Нежные шипы

      Зоэ должна была отправиться обратно в Митру через четыре дня. И я пожелал ехать с ней — смысл лежать в госпитале, коль у меня есть дом. Только благодаря Ханджи мне удалось вспомнить все то, что я пытался сделать практически год. После долгих бесед, даже ни о чем, что-то да всплывало. Разумеется, я переживал по поводу своей внешности. Но опуская этот неприятный момент, мне так хотелось встретиться с Эреном, прикоснуться к нему, как в том сне, пусть до недавнего и отвергал его реальное существование. Жажда познать вкус его губ, шелковистость кожи — узнать все это заново. Но, помимо предвкушения какого-то ликования, перед самым отбытием я узнал еще кое-что интересное.       Ханджи весело щебетала, не препинаясь ни на секунду. Она стояла напротив открытого окна и щурилась от припекающих лучей летнего солнца. Да, первая неделя жары подступила незаметно. Не знаю отчего, но мне было очень приятно ее слушать. Ханджи даже дивилась этому, ибо в добрые старые времена не единожды получила бы замечание. Должно быть, я просто соскучился, так что пускай трещит без умолку. В принципе, ее радость можно понять. Да и еще Зоэ уже почти как полгода не была дома и успела посетить все уголки Элдии. В Митре, как и в каком-либо другом городе, ее никто не ждал: друзьями так и не обзавелась, а вот со старым отцом и вовсе рассорилась. Можно сказать, что во всех отношениях Ханджи была копией меня — одиночка, ищущая свое место в крошечном мире. Вот только с ее лица не сходила улыбка, будь у нее на душе радость или же горе.       Монолог был в самом разгаре, когда Зоэ умолкла, приметив силуэт Пиксиса, завернувшего за угол. Следовало еще уладить некие формальности, оформить надлежащие документы, дабы можно было в дальнейшем устроить мое официальное воскрешение. Итак, подхватив подол платья, Ханджи направилась к кабинету врача, как из двери к нам навстречу вышла все та же Миледи, скрытая под сеточкой вуали. По наряду девушки Зоэ сразу узнала кем приходится эта гостья.       «— Петра?» — Голос Ханджи громом раскатился под сводом и обрушился на мою голову. А когда незнакомка открыла лицо... Какой же я дурак! ***       — Куда же вы постоянно убегаете, граф? — хихикнула девушка, прикрывая уста рукой. Она следовала прямиком за молодым человеком, нахмурившим тонкую бровь. — Ведь сегодня ваши именины, а самого виновника торжества не сыскать.       — Леди Рал, прошу меня простить, но у меня дела. — Глупая отмазка, поди. Вероятно, из-за этого она и не подействовала. Потому Петра продолжала сокращать дистанцию, то смущенно краснея, то бледнея ликом. Она знала, чего хотела, как это знал и Аккерман. И вот светловолосая уже стояла так близко к своей цели, на сколько сие было возможным. Голубые, затуманенные жаждой подчинить себе, глаза всматривались в, казалось, пустые глазницы напротив — Ривай не спешил отвечать или что-либо делать. Однако стоило девушке нагло потянуться за поцелуем, припав ладонями к широкой груди, как та самая пустота сверкнула брезгливостью, а пальцы графа сомкнулись на тонком запястье.       — Простите, Леди, я не могу допустить совершения вами ошибки, — Ривай отстранил от себя светловолосую и развернулся на каблуках в сторону выхода. — С вашего позволения.       Укромных углов в особняке Аккерман не счесть. И все же сложно найти подходящий, коль нижний этаж переполнен гостями. Канун Рождества всегда проходил весело и шумно. Но в этот раз шум мог быть и иным.       В самой отдаленной комнате, примыкающей к погруженному в полумрак зимнему саду, в томном ожидании находился один из приглашенных. Безумие, да и только.       Косая дорожка света упала на тяжелые листы фикуса и монстеры, что вздрогнули от маневра своего хозяина. Тихий хохот и шелест — парни уединились, желая просто посидеть и полюбоваться луной сквозь стекло куполообразного свода. Но невинным посиделкам воспрепятствовали, притом не в самый подходящий момент.       — Вот, значит, куда вы спешили, граф, — послышался голос из темноты, только губы любовников соприкоснулись в поцелуе. Йегер утратил дар речи, коль Ривай обернулся к вышедшей на свет. Девушка всеми силами пыталась скрыть свое разочарование, обиду, брезгливость. Но состроить отрешенный, подобно его Сиятельству, вид не удалось. — Вы так ничтожны.       Липкая пощечина не изменила эмоцию на лице Аккермана, продолжающего беспристрастно созерцать разъяренную дочку самого герцога, точно она пустое место. Это невероятно больно ударило по самолюбию юной красавицы, ибо ей предпочли не подругу, и даже не конкуренту, а парня. Ее отвергли, унизили, растоптали.       Заметный след заалелся на щеке графа. Рука Петры снова поднялась, дабы украсить пятерней и вторую, однако была захвачена на взмахе.       — Леди Рал, послушайте, это все недоразумение, эдакая шутка, — мальчишка удерживал кисть Петры, обрушивая на нее всевозможную ложь, что приходила в голову. Но та не слепая и не дурная, в состоянии отличить реальность от фальши.       — Как же мерзко, — прошипела она, высвободив свою руку из плена и тут же ударив ею Эрена по лицу. Подхватив юбку, девушка горделиво вздернула нос и засеменила на выход, коль виконт хотел побежать за ней, разубедить в увиденном. Однако Ривай подхватил его под локоть со словами — «Оставь, пусть все будет так». А что оставалось делать, ежели в комнату заглянула и Кушель, благо подоспела только на пощечину, отпущенную Йегеру. Без каких-либо вопросов и вмешательств, женщина выскользнула обратно в коридор, полагая, что ее присутствие осталось незамеченным. ***       «— Да, я храню ваш секрет, граф, и по сей день, — усмехнулась девушка, пожимая плечами. — Но вот только, уходя из особняка в тот вечер, я поклялась себе в том, что найду способ отомстить и вам, и Йегеру. Так оно и случилось, жаль, не слишком уж скоро, как хотелось».       Узнав, что супруг был тяжело ранен в бою, а также, что флот Элдии потерпел приличные утраты, Петра, не задумываясь, прибыла в военный городок. Если честно, ее мало интересовал муж — среди раненых девушка искала определенного человека. Графиня готова была забыть о своей мести, пребывая у постели бессознательного, коий вдруг очнулся и выкрикнул знакомое ей имя. Злость и обида вспыхнули с новой силой и кара за отказ имела место воплотиться в то же мгновение.       Победоносный, горделивый взгляд пришпилил окружающих Миледи. Но не меня. Все-таки, смутно помня произошедшее несколько лет назад, я положился на удачу в игре слов, стараясь причинить всю ту вынесенную мной боль самовлюбленной кукле. Однако в разговор вмешалась Ханджи.       «— И во имя мести ты согласилась пойти под венец с нелюбимым? Ты желала лишить Ривая титула? Ох, бедняжка, что же с тобой станется, коль в скором часе раскроются все денежные махинации твоего тестя?» — в ярости карие глаза потемнели еще пуще, а губы искривились. Дай Зоэ возможность, и она выдрала бы пшеничного цвета локоны бессовестной вместе с корнями. Между тем угроза Ханджи вызвала смех у Петры, хлопающей в ладони, дескать, браво, отличная реплика.       «— Я не лишусь своего положения в любом случае. А вот ты, гиблое создание, никому отродясь не была нужна. И на Смита можешь не надеяться — он не поможет вам».       Здесь великодушие Зоэ исчерпалось. Она была излишне уязвима. Требовалось что-то предпринять, особенно, когда на горизонте появилась Рене, вполне готова к не дамской беседе. Да, мое время пришло. Тем не менее я не знал, как правильно выразить свою мысль.       «— В тот вечер мне даже смотреть на вас было противно — распущенность девушку ни в коем разе не красит. А что вы себе позволили? А что позволили бы мне? Вы тогда в наш с Эреном адрес обронили фразу — "как же мерзко"... Знаете, то же самое я мог сказать по отношению к вам. — Я сделал паузу и набрал воздуха для финального штриха. — А еще вы сохранили произошедшее в тайне только из-за тягостных стыда и досады, ибо вам, дочери влиятельной персоны, первой леди и красавице, предпочли парня».       Отвечая плевком на нож в спину, я чувствовал, что мог бы просто смолчать и достойно уйти. Почему я этого не сделал, зачем я раскрыл рот? Кому я хотел сделать больнее? Все мои поступки никогда не оправдывались и не приносили добра. Я порождал только страдания.       Петра заскрипела зубами, выпуская пар. Пальцы напряженных рук вцепились в сумочку, готовую порваться в клочья от впившихся в нее ногтей. Выдержав паузу после оскорбления и при этом не утратив самообладания, девушка как бы между прочим обратилась к Пиксису, объявив о расторжении договоренностей — она больше не помощник в строительстве. Это, бесспорно, огорчило старика, но и тотчас грузом спало с его плеч.       «— Удачи, — деловитый кивок и разворот. — Не беспокойтесь, отныне я больше не буду вмешиваться в вашу жизнь, граф. Боги уже наказали всех, кто причинил мне боль».       Сказав это, графиня стала спешно шагать, а я бросился вдогонку — что она имела в виду? Но, как будто по щелчку, меня подхватили под руки двое ее сопровождающих, не давая нагнать беглянку. Петра остановилась у самой двери и самодовольно улыбнулась, увидев мою растерянность и отчаяние — она выиграла эту партию, ибо вела игру по своим правилам. Представляю себе, как же жалко я смотрелся. Черт! А когда в голове точно что-то разорвалось, и кровь ударила в нос, я и вовсе повалился на колени, зажав виски ладонями. Очередной приступ, да еще так не вовремя.       И вновь утро встретило меня в палате. Однако теперь чувства иные, ведь все тайны и замыслы обнажились перед взором справедливости.       Поникший, от незнания что делать дальше, Дот тихо шептал Ханджи о моем самочувствии и неготовности покинуть бесцветные стены, а та только вздыхала, косясь в мою сторону. Я заметил ее колебания и намерения уступить человеку в белом халате, потому встал и принялся одеваться. Уже при полном параде и отзавтракав горстью таблеток да порошков, приблизился к переговорщикам.       «— Ханджи, мы едем домой».       Голос мой звучал как никогда твердо. Эта решительность подчинила сомнения Зоэ, и она одобрительно кивнула.       «— Да, Ривай».       Напоследок, прощаясь с Пиксисом, Ханджи дала мужчине обещание, что вопреки всему поможет завершить стройку западного крыла на деньги, вырученные с продажи ее собственных земель в Орвуде. Она готова отдать все в благодарность за мое спасение и забыть об обмане и удерживании меня силой. Ведь, правда, что может поделать маленький человека, когда между знатными семьями идет многолетняя война.       И вот я ехал в кэбе по знакомым улочкам. На протяжении всего пути картина жизни людей разного покроя стремительно менялась: от обветшалых сараев к более-менее приличным постройкам. А вот большие города не утратили свой шик и по сей день. На фоне мелькающих домов и шума из них доносился лепет Ханджи, распланировавшей уже всю свою неделю пребывания в Митре. Боже, как же долго она не была дома, подумать только. И все-таки ей больше по душе отшельнический образ жизни — когда никто не досаждает. И что же Ханжи будет делать, ежели продаст поместье в Орвуде? Поедет в Трост?       Я слушал ее: где-то сочувствовал, в чем-то поддерживал. Однако и упреку место было — игнорирование писем, газет, публичных мероприятий — все новости проходили мимо Зоэ, а она начинала гнаться за ними только спустя приличное количество времени. Порой возникало чувство, будто вокруг Ханджи образовывался какой-то купол, коль за его границами — черная дыра, поедающая все на своем пути. Или все это лишь банальное недоверие?       Итак, сквозь, поистине, затянувшееся путешествие, я вернулся в дом, в котором меня никто не ждал. Черный костюм и легкая накидка с капюшоном поверх, что мне их купила Ханджи, а также белые перчатки, скрывали мои изъяны. И только трость выдавала еще присутствующую хромоту.       Подняв голову, я окинул взглядом всю ширь и высь белого строения — не передать эмоции, бушующие в груди. Кэб уже увозил Ханджи в сторону центра, а я все продолжал стоять перед коваными вратами посреди тротуара. Сколько бед и радости здесь витает? Наверное, самая мизерная часть. Из своих двадцати девяти лет жизни, я провел в этом особняке шестнадцать, пять из которых — детские, неполные воспоминания. Но, кажется, я был счастлив. Ведь был?       Собравшись с духом, я сделал очередной шаг навстречу то ли прошлому, то ли будущему — мое последнее пристанище. ***       — Мама, очнитесь, это я, Ривай. Я живой, я вернулся, — стискивая плечи женщины, раз за разом повторял черноволосый. Он смочил салфетку водой из графина и принялся ею промачивать лоб и щеки утратившей сознание. На шум и непонятный мужской голос прибежала служанка. Работница ожидала увидеть все что угодно, но только не восставшего из мертвых господина. Она зажала рот и с несвойственным писком рухнула на колени. Весь особняк подчинился хаосу — граф жив.