усмешку:       — Ты так настойчив... вконец стыд потерял?       — Я просто соскучился.       Блики пламени охватывали взмылившиеся тела, окутывая их алым шелком. Глубокий стон подымался из легких и царапал горло обоих любовников. Пальцы Ривая вцепились в бедра юноши, медленно подымающегося и опускающегося на нем. Когда сам Эрен, пребывая в блаженстве, слегка запрокинул голову назад и прикрыл подрагивающие веки: виконт не хотел омрачить эти секунды слезами, потому предпочел не смотреть в глаза черноволосого. Чувствуя в себе раскаленную плоть, пульс любящего его человека, он погружался в обволакивающую мягкость, которую не хотел утратить.       Так ритм танца тел не сбивался, пока Эрен не взял руку графа и не поднес ее к своим приоткрытым губам. Легкое прикосновение, а следом и отчаянный рывок — лицо мальчишки окунулось в ладонь мужчины, стараясь найти защиты от невзгоды. Соленые капли все же заблестели на ресницах, как бы их не сдерживали. Аккерман приподнялся на одном локте и его плененная в кольце дрожащих рук кисть освободилась. Пальцы прошлись по припухшим устам юноши, смоченным слезами и слюной, и опустились на грудь, к изнывающему сердцу.       Розы — это всего лишь символ боли и несправедливости в этом мире. Когда тянешься к чему-то прекрасному, надеешься заполучить хотя бы частичку, толику света для своей гиблой души, непременно одержишь наказание за свое нахальство. Шипы не позволят тебе взять больше, чем тебе предназначено самой судьбой. Но если ты так жаждешь, то будь готов к расплате.       Сердце под ладонью просилось наружу. Не выдержав этого порыва сокрушительных волн, Ривай опустил руку ниже, и еще ниже. Эрена пробила дрожь. Он больше не мог сдерживаться — отдал все, что накопилось. По внутренней стороне бедер потекло что-то горячее, скользкое и липкое. Запах похоти полностью овладел воздухом в пыльном помещении, где имело место быть продолжение. Аккерман брал Эрена, а тот полностью и безвозмездно отдавался ему раз за разом. И так до самой утренней мглы.       Йегеру временами было противно самому от себя, так как его поведение напоминало манеры продажной девки из публичного дома: он отверзался перед мужчиной, пошло стонал и просил еще, теряясь и забываясь в чувствах блаженства. Одначе разница между ним и куртизанкой велика — мальчишка не продавал свое тело за деньги какому-нибудь первому встречному — он любил своего единственного обладателя, этого наглого собственника, всей душой. И пусть все сие выглядит по-детски, а сам он походит на тонкослезую девицу, падающую в обмороки от ревности, наигранно дующую губки, коль что-то идет не в угоду ей... Нет. Юноша искренен: он говорит то, что чувствует; каждый раз взлетает на крыльях надежды и каждый раз больно приземляется, разбиваясь до полусмерти. И сейчас он позволяет себе парить в чужих небесах, дабы после залечивать глубокие, но полученные добровольно, раны. Он хочет преподнести себя, как самый бесценный дар, чтобы его запомнили навсегда; хочет раствориться без остатка, напоить собой партнера, смешаться с кровью в его венах; желает отринуть все на свете, дабы ничто не могло испортить, омрачить этот момент перепутья неизведанных дорог жизни. Оставляя позади страх и слезы, жаждет той самой нежности, причиняющей боль и страдания. Отныне его плоть пронизана кровожадными шипами, впивающимися и вздергивающими сердечную мышцу.