Мой хозяин Кречет

Анри было хорошо. Упоительно хорошо – получить то, чего ты столько времени так сильно и невыносимо желал. Как только он увидел в свете лампы бледную худенькую задницу взгромоздившегося на кресло Илона – ему стало просто замечательно. А когда, крепко держа его, в первый раз перетянул удилищем, стало еще лучше. «Может, меня после этого попустит?» – подумал Анри с какой-то отчаянной безнадежностью. Потому что уже знал, что нет. У него оставалась последняя надежда: на то, что Илон из тех нижних, которые любят помягче. И таких вот штуковин, как Анри любит, не выносят. И тогда он со спокойной совестью мелкого отпустит прочь, чтобы не мучать. А тот едва ли не на радужные слюни исходил от возбуждения, хотя ему было сильно больно: Анри не сдерживался вовсе, не собирался даже. И у него самого, когда он глядел на эти слезы, слушал эти вскрики, ощущал это желание – возбуждение зашкаливало до предела. В штанах стоять больно было. И хотелось прямо после порки взять и трахнуть Илона от всей души. Но Анри не мог! Мелкий же, мальчишка же! Анри его своей свинской похотью только испортит, всю его дальнейшую жизнь перепортит этими своими хотелками проклятыми. – Никогда! Больше! Не ходи! Куда! Не положено! Без! Разрешения! – чеканил он по слову на каждый удар. Он вцепился Илону в волосы еще крепче – и продолжил, один за другим, один над одним, так же наискосок, постепенно наращивая темп. А когда добрался доверху наверняка горящей огнем и болью задницы – сменил направление и начал класть удары накрест, пересекая предыдущие. Прямо-таки расписывал ягодицы Илона своим удилищем. Так было еще больнее, по свежим, еще пылающим следам, Анри знал. И хотел сейчас ровно так, и позволил себе это. Выместить все свои душевные терзания, выместить все свои переживания за этого невыносимого шпенделя. Он ведь переживал! И ругался сейчас всерьез. Да Анри там до обосрачки перепугаться успел за несколько секунд, что этого паразита глазастого Динамит всерьез покалечит. – Не знаешь – не лезь! Мелкий – не лезь! Нижний – не лезь! Глаза в пол – и спрашивай! У меня! Ты понял?! Ну! Понял?! Он был вынужден, вынужден был сделать Илона своим. Анри не мог иначе просто. Не мог не спасти его, не мог не защитить. И теперь не знал, что ему с этим делать. Потому что отказаться тоже не мог. И не только потому, что иначе Илону бы крышка пришла. Хотя пришла бы: кинутый верхом нижний – считай, дохлая рыбка. Но на самом деле Анри просто не хотел. Заполучив, ощутив своим – хотел, чтобы так и продолжалось. Хотел лупцевать эту маленькую задницу каждый день, хотел хватать эти русые вихры, хотел прижимать к креслу. И трахнуть хотел так, что живот сводило и ноги подкашивались. И это вот была проблема! Мучение сплошное это было. Бить и не трахать. Заполучить его себе, такого желанного – и не трогать наполовину. Вот же пропасть! Илон же парень, ему же девка нужна. Сильная и добрая, у которой можно пригреться на пышной груди. А не в задницу трахаться с каким-то козлом в слишком раннем возрасте. Чтобы потом весь секс с этими самыми девками на всю жизнь наперекосяк пошел. Анри хотел его – и не хотел его портить и портить ему жизнь. Слишком за него переживал. Илон ему слишком нравился. Не как тело, не как грелка. Сильно больше. И это была огромная и совершенно неразрешимая проблема! То, что Анри по уши втюрился в мелкого парня. – Двадцать один, – простонал Илон, а потом сказал: – Я понял, хозяин Анри. Иначе вы отлупите. Считал, ну надо же! Хотя не просили. И Анри сам со счета сбился, потому что разошелся… Но сердиться за своеволие не хотелось, он чувствовал гордость. Будто этот счет придавал значение его ударам, делая каждый важным и значимым для Илона. Счет Анри льстил. Он усмехнулся и там, где еще не было следов накрест, методично оставил четыре последних удара: – Двадцать два! Двадцать три! Двадцать четыре! Двадцать! Пять! Это тебе для ровного счета, – Анри опустил удилище, отпустил волосы и легонько, совсем ласково похлопал сперва по одной, потом по другой ягодице. Не смог удержаться просто. Ну как удержаться, когда она у него так красиво расписанная, и когда у него глаза, и когда он считал! С ума его сводит, паршивец… за это – сверху бы наподдать. Но не сейчас, потом. У них теперь куча этого самого мучительно-сладкого, приятного и невыносимого «потом». Потому что никуда Анри от Илона не денется. Ну, по меньшей мере, пока тот себе сисястую госпожу не найдет, в которую втрескается так же, как Анри в него. Тогда Анри, конечно, его с рук на руки передаст, ради его счастья и светлого будущего, а потом нажрется с горя. История будет – хоть книжку пиши. Слезливую. – Молодец, правильно все понимаешь. Отлуплю еще как, еще больнее, потому что повторную провинность наказывают сильнее. Так что гляди у меня! И если вдруг, голова твоя дурная лохматая, на кого-то, кроме меня, нарвешься – говори, что тебя луплю я. Понял меня? Говори: «Простите меня, хозяин Анри меня накажет, как я заслужил». Слово в слово. И в пол смотри, а не как на меня сегодня глаза вылупил!