Вы бы были лучшими педиками страны

      Шасту не спалось. И дело было даже не в том, что Поз, видимо, простыл, из-за чего-то и дело храпел, и даже не в том, что другу приходили оповещения о просмотрах на ютубе. Его мысли не покидала Кристина. Точнее, то, как она легко раскрывалась тем, кто задавал ей вопросы из вежливости и одновременно закрывалась от тех, кто, действительно, хотел знать все о ней. Как она закрывалась конкретно от Антона. Не подпускала. Заставляла его подниматься в небеса и толкала обратно на землю, ломая его позвоночник.       Он натянул джинсы и схватил со стола пачку сигарет. Шлепая босыми ногами по холодному полу, Антон направился на кухню. Он остановился в дверном проёме, когда увидел знакомый силуэт около окна.       Соколовская тоже была здесь и, что окончательно ввело Антона в ступор, курила. Она была одета в короткие спортивные шорты, в которых Антон уже видел её сегодня утром, и черную футболку, в которой Шаст встретил её первый раз. К футболке претензий не было, но вот шорты… Такие вызывающе короткие шорты, когда в твоей квартире ночуют четыре здоровых мужика, и лишь один из них женат.       — Не знал, что ты куришь, — сказал он поучительным тоном.       Спина Соколовской дрогнула, но она не повернулась на Шастуна.       — Браво, Шаст, возьми с полки пирожок. Ты меня поймал, — она картинно развела руками. — Я начала раскрываться с худшей стороны. Наши отношения вышли на новый уровень.       Шаст продолжал стоять посреди комнаты, как идиот. Он еле поборол в себе желание сделать несколько шагов вперед. Ему хотелось прижаться к ней и обнять её. Хотелось почувствовать её сердцебиение под своей рукой, прижаться к ней всем телом. И, черт возьми, почему эти шорты такие короткие? Как бы Антон не старался контролировать себя, его взгляд все равно опускался на её длинные ноги, даже в полутьме, которая царила на кухне, они казались ему очень сексуальными.       Антон покачал головой. Нет, стоп, нужно прекращать эти мысли. Соколовская по-прежнему не поворачивалась на него, словно он вдруг перестал для неё существовать.       — Когда мы были вместе в гостинице, ты не курила, — Шасту не хотелось оживлять эти воспоминания, и он пытался воспроизвести этот эпизод равнодушно, но голос предательски дрогнул.       — А ты не вёл себя как мудак и не обижался на меня из-за дурацкой ревности, — пожала она плечами. — Ты курить будешь? Или решил вылить на меня ушат с помоями за эти пару дней?       Шаст встал рядом с ней, Соколовская протянула ему зажигалку. Он прикурил. Стоило ему встать рядом, как Кристина потушила свою сигарету в пепельнице. Для Антона это был добрый знак — возможно, именно поэтому она не хотела на него поворачиваться. Она не хотела, чтобы он знал о её вредной привычке. Не хотела, чтобы он узнал. Узнал её настоящую.       Шаст сжал в руках сигарету крепче и обжёгся, из-за чего выругался. Она повернулась на него и покачала головой.       — Ты не замерзнешь? — Антон кивнул на открытое окно.       — Почему я должна замерзнуть? — Кристина сложила руки на груди.       — Окно открыто, ты больше раздета, чем одета, — сглотнув, напомнил Шаст и отвернулся от неё.       Она не ответила, лишь продолжила смотреть на него, изучая черты его лица. Антону хотелось, чтобы она сказала хоть что-то, хоть какую-нибудь ерунду, про красивый профиль или про то, что он смешно хмурит бровь. Но больше он, конечно, жаждал о её прикосновении, пусть даже и случайном, словно само собой разумеющимся, как тогда, когда она хотела узнать, что происходит в телеграме у ребят.       Но Кристина лишь смотрела на него, не отводя глаз. А он не мог найти в себе силы, чтобы повернуться на неё, боялся спугнуть и тихо ждал хоть чего-то. Эти месяцы общения показали Антону, что Соколовскую легко можно спугнуть и гораздо лучше не замечать её, игнорировать, не отвечать на её взгляды, но позволять рассматривать себя.       Она, наконец, отвела свой взгляд, и теперь повернуться на нее смог Шаст. Он выпустил клубы дыма. Интересно, почему она всё ещё не уходила? Стояла рядом, но при этом ничего не говорила, словно ждала чего-то. Удивительная девушка — сама не подпускает к себе, но при этом, кажется, его попытки добиться её расположения ей нравятся.       Шаст не понимал, как можно находиться так близко, но при этом быть так далеко.       — Почему ты не сказала, что твои родители погибли? — сигарета была докурена, но Антону не хотелось покидать кухню.       Он закрыл окно и разместился на подоконнике напротив Соколовской. Она блеснула своими глазами в темноте.       — Зачем? — отвела она свой взгляд. — Мне хватило твоей сочувствующей мордашки, когда я смотрела на своего бывшего.       — Но Арсу ты всё вывалила. Ах да, он же твой любимчик, — погладил себя по подбородку Шаст — ему бы не мешало побриться.       — Попов задал вопросы, позже он поддержал разговор из вежливости. Я в силу своего воспитания отвечала. Ты же норовил узнать всё обо мне, а я этого не хотела.       Антону хотелось вытянуть руки вперед, положить их на её талию и прижать эту девушку к себе. Но она снова начала строить эту незримую стену между ними — запрещала ему узнать хоть что-то о ней.       — Я тебе что, настолько противен? — и снова этот взгляд. — Ты бы предпочла тогда в фойе встретить Арса, да? Он бы не доставал своей симпатией, с ним можно было бы поболтать.       — Ну, с чего ты взял? — покачала Кристина головой и улыбнулась.       — Почему ты вообще тогда начала со мной общаться, я не понимаю, — пожал плечами Шаст и сложил руки на груди. Соколовская посмотрела на браслеты, которые висели на его запястье. — Хотела таким образом потешить своё самолюбие?       — Я бы не стала так делать. Это подло по отношению к тебе, — Кристине разговор переставал нравиться — это отразилось на её лице. Она попыталась уйти, но Антон остановил её за руку.       — Тогда, почему ты меня не держишь, но и не отпускаешь? Каждый раз, когда ты не говоришь ничего о себе, не рассказываешь о своей работе, как тебя зовут, ты только подстёгиваешь меня лезть из кожи вон, чтобы узнать эту информацию, — он видел, что его прикосновение ей некомфортно, поэтому убрал свою руку.       Кристина провела ладонью по руке, где только что были пальцы Антона, словно после него там остался ожог.       — Извини, Антон, мне завтра на работу. А тебе завтра рано вставать, ребята сказали, что в десять вам надо быть в Москве.       — Да, я завтра уезжаю. Рад, что ты заметила, — растянул свои губы в ухмылке Шастун, спрыгнув с подоконника.       — Антон, — она позвала его, когда он собирался уйти. — Я бы не хотела, чтобы мы с тобой расстались на такой ноте.       — Да тебе плевать, как мы разойдемся, — не выдержал Шаст, слух которого резануло напоминание о расставании. — Кристин, ты будешь жить как раньше. Если я не захочу, ты так и будешь смотреть на меня через экран телевизора. Ты не сделала ни шага навстречу мне. Тебе плевать, что я с ума схожу, когда понимаю, что даже твой бывший парень значит для тебя больше, чем я, — он остановился, понимая, что кричит, и раздражился, когда понял, что она не отрицает ни единого его слова. — Соколовская, что он сделал для этого? Трахнул тебя и бросил?       Всё было как в немом кино, словно Шаст смотрел его в замедленной съемке. Вот рука Соколовской медленно поднимается, и её ладонь встречается с его щекой. Полученная пощечина звенит в ушах Антона несколько минут, затем расходится вибрацией по его телу. Он схватился за свою щеку, чувствуя, как она начала пульсировать от неожиданной боли. За свои слова надо платить.       — Спокойной ночи, Антон, — её голос задрожал первый раз. Ноты, которые появились в её голосе, прежде никогда не были знакомы Шасту. — Будь благодарен мне за то, что я с тобой не переспала. Не хотела бы я из-за случайного секса стать для тебя важнее твоей девушки.