Мой хозяин Кречет

Волновался Анри ужасно, будто невесть что тут затеял, а не просто пару подарочков своему нижнему сделать. И не то чтобы крупных. Но если с утра его это все изрядно воодушевляло, то чем дальше – тем сильнее он переживал. А вдруг они Илону не понравятся? А вдруг он снова на него надуется, решив, что с ним как с девчонкой, раз подарки дарят? А вдруг попросту не выйдет ничего – и Илон снова к своей девице побежит, да и все? Еще он переживал, что тянул с этим так долго. Но один подарок нужно было сделать, а второго – дождаться. И к тому же Анри продолжал переживать про розовую девицу и про то, что сердце Илона вовсе не им занято. В его присутствии Анри немедленно хотелось закатить безумную громкую сцену ревности, даже прямо при всех в столовке, и он с трудом сдерживался и по этому поводу с Илоном почти не общался. От этого тоже было тошно. Анри скучал, томился, терзался – и только с утра, когда все подарки были готовы и на месте, немного воспрял духом. А теперь выношенный план казался ему нелепым и дурацким, и он страдал с новой силой. Чувствовал он себя сейчас совершенным влюбленным идиотом и, в сущности, им и был. Отчего терзался еще сильнее и ходил по своей каморке из угла в угол в ожидании Илона. И даже на сборку секс-машины отвлечься не мог: ее нужно было прятать от Илона, а тот должен был явиться с минуты на минуту. Но Илон не шел. Пять минут, десять минут – он уже давно должен был явиться, а его не было. И эта задержка показалась Анри вечностью. Достаточной для того, чтобы распсиховаться, что с его мелким что-то случилось по дороге. Он же никогда не опаздывал! Уговаривать себя потерпеть, потому что мало ли что, Анри не стал: вылетел из каморки и пошел по коридору, тем путем, которым Илон должен был прийти, нервно озираясь по сторонам. Тетрадки в проклятом «синем уголке», бесхозно валяющиеся на диване, Анри заметил раньше, чем услышал тихий голос Илона, доносящийся из-за окна, а следом – драматическое кошачье мяуканье. К этому моменту он уже успел перепугаться так, что коленки подгибались. Но теперь, сообразив примерно, что происходит, длинно и витиевато выругался и постарался взять себя в руки. Не с дрожащими ногами и руками за окно вылазить! Анри несколько раз сжал и разжал кулаки, подбежал к окну – и осторожно всунулся наружу. Чтобы ненароком не напугать Илона. Он даже окликнуть его боялся. А смотреть на него сейчас – боялся тем более. Третий гребаный этаж! И он там стоит на карнизе, в такую же растопырку, как несчастный котенок. Два котенка. И оба того гляди свалятся. И Анри сейчас прямо на месте скончается от разрыва сердца, потому что даже думать о том, что с Илоном может что-то случиться, невыносимо. А он там на карнизе! Без страховки! Паршивец сердобольный! Котеночка жалко стало! Анри стиснул пальцы на подоконнике так, что костяшки побелели. Илон тем временем наклонялся к котенку, одной рукой ухватившись за наружную часть подоконника. Котенок был совсем близко, но на этом узком карнизике сложно было все. И смотреть на это было больно. Илон ухватил заоравшего дурниной котенка за загривок, прижал к себе и принялся так же мучительно медленно подниматься, как и наклонялся. Анри закусил губу, до боли, может, даже до крови. Он вынужден был просто стоять и смотреть на это совершенно невыносимое зрелище. Потому что ничем бы он сейчас Илону не помог, только напугал бы, вздумай полезть. Может, ему лучше вообще было свою рожу из окошка убрать, на всякий случай – но не смотреть он не мог тоже. Наконец решившись, Анри подошел к самому краю окна и очень осторожно перекинул ногу через подоконник. Если сесть так – он хотя бы когда Анри подойдет, сможет его подхватить. Руку подать. Не делать ничего и просто ждать было совсем уж тяжко. Идти Илону было недалеко, но тянулось все это мучительно медленно. Прижавшись к стенке, он уговаривал пакостного котенка успокоиться и продвигался медленным скользящим шагом. Потом, не глядя, перехватил подоконник, став еще ближе и Анри решил, что достаточно близко, чтобы ухватить паршивца за талию и втащить в коридор. Илон тонко вскрикнул с перепугу, но биться и делать глупостей не стал, оглянулся, прошептал: – Это вы? – и дал себя втянуть. – Ясное дело, я, кто ж еще? Не Динамит же, – проворчал Анри, едва поставив Илона твердый пол. Он так и продолжал крепко держать его за талию, прижимая к себе. Просто не мог отпустить – и все. Не мог перестать чувствовать рядом теплое худенькое тело. Вот он, здесь. Живой. В порядке. Хорошо все. Держать вот так – и убеждаться снова, что в порядке. Что все хорошо. И чувствовать, как по телу мурашками растекается облегчение. – Ты зачем туда полез?! Пар-ршивец, тебя вообще в синий уголок пускать нельзя! Вечно тут вляпываешься! Ты меня позвать не мог?! Ты туда какого хрена сам-один поперся, за окошко?! – переживания накатили следом, сильные, будто Илон до сих пор стоял там, на карнизе. Такие, что держать в себе невозможно. Отморозились. Так бывает, когда совсем опасно: чувствуешь все, будто через вату. А потом, когда уже, вроде бы, кончилось все, накатывает. Вот на Анри и накатило. Он чувствовал, как его колотит мелкой дрожью. И испарина лбу выступила. – А вдруг бы он навернулся, пока я туда-сюда бегаю? – плаксиво ответил Илон, – Пустите меня, пожалуйста, а то он когтями… бороздит. «Чуть что – так сразу «пустите» и «я пойду», – мрачно подумал Анри с протяжным вздохом и принялся отцеплять котенка от Илона, ухватив его за шиворот, как делают кошки. Тот тихо пискнул и обмяк, перестав судорожно скрести лапами, и Анри, выпутав коготки из одежды Илона, сунул мелочь себе в глубокий карман куртки, откуда тот теперь высовывал взъерошенную и ошарашенную морду. А потом уставился на другую мелочь, чисто копию первой. – С ума меня свести хочешь, – констатировал Анри и снова прижал его к себе. – С ума свести и чтобы меня удар хватил в раннем возрасте. Выдеру так, что стоять не сможешь, не только сидеть! И не делай так больше никогда! – Не спасать котят? – задиристо спросил Илон, сжимая руки в кулаки, – Чего еще мне нельзя делать? Защищать младших? Подкармливать воробьев хлебом из столовки? Чего?! Анри набрал полную грудь воздуха, собираясь рявкнуть, но потом очень медленно выдохнул. Очень. Медленно. До конца. Крепко ухватил Илона за шкирку, как того котенка, и поволок в сторону своей каморки, еще быстрее и решительней, чем в тот первый день. Он не хотел выяснять отношения там, где их могли увидеть. Все, что он собирался говорить Илону, было не для посторонних ушей. Анри не хотел, чтобы их случайно услышал хоть кто-нибудь. Но терпеть тоже не мог и начал говорить, тихим шипяшим полушепотом, волоча Илона за собой. – Не лазить на карниз без страховки! Не нарываться на старшеклассников! Не бегать по улице после нервного срыва! Не совать пальцы в овощерезку! И что. Угодно. Еще. От чего. Ты. Можешь. Пострадать, – он резко коротко выдохнул, потому что в горле встал комок и дыхание перехватило. «Я без тебя совсем не могу, паршивец ты этакий, а ты меня так пугаешь», – подумал Анри и от этого в груди больно сжалось. Илону, кажется, было все равно… определенно было все равно, переживает он тут или нет. – Если тебе плевать, что ты меня перепугал до смерти – про Мей свою подумай! Ты шею свернешь – она плакать будет! – зло выплюнул он и втащил Илона в открывшуюся дверь. – Правда что ли? – вырвалось удивленное у Илона, а потом он сказал, не очень-то виноватым тоном, скорее с иронией: – Ну если вам до меня есть дело, то простите, хозяин Анри. Анри едва успел захлопнуть дверь – и замер, вытаращившись на Илона, которого держал за шкирку. Котенок у него в кармане протяжно жалобно мявкнул, но Анри не обратил на него внимания. – Есть. Мне. До тебя. Дело, – тихо и раздельно выговорил он и вдохнул, прикрыв глаза. Он тут, значит, места себе не находит, а Илон там… по карнизам за котятами ползает и думает, что Анри тут тоже весело прохлаждается. – Я тут чуть с ума не сошел… что тебя нет. Ты никогда не опаздывал! А тут тебя нет! А ты там… бошку себе расшибить собрался… Один, без меня! – сказал он так, будто если бы Илон собрался расшибить бошку вместе с Анри, это было бы лучше. Лучше было бы, если бы Илон просто был в порядке. Всегда. И с ним ничего плохого не случалось. Никогда. Но если Анри рядом, то хотя бы не так страшно. Если Анри рядом, он хотя бы может что-нибудь сделать. А Илон вот тут перед ним стоит и, кажется, думает, что Анри совершенно все равно, где он там один убивается. И что Анри рядом с ним нету – Анри тоже все равно. – Ну и другого кого себе нашли бы! Девку симпатичную с пышной жопой! Уж получше меня была бы, и интересовала бы вас не только для порки! А я понятное дело парень, вам до меня и дотронуться лишнее противно! Еще и с вот этой штукой! – Илон ткнул себя в промежность и Анри увидел, что с руки у него капает кровь. «Да мать же твою через колено! И одноногий баран меня забодай!» – подумал Анри сразу про все, испуганно и ошарашено. И про обиду, которую Илон сейчас швырял ему в лицо... Про которую нужно было вот сейчас понять, как-то уложить в голове. Что Анри думал, что Илону девки… а он думал, что Анри девки… И это выходит, что… Но у него кровь! Этот комок мохнатый его еще и подрал сильно! У Анри по спине пробежал неприятный холодок. Он думал, что Илон уже в порядке! Раз с карниза не упал! А он ни рожна не в порядке! – Ну-ка снимай, тебя кот подрал, – на удивление спокойным для своего состояния тоном сказал Анри и совсем не спокойно, а прямо-таки стремительно сам принялся раздевать Илона до пояса. И усаживать в кресло. Снова за талию схватил, как там, на карнизе, потащил, усадил, выхватил из тумбочки вату и пузырек антисептика. Сел перед ним на корточки и уставился снизу вверх. Совсем не ощущая себя сейчас верхним. А ощущая – полным придурком и долбоебом. Которому был очень нужен Илон. – Не нужны мне никакие девки! Ни с какой жопой! Ничего мне кроме твоей тощей задницы не нужно! И никого, кроме тебя, – Анри судорожно вздохнул и принялся нарочито аккуратно протирать царапины антисептиком, еще и дуть, как ребенку на расшибленную коленку. Это было самое дурацкое признание на свете. И вел себя сейчас Анри совершенно по-дурацки. Как полный идиот вел. Потому что это было слишком много сразу на одну его голову: сперва Илон чуть на карнизе не убился, потом чуть от кота заражение крови не схватил, потом выяснилось, что он тут думает, что Анри его не хочет, когда на самом деле Анри думает, что Илон его не хочет… Слишком много. Голова шла кругом. И он просто выкрикнул из себя то, что чувствовал сейчас – и принялся обрабатывать царапины. С царапинами все было, по меньшей мере, просто и понятно. – Да уж я чувствую, как я вам нужен, если я должен после каждой почти сессии к Мей бегать, потому, что ей меня хотя бы утешить и обнять не противно! На фиг врать вот это вот сейчас? – Илон подскочил, схватил свою уже изрядно испорченную когтями и кровью рубашку скрутил ее в маленькое гнездышко и, вытащив котенка из кармана куртки, сложил в нее. Глаза б Анри на этого кота не смотрели! – А задница моя вам нужна, чтоб пороть! Нате порите, я тут наговорил на пять наказаний, я уж знаю! Первым делом Анри выхватил у Илона это треклятое животное. Которое на самом деле было ни в чем не виновато. И Анри не собирался швыряться им в стену. Просто положил вместе с рубашкой на пол за тумбочку и сунул ему лежащую на этой самой тумбочке колбаску. Пока жрет – не будет отсвечивать. И хорошо. Он резко развернулся к Илону… который тоже был ни в чем не виноват. Кроме того, что на карниз один полез. И за это Анри ему всыпет еще. Если у него право такое останется. Если они не разругаются сейчас в хлам окончательно. Из-за того, что Анри – кретин из кретинов и идиот из идиотов. Который, задери его насмерть вот этот самый котенок, молчал! Сдерживался! Ревновал еще! Хотя сам же и виноват был, остолоп, что Илон от него к этой совей розовой Мей сбегает! Сам! Мнительный придурок, у себя там в голове решивший, что Илону от него ничего, кроме ремня, не надо, да и тот не слишком добровольно… А теперь Илон… – И выпорю! – почти с отчаянием выкрикнул Анри, всплеснув руками. – Выпорю и трахну! Еще сильнее, чем выпорю! Потому что для этого мне твоя задница нужна! И всегда была нужна, еще до того, как я в тебя в этом синем уголке впилился! Чтобы ему провалиться! – орать сейчас о том, о чем он все это время молчал, кажется, было верхом нелепости. Но Анри просто тошнило от собственного молчания. От каждого слова, которое он хотя бы задумывался оставить при себе – начинало откровенно, совершенно физически мутить. Что будет, если он решит чего-нибудь не делать, Анри решил даже не проверять – просто шагнул к Илону и сгреб его за талию, притянув к себе. – Да если б вам было нужно, чего б вы раньше не трахали! От больших светлых чувств что ли? Врите больше! – отчаянно выкрикнул Илон, и Анри буквально телом ощутил, как он дрожит и готов расплакаться, но старательно удерживается в своей злости, которая выплеснулась наконец. – От больших. И светлых, – честно сознался Анри, ощущая себя конченым кретином, вместе с этими сами чувствами. Он прижал к себе Илона еще крепче, распластав другую руку по его спине и положив ладонь на основание шеи, возле затылка. – Ты же мелкий и пацан… А я тебя схватил тогда силком буквально… Не мог я так с тобой, как остальные старшие с мелюзгой: захотел, взял и трахнул – и плевать, что с ними потом будет. А они потом с девками нормально не могут после такого. Или вообще никак ни с кем не могут. Я с тобой так не мог. С тобой можно… только по любви, – это последнее слово Анри выдохнул тихо прямо Илону в губы, склонившись к нему низко-низко. И тут же поцеловал. По любви. Ласково и жадно, немного нервно – потому что его тоже слегка потряхивало сейчас. И все еще было страшно, что не выйдет никакого «по любви», но невозможно было не поцеловать Илона сейчас, когда он так трепетал прямо вот здесь, в его объятьях, переживал почти до слез. Анри был бы совсем безмозглым кретином и одновременно конченым сволочным чудовищем, если бы сейчас его не поцеловал.