Цветы Дьявола

      Одним из своих достоинств Дин всегда считал умение сперва действовать, а потом уже размышлять, стоило ли оно того. Совершенно бесполезное в мало-мальски тонких материях вроде дискуссий о высоком, оно не раз спасало жизнь в критической ситуации. Например, таких, когда спросонья обнаруживаешь в полуметре от себя тлеющую занавеску.       Мигом стряхнув остатки сонливости, он скатился с кровати. В висках билось: хватай брата и беги! Номер стремительно наполнялся жаром, и ещё быстрее — дымом. Обжигающе горячий, он забивался в рот, нос, глаза. Дин закрыл лицо подушкой и кинулся к неподвижно застывшему в кресле Сэму: он же не мог успеть надышаться этой дрянью?! Проклятье, голова кружится…       — Подъём! Горим! — крик вышел хриплым и завершился приступом кашля. Не дожидаясь, пока во взгляде брата появится хоть подобие осмысленности, Дин ухватил его за руку и потянул к выходу. Ну же, всего пара шагов! Неожиданным препятствием выросла перед ними дверь. Чертыхнувшись, Дин сунул подушку брату и подёргал ручку. Та не поддалась. Не могли же петли так быстро оплавиться, тут и огня-то ещё нет! Заклинило? Какой-то мстительный дух решил спалить их заживо?! Нет уж, так просто Винчестеров не возьмёшь! Собрав остатки сил, он хорошенько вдарил по двери под жизнерадостный треск петель.       Отбежав для порядка на десяток метров — благо Сэм с лёгким запозданием начал сам перебирать ногами — он обернулся. Огонь бушевал уже и в дверном проёме, недвусмысленно намекая, что стоило промедлить ещё минуту-другую — и они поджарились бы, как ломтики хлеба в тостере.       — Знаешь, — после каждого слова Дин хватал ртом утренний воздух, после жара комнаты обжигающе ледяной, и всё никак не мог надышаться; ещё горько от дыма и пепла, но всё лучше, чем в эпицентре пожара, — будь добр, в следующий раз выноси себя сам. Для спасения моими героическими руками ты самую малость тяжеловат.       Огонь перекинулся на крышу, и что-то с грохотом обрушилось с противоположной стороны здания. Как ни отшучивайся, а страшно подумать, что бы с ними стало, будь они ещё внутри. Тем временем взгляд Сэма, присевшего на асфальт, прояснился, и он глубокомысленно протянул:       — Дверь.       — Сэмми, ты бредишь! — Дин обеспокоенно заглянул ему в лицо, но, как выяснилось, волнение за младшего было напрасным.       — Зачем ты её выбил? Она же, — фразу прервал то ли сдавленный смешок, то ли кашель, — в другую сторону открывалась.       Страх отступил. Если ещё способен шутить, значит, не пострадал. Головная боль постепенно отступала, и вместе с ровным сердцебиением возвращалась ясность мыслей.       — И что это, как думаешь? Нас пытались убить?       — Не думаю, — Сэм покачал головой, глядя куда-то за спину. Обернувшись, Дин понял, что он имеет в виду. В гостинице полыхала лишь пара номеров, а вот одноэтажный частный дом по соседству был охвачен пламенем целиком. На заднем дворе догорали несколько деревьев, причём одно из них вальяжно склонилось к окнам мотеля. А он-то уже версий понастроил — от демонической мести до умышленного поджога, так хорошо складывались, даже досадно.       От нервно-насмешливых мыслей не осталось и следа, когда незнакомая женщина, одетая весьма экзотично — в ветровку поверх ночной рубашки и стоптанные тапки — закричала:       — Да где черти носят этих пожарных! Там внутри люди!       «Были» — так явно вышло бы точнее. Вонь горящей пластмассы, треск перекрытий, языки пламени, вырывающиеся сквозь плавящиеся стёкла — не дом, а жаровня. Здесь уже стоило надеяться не на спасение запертых в доме, а на их сравнительно безболезненную смерть от удушья — по сравнению, разумеется, со сжиганием заживо.       Несмотря на ранний час — едва начало светать — толпа возле дома только разрасталась. Какой-то большой оригинал пытался протянуть шланг через улицу со своего участка; увы, обширная практика охоты, включавшая в себя и наблюдение за пожарами, намекала, что при всём желании не хватит напора. В лучшем случае выйдет защитить соседние здания от летящих искр.       Адреналиновый рывок, благодаря которому Дин до сих пор держался, прошёл, и на смену пришли слабость и дрожь в коленях. Если бы не эти крики… если бы он не проснулся… Его от угарного газа защитила подушка, у брата лицо было открыто. Сэм и сейчас выглядел неважно: бледный, дыхание неглубокое и прерывистое, глаза слезятся, и, кажется, сквозь весь уличный шум слышно, как тяжело и неравномерно колотится сердце. Заставив себя сделать глубокий вдох, Дин ухватился за его плечо: здесь, рядом, живой. Подавив порыв обнять его, как в детстве, Дин преувеличенно весело воскликнул:       — Напомни мне потом сказать «спасибо» собственной лени. Именно она меня надоумила вчера, что уже поздновато перетаскивать вещи в номер из тачки. Так что, считай, пострадал только наш спокойный сон.       — И моя ветровка. Осталась на спинке кресла.       Хотя Сэм отвечал, он не отводил взгляд от горящего дома, от подъехавшей машины, суетящихся пожарных и соседей. Немолодой байкер — очевидно, их сосед по мотелю — тянул одного из пожарников на себя, и, судя по редким цензурным словам, мелькавшим между сложными матерными конструкциями, требовал немедленно спасать из огня его коллекцию пивных банок. На всё это Дин смотрел словно со стороны. Им сейчас только это и оставалось — наблюдать.       — Даже интересно, у нас хоть раз получится просто приехать в город? Просто отдохнуть? Без людей, умирающих под носом. Без… — младший брат неопределённо пошевелил рукой, — без всего этого?       — Люди умирают каждый день. Это хреново, но факт, так что… обычно мы сами выискиваем что-то такое, но на этот раз — просто совпадение. Печальное, но не стоит думать, что это хоть как-то с нами связано. Кто-то уснул с непогашенной сигаретой, не выключил утюг… не всех убивают призраки и демоны.       Так себе, конечно, получилась утешительная речь. На троечку. Но реакция на неё была совсем неожиданная:       — Ты уверен? Ну, что это не по нашей части?       — Процентов так на девяносто девять.       — А ты посмотри вон туда.       «Туда» означало по левую сторону от дома-жаровни, где толпились взволнованные соседи. Среди них выделялась одна: полная женщина, которой пошло бы быть той доброй бабулей из рекламы, которая печёт внукам самые вкусные пирожки, если бы не сжатые в нитку губы и зло прищуренные глаза сиамской кошки. «Сэмми, не все люди с подозрительными лицами — преступники», — так Дин хотел сказать, но затем сообразил, что брат имел в виду. Выбежавшие на запах дыма, люди одевались наспех, кто во что горазд: вот мужчина в трогательных розовых туфлях, принадлежавших жене или дочери, а вот девушка-подросток в растянутых пижамных шортах и безразмерной куртке цвета хаки.       На «сиамской кошке» красовались отглаженная блуза, слегка припорошённая летящим пеплом, и чёрная юбка в пол — не тот наряд, который можно слёту накинуть. Узкий воротник, стягивавший пухлую шею, скрепляла брошь-камея. Губы шевелились, как если бы старуха что-то беспрерывно бормотала. Вот она заметила пристальные взгляды — и повернулась к сидящим на асфальте Винчестерам, словно между ними вовсе не было толпы и дымной завесы.       Огонь тотчас съёжился, отступил — и в считанные минуты угас совсем. Вопреки секундной мысли, что сейчас старуха исчезнет, испарится вместе с улетающим дымом, она совершенно по-человечески приподняла край юбки, перешагнула через поваленный столбик забора и направилась к братьям.       — Вас, полагаю, удивляет моё спокойствие?       — Что вы, — попытался выкрутиться Дин: «сиамская кошка» внушала тревогу похлеще десяти пожаров разом, — просто, эмм, такая привлекательная и представительная женщина в такой обстановке…       Совершенно учительским жестом старуха велела ему замолчать:       — Я вышла, когда загорелась эта гостиница. Божья кара не должна затрагивать невинных.       — Божья кара? — переспросил Дин, не отрывая взгляд от дверного проёма, где уже показался один из пожарных. На руках он нёс девушку. Если вспомнить, как полыхал дом, она выглядела подозрительно нетронутой: оливковая кожа без следа ожогов, а волосы и не думали дымиться. Даже куртка, которой её прикрыл припозднившийся спасатель, не скрывала наготы. Сбросила загоревшуюся одежду? По случаю жары легла спать без пижамы? И почему это кажется важным?       — Минди! Боже… — девушка-подросток из толпы закрыла лицо руками. Пожарный внимательно посмотрел на напарника:       — В доме есть ещё кто-нибудь?       — Белый мужчина, около двадцати пяти. Мёртв.       — А она?       — Дышит.       «Сиамская кошка» брезгливо поджала губы и отвернулась от девушки, вокруг которой суетились врачи из подъехавшей «Скорой». Это совершенно неуместное выражение не укрылось от Дина:       — Вам её не жаль?       — Она грешница, и получила по заслугам. Когда я увидела огонь, тотчас поняла: Господь решил наказать их обоих, обрушить на их головы огненный дождь и серу.       Сэм, до того молча наблюдавший, передёрнулся:       — Бред. Каким должен быть грех, чтобы вот так…       Старушка круто обернулась, хлестнув воздух подолом юбки, и прищурилась. Её зрачки показались чуть вытянутыми, совершенно кошачьими:       — Кровосмешение, юноша. Тот мертвец в доме — её старший брат, и только накануне вечером я видела, как они… они… — не найдя в своём лексиконе приличествующих случаю слов, «сиамская кошка» поперхнулась. Девушка-подросток, ещё мгновение назад судорожно рыдавшая, вдруг отделилась от толпы и подняла на старуху полыхающий взгляд:       — Старая ведьма! Это ты, ты их подожгла! Ты убила Майка!       Никак не отреагировав на «старую ведьму», она преувеличенно распрямилась и одёрнула юбку:       — На вашем месте, мисс Лейксон, я бы была поосторожнее с заявлениями. Я понимаю ваше горе, но подобные обвинения…       «Мисс Лейксон» стиснула зубы и сжала кулаки:       — Поосторожнее? А то что, и меня спалишь, инквизиторша херова?!       Дин не успел даже вклиниться между ними — настолько быстро девушка набросилась на старуху и с силой дёрнула за шиворот:       — Это всё ты, святоша, ты и твои грёбаные молитвы! Довольна, сука?! Тебе нравится смотреть, как люди задыхаются и горят?! Отвечай, пока я тебя не придушила!       При всём желании, придушить соседку у мисс Лейксон бы не вышло — не в последнюю очередь потому, что подоспевшие пожарные ухватили её за руки и оттащили в сторону, подальше от «старой ведьмы». Та возмущённо поправляла перекосившуюся блузку. Между пуговиц украдкой мелькнул серебряный крест. Девушка продолжала биться и кричать. Нет, сейчас говорить с ней бессмысленно — она ничего дельного не скажет. Может, если зайти к ней чуть позже… Чёрт, кажется, план расследования начал складываться в голове против воли.       Стоило Дину посмотреть на брата — и тот скрестил руки на груди:       — Дай угадаю: ты сейчас скажешь, что это не наше дело.       — У неё крест на груди, Сэмми. Из серебра. Ей до полного алиби не хватает только хлебнуть святой воды.       — Призраку не обязательно находиться внутри её тела, чтобы повлиять на разум. В конце концов, она могла сделать это самостоятельно, безо всякого влияния…       — Правильно, и во втором случае — это дело для полицейских, а не для нас. Говорю тебе, в этом нет ничего странного. Дом загорелся, двое жертв, одна из которых к тому же выжила — Дин проводил взглядом отъезжающую машину «Скорой помощи», — сам понимаешь, не похоже на работу привидения.       — Ни следа ожогов, огонь погас, стоило старухе отвлечься… В любом случае, — Сэм устало выдохнул, как бы подводя черту всему их разговору, — я уж точно не отдохну, пока не выясню, что за хрень тут произошла.       Это упрямое выражение было Дину хорошо знакомо, и говорило об одном: отговаривать будет бесполезнее, чем предлагать рыбе акваланг. Поэтому он только душераздирающе закатил глаза и уточнил:       — Ну что, отпуск накрылся?       — Медным тазом, братец. Медным тазом.