Границы доступного

Два года спустя.

      В то утро, первого сентября, у меня было скверное настроение. Вы, возможно, сейчас подумали: " Первое сентября — день, когда многие школьники в не самом приятном расположении духа», но я скажу, что многие, как бы там ни было, всегда в этот день немного радуются. Тем более, что я перешла в одиннадцатый класс, и это было моё последнее первое сентября в качестве ученицы. Но мне не было радостно. Прежние чувства ненависти к одноклассникам и учителям немного поубавилось, но не пропали совсем. Да и сейчас, в принципе, тоже. Мне кажется, что отголоски того скверного прошлого уже никогда не оставят меня совсем, ибо такое враждебное чувство стало частью меня, как бы прискорбно это не звучало. Но, в любом случае, этого чувства стало намного меньше. Видимо, с возрастом до меня дошло, что если я буду травить себе душу, уничтожая себя, то это ни к чему хорошему не приведёт, — именно поэтому я потратила немало усилий, чтобы относиться ко всему с равнодушием. Я попыталась целиком и полностью отдать себя учебе, что получалось у меня достаточно неплохо. К тому же, мои одноклассники тоже росли и становились умнее, как и я. И той травли уже не было.       Но мне было печально. Это было первое за долгое время, так сказать, празднование Дня Знаний без Марии, ибо она все время усиленно готовилась к поступлению в престижный лицей исторических наук. Я была искренне рада за неё, однако чувства страха перед тем, что мне предстоит быть одной в обществе своего класса, заглушало чувство радости за приятельницу, которая осуществила свою мечту. Эгоистично — знаю, но ничего поделать с собой я не могла. Я, конечно, для красоты текста, могла бы написать иначе. Написать то, что выставит меня в выгодном свете, но это было бы неправдой.       А поделать я ничего не могла — от моего хотения мало что зависело. Поэтому мне пришлось встать в восемь часов и собираться.       Если честно, то в тот день я надеялась на прогул, который хотела списать на опоздание. Но не вышло.       — Ты уже встала? — Спросила мама, которая никогда не обременяла себя хотя бы стучаться.       — Я тебя просила стучаться, — ответила я ей с неким раздражением.       — Мало ли, что ты просила: это моя квартира, и если захочу, то вообще вышвырну тебя отсюда! — ответила мне грубо мама, а она никогда не любила, если ей перечили.       Она вышла, громко хлопнув дверью. Причём с такой силой, что у меня упали с полки пара книг. Я опять не смогла это вытерпеть, и беззвучно заревела. Ну вот, мне пришлось вылить пол флакона тонального крема, чтобы скрыть красноту, которая появилась на моем лице из-за слез.       Я всегда любила одеваться скромно и невзрачно. И дело был не в том, что мне не хотелось выделяться, — просто я всегда считала, что девушка должна одеваться просто, но со вкусом; поэтому я надела чёрную кофту с рукавами в три четверти, которая была с круглым вырезом, открывая мои ключицы, и заправила её в серую юбку выше колен на одну ладонь; волосы же я просто оставила распущенными, заколов только длинную челку. — всё это сильно подчеркивало мою худобу, но об этом думать было уже поздно. Тем более, что благодаря невзрачным цветам мне удавалось оставаться более менее невзрачной.       Когда я вышла в коридор, где висели куртки, шарфы и шапки, там уже стояла мама. Я прошла мимо неё, стараясь не обращать внимание на злой взгляд в мою сторону.        — Ничего не хочешь мне сказать? — Спросила она, сложив руки на груди.       — Я опаздываю, — ответила я, натягивая балетки на ноги. Я уже хотела выйти, как мама проорала в мою сторону мат, кинув в меня чашку, которая стояла на тумбочке в коридоре. Слава Богу, что она не попала мне в голову.       Я ничего не сказал на этот выпад, а просто быстро вышла из квартиры. Новая порция слез уже наворачивались на моих глазах, но я изо всех сил старалась сдерживать их, убеждая себя в том, что оно того не стоит; чувство несправедливости разрывало меня изнутри, но я ничего не могла поделать, кроме как кусать губы до крови и сжимать руки в кулак так сильно, что ногти врезались в ладони, оставляя красные полумесяцы.       До школы я старалась идти как можно медленнее, потому что мне нужно было время, чтобы прийти в себя, ибо нельзя перед одноклассниками появляться в таком состоянии. Кстати говоря, до школы мне идти от силы минут пять, потому что она находилась прямо через дорогу, но дошла я за все десять. Этого времени мне хватило чтобы отдышаться и успокоиться.       В нашем школьном дворе уже столпилось огромное количество учеников. Играла громкая музыка, которая была типична для такого дня и для такого заведения. В такие моменты я понимаю, что есть такие вещи, которые никогда не меняются. Вот стоит преподаватель биологии, держа табличку «9М»… Хотя, нет. Все же меняется — в прошлом году это была табличка «8М». А вот преподавательница английского, которая кричит на свой класс… Хочу сказать, что я никогда не слышала, чтобы она говорила спокойно. Надо отдать ей должное — за столько лет работы она ни разу не сорвала свой голос. Я усмехнулась. О, а вот стоит Таисия Кирилловна, держа табличку «11Ф». У меня сбилось дыхание. Не думала, что волнение будет настолько сильным, но назад пути уже нет.       Я старалась подойти очень тихо и незаметно. Вот есть я, но как-будто и нет; чтобы все знали, что я здесь, но в то же время забыли о моем существовании. Однако этого сделать не удалось.       — О, Кравцова! Смотрю, ты в своём репертуаре, — подал голос Денис Стрелецкий, чьи шутки мне казались всегда глупыми, но над ними все смеялись. Это ещё раз подтверждало то, что у моих одноклассников дурные вкус и юмор.       Хотя в чем-то он прав, чего греха таить. Сегодня все такие беленькие и чистенькие. А я, как обычно, во всем темном. Но, ведь, это моё дело, не так ли? Какое им дело до меня?       Но сегодня мне повезло: на этот выпад никто никак не отреагировал, и все просто с каким-то отвращением посмотрели на меня. Ну и пусть. Для меня их мнение ровным счетом ничего не значит. Думаю, это взаимно.       Чтобы не скучать, я начал осматриваться. Каждый год к нам приходили новенькие. И сейчас я их тоже заметила. Их двое. Один парень — он уже влился в наш класс, ибо был в центре всеобщего внимания. Странно. Это редкость. Обычно наш класс не принимает новеньких. И ещё одна девушка. Она стояла поодаль и ни с кем не разговаривала, но обращала на себя внимание. Она очень красивая: густые волосы цвета молочного шоколада собраны в конский хвост, а на лице совсем легкий макияж, который подчеркивал её голубые большие глаза; она обладательница небольших щёк, но выразительных скул, и пухлых губ. Одета она была со вкусом. Не, так сказать, «по моде». Не было этих модных рюшек на рубашке, не было темного белья под светлой блузкой, не было открытых плеч. Её рубашка была персикового цвета с рукавами в одну четверть, — они были достаточно широкие, и это ей шло, ибо у неё были достаточно худые плечи. А ноги были обтянуты не очень длинной юбкой, в которую была заправлена рубашка. Но ей это тоже шло, хоть и подчеркивало её полноватые ноги. Смотря на неё, можно подумать, что она умеет преподнести свою не совсем идеальную фигуру — худой верх и полноватый низ. По крайней мере, сейчас она выглядела очень красиво и эффектно.       За всем этим наблюдением я не заметила, как она подошла ко мне.       — Привет, — она мне приятно улыбнулась и продемонстрировала ямочки на щеках.       — Привет, — не улыбнуться было невозможно — её улыбка была очень доброй и искренней. — Ты новенькая, верно? — Спросила я, хотя прекрасно знала ответ.       — Да, я Тата, приятно познакомиться, — ответила и протянула мне руку, которую я непременно пожала, обратив внимание на неброский, но аккуратный маникюр.       — Тата? А полное имя?       — Наташа. Но называй Тата, я не очень люблю своё полное имя.       — Хорошо. А я Полина.       — Полина? А не Кравцова случайна?       — Да, кравцова. А мы разве где-то встречались?       — Нет. Ты ведь первое место в области заняла, когда писала сочинение, да?       — Да, но…       — Я читала его, и могу сказать, что у тебя явный талант к писательству! Да и твоё мнение я разделяю. Я, к сожалению, писать не очень умею. Я спец в математике. Но ты очень одарена.       — Спасибо, — сказала я, пребывая в небольшом замешательстве; у меня было такое приятное чувство, что кому-то понравилось то, что я сделала. — На самом деле, я потратила много сил и времени на подготовку к этому конкурсу. Так что не такая уж я и одаренная, просто пришла подготовленной и все.       — Это неважно, ведь написала ты его сама. А подготовленными туда многие пришли, я уверена в этом. А первое место заняла ты.       — Ну спасибо. А ты из какой школы?       — Я из пятьдесят восьмой. Вместе с Зеленовым, — ответила она и кивнула в сторону новенького.       — Так вы одноклассники? А почему перевелись? — Спросила я, но потом пожалела об этом вопросе, ибо заметила, что моя собеседница замялась, стараясь подобрать правильные слова. Я поняла, что ей не очень приятна эта тема, и постаралась её сменить.       — Так ты говоришь, что хорошо разбираешься в математических науках?       — Да, с самого детства любила.       — А вот я совсем её не понимаю. То есть, у меня неплохая оценка, но заработана она кровью и потом, как говориться.       — Так ты отличница?       — На данный момент, с девятого класса. Но с каждым годом становится все труднее.       — Не переживай. Все хорошо будет, — ответила она и снова мне улыбнулась.       Тата у меня вызвала положительные чувства, и, к тому же, она была далеко не скучным собеседником; я бы продолжила с ней разговаривать, но началась торжественная линейка, на которой прозвучал гимн России, директриса произнесла речь, которую я уже выучила наизусть. Также нам объявили, что наша учительница по математике ушла на заслуженную пенсию, и нашим новым учителем будет Илья Владимирович — тот самый, который тогда чуть не сбил меня с ног. Многие на это отреагировали восторженными возгласами, особенно девочки; я же отреагировала на это никак, собственно, как и Тата. Все-таки, годы тренировок прошли не даром — я действительно стала равнодушной. Хотя, я бы и без этого отреагировала на это событие с равнодушием: мне нет дела до того, кто будет вдалбливать в мои мозги понятие о крестиках и ноликах. Главное, чтобы я все поняла.