Границы доступного

Конечно, мою одежду спасти уже не удалось. Да и спасть-то там было особо нечего. Поэтому добродушный Илья Владимирович просто дал мне свои спортивные штаны и оставил эту футболку, когда пришла пора ехать домой. Завтракать я не стала, несмотря на аргументы, что мне надо поесть. Сейчас даже от мыслей о еде меня начинает мутить. Но меня беспокоил тот факт, что головные боли не проходят. Вчера меня несколько раз били о голый асфальт, поэтому глупо было бы полагать, что это не обернётся последствиями. Один раз, когда мы были уже в коридоре, я не удержалась от небольшого вскрика, потому что боль была уже невыносима. — У тебя все хорошо? — Спросил учитель, нахмурившись. — Да. — Ответила я, держась одной рукой за стенку, а другой за голову. — Просто голова болит. Он только тяжело вздохнул и открыл дверь, пропуская меня вперёд. Когда мы оказались в машине, то я поняла, что адрес говорить не нужно, ибо Илья Владимирович меня уже подвозил до дома. И даже, когда он завернул в другую сторону, ничего не сказала, потому что думала, что он решил поехать другой дорогой. Но, когда машина выехала на дорогу, которая ну уже совсем никак не могла вести к моему дому, я забеспокоилась. — Вы, кажется, перепутали. Мне… — У меня проблем с памятью пока нет, Кравцова. — Перебил он меня в своей обычной насмешливой манере. — Тогда… Куда мы едем? — Спросила я, вздёрнув бровь. Мне это не нравится. — В больницу. — Ответил без всяких комментариев. Хотя, здесь они и не нужны, потому что и так все ясно. Но меня не устраивало, что за меня кто-то что-то решил. Я такой человек, который сам привык принимать решения. Мне становится омерзительно, когда кто-то решает за меня. Не знаю даже, почему именно чувство омерзения, но в такие моменты именно оно преобладает надо мной.  — Нет. — Отчеканила я. Получилось грубее, чем я ожидала, но меня это в данный момент не беспокоило. Дело было даже не в больнице. Просто мне не очень хотелось показываться кому-либо ещё в таком виде. Я, конечно, понимаю, что врачи и не такое видели, но я и так уже выглядела достаточно жалко в своих глазах. Посещение врача только бы все усугубило. — Я не хочу к врачу. Пожалуйста, отвезите меня домой. — Просила я достаточно грубым голосом. Знала, что неправильно, но остановиться не могла, потому что видела, что разворачивать Илья Владимирович не собирается. — Илья Владимирович! — Я уже перешла на крик. — Остановите машину! — Не ори, Кравцова, а то у меня барабанные перепонки лопнут. — Он пытался пошутить, но сам был напряжен, как и я. Не знаю, что мной руководило в тот момент. В меня будто вселился бес. Я просто схватилась за руль машины, чтобы поменять направление. Машина поехала косой, потому что я рулить в принципе не могла, так ещё и сидела неудобно, а Илья Владимирович был ошарашен тем, что я сделала. Но пришёл он достаточно быстро в себя и нажал на тормоз… Ещё бы мгновенье, и мы бы врезались в дерево. — Ты совсем чокнутая?! — Я вздрогнула, так как не ожидала услышать такого крика. — Нас обоих решила угробить?! Я боялась поднять глаза, но все же сделала это… Лучше бы не делала. В них была ярость. Честно, была удивлена, что такой как он может быть таким… Разгневанным. Хотя, в этом нет ничего удивительного. Я только что чуть его не убила. Каждый бы так себя вёл, когда его жизни что-то угрожало бы. Сейчас этим «что-то» была я. — Я, ведь, сказала, что не надо. — Промямлила тихо. И только сейчас поняла, как это было глупо. — Да я помочь тебе, дуре, хотел. Мне тебя просто жаль стало. А ты меня вот так вот отблагодарила? — А не надо меня жалеть! — Крикнула я и вышла из машины. Но, сделав пару шагов, я поняла, что опять проваливаюсь в темноту. ***** Я стояла возле подоконника вместе с Марией и беседовала с ней обо всем и ни о чем вообщем, когда к нам подошла наша знакомая из одиннадцатого класса. Точнее сказать, не наша, а Марии. Я знала только ее имя. — Мань? — Окликнула она, подходя к нам. Господи, что за нелепое «Мань»? Она же не собака. — Привет, Карин. С днём рождения! — Улыбнувшись, она приобняла ее. — Спасибо. Тебя сегодня ждать? — Она, кажется, меня даже не заметила, ибо просто оттолкнула, чтобы устроиться поудобнее. Вот наглость! — Где ждать? — Ну, у меня в загородном доме. Я же устраиваю небольшой праздник. — И ты хочешь меня на нем видеть? — Спросила подруга, заметно удивившись. Я бы тоже удивилась, если бы была на ее месте. Я знаю, что они практически не знакомы. Эта девушка, может и выглядит недалекой, но неплохо знает историю. И однажды они делали совместный доклад на какую-то там ежегодную конференцию. В принципе, это все. Больше они никак не пересекались. И было странно, что она пригласила Марию. — Конечно. Должна же я как-то тебя отблагодарить за помощь в моей победе. — Слово «моей» она особенно выделила. Вообще-то, это была их совместная победа. Но Мария, будучи неконфликтным человеком, тактично промолчала. — Ты знаешь, я не любитель… — Закончить фразу ей не дал звонок. — Вообщем, адрес ты знаешь. Приходи, и можешь пригласить кого-нибудь. — Быстро протараторила Карина и побежала на третий этаж. **** — Придётся идти. — Вздохнула подруга, когда я спросила пойдёт ли она к Карине. — Она, ведь, пригласила. Как-то неприлично не приходить. — Не хочешь — не иди. Уверена, она даже не заметит, что тебя не будет. — Пожала я плечами. Я не видела смысла туда идти, потому что такой, как Мария будет скучно с толпой глупых одиннадцатиклассников. Но это мое мнение, а решать ей. — Нет. Пойду. Вдруг заметит? Не хочу ее обижать. — Как хочешь. Но лично я бы просто не пошла. — У меня есть одна просьба к тебе… — Нет! — Я сразу же догадалась, о чем она хочет попросить. — Вот это без меня! — Ну пожалуйста. Я не хочу идти туда одна. — Так не иди. — Я не могу. Меня так совесть замучает. Ну пожалуйста. Я, ведь, не так часто тебя о чем-то прошу. — Взмолилась подруга. И я сдалась. **** Когда я открыла глаза, то сразу почувствовала запах медикаментов. Перед глазами были черные пятна, которые были очень четкими на белом фоне. Но самое удивительное, я не чувствовала боли. Только небольшую слабость и желание поспать. Но это и неудивительно, ведь, я только проснулась. Через несколько минут картинка перед глазами стала более чёткая, и я могла различать предметы вокруг себя. Белые стены и потолок, пружинистая кровать с белым постельным бельём и ненавистный мною запах лекарств говорили мне о том, что я нахожусь в какой-то больничной палате. В палате не было ничего примечательного, кроме того, что здесь была только одна кровать — моя. Вообще, в стандартной палате должно быть пять или шесть кроватей, но тут только я. А ещё здесь был небольшой телевизор. Не плазменный, а обычный, похожий на чёрную коробку. Затем я поняла, почему не чувствую боль в животе и голове. Капельница с какой-то прозрачной жидкостью. Видимо, обезболивающее. Это объясняет и чересчур сильное желание в сне, которое должно было уже пропасть. Я попыталась сесть, но мне не дали этого сделать. Я почувствовала мягкое касание к своей грудной клетке, которое немного давило, укладывая меня обратно.  — Господи, Слава Богу проснулась! Лежи, не вставай. Я сейчас позову доктора. — В нежном, но охрипшем голосе, я узнала маму. Через несколько мгновений передо мной стоял симпатичный мужчина средних лет в белом халате. Сначала он что-то записывал и делал что-то с капельницей. И только потом соизволил обратиться ко мне. — Как самочувствие? — Мне показалось, что этот вопрос был глупый. Хотя, он, наверное, спросил для галочки. Ибо он же должен показать, что его, якобы, волнует каждый пациент и его самочувствие. — Как лёд на палящем солнце. — Ответила я быстрее, чем успела подумать. Конечно, врач не оценил мои художественные и совсем неуместный сравнения. Это я поняла по его вздернутой брови. Но сам он ничего не сказал, а только кивнул и вышел. Ну и скатертью дорога. — Господи, я так испугалась. — Прошептала мама и села на мою кровать, где лежали мои ноги. — Ты вечером не пришла. Я себе месте не находила. Такого себе нафантазировала. — Мама бормотала очень быстро и тихо, но я все понимала и слышала. — Мне уже ближе к обеду твой преподаватель позвонил. — Продолжила женщина после недолгого молчания. — Я, если честно, уже и не надеялась. Но, когда мне сказали, что ты в больнице, то даже дослушивать не стала. Просто рванула сюда. Я все это время молча наблюдала за ней. Выглядела ужасно. Какой-то полу-пучок-полу-хвост на голове. Под глазами невероятных размеров мешки под глазами, а кожа настолько бледная, что она могла бы слиться с белой больничной стеной. Очень хорошо все это подчеркивали черные джинсы и чёрный пуловер. — Ой, извини. Ты, наверное, устала. — Мама наконец остановила свой нескончаемый поток слов. — Я тогда позже зайду. — Нет! — Сказала я резко и попыталась встать, но не вышло. — Останься ещё ненадолго. — Попросила я и улыбнулась ей. Она мне ответила такой же мягкой улыбкой и села обратно на мою кровать. — Я даже не думала, что ты так за меня переживаешь. — Сказала я и посмотрела на неё. Мне действительно было интересно, что она ответит. — А как иначе? Я всегда за тебя переживала и переживаю. Ты же мой ребёнок. Единственный родной человечек на всём белом свете. Как же мне за тебя не переживать? — Но ты мне этого никогда не показывала. — Сказала я и по привычке хотела пожать плечами. Разумеется, у меня не вышло, но мне кажется, что зрелище было веселое, потому что в этот момент я была похожа на ящерицу. — Ну не наручниками же тебя к батарее приковывать. Тем более, я всегда хотела, чтобы ты выросла нормальным человеком. Если бы я хоть часть своих переживаний показывала тебе, то ты бы выросла избалованной и невоспитанной. — И вместо этого ты решила мне всеми способами показывать, как сильно меня не наводишься? — Я вздернула бровь и посмотрела на неё злым взглядом. — Это все было в порыве злости. — Мама опустила глаза. — Я очень сильно переживаю после скандалов и ссор с тобой. — Да что мне до твоих переживаний? — Тихо пробормотала я. — в просто посмотри, кем я стала благодаря тебе. Социопаткой, которая ненавидит всех. Мама! Я не могу общаться с людьми. Они меня раздражают. Я их терпеть не могу. И все это благодаря твоим стараниям. — Мой голос становился все тише, но злее, в то время, как глаза мамы становились, как чайные блюдца. — Я… — Что ты?! Что? — Из глаз потекли слезы. Я уже не видела маму, а только её расплывчатый контур. — Уйди, пожалуйста. — Полина… — Уйди! — Я крикнула так сильно, как только смогла. Не могу её видеть. Женщина тяжело вздохнула и вышла из палаты. Мне не было её жаль, когда я видела её расширенные мокрые глаза. Мне не было её жаль, когда видела сгорбившуюся спину. Мне не было её жаль. Это она во всем виновата. Она виновата, что я стала… Такой. Это она виновата, что каждый мой день становится новым испытанием, где от моей души откалывают маленький кусочек чего-то важного. Это она! Это все! — Лёд на палящем солнце? Интересная метафора. — Услышала я знакомый голос, а затем увидела и его обладателя. Илья Владимирович мягко мне улыбнулся и сел на стул, придвинув его ближе к кровати. Странно, мне казалось, что сейчас меня все будут раздражать. Но… Только не он. С ним становилось как-то спокойно. — Здравствуйте. — Пробормотала я и сделала очередную попытку сесть. — Давай я тебе помогу. — Сказал Илья Владимирович и, не дожидаясь моего ответа, аккуратно обхватил мои плечи и немного подтянул наверх. — Спасибо. — Я улыбнулась и почувствовала, что мои щёки покраснели. — Да не за что. Ты так и не ответила на вопрос. — Какой вопрос?.. Ах, про лёд. Ну, не знаю. Просто мне кажется, что, если бы лёд был живой, то ему было бы не больно таять, потому что это происходит медленно. Но с каждой секундой становится все тяжелее и тяжелее. Такое ощущение, как-будто из тебя медленно высасывают силы через пылесос. Так и со мной. Вроде, боли нет. Но… в то же время что-то есть… Честно говоря, приятного мало. — Вынесла я вердикт и посмотрела на него. — Н-да, рассуждала бы ты ещё так о цифрах и интегралах, то цены бы тебе не было, Кравцова. — Ответил он и ещё раз улыбнулся. — К сожалению, лёд — единственная метафора, на которую я способна. По крайней мере, сегодня. — Ответила я и поджала губу. — А о математике лучше не напоминайте. И так голова болит. — Будем считать, что это неудачная шутка, Кравцова. — Его наигранный строгий голос меня насмешил, поэтому я тихо рассмеялась. — Ты зачем так с мамой? — Он так быстро сменил тему, что я аж вздрогнула. — Потому что она заслужила. — Выдохнула я. — Я совсем не жалею, что так сделала. Каждый должен получать по заслугам. — И чем же твоя мама заслужила такое обращение? — А вы разве не видели? — Я хохотнула, но мне было совсем не смешно. — Помните, тогда в сентябре… — Согласен, она слегка… Вспыльчивая. — Это вы видели только малую часть. Если бы вы видели все, то поняли бы, почему я… Так ненавижу. Я впервые сказала это вслух. Всегда, когда я произносила фразу, что ненавижу свою маму, то это было только в моей голове и сгоряча. А сейчас это было все-равно, что признание самой себе. Вот моя настоящая сущность. Я не в состоянии любить всем сердцем. Я могу только ненавидеть. Я не могу кого-то полюбить… Кроме себя. Именно жалость и любовь к себе создают эту ненависть ко всем. Вот такая я. Настоящая я. — Ненавидишь. — Произнёс Илья Владимирович задумчиво. Это было скорее утверждение, чем вопрос. — Всем сердцем. — Но я все-равно ответила. — Она виновата… В том, что я стала такой. Я не могу нормально общаться с людьми. Я могу в любой момент сделать что-то плохое. Я же даже вас чуть не убила. Такое ощущение, что у меня раздвоение личности. Вроде бы, я нормальная, как и все. Но в то же время, после недолго общения с кем-либо, мой второй голос говорит, что не стоит. Что нужно уйти. И я не могу ослушаться. Я, ведь, даже не знаю, какая я. Так часто звучит такая красивая фраза «будь собой, это самое главное». Но вся соль в том, что я не знаю, кто я сама. И в этом виновата она. — Я произнесла все это на одном дыхании. Я не хотела делиться этими мыслями, но мне просто необходимо было выговориться. — Знаешь, Полина, проще всего спихнуть всю вину на кого-то. А ты никогда не задумывалась, что сама себя до такого довела. Я расширена свои глаза и уставилась на него. Уж этого я точно не ожидала. — Вы меня совсем не знаете. — Прошептала я. — Я видел твою маму, когда ты лежала здесь еле живая. Она не могла причинить тебе вреда. И я уже достаточно знаю тебя, чтобы сказать… Во всем виновата ты сама…