***
Отделаться от дотошной Килан, цеплявшейся к каждому слову в отчете, удалось только к одиннадцати. Как ни странно, Гилберт ничем не намекнул на свою неприязнь к Даниэлю, ничем не выдал свои подозрения и лишь сухо, кратко изложил все факты, уложившись в одну страницу. Правда, судя по тому, что он периодически замирал на середине слова, глядя в пустоту, писал исключительно на силе упрямства. Но Даниэль был ему искренне благодарен за молчание и полное согласие с каждым словом. Впрочем, здесь им совершенно нечего было скрывать. Прохладный ветерок, гуляющий опустевшими улицами, усталость не прогнал, а скорее усилил, напомнив о том, что охотники не спали уже больше суток. Не хотелось ни говорить, ни даже думать. И попрощавшись с едва стоящим на ногах Гилбертом у дверей его комнаты, Даниэль хотел только лечь и закрыть глаза, оставив все мысли за порогом сознания. Закутанная в одеяло Матильда подорвалась с кровати, едва он переступил порог. – Ты вернулся! – Она замерла в шаге от него и облегченно выдохнула. – Все хорошо? – Ну вроде да, – Даниэль рассеяно упал на вторую кровать, облокотившись о прохладную стену, не имея сил даже шевельнуться. – Придется только завтра задержаться здесь немного. А потом решить, куда двигаться дальше. – Хорошо, – кивнула Матильда, и он только сейчас понял, что девочка выглядит как-то иначе. Пушистые волосы тщательно расчесаны и уложены в косу, а мелкие вьющиеся пряди обрамляют разом посветлевшее лицо маленькой полуТени. И даже одежда на ней сменилась – вместо привычного серого платья, просторная светлая рубашка, доходящая до самых пяток, отчего девочка постоянно спотыкалась, засуетившись по комнате. Даниэль невольно усмехнулся, с теплом глядя на нее. За эти несколько дней, слившихся, казалось, в одни бесконечные сутки, он даже успел привыкнуть к ее постоянному присутствию, даже немного привязаться. И, наверное, она это тоже чувствовала, потому что изо всех сих старалась перенимать человеческие привычки, желая ничем от них не отличаться. Идеальная мимикрия, когда, глядя человеку в глаза, нельзя понять, кто же перед тобой – действительно человек или все же чудовище, принявшее его облик. Не этого ли добивались те, кто создал полуТеней? Не этого ли добивается Матильда? И спрятав лицо в смоченном теплой водой полотенце, он мучительно пытался распутать правду и ложь, отличить искренность от фальши. Логика протестовала против интуиции, привычка разбивала доводы сердца, потому что как ни хотел, он не мог видеть в испуганном ребенке монстра. В конце концов, отец дал ему шанс на жизнь, рискнул, не зная, чем это может обернуться. Может быть… – Что случилось? – подошедшая Матильда отшатнулась, и в глазах снова отразился испуг. – Ничего, – Даниэль попытался улыбнуться как можно естественнее, но мышцы словно свело судорогой. – Просто от усталости дурные мысли лезут. Не обращай внимания… – Матильда всегда говорила, что нужно поспать, а утром на любые вопросы найдется ответ, – девочка взяла из его рук полотенце и в ответ протянула замотанный в несколько слоев ткани, чтобы не остывал так быстро, глиняный горшочек. – Поешь, это для тебя принесли. – Ответы, говоришь. Есть вопросы, ответов на которые не существует. Густой суп пах вкусно, но усталость отбила аппетит начисто, и он только рассеянно поболтал ложкой в горшочке. – Она говорила еще, что ответы есть всегда, просто они нам не нравятся. – Матильда снова села на кровать напротив, почти с головой закутавшись в одеяло. – Но я тоже не верю, что это так. – Не в твоем возрасте думать о подобных вещах, – со смешком заметил Даниэль, все-таки решившись попробовать поздний ужин, и, задумчиво соскребая со стенок остатки, заметил: – Хотя я не уверен, что понятие правильности будет одинаковым для всех, так что… Ладно, – он встал, поставил горшочек обратно на поднос и погасил свет неярких светильников на стенах. – Спокойной ночи, Матильда. Будем надеяться, что она действительно окажется такой. – Спокойных снов, – тихо отозвалась девочка из темноты. Уличные фонари протягивали свои желтоватые лучи в комнату, рисуя бледные полосы на полу. Ни шороха, ни звука. Артен безмятежно спал, зная, что на страже его снов бессменно стоят те, кто дал клятву защищать этот мир от чудовищ. А Даниэль обхватил плечи руками, пытаясь защититься от несуществующего мороза, потому что в ушах все еще стоял тот полный отчаяния крик, доносящийся из-за стен Управления.***
«Вчера свершилось историческое событие: после двух лет переговоров был поддержан Конклавом и подписан Его Святейшеством великим понтификом Брайеном мирный договор с княжеством Нордлиге. И теперь будут удвоены силы, брошенные на борьбу с Тенями…» Ну что ж – к этому все и шло. Престол Господень давно искал союзников среди соседей, и вполне успешно. В Соборе уже несколько лет как учились дети из других стран, готовясь нести защиту от Теней на свои земли. Но, несмотря на громкие заголовки, гласящие о невероятных успехах Церкви в этой нескончаемой войне, обычные люди совсем не ощущали никакого облегчения. Тени казались неискоренимой заразой, расползшейся по всей стране, заразой, которая с каждым днем укреплялась все сильнее. И Даниэль готов был поклясться, что раньше было не так. По крайней мере, отец чаще всего имел дело с обычными Тенями, а ему за последние несколько дней встретилось две полуТени. А сколько еще их может таиться среди людей? Он пролистал газету до конца, пробегая глазами заметки и выискивая хоть что-то важное. Но все страницы были наполнены исключительно хорошими новостями и досужими сплетнями, видимо, чтобы не портить впечатление о главной статье выпуска. Это все будет печататься еще как минимум неделю, и только потом вернутся новости о реальной жизни. А что успеет произойти за это время, о чем так никто и не узнает – оставалось только гадать. Как же удачно нападение Теней на поезд совпало с этим «невероятной важности» событием. Одно было точно – в розыске по всей стране он по-прежнему не был. И это не могло не радовать. – Что-то случилось? – Матильда заглянула ему через плечо. От нее пахло свежим хлебом и молоком, как от обычного ребенка, а яркие глаза казались отражением неба, а не души чудовища. – По их версии ничего. – Он положил газету на стол и обхватил ладонями еще горячую чашку. – Вряд ли о том, что случилось вчера в поезде, напишут вообще, пока есть ободряющие новости. – Но тебя все равно что-то беспокоит? – Да так, мелочи, – отозвался Даниэль, делая глоток сладкого чая. – Ничего такого, о чем стоило бы говорить сейчас, – он многозначительно взглянул на девочку, кивая на Гилберта, разговаривающего по телефону. – Меня больше интересует, о чем он так хмуро слушает. И, чую, мне это не понравится. – Я же говорила, что он опасен, – мрачно буркнула Матильда. – Нужно решать, как быть дальше, пока он не докопался до правды. Ну или… – Никаких «или». Мы ведь уже говорили об этом, – отрезал Даниэль, когда, поперхнувшись, едва откашлялся. – Я вернусь, и мы решим. Одно знаю точно – поездом мы не поедем. Попутешествуем немного пешком. Заодно и тебя адаптируем к обществу. Матильда только фыркнула, сложив руки на груди, но притворная сердитость снова сменилась беспокойством, когда она коснулась рукава формы охотника. – Тебе снова нужно в Управление? Сегодня ты выглядишь совсем иначе. Ты уверен, что ничего?.. Белый мундир действительно был скорее парадной формой, чем рабочей. В ней охотились разве что счастливчики, служившие в столице или других крупных городах, где за Тенью не приходится гоняться по бездорожью или выслеживать их из зарослей, как он сам несколько дней назад. Красиво – многие оборачивались, провожая восхищенными взглядами, а дети так и вовсе теряли дар речи, но совершенно непрактично. Впрочем, для официальной встречи в Управлении подходило идеально. Вот только Даниэль сильно сомневался, что Килан пригласила их только ради разговоров. – Мне просто нужно уладить парочку мелких формальностей, – он мягко потрепал девочку по волосам, вставая. – Не волнуйся, я вернусь совсем скоро. «Будь осторожен, – Матильда улыбнулась, оставаясь серьезна глазами. – Особенно с ним». «Я помню». Даниэль одернул рукава, отметив про себя, что в такой же форме Гилберт стал выглядеть немного старше, чем казался при первой встрече. Во всяком случае, загнанности в глазах, цветом теперь почему-то напомнивших о тяжелых грозовых тучах, стало куда меньше. Как и фанатичного блеска, на несколько мгновений проявившегося в Ригене. Растрепанные, а потом кое-как в спешке собранные волосы, были, наконец, зачесаны в длинный хвост, окончательно завершая строгий облик верного служителя Церкви. Понятно теперь, почему так дотошен и следует каждой букве ненужных правил. Не понял еще, что в реальной жизни от них проку нет. – Пора идти. Не думаю, что Килан будет в восторге от нашего опоздания. – А? – Гилберт был настолько погружен в свои мысли, что не сразу понял, что обращаются к нему. И даже поняв, несколько секунд растерянно смотрел на коллегу и только потом поспешно кивнул: – Да, конечно. И снова ни слова. Выглядел он гораздо лучше, чем накануне, но сейчас белая одежда только подчеркивала не до конца прошедшую бледность, а в глазах отражалось такое смятение, что Даниэль даже представить не мог его причину. В лучах утреннего солнца, при абсолютно ясном небе, безоблачным куполом накрывающим город, Управление выглядело совсем не так как ночью, без того налета загадочности, просто обычное здание, возле которого суетились обычные люди. Привычный шум, разговоры, и ни намека на те бьющие в душу голоса, которые доносились из него вчера. Но закрыв на мгновение глаза и попробовав чувствовать, как Тень, Даниэль понял, что тогда ему вовсе не послышалось. И отчего-то при свете дня от этих криков о помощи его забил озноб куда сильнее, чем ночью. Килан уже ждала их у стойки для посетителей, все в том же светло-сером костюме, все с таким же жестким выражением лица, которое, впрочем, смягчилось, когда она увидела, что охотники надели форму. Даниэль в который раз пытался понять, какой же пост она занимает и снова потерпел фиаско. Ее каждый, кого они встречали в Управлении, приветствовал с почетом и некоторой опаской, словно кого-то невероятно важного. Она вела их длинными запутанными для незнакомого с планом человека коридорам, уходя куда-то вглубь и вниз здания, и каждый следующий шаг давался Даниэлю все сложнее. Да и Гилберт, видимо, чувствовал себя неуютно, зябко поводил плечами, хотя было вовсе не холодно. Несколько постов охраны, вытягивающейся в струнку при виде Килан и с любопытством провожающих охотников после небрежно брошенной фразы: «Они со мной», массивные металлические двери, и еще одни, с несколькими замками. Только тогда девушка, наконец, повернулась к охотникам лицом и с холодной улыбкой заметила: – Надеюсь, у вас достаточно крепкие нервы. Немногие могут в достаточной мере оценить мою работу здесь, но вы, – она снова окинула их критическим взглядом. – Вы не похожи на слабаков, так что добро пожаловать в мою лабораторию. Свет, бьющий из комнаты, даже скорее зала, разделенного множеством перегородок, заставил отшатнуться, а впившийся в сознание крик – остолбенеть. В первое мгновение Даниэлю показалось, что он попал в огромный лазарет, где повсюду операционные столы, вдоль стены стояли стеклянные шкафы, но разглядев, что именно лежало на их полках, он поспешил отвести взгляд, чтобы столкнуться с другим, таким же ярко-лазурным, как у Матильды. Мальчик лет десяти внимательно смотрел на них из-за прутьев вмурованной в стену клетки. Смотрел, не шевелясь, даже, казалось, не дыша, только дрожа всем телом, покрытым уродливыми следами от заклятий. Он обхватил острые колени тонкими, как веточка руками, и первое что бросалось в глаза – вместо мизинца на правой руке был лишь короткий обрубок. А в голове настойчивым, но уже почти лишенным смысла повтором, звучало лишь одно: «Помогите…». Все звуки тонули в шуме крови в ушах, резко стало не хватать воздуха, но лишь остатки самообладания не позволили Даниэлю броситься прочь из зала, где отчетливо запахло смертью. Этот мальчик так напомнил ему его самого в том же возрасте. Тогда он уже знал заклятия, способные уничтожить Тень, и даже мог их применить, пусть и не очень удачно. И знал самую главную истину для любого охотника: Тени – чудовища, не заслуживающие милосердия. Тогда что же побудило отца спасти его? Какое чувство помогло ему избежать участи, которая кажется куда хуже смерти от одного заклятия? Какое чудо? – Почему дети? Они же… Почему не взрослые полуТени? – Потому что с детенышами легче справиться, – глухо донеслось сзади, и Даниэль резко обернулся, не ожидая, что коллега-охотник окажется таким же бездушным монстром, как их абсолютно бесстрастная проводница. Но Гилберт выглядел еще хуже, чем накануне. Бледностью он почти сливался с окружающими стенами, только глаза блестели как в лихорадке и губы чуть подрагивали, словно он хотел еще что-то сказать, но не решался. – Верно, – Килан кивнула словно бы с удовольствием, что ее понимают и разделяют точку зрения. – Только это не дети, Даниэль а ненасытные твари, умеющие только убивать. Пусть вас не обманывает их якобы безобидный вид, невинных здесь нет. Но поверить в это не получалось. Потому что сжавшиеся в комочек трехлетки, сверкающие глазами в покорном ожидании своей судьбы, не были похожи на убийц. Так же как и девочки-близняшки, прижавшиеся к стенам своих клеток, не желая разлучаться, даже не видя друг друга. Никто не плакал, кроме тех, кто появился здесь недавно и еще не понял – это бесполезно. Они были полны непонимания и отчаяния, но даже несмотря на это Даниэль поостерегся бы оставлять их за спиной, как Матильду. Потому что девочка боялась и убегала, а эти малыши боялись и в этом страхе отнимали жизнь. А те, кто был постарше, провожали охотников откровенно хищными взглядами. Они словно выжидали, как кто-то подойдет к ним слишком близко и удастся урвать себе хоть кроху энергии. И тут он в полной мере ощутил, о чем говорила Матильда, вспоминая своих братьев и сестер, понял, в чем была та непреодолимая пропасть между ними и этими правильными полуТенями. Они даже не ненавидели. Они просто хотели убивать, и желательно тех, кто сможет дать им как можно больше сил, чтобы выжить. Это было как зов крови, как что-то заложенное в самой их сути, то, чему невозможно, да и не нужно, сопротивляться. Инстинкт, заставляющий без раздумий выпивать тех, от кого они отличались такой малостью. – В какой-то мере мы оказываем благодеяние, – вела Килан, без единой эмоции глядя, как кого-то из подопытных привязывают к креслу, в то время как на столике рядом раскладываются блестящие инструменты. – И им, и всем людям. Они могут искупить совершенное ими зло и иметь шанс на прощение от Господа. А мы – получить бесценные сведения о том, что они такое и, возможно, найти еще пути борьбы с этими тварями. – Но разве эксперименты на Тенях не были запрещены? – Даниэль с трудом сдерживался, чтобы не зажать уши, сходя с ума от множества голосов, звучащих отовсюду несмотря на то, что на самом деле это все гремело в его сознании. – Насколько я помню… – Церкви вовсе необязательно знать обо всем, что творят ее верные служители. А Господу видно все и именно он рассудит нас, когда придет час. – Девушка улыбнулась, глядя в зал с гордостью и любовью, словно на любимого ребенка, достигшего небывалых высот. – И когда мы добьемся больших успехов – на нас обрушатся такие почести, что никто и не вспомнит о том, сколько запретов было нарушено. – Успехи… – пробормотал Даниэль лишь бы заглушить беззвучный крик в голове. – Как вы удерживаете их от перевоплощения? Ведь никакая клетка не удержит Тень в своих пределах. – А вот это, – Килан не удержалась от торжествующей улыбки, – и есть один из наших больших успехов. Она подошла к одному из металлических, запертых на замок шкафов, и, открыв, дверцы продемонстрировала несколько рядов тускло поблескивающих флаконов из темного стекла. – Наша новая разработка – препарат способный на некоторое время лишить полуТень возможности принимать любые облики, кроме человеческого. Мы бились над его созданием больше года, и всего несколько недель назад удалось получить идеальный результат. Его действия хватает на сутки, и в это время твари почти безопасны, если, конечно, не терять бдительности – убивать они все еще в состоянии. «Как кстати пара таких флаконов пришлась бы в Ригене. И Алису быстрее обезоружили, и люди не пострадали бы…» – И что теперь? Оставите себе это чудо-средство, – все тем же глухим голосом отозвался молчащий до того Гилберт, судя по нахмуренному лицу, подумавший о том же, что и он сам. – Вовсе нет. Мы уже отправили сообщение в конклав о нашей разработке, не раскрывая, разумеется, подробностей создания, и нас заверили, что его производство начнется с недели на неделю. Поэтому уже до конца лета все охотники смогут использовать его в своей работе. И это точно спасет не одну жизнь наших коллег. «Коллег… – прозвучало в голове незнакомым, до предела измученным, но восхищенным голосом. – Старший брат, ты, правда, совершил почти невозможное? Ты так притворился, что стал для них своим?» Даниэля обдало таким холодом, что он невольно пошатнулся и поморщился, неосознанно коснувшись внезапно занывшего виска. Он уже свыкся с тем, что порой приходится говорить с Матильдой таким способом, и это даже было удобно. Но пускать в сознание другую полуТень?.. Он оглянулся, пытаясь найти того, кто говорил и встретился взглядом с мальчишкой-подростком, прильнувшим к прутьям своей клетки и оскалившимся в не сулящей ничего хорошего ухмылке. Ярко-синие глаза подернулись мутью и смотрели в никуда, неровно отросшие волосы скрадывали черты лица, закрывали шею и когда полуТень склонил голову набок, словно пытаясь разглядеть охотников внимательнее, стало заметно, что рубцов на ней гораздо больше, чем на малышах. Грубые швы после операций опускались от шеи к груди, нелеченые ожоги от заклятий и раскаленных предметов пересекали открытые плечи, отвлекая от того факта, что на каждой руке осталось всего по три пальца, которыми подросток по-звериному цепко ухватился за решетку. – Вы их пытали? – сам не понимая, зачем пробормотал Даниэль, не сводя взгляда с плененной полуТени. Как будто уже само то, что над ними проводили эксперименты, не считалось пыткой. И вроде бы есть оправдание, и результат, который, возможно, поможет очень многим, и осознание того, что полуТени ничем не заслуживают жалости, но… Проклятое «но» перечеркивало все. Несмотря на то, что Даниэль отчетливо видел перед собой смертельно опасное существо, пусть и мало чем отличающееся от него, он с ужасом представлял, что пришлось перенести этому мальчишке с тяжелым взглядом и жуткой усмешкой живого мертвеца. – Не нужно строить из себя святошу, коллега, – резко отозвалась Килан, явно не одобряя того, что Даниэль подошел к клетке слишком близко и присел перед решеткой. – Вы забываете, что они не люди. У них нет никаких прав, кроме одного – умереть. И только нам решать, какую пользу они могут перед этим принести. Или вы полагаете, что они сотрудничают добровольно? «Мои братья и сестры погибли, чтобы они создали эту дрянь, не дающую нам сменить облик, – с доверительной печалью прошептал полуТень. – Иначе, ничто не удержало бы нас от грандиозного пиршества». – Нас учили убивать врага, а не мучить, – растерянно пробормотал Даниэль. – Это… – Мучить можно лишь людей. Тех, у кого есть душа, и кто способен чувствовать боль. Они же не знают, что это такое. Им не ведомо сочувствие или сожаление. Никому. «Мне мерзко это признавать, но она права. Мы выпили многих, прежде чем они сумели нас повязать. И я жалею лишь о том, что не успел больше. – Мальчишка слабо шевельнул оставшимися пальцами, не то разминая, не то любуясь ими, искривленными, неправильно сросшимися после переломов. – Старший брат, мы могли только мечтать, чтобы настолько идеально слиться с людьми. Но ты – идеальный притворщик… Старший брат, позволь коснуться, на удачу. Отомсти за нас…» Трехпалая рука в одно мгновение вылетела из клетки, но лишь впустую схватила воздух. И пусть Даниэль знал, что подросток не собирается атаковать, все равно отпрянул и не удержался на ногах. Заклятие Солнечного круга вырвалось совершенно рефлекторно, мерцающим пологом света отгородив его от потрясенно отшатнувшегося полуТени. Слабым эхом пронеслось в голове: «Даже так, старший брат? Это… это невероятно!» – Я же предупреждала, – спокойно прокомментировала Килан, глядя, как он поднимается, стараясь держаться дальше, чем дотягивались руки полуТени. – В них нет ничего человеческого. И в жалости они не нуждаются. Пусть Господь примет их в свои объятия и дарует то, что они действительно заслуживают. И он, – она кивнула на подростка в клетке, – узнает это уже сегодня. Затошнило и повело. Словно открыв сознание одной полуТени, он впустил туда и остальных, и теперь от нахлынувших чужих эмоций, среди которых самой отталкивающей оказалось искренне восхищение его двойственной природой, собственных воспоминаний и болезненных мыслей хотелось лишить себя всех чувств и притвориться, что ничего не происходит. Наверное, выглядел он совсем жалко, если Килан с сожалением глянула на них с Гилбертом, опустившим взгляд к полу, словно смотреть на все ему было так же невыносимо, и снисходительно добавила: – Ладно, на сегодня хватит с вас впечатлений. А завтра я бы хотела, чтобы вы помогли нам в охоте. Разумеется, это добровольно, но, думаю, вы примете правильное решение. Даниэль поморщился – да, любое Управление могло просить охотников из другой префектуры о помощи, и это был красиво завуалированный приказ, нарушать который себе дороже. Похоже, в этом кошмаре он застрял надолго…***
– Ты выглядишь ужасно. – Матильда оставила складывать свои немногочисленные вещи и с беспокойством села на край кровати, заглядывая ему в лицо. – Что случилось? – Просто говорили. Ничего такого… – Даниэль избегал смотреть ей в глаза, лихорадочно перерывая сумку, словно это могло успокоить, а в ушах все звенели чужие голоса, от которых его все еще бросало в дрожь и хотелось бежать куда угодно, лишь бы подальше от этого города. Подальше от себя самого. – Ничего? Да на тебе лица нет, после этого вашего Управления! Чем вы там занимались? – она осторожно коснулась его руки. – Кто-то узнал, что ты… такой же как я? – Что? – он подскочил на месте, словно от удара. – Нет! Нет, все в порядке. «Ты – идеальный притворщик», – оглушающим колокольным звоном билось в сознании, заставляя сердце колотиться в таком же ненормальном ритме. Даниэль бросил бесплодные попытки отвлечься на складывание вещей перед завтрашней охотой и возможным бегством из этого проклятого города и судорожно, до побелевших костяшек стиснул край сложенной на коленях куртки и выдохнул то, что мучило уже полдня: – Они ведь дети… обыкновенные дети. Многим даже семи нет… – О чем ты? – Матильда недоуменно сдвинула брови. – Какие дети? – Там… в лаборатории… – слова приходилось с усилием выталкивать из горла, потому что произнести вслух о том, что увидел сегодня, означало признать, что это правда. – Маленькие полуТени… вроде тебя. На них ставят эксперименты… чтобы… чтобы лучше бороться. Матильда секунду смотрела на него не моргая, словно пытаясь осознать, и тихо охнула. – Что? – только и сумела выдавить она. Даниэль опустил голову. Он все никак не мог избавиться от мысли, что лишь чудо в обличье его названного отца спасло его от подобной участи. Что было бы с ним, окажись он в руках исследователей вроде Килан? Что было бы с полуТенью, владеющей Даром? Он стал бы очередной жертвой или цепным псом, оружием в руках Церкви? Бесконечно опасным оружием, которое слишком рискованно использовать в бою против таких же монстров. Или он стал бы таким же чудовищем, как Алиса или некоторые из тех детей постарше, которые хотели лишь убивать всех тех, кто оказался на их пути? Может быть, он даже не знал бы, что такое человечность и милосердие… Может… Он почувствовал, что задыхается и, подорвавшись с кровати, настежь распахнул окно, впуская в комнату сладкий аромат сирени. Легче не стало, но прохладный воздух хотя бы прояснил сознание. – Да, Матильда, полуТени… десятка три, может быть четыре, детей от трехлеток, до почти взрослых. И все они… – он запнулся, не в состоянии передать всю ту гамму эмоций, которую чувствовал сам и которую излучали эти… – Не дети… – неожиданно твердо отозвалась Матильда. – У нас нет детства, как у людей. Едва мы встаем на ноги, нас учат убивать. И ненавидеть, презирать… Мы не знаем других чувств. Я до сих пор не понимаю многого, о чем говоришь ты, о чем мне говорила Матильда. Точнее умом понимаю, но не сердцем, – она приложила руку к груди и, помолчав мгновение, добавила: – Они опасны. Даже если ты такой же, как они, но поступаешь не по правилам, которые нам твердят с самого создания, тебя убьют. Не задумываясь, не колеблясь. Они жестоки, но по-другому. Совсем не так, как люди. Последние слова она произнесла с едва уловимым укором и затаенной болью, не то вспомнив своих «братьев» и «сестер», не то представив себе лабораторию, где тоже рисковала б оказаться. – Знаешь, – девочка заговорила тихо и немного отстраненно, – это как инстинкт, как некий зов, которому ты не можешь не подчиниться. Как осознание того, что иначе нельзя. Так волчата гонятся за своим первым зайцем, чтобы убить, иначе ослабнут и будут убиты сами. Этому нельзя противиться. Можно только пытаться сдержать себя. Попытаться… «…притворщик…» – настойчиво гудело в голове, не давая мыслить трезво. ПолуТеней учили убивать и притворяться, а он не просто притворился, он стал… Как… – Тогда почему ты не такая как они? – с неожиданной злостью бросил Даниэль. – Что с тобой не так?! «Почему я не такой? Почему я не стремлюсь убивать? Или все же стремлюсь, но иначе?» – Да не знаю я! – выпалила Матильда. На бледном лице выступили пятна, а прижатые к щекам руки тряслись. – Я задавала себе этот вопрос не один раз. Не знаю. И спросить не у кого! Притворство… Ее учили притворяться, но не быть. Но как отличить одно от другого? Как понять, не создавая критических ситуаций, когда обнажается душа? Если она, конечно, у полуТени вообще есть. Как ему верить ее словам? Как верить самому себе? Может быть, он и сам притворяется? Играет навязанную роль и настолько вжился в нее, что теперь не может отличить свои собственные чувства от чужих. Может быть, он и есть оружие, тщательно выкованное, выдрессированное убивать таких же, как сам? И вся радость от хорошо сделанной работы – не более чем торжество его Теневой сущности, ликующей от очередного убийства?! Но тогда почему было так мерзко от того, что он уничтожил Алису своими руками, а не заклятием? Может быть просто привычка? Может быть, отец ошибался, так веря в него? Может быть, своей добротой и заботой он лишь выстроил незримую клетку для Тени, не дающей до конца завладеть душой? И теперь эти хрупкие стены рушатся, выпуская на свободу монстра? Даниэль до боли укусил себя за ладонь, чтобы не завыть от охватившей его ледяной жути. В голове все путалось, и отличить правду от домыслов не получалось. Только страх заползал в сердце, и чувство какой-то обреченности – что ни делай, а конец предопределен, и он совсем не такой, каким ожидался. – Мы не выбирали, кем становиться, – глухо уронила Матильда после долгого молчания. – Кому, как не тебе об этом знать. Даниэль только покачал головой, глядя, как сияет на солнце шпиль Управления – точно так же ярко и безжалостно сверкали ненавистью глаза плененных полуТеней, надежно запертых всего в нескольких десятках метров от людей. А на самом деле разделенных непреодолимой пропастью чуждости. Сердце беспокойно екнуло в ожидании завтрашнего дня, и он медленно, с усилием, проговорил: – Не выбирали тогда. Но кто мешает сделать выбор сейчас? Девочка проследила за его взглядом. Недоверие и опаска на ее лице постепенно сменялись задумчивостью. Может быть, попробовать выстроить мостик над пропастью? Хотя бы узкий и хрупкий, но все же…***
Летний день одуряюще пряно пах скошенной травой, прохладной влагой от реки, расчесывающей длинные косы ивы и шепчущей что-то теплое и ласковое. Трепетали на ветру нежные лепестки полевых маков, льнули к рукам ромашки на высоких стеблях и осколками неба рассыпались васильки и сокирки. Он никогда не бывал здесь раньше, но это место казалось таким родным и безопасным, что щемило сердце. Особенно когда тонкая фигурка в простом льняном платье и с венком на голове подошла чуть ближе, и он узнал в ней свою подругу детства. – Лианна? – в горле почему-то пересохло. Разве она должна быть здесь? Разве она не… Он никак не мог понять, почему ее присутствие здесь так неправильно, а девушка лишь тепло улыбнулась и протянула руки, обнимая. – Я так рада, что с тобой все хорошо, Гилберт. – Она заглянула ему в глаза, ласково провела по щеке. Ответная улыбка далась с трудом, словно неправильная, чужая, но едва ощутимое касание узкой ладони успокаивало. Она жива – и это главное. Все остальное совсем неважно, и даже робкая мысль, брезжащая на краю сознания, горькая, болезненная, не мешала радоваться еще одной светлой встрече. Солнце медленно просеивалось сквозь сито небес, окутывая безмятежностью и счастьем. Лианна склонилась над цветами, выбирая самые красивые, протянула ему и почему-то в ее взгляде застыла печаль. – Пусть это будет памятью обо мне. Прости меня, если когда-нибудь сможешь… – О чем ты? – Он тревожно обернулся, замечая, как стремительно темнеет, трава жухнет, словно от мороза. Повеяло холодом, и улыбка Лианны вдруг стала виноватой, когда букет в ее руках осыпался серым безжизненным пеплом. Как и все вокруг, словно здесь пировали Тени. Омертвевший луг обернулся каменным мешком без единого проблеска света. Где-то во мраке капала вода и от этого звука пробирала дрожь. Звякнула цепь, и он обернулся на звук, потрясенно глядя на Лианну и не узнавая ее. Спутанные волосы рваной шалью падали на тонкие руки, закованные в кандалы, лицо, казалось, утратило все краски, и лишь в глазах еще теплился отсвет синих небес. Только тепла в них уже не осталось. – Это все ты виноват… – Даже голос стал другим – надтреснутым, отрешенным, бесконечно чужим. – Нет! – Он попытался было рвануться к ней, но не смог сдвинуться с места. – Не смейте! Нет! Каждый шаг давался через невыносимое усилие, но никак не приближал к наставнику, размеренно читавшему заклятие уничтожения. – Не делайте этого, прошу! – Голос не слушался, звучал чуть слышно, хотя в горле першило от крика. А серебристые искры уже танцевали свой смертоносный танец, сияющей вуалью окутывая полуТень, безучастно смотрящую в пустоту. – Ты снова совершил ошибку... Слова наставника зазвучали оплеухой, но странным образом именно они помогли, наконец, обрести контроль над телом и сделать шаг, чтобы в следующий миг провалиться в удушливую сизую тьму, где терялись даже звуки. И только мелодичный смех рыжеволосой красавицы прорывался сквозь эту пелену. Глаза Алисы сверкали полуночными льдинками, а дымные руки, сдавившие горло и медленно опутывающие все тело, обжигали морозом. – Смотри и учись, как нужно поступать с охотниками, – насмешливо бросила она стоящему позади нее Даниэлю и еще сильнее стиснула несуществующие пальцы. – Они не заслуживают милосердия, помни об этом. Он пытался вспомнить заклятие, которое всего мгновение назад слышал от наставника, но слова скользили бессмысленными обрывками как облака, гонимые ветром. Судорожно вцепился в дымные щупальца, надежно обвившие тело, не давая вдохнуть, и понял, что Алиса исчезла, уступив место Даниэлю, чье лицо тут же стало таять, сменяясь жуткой мордой-черепом с пылающими синим огнем глазницами. Где-то в темноте равнодушными камушками рассыпался детский смех и послышался тихий голос: «Не торопись так, братик. Оставь и мне немного…» – П-пусти… – чуть слышно выдавил он, отчаянно пытаясь вырваться из сжимающегося кокона серой дымки, но понял, что уже почти не чувствует тела. – Вот видишь, к чему приводит твоя беспечность и наивность, – бесстрастно заметила Тень голосом наставника. – Ты снова ошибся, Гилберт. Ты забыл, что Тени – враги, и позволил одной из них обмануть тебя и подобраться совсем близко, глупый никчемыш. Теперь просто сдохни, все равно о тебе никто не вспомнит. В груди давило и жгло, перед глазами была абсолютная темнота, ядовито шепчущая: «Это ты виноват… только ты… ты…», и захлестывающий сознание страх неизбежной смерти. Пустота приветливо раскрыла свои объятия. Темнота сухим песком вливалась в горло, нещадно его раздирая, сдавливала легкие, мешая дышать, и только спустя минуту судорожных попыток избавиться от невидимых пут, Гилберт понял, что это всего лишь ночной кошмар, а он стискивает край подушки, в которую уткнулся лицом. Неудивительно, что задыхаться стал. Он нервно провел рукой по лицу, на подкашивающихся ногах дошел до приоткрытого окна и оперся о подоконник, пытаясь отдышаться и унять нервную дрожь во всем теле. Наставник был прав даже во сне – он совершил непростительную ошибку, которая может стоит жизни не только ему одному, а и многим людям. Нужно было дожать того загадочного коллегу, выудить все, что возможно о том, кто он такой и откуда. Дать запрос в Управление и… И следовало, наконец, признаться хотя бы самому себе, что он просто боялся услышать ответ. Он просто-напросто трус, не способный принять очевидное. В голове немного прояснилось, когда холодный ночной воздух отогнал муторные воспоминания о сне, Гилберт поежился, но от окна не отошел. Этот день принес слишком много потрясений, чтобы закончится так просто. Утренний разговор с Ригеном подтвердил его догадки, от чего стало совсем тошно – полуТень Алису убила другая Тень. Точнее, такая же полуТень, но сути дела это не меняло. И это было бы даже иронично, не будь так страшно. Теперь было ясно, почему Даниэль поспешил уехать из города. Но оставалось непонятным другое – почему он оставил в живых единственного свидетеля, который, к тому же, может докопаться до правды. И чем больше думалось о тех причинах, по которым Даниэль его не убил, чем больше вспоминался каждый его поступок, каждая фраза, тем паршивее становилось. Потому что на чудовище подобное Алисе тот не походил совершенно. Что ж это получается – он обязан жизнью полуТени? Даже дважды? Да как так-то?! Гилберт зло взъерошил волосы и прикрыл глаза, в сотый раз повторяя себе въевшееся в сознание правило – у полуТеней не бывает Дара. Но как же тогда...? Или…? Нет, это уже похоже на бред. Не бредом был простой и ясный факт – дорога в Собор к наставнику в ближайшее время для него заказана. О том, что будет за все промахи, а наставник умел спрашивать так, что не ответить не выйдет, лучше было не думать вовсе. Ну что ж, оно и к лучшему – будет время понять, что же именно прячется под обликом коллеги по призванию. И завтрашняя охота – прекрасный шанс для того, чтобы понять: ошибся он или нет.