Кошки, тени и прочие безобразия

        Не было ничего удивительного в том, что Джек Фрост любил мороженое. Приобщился он к этой радости человеческой жизни совсем недавно, — Джейми угостил, а раньше как-то не случалось, — так что его восторги были несколько чрезмерными. Как и количества поглощаемого лакомства. Впрочем, уж ему-то простуда не грозила никоим образом.         Кромешник это его увлечение не разделял, и, хоть и не ругался и даже не ехидничал, Джеку было слегка обидно.         На столе рядом с ним стояла вазочка с очередной порцией. Обычная вазочка из жёсткого пластика, какие нередко попадаются в недорогих кафе. Набор посуды и прочего полезного барахла в логове усилиями Джека постепенно пополнялся. Кромешник посмеивался над этим «обзаведением хозяйством», но не возражал, только просил не тащить совсем уж хлам. Одноразовую посуду он отрицал совершенно, утверждая, что место ей на помойке. И вазочке, недалеко ушедшей от этой категории, оставалось жить, скорее всего, до подходящего повода её выкинуть. Учитывая, что последнее время Джек её использовал регулярно, повода пока не нашлось.         Юный Хранитель, игнорируя то, что у него имеется ложка, обмакнул в подтаявшее мороженое указательный палец. И, потянувшись к Кромешнику, быстро мазнул его по губам.         — А если так?         Кромешник, конечно, не кошка, но заляпанные губы всё же облизнул, а не обтёр рукой.         — Джек, ну что ты от меня хочешь? Оно холодное и сладкое, больше мне сказать нечего.         — И тебе не нравится?         — А с чего мне должно нравиться?         — Ну…         Свой «логический» вывод Джек озвучить не успел: Кромешник его перебил.         — То, что я кладу в чай столько сахара, не значит, что мне нравится сладкое. Если ты не заметил, я только пью чай. Ну, ещё иногда шоколад ем. Но все конфеты, пирожные, сушки и домашнюю выпечку, которые ты притаскиваешь от Джейми, ты съедаешь сам. А любитель есть и пить продукты, по температуре близкие к нулю, здесь ты, но никак не я.         Морозный дух даже возражать не стал, только молча уронил ложку в вазочку. Обиделся, то есть. Кромешник задумался: на своих товарищей-Хранителей он тоже обижается по всяким незначимым поводам, или только на него? Ни к какому выводу, конечно, не пришёл, и, улыбнувшись только самую малость насмешливо, продолжил:         — Если же мне будет нужно что-нибудь холодное… Иди сюда.         Эту просьбу Джек выполнил практически мгновенно, переместившись на край стола рядом с ним. Кромешник снова чуть заметно усмехнулся: если уж изображаешь обиду, изображай до конца, а не ровно до того момента, как достигаешь цели. Впрочем, не надо учить мальчишку манипулировать окружающими. Вот уж за это Хранители точно дадут по шее, если узнают. И будут полностью в своём праве.         Узнай они о том, что Повелитель Кошмаров делает с их «новобранцем» — тоже, наверное, дали бы по шее. Обоим. Несмотря на то, что ничего противоестественного не делалось. Двадцать первый век на дворе, господа, толерантность цветёт пышным цветом, личная жизнь является личным делом каждого, и кто там что делает в своей спальне по взаимному согласию, никого не касается. Даже если и не в спальне, — не было в норе такого помещения, как спальня, — а на столе. Да и вообще они всего лишь целовались.         Зараза Джек, кстати, сел так, что Кромешнику всё-таки пришлось встать, чтобы до него дотянуться. Потому что вариант «сдёрнуть к себе на колени» на самом деле вариантом не был. Так что как обычно: опираясь на стол, наклониться к холодным, вечно обветренным губам. Не от мороза, ясное дело, обветренным, просто у Джека Фроста такой… образ, облик? В общем, видимо, ему положено.         Юный Хранитель обнимал Кромешника за шею, снова напоминая этим напуганного ребёнка, сжимал коленями его бёдра. Нормально целоваться он пока так и не научился, но ему нравилось то, что делает тёмный. Язык, скользящий по приоткрытым губам и проникающий глубже, короткие паузы, когда не было прикосновений, только смешивалось дыхание, и мягкие, кажущиеся почти целомудренными поцелуи. Что Джеку не нравится, Кромешник уже успел выяснить. И этого больше не делал.         Что будет, если положить ладони ему на плечи и плавным движением опрокинуть на стол, Повелитель Кошмаров ещё не проверял. Главное, самому вовремя вывернуться из его объятий, а то получится уже как-то чересчур…         — Что? — Джек удивлённо распахнул глаза.         — Как насчёт того, чтобы попробовать что-нибудь ещё?         — Что именно? — в голосе звучало настороженное любопытство, а не страх, и это очень хорошо.         — Может, позволишь тебя хотя бы частично раздеть?         Кромешник склонился над юным Хранителем, уперев ладони в стол рядом с его плечами. Спокойно глядел прямо в глаза и надеялся, что не слишком торопится с такими идеями.         — Не знаю, — тихо вздохнул Джек, не отводя взгляд.         — Боишься?         — Нет. Пока нет. Но ты ведь помнишь…         — Если ты испугаешься, я пойму это сразу. И оставлю тебя в покое.         — Хорошо, — ледяной дух кивнул, улыбаясь такой частой в последнее время кривоватой и чуть нервной улыбкой. — И я постараюсь не пугаться.         По крайней мере, когда Кромешник потянул вниз молнию на куртке, он правда не боялся. И когда отодвинул ткань в сторону, слегка задев пальцами кожу — не боялся тоже.         Кромешник про себя отметил, что надо быть аккуратным, чтобы Джеку не было больно: многочисленные синяки на рёбрах намекали, что тренировки с Кроликом проходят интенсивно… и пока морозный дух не слишком преуспел даже в отражении атак. И пусть отыгрываться таким образом за прошлые обиды Пасхальному Кролику не позволила бы совесть (или, если её голос окажется слишком невнятным, то Северянин), он явно гонял «ученика» по полной программе и без всякого снисхождения.         Впрочем, несмотря на это, Повелитель Кошмаров не считал свой совет неудачным.         Да и не так уж много было этих ушибов, чтобы они действительно мешали. Кромешник, еле задевая подушечками пальцев холодную кожу, обрисовал контур резко выступающих ключиц, провёл линию дальше, к солнечному сплетению. Покрывал причудливо-хаотичным узором касаний грудь, мимоходом задевая соски. Облокотившись на стол, перемешивал прикосновения пальцев и губ.         А потом отодвинулся, с сожалением покачав головой.         — Кромешник, зачем ты… Продолжай, — глаза, зажмуренные в самом начале, Джек так и не открыл.         — Тебе страшно.         — Ты можешь чувствовать только страх, да? Ты прав, я боюсь, но… не только боюсь. Это… приятно, всё, что ты делаешь, — судя по интонации, он сказал это только потому, что был уверен: сам тёмный не поймёт, считая, что напугал его, и больше ничего. Попросил скомкано и невнятно: — Кромешник, пожалуйста…         — Уверен?         — Ты меня каждый раз будешь переспрашивать?         — Нет, только при первом… эксперименте, — Кромешник чуть улыбнулся.         — Сам ты «эксперимент»!         Впрочем, даже выговорить возмущённую реплику до конца Джеку не удалось. Его заткнули совершенно пошлым (в том смысле, что банальным до невозможности) способом — поцелуем. Раз уж он сам попросил.         А потом снова — ладонь, скользящая по груди и животу в обход ушибов, мягкие прикосновения губ, кажущиеся чуть неуверенными. Через некоторое время Кромешник обнаружил, что Джек уже не жмурится, а с лукавой улыбкой наблюдает за ним из-под полуприкрытых век. И даже слегка растерялся, потому что обычно такое выражение лица подразумевало какую-нибудь шкоду в ближайшей перспективе.         — Тебе не нравится мороженое, — полуутвердительно произнёс Джек, окончательно вогнав Кромешника в недоумение. Тёмный чуть отодвинулся, всё также опираясь на локоть, и спросил:         — К чему ты про это вспомнил?         Джек, похоже, специально дожидался его ответа, хоть и непонятно, зачем. Он улыбнулся с ещё более хитрым видом. Не глядя, протянул руку и схватил вазочку, в которой забытые остатки мороженого уже окончательно растаяли:         — А если так?.. — и опрокинул её себе на живот.         Кромешник, конечно, не кошка. Но первый из расползающихся от белой кляксы потёков, который неминуемо заляпал бы куртку, слизнул прежде, чем задумался, что и зачем делает. А потом уже не стал останавливаться. Потому что, во-первых, салфетку он в норе не найдёт, поскольку её здесь нет и никогда не было, а во-вторых — «так» ему действительно нравилось. Мороженое, или Джек, или всё вместе… Проводить языком по холодной коже, собирая липкие потёки, такие же холодные. Различать, как под прижатой к груди ледяного духа ладонью сердце колотится чаще.         Впрочем, мороженого в вазочке оставалось мало, так что процесс не затянулся. Кромешник облизнул губы — скорее рефлекторно, чем осознанно.         — Джек, что это за фокусы? Будешь теперь весь липкий.         — Мне было интересно, что получится… — мальчишка запнулся, но всё-таки закончил, избегая смотреть на Кромешника: — …если ты… языком…         — А просто сказать было нельзя?         — Н-нет, — Джек всё также отводил взгляд.         — И как, удовлетворил своё любопытство? — Кромешник поймал его за подбородок, с насмешливой улыбкой глядя в глаза. Юный Хранитель сердито фыркнул:         — Издеваешься. Разве не заметно, что… мне понравилось?         — Издеваюсь, — легко согласился тёмный. — Чуть-чуть. Сам виноват, провокатор. Но, раз уж понравилось…         Раз понравилось, можно и продолжить.         Снова целовать — не часто, потому что приятнее слышать неровное дыхание, почти переходящее в стоны. Провести языком по краю ушной раковины; а вот прикусывать мочку уха лучше не надо, хоть и хочется — как раз это Джека нервирует, а он и так боится. Несмотря на остальное, всё равно боится. Но от этого его можно и нужно отвлекать… Спуститься по шее к ключицам, оставляя на коже влажный след. И дальше — ладонями, губами, языком, так, чтобы было непонятно, где ожидать следующего прикосновения. Слегка сжать подушечками пальцев сосок, наклониться к животу, действительно всё ещё липкому из-за этого дурацкого мороженого, потом дотянуться до губ и перехватить очередной резкий вздох поцелуем.         Кромешник и сам увлёкся. Не настолько, чтобы совсем потерять голову и не отдавать себе отчёта в своих действиях, но достаточно, чтобы не сообразить, почему Джек тянется к нему всем телом, бёдрами сжимает талию. Юный Хранитель осознал это «почему» первым. И испугался. Внезапный всплеск страха Кромешник пропустить уже не мог, так что это отрезвило его практически мгновенно.         — Что случилось? — он был почти уверен, что правильнее было бы спросить «чем я тебя напугал?». Но даже Повелителю Кошмаров случается иногда ошибаться. И в этом он убедился очень быстро, потому что тянуть с ответом Джек не стал:         — Извини, я… Я уже забыл, как это бывает… — он говорил полушёпотом, с трудом заставляя себя произнести вслух хоть несколько слов. Вдохновляло его разве что то, что иначе Кромешник опять поймёт его неправильно, потому что всё принимает на свой счёт. — Как это бывает, когда… настолько сильно… хочется…         Он резко вздохнул, оставив фразу незаконченной, и всё-таки решился открыть глаза. Разумеется, только для того, чтобы натолкнуться на внимательный взгляд Повелителя Кошмаров.         — Прости, я… не знаю… — в первую очередь он не знал, что именно пытается сказать. Неловкость, страх и ещё много чего, кроме этого — в голове была полная путаница.         — Решай, — слышать в голосе Кромешника обречённую уверенность было почти больно. — Я сделаю так, как ты скажешь.         Только вот на то, чтобы сказать что-то внятное, у Джека не хватало решимости. Разве что перехватить ладонь, лежащую у него на груди, там, где Кромешник прервал ласки, и потянуть к низу живота. И снова шёпотом выговорить это глупое беспомощное «пожалуйста…».         Но Кромешник понял. И понял правильно.         Ремень джинсов Джек расстегнул сам: во-первых, потому, что двумя руками удобнее, во-вторых, потому, что самому — не так страшно. Когда тёмный провёл ладонью по обнажённой коже, он закусил губу, пытаясь сдержать стон. Вначале получалось. Потом, когда он выгибался навстречу движениям, поддаваясь заданному Кромешником ритму — уже нет.         Он и так был почти на грани, и немного было нужно, чтобы довести его до неё, чтобы на несколько мгновений и страх, и смущение, и что-там-было-ещё потеряли всякое значение. Чтобы он сам потерялся, а потом пришёл в себя, ощущая заляпавшее живот семя.         Кромешник чуть отстранился, несмотря на то, что Джек продолжал стискивать его предплечья. Сейчас ледяной дух совсем не выглядел… холодным. Со сбившимся дыханием, искусанными губами, шальным, чуть безумным взглядом. Пожалуй, если бы не это, Повелитель Кошмаров смог бы быть более рассудительным. И не делать того, что слегка отдавало безумством.         Наклонившись, он провел языком по животу Джека, слизывая солоноватую жидкость. Мальчишка вздрогнул — скорее от неожиданности, чем от испуга.         — Что ты… ах… делаешь?..         — Тебе, кажется, нравилось, — он отвлёкся всего на пару секунд, чтобы сказать это, и снова коснулся холодной кожи.         Судя по тому, с каким трудом юный Хранитель совладал с голосом, «кажется» тут было лишним. Иначе слова не обрывались бы вздохами — почти стонами. Иначе он не сжимал бы так крепко руки Кромешника.         Впрочем, надолго это затянуться не могло. Хотя бы потому, что на второй раз вот-прямо-сейчас мальчишки бы явно не хватило. А Повелитель Кошмаров вполне отдавал себе отчёт в том, что ему нужно организовать себе хотя бы первый, и попытаться привлечь к этому Джека — идея настолько неудачная, что её стоит перечеркнуть раньше, чем она пришла в голову.         Кромешник собрал языком последние капли, вдобавок обтёр живот ледяного духа ладонью, — надо всё-таки завести в этом бардаке салфетки, или полотенце, или что ещё подобное, — и снова склонился над ним, опираясь на локти. Сложный вопрос: стоит ли, учитывая последние действия, его целовать? На этот вопрос ответил сам Джек: обхватил его руками за шею и, ничуть не сомневаясь, потянулся к губам. А через пару минут откинулся обратно на стол, кажется, вполне довольный. Только вот в глубине глаз тенью отражался страх, неистребимый и живучий — не из-за того, что Кромешник делает, а из-за того, что мог бы сделать. Учитывая… диспозицию.         — Хочешь спросить, боюсь ли я? — юный Хранитель поймал его взгляд. — Боюсь. Но, думаю, со временем это пройдёт…         Джек, если его оставить в покое, пожалуй, уснул бы прямо на столе, что тоже было не самой хорошей идеей. Хорошо хоть привести одежду в порядок он спохватился сам, и Кромешнику оставалось только поднять его на руки и перетащить на лежанку. И ещё принести забытый у стола посох, про который Джек вспомнил даже в полусонном состоянии. Что, впрочем, и правильно — надо же чем-то кошмаров отгонять, если полезут общаться?         Потом Кромешник растворился в тенях, и они ласкали его, успокаивая разгорячённое тело. А он шептал имя вечного ребёнка, спящего в обнимку со своим посохом (который Пасхальный Кролик, между прочим, непочтительно обзывает «клюкой»!).